Hidden twin

Ночью Тэхен проснулся от того, что Чонгук плакал и кричал. Сквозь сладкую, одурманивающую пелену какого-то неясного, размытого сновидения парень услышал молящий о помощи голос и вскочил, подпрыгнув на своей импровизированной кровати, а потом перевел взгляд на лежащего рядом парня. Он спал и кричал. У Кима защемило сердце. Его мальчику теперь снятся страшные кошмары.  — Чонгук, — Ким осторожно, но настойчиво пытается разбудить парня, который во сне, кажется, сражается с кем-то, очевидно, с кем-то из своих насильников: он плачет и просит чего-то не делать, умоляет остановиться, а еще зовет Тэхена. — Чонгук-и, солнышко, проснись. Чонгук… Парень вздрагивает и открывает глаза, видя перед собой испуганное лицо Тэхена и глядя на него своими глазами, мутными, таящими в себе ужас и страх. По его лицу скатываются капельки пота, низ живота неприятно тянет, потому что он ворочался, когда во сне пытался остановить брата, а руки дрожат. Он судорожно сглатывает, пытаясь осознать, что лежит в своей палате, рядом с Тэхеном, который все еще держит его за руку и что-то говорит, но слова его сперва доносятся как сквозь толщу воды, еле слышные и размытые.  — …ты слышишь меня, Чонгук? — Ким уже порывается выйти из палаты и позвать доктора, но взгляд парня вдруг проясняется, и он цепляется второй рукой за парня, останавливая.  — Нет, не уходи, — тихий шепот ласкает слух; Тэхен понимает, что совсем не время и не место думать об этом, но у Чонгука потрясающий голос и шепот в частности. — Пожалуйста, не оставляй меня. Я уже в порядке, правда, только не уходи, мне страшно.  — Хорошо, котенок, конечно, я никуда не уйду, не бойся, мой маленький, — Тэхен кивает и тут же забирается обратно на каталку, но Чонгук вдруг двигается и просит лечь рядом. — Гук-и, кровать очень тесная для нас двоих, а у меня еще и одежда уличная, грязная. Вдруг тебе станет больно? Я лягу на каталке, но я очень близко к тебе, смотри, я совсем близко к твоему лицу, солнышко.  — Тэ… Я не хочу лежать один, мне страшно, пожалуйста, ляг со мной, — и в голосе такой неподдельный ужас, что Киму волей-неволей приходится лечь рядом. На деле он, конечно, невероятно сильно этого хочет, но он очень боится потревожить парня, доставить одним неловким, неосторожным движением боль. Парень скидывает рубашку, оставаясь в одной футболке, и снимает обувь, не желая пачкать постельное белье. Он осторожно забирается, ложась рядом, прижимаясь к самому краю кровати, давая Чонгуку как можно больше места.  — Я не могу повернуться к тебе, мне больно, если я лежу не на спине, но ты можешь…  — Конечно, мой маленький, — Тэхену совсем не трудно вытянуть руку и аккуратно обнять Чонгука, приподнимая голову и дотягиваясь до его щеки, нежно сцеловывая маленькие слезинки. — Не плачь только больше, котенок, и ничего бойся. Я теперь ни на секундочку тебя одного не оставлю, привяжу к себе крепко-крепко и никуда не отпущу. Но нас теперь никто не тронет — Минхека со дня на день посадят в тюрьму. Он больше никогда не потревожит нас с тобой, мой любимый мальчик. Чонгук не может действиями показать, как сильно он благодарен сейчас, и как сильно любит, потому что практически неподвижен, но он обеими руками обхватывает тэхенову руку, прижимая ее к своей груди, и успокаивается. Так спокойнее. Так кажется безопасным. Он снова засыпает. У Тэхена заснуть больше не получается.

