Hidden twin

Негромкий стук в дверь, и Чонгук сперва сильно пугается, но потом вспоминает, что Тэхен должен был прийти, и потому уже с отпустившим испугом плетется к двери, всем своим видом выражая вселенскую усталость.  — Проходи, — Чонгук неопределенно кивнул головой куда-то в сторону коридора, ведущего на кухню, и Тэхен, только кивнув в ответ, снял обувь, усмехнувшись про себя от вида собственных носков с узором в виде желтых бананов, и пошел на кухню, а хозяин квартиры, закрыв дверь, отправился за ним следом.  — У меня немного грязно, извини, посуду не успел помыть, — Чонгук виновато смотрит в сторону раковины с парой тарелок и ложек в ней.  — Ничего страшного, у меня порой дома бардак раз в десять похлеще этого, — Тэхен дружелюбно улыбается, а потом ставит пакет с лекарствами на стол. — Вот, мне аптекарь посоветовала купить, я-то не сильно в этом разбираюсь… Но говорит, все очень действенное и хорошее.  — Спасибо.  — Садись.  — А? — Чонгук удивленно взглянул на Тэхена, решив что, не расслышал.  — Садись. Я рану обработаю.  — Да… Не нужно, Тэ-хён.  — Давай, давай. Так будет лучше, ты же не хочешь заразу подцепить? А у тебя вон глаза слипаются, еще намажешь себе нос вместо щеки. Чонгук нарочито обиженно хмыкнул, но на стул рядом с Тэхеном все же уселся, в очередной раз не сдержав зевок, и прикрыл глаза, когда тэхеновы руки оказались после недолгого копания в громко шуршащем пакете в опасной близости от его лица и стали медленными, аккуратными движениями наносить какую-то странную белую жидкость на его лицо, но, впрочем, приятно прохладную и сводящую и без того несильную боль на окончательное и твердое нет.  — Это тот мужчина сделал? — поинтересовался Тэхен, касаясь чонгукового лица своими пальцами, измазанными в лекарстве.  — Нет, я просто стал вырываться и отлетел в стену, а там были почтовые ящики с острыми уголками, вот и получилось так.  — Чонгук, ты представляешь, что могло бы случиться, не вырвись ты от этого негодяя?  — Представляю… Но вырвался ведь.  — Пообещай, что не будешь больше туда ходить и, если уж так сильно хочешь, найдешь себе другую, более безопасную работу.  — Это обещать несложно. Я так испугался, что вряд ли когда-либо еще решусь подрабатывать грузчиком, разве что сам стану таким мужичком с прокуренным голосом, растущим пивным животиком и вечно пахнущим водкой.  — Что за глупости опять болтаешь, — скорее наигранно, чем впрямь сердито проговаривает Тэхен, заканчивая с обработкой раны, но при всем неумении на Чонгука злиться, позволяет ноткам негодования проскользнуть в его голосе, дабы убедить парня в серьезности ситуации. — Я закончил. Смотри, даже пластырь красивый взял, розовый. Тебе же нравится розовый, верно?  — Ну, — Чонгук мгновенно засмущался, услышав подобное предположение. — Нравится, только не вздумай смеяться.  — Почему я должен смеяться?  — Розовый же для девочек, да и вообще глупый цвет…  — А по моему, очень даже мило, — Тэхен снова одаривает своей притягательной улыбкой, чем снова отчего-то смущает, и Чонгук спешит начать разглядывать свои невероятно интересные пальцы рук, лежащих на собственных коленях. — Ты кушал что-нибудь? Наверное, очень устал, давай быстренько что-нибудь приготовлю…  — Нет, Тэхен, не надо! — внезапно более резко, чем могло бы быть, выкрикивает Чонгук, надеясь остановить парня, который вот-вот откроет холодильник, как всегда не ожидая разрешения, но успеть не получается.  — Чонгук-и… Эм… Серьезно? Чонгук чувствует, что сейчас сгорит от стыда, если его до этого момента не сожжет испепеляющий взгляд Тэхена, распахнувшего серебристую дверцу и увидевшего абсолютно пустые полки.  — Я просто.., — отговорку желательно придумать поскорее, но на ум ничего не приходит, а россказни а-ля не успел купить покушать с Тэхеном не пройдут, и Чонгук замолкает, так и не закончив свою фразу.  — Чонгук, — Ким резко меняет тон своего голоса на настолько милый, нежный и обходительный, насколько это вообще возможно, и присаживается перед Чоном на корточки, заглядывая ему в глаза, которые до этого не были видны из-за опущенной головы, а еще аккуратно и так же нежно берет его за руки, пытаясь вызвать доверие. — Скажи, пожалуйста, ты хорошо кушаешь? Что ты сегодня ел? А Чонгуку хочется плакать, он чувствует такой невероятный, всепоглощающий стыд. Он ощущает себя самым бедным и ничтожным человеком на планете, у которого даже кусочка самого дешевого хлеба за семьсот вон в холодильнике нет, не говоря уж о прочих изысках, а еще горячую воду отключили, и приходится греть ее в единственной кастрюле да плохоньком чайнике. У него из одежды только два подаренных Чимином розовых свитера, один свой, купленный на распродаже, и одна пара джинсов, которой уже четыре года, а из обуви только изношенные в хлам кроссовки. Он выходит из дома в шесть утра, хотя пары в девять, а все потому, что хочется сэкономить деньги, отложенные, вообще-то на проезд, и на «прогулку» до университета уходит часа два, если не больше, а иногда еще и нужно в магазин, если деньги, конечно, есть, заскочить. И от всего этого, уже так долго грызущего душу, настолько плохо и стыдно, что сидеть сейчас перед Тэхеном, у которого уже и машина своя, и одежда красивая имеются, просто невероятно мучительно, до самых крайних крайностей. Он наверняка считает его полнейшим неудачником и неумехой, ни на что не способным глупым мальчиком, который пытается хоть как-то свести концы с концами, и от осознания этого Чонгук вот-вот разрыдается. Не хочется, чтобы Ким еще и видел, как он плачет и распускает нюни, и парень изо всех сил сдерживает слезы, но они, чертовы предатели, капают и капают на джинсы, попадают даже на сцепленные руки парней, а Чонгук пытается сильнее стиснуть зубы, чтобы прекратить это дешевое шоу, но ничего не получается, и он испытывает еще больше боли, чем могло бы быть.  — Чонгук, ты что, плачешь? Чонгук-и… Тэхен сам удивлен такому исходу. Он мгновенно понимает, что затронул очень больную тему, и теперь отчаянно желает исправиться.  — Только не надо меня жалеть, ладно? Я этой притворной жалостью по горло сыт, не хочу больше, спасибо! — Чонгука как подменили, и он, рыдая, вспыхивает как спичка, выплескивая все накопившиеся чувства. — Да, у меня нечего есть, я утром только одним яйцом позавтракал да чай выпил, и вряд ли я вообще еще смогу позволить себе что-то большее в ближайшие пять дней как минимум. Я голоден и чертовски устал, и так проходит каждый мой чертов вечер, и я наконец жду, когда вся эта их череда, до душащего ужаса одинаковая, прервется наконец, но ничего не происходит! Я не живу тут, а существую, слышишь, и нет у меня ни времени на погулять или даже сорока минут на простое и «безобидное» встретиться, потому что каждая минута может стоить мне денег, а каждая потерянная вона — жизни! Так что извини, пустой у меня холодильник, и сходить с тобой в кафе поболтать о жизни я тоже не могу, а еще я не хочу, чтобы ты тоже одаривал меня своим презрением и жалостью, поэтому будь добр уйти, пожалуйста, я верну тебе деньги за лекарства сразу, как только… Как только… И эта длинная тирада резко прервалась, потому что Тэхен внезапно поднялся с колен, подался вперед и обнял, крепко прижимая к себе и обхватывая хрупкое тело обеими руками, касаясь одной из них взъерошенных волос и поглаживая по голове, отчасти пользуясь чонгуковым замешательством, но ведь тот даже спустя несколько мгновений не сопротивляется, и поэтому Ким принимает это за разрешение позволить себе подобный жест.  — Мне не хочется тебя презирать, жалеть или ненавидеть, знаешь, чего мне действительно хочется? — говорит почти шепотом Тэхеном, не отпуская парня. — Мне сейчас очень хочется назвать тебя котенком, прямо как моя мама в детстве, крепко-крепко обнять и пообещать, что все будет хорошо, а потом выполнить свое обещание и помочь тебе, и не потому, что мне от тебя что-то нужно или я тебя просто жалею, это… Это совершенно искреннее чувство, понимаешь? Оно просто от сердца, и я не могу задушить его в себе, я тебя когда вижу таким, оно само еще сильнее во мне разгорается, понимаешь? Чонгук опять всхлипывает и уже почти не думает о том, что плакса, а только слушает удивленно.  — Ты мне не веришь, потому что обижали, но я все сделаю, чтобы ты мне поверил, обещаю, честно-пречестно. Если спросишь, почему мне так хочется, то я тебе не отвечу, я не знаю сам, просто хочется и все, очень сильно хочется, а я такой избалованный, знаешь, если хочу чего-то, то оно мне надо и все тут. Сейчас мне тебя надо, живого и улыбающегося, жизнерадостного, а не мучающегося, понимаешь? Тэхен вздыхает, чуть отстраняясь, и заглядывает в черные блестящие глаза напротив, а потом невольно улыбается, заметив милые покрасневшие щечки. Чонгук мало кушает, но его лицо все же замечательно округлое, вовсе не пухлое, и даже будто бы почти болезненно худое, но когда он плачет, и кожа красная от слез, немного опухшая, тогда его щечки становятся немножко большее и милее, и от этого нельзя не улыбаться.  — Давай ты сейчас пойдешь в душ и ляжешь спать, завтра воскресенье, у тебя ведь нет пар и работы, верно? Отдохнешь как следует, ты очень устал сегодня, перенапрягаться нельзя. Я не буду тебе мешать, просто убежусь, что с тобой все в порядке, и потом уйду, договорились? Чонгук борется с противоречивыми чувствами внутри: одно его я кричит о том, что Тэхену все еще нельзя верить, и он просто подлизывается, но другое, кажется, все же немножко громче и убедительнее, поэтому парень очень тихо шепчет: «Извини за это», шмыгает носом, кивает едва заметно и стремительно исчезает за дверью ванной. Ким улыбается и принимается убирать лекарства на найденную в каком-то из кухонных шкафчиков свободную полку, а после того, как заканчивает, садится на стул, дожидаться Чонгука. Долго ждать не приходится, парень почти бесшумно выскальзывает из ванной уже спустя минут двенадцать и исчезает в другой комнате, должно быть, спальне, однако после появляется, с мокрой головой и в потрепанной и растянутой белой футболке, а еще, кажется, в ней одной. Парень, пожалуй, уже привык ходить так по дому, а еще слишком сонный, чтобы сообразить, что неплохо бы натянуть на ноги еще и какие-нибудь шорты, но Тэхен не стал никого смущать и озадачивать, а футболка, к счастью, вполне прикрывала все интересные места.  — Не волнуйся, отправляйся спать сейчас, все в порядке, — Ким приобнимает парня за плечи и провожает в спальню, где Чонгук тут же забирается под одеяло почти что с головой, но засыпать не спешит и посматривает блестящими в темноте глазами на Тэхена, стоящего в дверном проеме. — Спокойной ночи. Не переживай, я закрою дверь, когда буду уходить, только…  — Ключи можно под ковриком оставить, — подает тихий голос Чонгук, и сейчас он куда более ровный и спокойный, чем получасом ранее.  — Хорошо. Спокойной ночи, еще раз, — Тэхен опять улыбается, и Чонгук замечает это опять, ему нравится эта улыбка, но она же и совершенно непонятна, но это лишь потому, что такие, как Чон, обычно не улыбаются.  — Спокойной ночи, — Чонгук тоже решает ответить хоть какой-то да взаимностью перед тем, как дверь его комнаты закроется и Тэхен исчезнет. Парень решает заснуть уже после того, как хлопнет входная дверь, но он слишком быстро засыпает, до безумия уставший и изморенный.