Hidden twin

Тэхен разворачивается, снова встречаясь взглядом с чонгуковым, и недоверчиво-удивленно смотрит, но все еще тепло-тепло, так, как никто другой не умеет, с затаенной в глубине души надеждой.  — Правда?  — Вечно ты вопросы такие задаешь, — а Чонгук так не может, он в подобных ситуациях никогда не бывал, никого не любил еще по-настоящему, не целовался, да и даже не обнимался почти никогда, а теперь его снова вынуждают произнести это неловкое, немножко сбивчивое и изломанное по началу, но все же искреннее признание. — Правда… Сказал ведь уже. Тэхен меняется за мгновенье, улыбается настолько широко и ярко, что, кажется, солнце на эту минуточку, пока он сияет, меркнет, и электричество отключается, потому что все сосредотачивается в одном-единственном человеке, который сейчас же бросается обниматься, прижимает максимально близко и сильно, будто бы больше никуда не отпустит, впрочем, он и не отпустит. Ни за что на свете.  — Я так рад, что это взаимно, — Ким все еще улыбается. Валит Чонгука на кровать, обнимает, говорит, что теперь готов вечность валяться с ним в постели, лишь бы только не отлипать друг от друга, и даже и не ждет от парня таких же слов, потому что уже одного робкого, но такого замечательно нежного и настоящего его поцелуя в щеку хватает, потому что одно это уже все выражает, если даже не кричит; а ведь Чонгук только так поначалу и общается, жестами, действиями, а для красивых слов парню надо сперва к Тэхену попривыкнуть и точно-точно в нем убедиться, хоть он сейчас, можно сказать, и не сомневается. Просто так много всего плохого раньше терзало, и начать доверять людям снова, да еще и так быстро, совсем нелегко, но Ким его в ответ в щеку целует, даже не претендуя еще на губы, пухлые и, должно быть, мягкие, безумно вкусные, потому что подождет, столько, сколько требуется, а еще всегда будет рядом и всему-всему научит, а в особенности верить и жить. В сладких объятиях, лежа в постели, нежиться можно бесконечно долго, но Чонгук в один момент понимает, что дела еще пока никуда не исчезали и даже не думают сделать это, а потому надо бы уделить еще и им немножко своего внимания. Он выползает из кровати, объясняя сопротивляющемуся Тэхену, даже и не думающему последовать за ним, что у него еще куча страниц непрочитанных и материала невыученного, а вообще-то надо бы еще и работу найти. Ким все же отпускает, а потом все-таки и сам поднимается, понимая, что валяться целый день в чонгуковой кровати в чонгуковой старой одежде — верх эгоистичного себялюбия и даже немножечко нахальства. Тэхен переодевается опять, осторожно застилая постель и складывая бывшую пижаму в стопочку на стол, чтобы Чонгук потом убрал туда, куда ему нужно. Умывается, чистит зубы тщательно и выскальзывает с легкой улыбкой на лице из ванной. Чонгук думал, что Ким еще будет отдыхать немного, и потому ретировался на кухню с тетрадкой, чтобы там, с кружкой ароматного кофе в руках, предаться изучению лекционного материала. Однако спустя минут пятнадцать учебы на кухне появляется еще и Тэхен, садится на стул напротив и смотрит так выжидающе, словно нуждается в чем-то. Чонгук заканчивает зубрить абзац практически сразу же и поднимает взгляд, приподнимая немножко одну бровь в немом вопросе.  — Думал, нечестно будет, что ты тут мучаешься, а я в кроватке валяюсь. Ты не против, если я тут посижу? Может, что-нибудь сделать? По дому?  — Нет, спасибо, и сиди, конечно, хотя мог бы и поспать еще немножко, ничего страшного.  — Выспался, — Тэхен, будто бы вопреки своим словам зевает, а потом еще и потягивается, после чего бросает на опять уткнувшегося в тетрадку Чонгука осторожный взгляд и начинает. — Чонгук-а, а помнишь, ты говорил, что тебе работа нужна?  — Ага, — Чон опять отрывается от учебы, решая, что вопрос с работой пока все еще стоит у него на первом месте.  — Я тут вспомнил… У меня на примете вакансия одна есть.  — Правда? Какая? — Чонгук заметно воодушевился и стал внимательно слушать.  — Ну, в моем ресторане…  — Тэхен, — и Чонгук опять смотрит сердито. — Не деньгами, так работой. Не буду я у тебя на шее сидеть.  — Но у меня правда вакансий свободных много сейчас, что мешает взять тебя? — пожимает плечами Тэхен, сразу говоря, что и в мыслях у него ничего плохого не было. — Так ведь не только я тебе помогу, но и ты мне, — а потом Ким улыбается и многозначительно добавляет. — Да и потом, думаю, с таким начальством тебе работать будет только в одно удовольствие.  — Хен, — Чонгук краснеет опять, но от предложения сразу не отказывается, все же задумываясь. — Ну… Я вообще сейчас тоже в одном кафе поваром работаю…  — Поваром? — Тэхен удивляется невероятно. — Боже, Чонгук, пожалуйста, прими мое предложение, Пак Чонин с кухни только недавно уволился, я как раз искал, кем можно его заменить… Я не думал, что ты умеешь хорошо готовить.  — Ну, хорошо или плохо, это еще пока неизвестно, — Чонгук все еще размышляет, но определенно точно он все же склоняется к тому, чтобы согласиться. — Но вообще, думаю, наверное, было бы неплохо.  — Согласен? Чонгук хихикает невольно, глядя в глаза, смотрящие на него с такой невероятной и просто неописуемой мольбой, а потом кивает, улыбаясь.  — Согласен. И на самом деле самооценка даже немножко поднимается, как и ощущение собственной значимости. Чонгук уже как-то попривык себя считать самым обычным, легко заменимым, невзрачным, ненужным, пустым, а тут он оказывается способным Тэхену помочь, и он его даже об этом действительно просит… Настроение и впрямь повышается, и Чон откладывает тетрадь в сторону.  — Спасибо, солнышко! — Тэхен горячо благодарит, а еще чувствует себя счастливым, потому что подарить Чонгуку немножко веры в себя и свою незаменимость получилось; по сути, найти повара на место Чонина вовсе не проблема, и Ким уже даже думал, что подыскал подходящую кандидатуру, но тут-то Чонгук, который теперь улыбается и выглядит куда лучше и бодрее, чем было, да и притом, мысль о том, что он теперь будет практически каждый день почти совсем рядом с ним, на одной кухне в одном ресторане, будоражит сознание.  — Я так подумал… Я боялся, что работу придется долго искать, поэтому сразу за уроки и сел, а тут все так быстро получилось, и у меня даже время свободное есть, — Чонгуку как-то неловко говорить прямым текстом о том, что у них с Тэхеном есть пара часов свободных, вообще-то, и потому он только намекает, но Ким на радость понятливый.  — Чем займемся?  — Ну… На самом деле, Чонгук не знает, чем. Он не знает, чем вообще занимаются влюбленные пары. А, кстати, пара ли они вообще? Тэхен ведь встречаться не предлагал, но его поведение такое, словно бы они уже в этом статусе… Чонгук терзается, но недолго, что ждущий ответа Ким не заметил.  — Хочешь погулять немного?  — Погулять… Да, с радостью, — Чонгук улыбается, кивая радостно, потому что решение приходит от Тэхена, и парень им очень даже доволен. — Погода такая хорошая сегодня.  — Ага. Одевайся, я тебя подожду, — и Чонгук быстренько исчезает за дверью комнаты, а появляется тоже быстро, почти мгновенно; на нем забавный свитер, не розовый, но нежно-сиреневый, красивый такой, Тэхену безумно нравится, и он целует в макушку, не удержавшись, а после берет за руку, выходя из квартиры и закрывая вместе с Чонгуком дверь, а потом, вместе (вместе!) с ним же отправляется в парк, обещает купить мороженое, потому что теперь официально можно и нужно баловать, и Чонгуку официально не следует противиться. Чон на это утверждение смеется, но кивает, решив, что рожок мороженого в качестве подарка — пожалуй, именно то, чем можно не только не обидеть, но еще и сильно порадовать. И все вертится теперь так беззаботно. Вообще-то, Чонгуку кажется, что слишком быстро все получилось, еще вчера он Тэхена к себе не подпускал почти что, но сейчас уже за руку его держит, в глаза смотрит и млеет, в лужицу растекается, розовыми бликами на солнышке переливаясь, однако Ким ведь и не против, потому что сам хочет, и Чонгука тянет, влечет безумно, сильно. Будто бы ураган ворвался в жизнь, перемешал все, перепутал, но Чону уж лучше в такой чудесной путанице, когда рядом Тэхен и во рту привкус сладкого ванильного мороженого с шоколадной крошкой, а на душе наконец-то легкость. А потом Чонгуку внезапно кто-то звонит, он удивляется, не сообразив, кто бы это мог быть, кивает Тэхену, прося подождать его немножко, и отходит на расстояние пары метров. Отвечает на звонок, не глядя на дисплей, все еще улыбается, а потом улыбка резко застывает на его лице, превращаясь в дикую, преисполненную ужаса и дикого, животного страха.  — Чонгук, мой милый братец, ты стал настолько смелым и уже совсем ничего не боишься?  — М-м-минхек… Что…  — Ну-ка обернись. И Чонгук, леденея от ужаса, поворачивается, смотрит вперед, в центр парка, прямо на Минхека, который у ларька со сладкой ватой, и не может ни вымолвить хотя бы слово, ни отвести взгляд. Чонгук про брата совсем забыл, забыл, что он существует, и что он…  — Ты совсем обезумел, Чонгук? С кем это ты гуляешь? Уж не Тэхен ли это? Неужели тебе теперь совсем не страшно? Думал, я не увижу, не узнаю, не услежу?  — Минхек, ты просто… Ты не так понял, я… Чонгук не знает, что говорить, слова застряли в горле, лицо смертельно побледнело, и руки затряслись.  — Даже не думай, что я оставлю безнаказанным этот твой проступок, будь уверен. Я ведь говорил тебе, что надо слушаться братика.  — Минхек, подожди… Я… Звонок завершился, а Чонгук так и завис с трубкой у уха, перепуганный насмерть. Он никогда правил брата не нарушал, и все равно иногда получал, для профилактики, а тут нарушил, и теперь боится, потому что тут не просто проступок, а Тэхен. Тэхен, его бывший парень! И Чонгук с ужасом вспоминает все, что связывало его со своим близнецом, и трясется от ужаса, не знает, что делать. Переводит взгляд на то место, где Минхек стоял, но его там уже нет. Ни следа, а Чонгуку кажется, что от него там осталась тень, темная, страшная, злая, и она надвигается, подкрадывается сзади, нападает, кидается, рвет на части…  — Чонгук! — голос Тэхена раздается там, откуда, казалось, должен был напасть этот призрак: из-за спины, и оттого Чонгук вскрикивает, жалобно и умоляюще, будто бы прося не убивать, и это от прозорливого Кима не укрывается, он видит даже больше, видит страх в глубине темных глаз, обуявший ужас, видит бледность кожи и трясущиеся руки. — Чонгук? Ты чего? Что случилось? Ким пугается мгновенно, забывая о всем своем хорошем настроении.  — Котенок, кто тебе позвонил?  — Домой, — хрипит Чонгук. — Домой, пожалуйста… Домой. Он мотает головой, будто бы ничего совсем перед собой не видя, озирается по сторонам, вдруг чувствует жуткое давление на себя, а еще он начинает задыхаться. Панические атаки еще с детства вторглись в его жизнь, но не так давно они затихли, почти не показываясь, а тут вдруг снова этот ужасный приступ. Чонгук открывает и закрывает рот, как рыба, слышит слова Тэхена будто бы через толщу воды, не понимает их значения, не понимает, кому они адресованы. Он просто прищуривается, пытаясь сфокусироваться на тэхеновом лице, трясется и не может вдохнуть нормально. А Ким в это время с округленными от страха и волнения глазами пытается достучаться до парня, трясет его за плечи, говорит что-то, много-много раз повторяет: «Чонгук, Чонгук, Чонгук…», но потом берет себя в руки и меняет тактику, подводя Чона к скамейке, усаживая на нее и обнимая, шепча: «Ну все, успокойся, что ты, котенок, все нормально…». Тэхен просто вспоминает, что его сестра тоже страдала от подобного, от панических атак, и потому решает, что лучше всего действовать так, как действовала в свое время его мама, помогая сестре. Тэхен целует, обнимает, гладит по голове, а еще незаметно берет из руки Чонгука телефон. Сперва лишь с желанием просто отложить в сторону, но потом с намерением посмотреть, кто звонил, и он смотрит, а потом с мрачным выражением лица понимает, что его догадки, зародившиеся еще в больнице, верны. Во всем виноват Минхек, он чего-то хочет от Чонгука, но вместе с этим желанием требует от него нечто большее, чем желаемое: и Тэхен почему-то на все сто процентов уверен, что Минхеку нужна еще чонгукова нормальная, спокойная, счастливая жизнь.