***

Утром врачи находят Кима лежащим в чонгуковой кровати и, конечно, устраивают нехилую взбучку, но Чонгук прерывает пламенную речь своего доктора и сам терпеливо и понятно объясняет, что иначе просто не может уснуть. Маленький мужчина с какой-то папкой в руках качает головой, неодобрительно цокая, и куда-то исчезает, оставляя парней недоумевать в одиночестве, но после их ждет неожиданный сюрприз: в палату присылают новую кровать, немножко больше, чем старая, и в этот момент и Тэхен, и Чонгук благодарят великодушное правительство за то, что южнокорейские больницы такие замечательные.  — Вы же не собираетесь здесь дневать и ночевать? — интересуется между делом врач, когда Чонгуку помогают перебраться со старой кровати на новую, поворачиваясь к Тэхену. Тот смотрит на Чона и, преисполненный уверенности, отвечает:  — Вообще-то, до самого его выздоровления собираюсь.  — И вы понимаете, что больница не будет вас кормить? И понимаете, что вам нужны вещи? Нельзя же сидеть здесь как минимум неделю в одной и той же одежде, не имея под рукой белья и средств личной гигиены? Если уж вы собираетесь тут сидеть, то вам нужно будет привезти все это. Мы не можем всем этим вас обеспечивать. И доктор вышел. Ким не претендовал на предоставление ему всех жизненных благ. Он был крайне рад хотя бы тому, что у Чонгука теперь большая кровать, и он сможет больше времени проводить, прижимаясь совсем близко к своему мальчику и успокаивая его, выселяя из сердца страх и ужас.  — Котенок, я уеду совсем ненадолго, хорошо? Мне.., — на этих словах Тэхен заметно мрачнеет. — Мне некого попросить привезти мне вещи, а без них я тут оставаться не могу, сам понимаешь.  — Хорошо, — Чонгук храбрится, но голос дрожит: на самом деле он просто катастрофически сильно боится остаться без Тэхена хотя бы на одну секунду.  — Я знаю, тебе страшно, солнышко, но ты не бойся, тут много врачей и других пациентов: к тебе не пустят никого, кроме меня или полицейских. Ты тут под защитой. Никто тебя не обидит, — Тэхен наклоняется, целуя Чонгука в губы, а потом быстренько собирается и говорит. — Я совсем скоро к тебе приеду.  — Тэхен, — Чонгук вдруг вспоминает, что хотел еще кое о чем попросить, и окликает парня, пока тот не ушел.  — Да, котенок?  — Я хотел тебя попросить… Раз уж ты все равно идешь на улицу, ты не мог бы, пожалуйста… Позвонить той женщине, у которой я снимаю квартиру, и узнать, когда можно будет отдать ей деньги? Я хотел передать за два месяца, за этот и следующий, как мы и говорили, ну, чтобы она нашла жильца и ничего не теряла.  — Я все устрою, — обещает Тэхен. — Скажешь номер? Чонгук диктует, снова по памяти, потому что его телефон, должно быть, остался где-то на том складе, о чем он с содроганием вспоминает, однако не показывая и вида.  — Записал, — кивает Тэхен, куда-то тыкая и копаясь в телефонном списке контактов. — Я пойду, а ты будь сильным мальчиком и ничего не бойся. Я быстро вернусь, ты даже и не заметишь. Чонгук опять кивает, а потом переводит взгляд на настенные часы, когда за Тэхеном закрывается дверь. Он-то с самого начала знал, что будет следить за назойливыми стрелками и считать секунды до возвращения парня. Тэхен же, как только покидает больницу, со скоростью света успевает устроить все свои дела: он делает даже больше, чем запланировал и сказал Чонгуку. Забрал свои вещи, отдал деньги владелице съемной квартиры, отдав не в два, а в четыре раза, потому что там теперь бардак, но у него совсем нет времени им заниматься; а еще съездил на работу и составил договор — Чонгуку останется только подписать, когда он вылечится, и он будет официально работать в его ресторане. Купил еды, которой будет питаться, сидя вместе с Чонгуком в больнице. Еще Ким успел заехать в магазин одежды и купить Чонгуку пару свитеров, футболок и новые джинсы: он прекрасно понимал, что парень его, возможно, по головке за это не погладит, но не может же его мальчик ходить в старой одежде, притом, уже порванной в результате