Hidden twin

Чонгук шумно втягивает носом воздух из приоткрытого окна, стараясь в полной мере насладиться запахами прохладного и по-весеннему приятного утра. Ночью шел дождь, и мокрый асфальт вкупе с травой пахнет особенно волшебно. Чон подтягивается на носочках, стараясь приблизиться к источнику свежего уличного воздуха, что находится над его головой. Больница окутана тишиной. Парень не смотрел на часы, но знает, что сейчас около пяти утра. Чонгук не знает, отчего сегодня так рано поднялся: раньше ему было, куда спешить. То курсы английского и японского, то институт, то работа в кафе в паре километров от любимого учебного заведения, то собственная квартирка, охотно принимающая в свои теплые объятия после тяжелого дня. А теперь Чон в больнице, и время остановилось, но он все так же неизменно просыпается рано, стараясь успеть сделать что-то, хотя, по сути, делать пока что нечего. Чонгук, вдоволь надышавшись, отходит от окна. Голова чуть кружится от запахов. Еще с детства он слышит их ярче, чем остальные люди. Эта особенность часто мешалась, особенно, когда рядом проходила однокурсница, вылившая на себя, пожалуй, весь флакон приторно сладких препротивных духов, или когда парню случалось задержаться зачем-то около мусорки, и тогда аромат гнили тревожил чувствительное обоняние Чона, отчего голова кружилась, и он старался поскорее покинуть злополучное место. Были, правда, и плюсы, которые Чонгук с наслаждением отмечал, и которые ему, несомненно, очень нравились: он обожал, как пахнет утро, как пахнет эта солнечная свежесть, и даже если на небосводе нет яркого светила, Чонгук, кажется, чувствовал его запах, потому что солнце везде, в каждой капельке росы, в каждом листике на дереве, даже в чем-то более таинственном и сложном, таком, как поблескивающие глаза прохожих незнакомцев и окна домов. Солнце — оно везде, все пропитано им, и парень его видит, слышит и чувствует. Чонгук прошелся по палате. Ему довольно скоро разрешили вставать, и теперь он, гонимый скукой, ходил взад-вперед, измеряя шагами комнату. С гораздо большей охотой он бы занял себя чтением книг или изучением языков, своим любимым хобби, но у него нет никого, кто мог бы по доброте душевной привезти ему необходимых книжек или хотя бы просто перекинуться парой словечек и тем самым спасти парня от одиночества, и потому он просто пинал ногами спертый больничный воздух, то подходя к двери, то остановившись напротив зеркала, то тяжело вздохнув и проследовав к кровати. Тэхен не пришел на следующий день, а Чонгук и не ждал. Даже надеялся, что тот забудет про него и не явится. В сердце поселилась грустная радость оттого, что в дверь больше никто робко не стучался, а потом не пытался завязать разговор и о чем-то узнать, пусть и не во вред кому-либо. Чонгук просто знает, что им не надо общаться: быть может, при других обстоятельствах он бы стал дружить с парнем, ибо тот показался ему совершенно беззлобным и ярким, однако не позволят. И, пожалуй, не только обстоятельства. А Ким все же объявляется, только уже спустя день. Чонгук сидит на кровати в позе лотоса, облокотившись на жесткую спинку, и неизменно глядит в окно, когда раздается этот самый стук, который парень надеялся больше не услышать.  — Привет, — слышится Чону, и он поднимает глаза, улыбаясь какой-то вымученной улыбкой, поглядывая все еще недоверчиво и по инерции натягивая рукава розового свитера до самых кончиков пальцев. — Извини, я не пришел вчера, был сильно занят, но я вовсе не забыл о тебе. Вот, держи. Тэхен протягивает какой-то пакет, улыбаясь, и Чонгук приподнимает брови, вопросительно глядя на парня.  — Не волнуйся, тут просто фрукты, я подумал, что еда в больнице не очень, вот и купил тебе… Знаешь, и витамины, и вкусно, два в одном.  — Спасибо, — тихо произносит Чонгук и тянется руками к пакету, а в следующую минуту ставит его на тумбочку около кровати. — Но не нужно было.  — Мне вовсе не жалко и не сложно. Хочу, чтобы ты поправлялся поскорее, — Тэхен решил не вторгаться на «чужую территорию» и сел на стул в паре метров от кровати, после чего начал нервно постукивать кончиками пальцев по коленям. — Как ты?  — Все хорошо, спасибо, — Чонгук чувствует себя неловко. — Я иду на поправку. Царапины вот совсем не болят, даже пластырь уже не нужен, и с головой проблем нет.  — Я рад, — Тэхен опять улыбается, после чего повисает смущающая тишина.  — Ты… Хотел что-то еще? — Чонгук первым нарушает ее. Понимает, что вопрос звучит не особенно тактично, и Киму может показаться, будто бы его выгоняют, но уж лучше парень уйдет поскорее, чем будет потом неосознанно продолжать ввязываться в неприятности, в которые, по сути, уже ввязался, когда начал с Чонгуком общение.  — Ничего, просто поболтать. Ты, как никак, брат Минхека, и я не думаю, что мы должны быть чужими друг другу. Может мы…  — Нет, — Чонгук кусает губу от внезапно накатившего волнения и чувства вины за свои резкие ответы. — Не думаю, что нам стоит общаться.  — Почему? — лицо Тэхена выражает крайнее удивление. — Ты обижаешься? Или я еще что-то не так…  — Нет, ты не при чем здесь, я вовсе не обижаюсь.  — Тогда почему?  — Просто… Потому что.  — Я бы не хотел надоедать тебе своими расспросами, правда, и я готов уйти сейчас, если ты так хочешь, но ты можешь просто назвать причину? Чонгук молчит, долго. Смотрит из-под прикрывшей глаза челки внимательно, вглядывается, словно читает Тэхена, прямо как книгу, а после тихо и быстро произносит: «Нельзя».  — Нельзя?  — Нельзя.  — Но почему нельзя?  — Не могу я тебе сказать, не могу, — Чонгук уже не выдерживает, и его голос наконец прорезается. — Я правда очень благодарен за то, что ты вызвал скорую, отнесся ко мне с пониманием и принес фруктов, и в любой другой ситуации я бы с радостью с тобой поболтал, но…  — Но нельзя?  — Нельзя.  — Из-за Минхека? — Тэхен вдруг произносит более холодно, внимательно глядя парню в глаза, а тот пугается сразу же после одной короткой фразы и мотает головой.  — Нет, не из-за него.  — А мне кажется, дело в нем.  — Тэхен-хен, нет, ты ошибаешься. Пожалуйста, давай закроем эту тему. Я тебя вообще второй раз в жизни своей вижу, я тебя не знаю…  — Ладно, — Ким поднимается. Он выглядит крайне разочарованным. Чонгуку даже хочется попросить прощения, но он упрямо стискивает зубы и молчит, как вдруг осознание одной крайне важной вещи настигает его, и он задает Тэхену вопрос в тот момент, когда он уже открыл дверь и готов был выйти за пределы палаты.  — Прости, ты… Ты еще общаешься с ним? С Минхеком.  — А что?  — Ты не ответил…  — Сперва ты ответь.  — Ну, — Чонгук поджимает губы и уже немного жалеет о том, что спросил, но без этого нельзя было. — Ты мог бы… Не говорить ему о том, что знаешь меня, что мы виделись?  — Значит, дело все-таки в нем, — Ким подводит итог и кивает медленно головой, как бы соглашаясь сам с собой.  — Нет, послушай…  — Чонгук, он тебя обижает?  — Ч-что? — парень моргает удивленно, не сводя глаз с Кима. — Нет, нет, вовсе нет.  — Послушай, ты можешь все мне рассказать, я не скажу ничего ни Минхеку, ни кому-то еще, я обещаю…  — Нет, нет, пожалуйста, умоляю, не спрашивай у меня ничего, пожалуйста, оставь меня, не надо, — и тут Тэхен, прежде думавший, что его не удивит уже ничто в поведении этого парня, удивляется так сильно, как только возможно, потому что Чонгук начинает плакать и продолжает просить его прекратить распросы.  — Оу, я… Прости, я не хотел этого… Не плачь, пожалуйста, не нужно, — Ким сперва стоит с минуту в оцепенении, а после подходит ближе к Чону, который уже вскочил с кровати, и снова опускает парня на нее, садясь рядом и держа того за плечи, приобнимая. — Извини, правда, я не хотел. Не плачь, пожалуйста. Что мне сделать для тебя? Чонгук всхлипывает и в коротких перерывах между этим просит:  — У меня и у тебя будут проблемы, я этого очень не хочу. Ты хороший парень, правда, но я не хочу, чтобы кому-то из нас было больно.  — Чонгук, мне будет очень больно на душе, если ты не расскажешь мне, что происходит. Пожалуйста, поверь мне, я не друг твоего брата, я не стану ничего говорить ему, если ты этого не захочешь, я очень сильно хочу помочь тебе и узнать, что случилось. Я не буду делать тебе больно или плохо, я тебе обещаю. Веришь? Чонгук сперва молчит, и наступившую тишину лишь иногда нарушает тихое шмыганье носа после плача, а потом медленно кивает и вытирает кулаком мокрые глаза, отчего пушистые ресницы слипаются, а лицо краснеет.  — Только, пожалуйста, не рассказывай никому, а еще пообещай, что после оставишь меня.  — Хорошо, — Тэхен сам вытирает парню слезы, а одну руку держит за спиной и скрещивает пальцы, подобно маленькому ребенку.  — Просто понимаешь, мой брат не любит, когда я общаюсь с ним или с кем-то из его окружения. Он сказал, чтобы я держался подальше от всех, с кем он общается, иначе и им, и мне будет плохо. Он пообещал, что не станет никого обижать, пока я не связываюсь с ним. Он… Он сказал, что я просто не должен показываться никому на глаза, и тогда все будет в порядке. Никто не должен знать, что я есть у брата. А ты… Ты знаешь, и… Мы не можем.., — Чонгук снова готовится расплакаться, но Тэхен обнимает его крепче.  — Чонгук, — тихий и успокаивающий шепот на самое ухо. — Послушай, ты ведь понимаешь, что это неправильно. Я тебе клянусь, я ничего не скажу Минхеку, но ведь так нельзя. Он тебя запугивает. Вы поссорились с ним? Что-то случилось, серьезное, да? Почему он запрещает тебе общаться?  — Я не могу сказать, — парень мотает головой, все еще утыкаясь лбом в тэхеново плечо. — Не могу, пойми.  — Я же сказал, что я просто хочу помочь. Чонгук, твой брат поступает плохо. Ты не должен жить в страхе перед ним, и ты должен быть вольным общаться с тем, с кем тебе только угодно, — Тэхен аккуратно поправляет парню взъерошенные волосы, заправляя особенно непослушные пряди за ушко, и гладит по спине, призывая успокоиться.  — Я не могу… Ты не знаешь Минхека, он не любит, когда не делают так, как он хочет. Он может сделать тебе больно.  — Я год встречался с ним, Гукки, поверь, я тоже успел неплохо узнать его. Я понимаю, о чем ты говоришь, но, послушай, его слова не повод отстраняться от остального мира и прерывать контакты с теми, кто очень хочет быть твоим другом. Скажи, он делал тебе больно? Обижал? Чонгук не отвечает. Только тяжело дышит, спрятав лицо и устроившись чуть удобнее на груди у Тэхена. Последний гладит по голове, с легким испугом глядя на подрагивающее от недавних рыданий тело.  — Я тебе обещаю, он больше не будет обижать тебя. Хочешь, я стану защищать тебя? Погоди, постой говорить мне «нет», я же знаю, ты хочешь, но… Давай станем друзьями, Чонгук-и, пожалуйста. Я очень хочу общаться с тобой и помочь тебе. Минхек тебя не тронет.  — Ты не знаешь, о чем говоришь.  — Зато я знаю, что ты очень хороший парень, и я бы хотел быть твоим другом. Скажи, ты позволишь мне?  — А Минхек?  — Пусть он только попробует что-нибудь сделать тебе или мне. Поверь, я тут же разберусь с ним.  — Он очень сильный, и друзья у него такие же.  — Зато они все злые и глупые, — Тэхен улыбается, вызывая своими словами и жестами на лице Чонгука робкую улыбку. — А ты добрый и хороший. Позволь мне общаться с тобой.  — Хорошо, — Чон судорожно выдыхает, окончательно успокаиваясь.  — Я очень рад. Ким солнечно улыбается, а Чонгук подмечает, что улыбка у него совершенно необычная и забавно прямоугольная. Он улыбается в ответ, робко, как умеет, но Тэхен отмечает, что в почти черных милых глазах прячется что-то необъятное, и оно, пожалуй, даже больше и ярче, чем обожаемое Чоном солнце.