кое-каких плачевных событий. Лучше уж пусть позлится на Тэхена, даже денег отдаст, если захочет, но потом ведь отойдет, а Ким сгладит боль от уязвленного чувства собственного достоинства своими сладкими, нежными поцелуями, так, чтобы не хотелось думать о каких-то шмотках. Тэхен в итоге возвращается только спустя часов семь или шесть, зато понимая, что теперь точно-точно до самого выздоровления Чонгука не оставит: нет больше у него таких дел, из-за которых понадобится опять куда-то уходить. Тэхен, таща за собой целых три сумки, заходит в палату Чонгука, опускает свою ношу на пол, тяжело вздыхая, и тут же подходит к кровати парня, присаживаясь рядом с ним.  — Я припозднился, котенок, но я все-все дела успел переделать, и теперь уже совсем никуда не уйду, пока ты не вылечишься. Чонгук смотрит сперва как-то совсем грустно и обиженно, но потом, словно маленький ребенок, тянет ручки вперед, хныча и прося обнять, а Тэхен, конечно, обнимает, крепко-крепко, целуя в щеку и извиняясь за столь продолжительное отсутствие.  — Только ты больше не уходи, пожалуйста, — Чонгук не может перестать бояться, страх опутал своими сетями весь его измученный разум. — Мне очень страшно. Я знаю, ты говорил не бояться, но у меня пока не получается. Я не могу думать о чем-то, кроме произошедшего, у меня в голове вечно мелькают всякие страшные картинки, и…  — Ничего, — Ким гладит по голове, опять целует и уверяет, что все в порядке. — Знаешь, многие люди грозятся покончить с собой после такого: некоторые и впрямь поступают так. Кто-то впадает в депрессию, кто-то так никогда и не справляется со страхом, кто-то спивается, кто-то… Неважно, в общем. Я лишь говорю о том, что ты у меня очень сильный, котенок, смотри, ты улыбаешься, когда солнце затянуто тучами. Ты не поддался апатии, ты просто боишься, сильно, да? Но это ничего страшного. Тебя больше не тронут. Ну-ка, улыбнись. Я ведь знаю, как красиво ты улыбаешься. Не прячь свою улыбку, котенок. И Чонгук и вправду улыбается, возможно, все еще изломанно, не так широко и ярко, как прежде, но уголки его губ действительно приподнимаются, а глаза становятся немножко уже, напоминая полумесяцы.  — Вот так, — Тэхен оставляет поцелуй на чонгуковой щеке, а потом садится на стул рядом с ним и спрашивает о том, как прошел день. Чонгук рассказывает о том, что приходил полицейский, задавал всякие вопросы, по поводу случившегося. Чонгук все честно рассказал, про все-все угрозы и избиения. И про тех двоих, на том складе.  — Я рассказал еще про Юнги… Я не знаю, надо ли было? — Чонгук смотрит немножко виновато. Юнги ведь тэхенов друг, лучший, вообще-то. Был.  — Все в порядке, — Ким кивает, утверждая, что Чонгук правильно сделал. — А про Сокджина рассказал?  — Ну… Так, в двух словах. Я ведь все-таки не очень хорошо знаю, что там произошло.  — Ну рассказал так — и хорошо. Пусть твоего полоумного брата посадят на как можно более долгий срок. Это еще самое меньшее, что он заслужил. Тэхен, снова чувствуя, как его одолевает злость, сжимает кулаки, кусая губы, но потом взгляд его светлеет. Не надо, чтобы Чонгук видел что-то мрачное в его взгляде и действиях. Теперь его будет окружать только тепло и свет. В палату заходит медсестра, оставляя пациенту ужин, а на выходе обращается к Тэхену.  — Господин Ким, ваш друг совсем ничего не ест. Он так не поправится. Поговорите с ним и попросите его покушать, пожалуйста. Тэхен кивает, а потом переводит удивленный взгляд на Чонгука, съежившегося и смотрящего вниз, на свои руки, лежащие на животе.  — Котенок, ты что, ничего не кушаешь? Почему? Тебе надо набираться сил. Посмотри, ты и без того какой худой, тебе надо набирать вес. Да я ребра могу все твои пересчитать. Солнышко, надо кушать.  — Я не могу.  — Почему?  — Я не могу сказать.  — Гук-и, — Тэхен действительно теперь совсем ничего не понимает. — Почему? Не хочешь?  — Я не могу, — и Чонгук опять накрывается одеялом, благо, то большое и легкое, и парню совсем не трудно спрятаться.  — Чонгук! — Ким сперва зовет парня по имени строго, но потом смягчается. — Ты ведь можешь все мне рассказать, ты ведь знаешь. Чего ты испугался? Скажи мне, пожалуйста.  — Если я поем, мне захочется в туалет, — слышится спустя пару минут чуть обиженный и жалостливый голос из-под одеяла.  — И что в этом такого?  — Мне больно. Очень, понимаешь? А там… Совсем больно, — Чонгук ерзает под одеялом. — Пожалуйста, не спрашивай меня о таком… Тэхен мгновенно все понимает. Конечно, его мальчику будет очень больно. Он даже и не подумал об этом. Черт возьми, как же сильно сейчас хочется избить этого ублюдка Минхека и заставить его пройти через все то, через что маленький, хороший Чонгук проходит сейчас. Неужели он заслужил такие мучения? Чем он заслужил их? Чем? Тем, что любит? И тем, что любим?  — Котенок, — Тэхена разрывает от желания избавить Чонгука от этой ужасной боли и обязанности бояться просто сходить в туалет по своим делам, лежать смирно в одном-единственном положении, бояться повернуться на сантиметр не в ту сторону, а еще ночью переживать все уже пережитое, не иметь возможности забыть произошедший кошмар. Но Тэхен не может этого сделать при всем своем желании, и ему от этого самому очень больно. Но он должен быть сильным. Обязательно. Иначе нельзя. Чонгук не показывается. Сидит под одеялом, потому что все равно стыдно, даже если это Тэхен перед ним сейчас. Ким понимает и не пытается насильно вытащить парня оттуда, но подсаживается поближе, на кровать, и гладит парня по голове, через ткань, а потом целует куда-то, где должен находиться лоб, тоже через ткань.  — Я знаю, что тебе больно, мой маленький, но без этого никак нельзя, иначе тебе будет плохо. Понимаешь… Ну, это нормально для человека, ему нужно кушать… И в туалет ходить тоже нужно. Тебе просто это очень больно, но, котенок, нельзя лишать себя еды. А врачи дадут тебе какое-нибудь обезболивающее, не могут же они просто позволить тебе мучиться, — и немного погодя, Тэхен добавляет. — Ну что, покушаешь? Чонгук не подает никаких признаков жизни еще с минуту, но потом вылезает из одеяльного плена, смущенно глядя на парня перед собой.  — Хорошо.  — Держи, — и Ким аккуратно передает Чонгуку поднос с едой. Там какая-то каша, пюре, вроде бы из овощей… Все очень-очень мелко порезанное, до конца разобраться, что в тарелке, сложно. — Умница. Тебе надо хорошо питаться. Чонгук принюхивается к незнакомой еде и проглатывает одну чайную ложку овощного пюре, на пробу. Не так уж и плохо, на самом деле. Не деликатес, но жить можно, парень ел и гадость куда хуже этого. Быстро сдавшийся голоду, он за считанные минуты съел все, стоявшее на подносе, запив все стаканом воды. Тэхен сидел рядом, поглядывая на парня, полностью увлеченного едой. Бывает такое странное, даже отчасти ненормальное желание покормить любимого человека — просто очень хочется, и все тут. Поэтому смотреть на Чонгука, который хорошо кушает, было просто усладой для глаз. Тэхен наслаждался каждой секундой. После возвращается медсестра, чтобы забрать поднос, и благодарит Тэхена за то, что он все же уговорил Чонгука поесть. Ким кивает, молча принимая благодарность и понимая, что это самое меньшее, что он теперь может для Чонгука сделать, а потом поворачивается к парню.  — Я был дома и подумал, что тебе, наверное, очень скучно, так что я принес тебе почитать. Ты брал у меня Драйзера, «Американскую трагедию», помнишь? Я тебе принес, ту же книгу, там еще твоя закладка осталась. И еще парочку: там тоже Драйзер, ты еще говорил, что Гюго любишь — я и его захватил. Могу еще дать что-нибудь из своего почитать, если захочешь.  — О, я так соскучился по чтению! — Чонгук загорается и часто-часто кивает головой. — Ты просто мысли мои читаешь. Мне осталось всего три главы до конца трагедии, и я просто как на иголках. Давай Драйзера скорее. Тэхен, порадовавшись такому энтузиазму и бодрому настрою, полез в сумку за книжками, доставая оттуда одну для себя и другую для Чонгука. Последний с горящими глазами хватается за книгу как за свой спасательный круг, открывает и уже собирается читать, как вдруг понимает, что чего-то не хватает. Точно. Не хватает Тэхена. Рядом. Сейчас же. Чонгук двигается, освобождая место. Ким улыбается и садится рядом, устраиваясь поудобнее, благо, теперь размеры кровати позволяют. Целует Чонгука в губы и принимается за чтение. Парень поступает точно так же. Если кто-то действительно любит читать и впитывает в себя каждую строчку произведения, пропуская сквозь себя все происходящее на шероховатых страницах, то он точно знает, каково это — плакать из-за грустного конца. Чонгук тоже знает. Он дочитывает последнюю строчку книги и понимает, что заливается слезами. Эта история его потрясла. Тэхен замечает мокрые дорожки на щеках и чуть подрагивающие плечи, поэтому откладывает книгу в сторону и тут же принимается спрашивать, что произошло. Что-то болит? Ответом служит:  — Конец такой грустны-ы-ый, — Чонгук всхлипывает и вытирает слезы кулачками. — Главный герой — тот еще придурок, но мне его стало жалко…  — Боже, котенок, — Тэхен посмеивается и обнимает, все еще не очень удобно и неловко, потому что Чонгуку все еще больно повернуться и обняться как следует, но от души. — Нашел, из-за чего плакать. Глупенький, кто же себя так из-за книжек изводит? Чонгук обиженно смотрит на парня и ничего не говорит, зато потом, спустя каких-то полтора часа, слова у него резко находятся. Со слезами на глазах свою книгу дочитывает Тэхен. Потом парни еще какое-то время о чем-то болтают, говоря о всякой ерунде, сейчас такой расслабляющей, необходимой и нужной. Однако спустя час Чонгук вдруг становится серьезным и зовет Тэхена.  — Хен, ты можешь выполнить одну мою просьбу?  — Да, конечно, солнышко, какую?  — Выйди, пожалуйста.  — Зачем? — Тэхен удивляется, глядя на парня вопросительно.  — Я пил много воды. Мне надо в туалет.  — А… Я тебе мешаю?..  — Я не хочу, чтобы ты видел, как я еле поднимаюсь и бреду до ванной. Выйди, пожалуйста.  — Чонгук, я ведь могу тебе помочь дойти…  — Не надо, — Чонгук не позволяет даже закончить: его голос становится холодным, а глаза выражают непонятно откуда появившуюся воинственность. — Я сам. Я уже ходил, пока тебя не было. Выйди. Киму не нравится такой грубый, стальной тон: он еще не слышал таким своего мальчика; но именно этот голос заставляет послушно выйти из палаты. Тэхен практически бесшумно оставляет парня одного и закрывает дверь, стоит около палаты сперва пару минут и уже порывается войти, но потом что-то ему подсказывает (и от этого Ким, честное слово, хочет плакать), что Чонгуку нужно куда больше времени для того, чтобы хотя бы подняться с кровати. Тэхен сглатывает, прогоняя образовавшийся в горле ком, и идет к окну в конце коридора: до палаты оттуда всего пять метров, а в открытую форточку просачивается свежий воздух — куда лучше и вкуснее больничного. Ким не замечает, как проходит даже немного больше, чем десять минут, и поспешно возвращается обратно, находя Чонгука, снова перепуганного и взволнованным взглядом гипнотизирующего дверь, в своей кровати.  — Хен, — Чонгук вздыхает облегченно, когда видит знакомую фигуру на пороге. — Тебя долго не было…  — Я просто стоял у окна в коридоре и как-то потерял счет времени, — Тэхен спешит успокоить парня на этот счет. — Извини, если долго. Не бойся, куда же я уйду.  — Ты прости, что я, наверное, грубо… Просто я не могу так. Мне легче одному. Не так больно внутри, в сердце, понимаешь?  — Конечно, мой маленький, — Тэхен вовсе не обижается и все прекрасно понимает. — Не переживай, я совсем не обиделся.  — Хорошо, — парень улыбается, получая поцелуй в макушку.  — Уже поздно, думаю, стоит уже готовиться ко сну, — Тэхен бредет к своей сумке и выуживает оттуда одежду, в какой обычно ходит по дому: в спортивных шортах и футболке всяко лучше, чем в его джинсах и рубашке. Он не менял одежду уже два дня. Следом за одеждой показывается щетка и бритва. — Я схожу помыться, хорошо?  — Хорошо, — Чонгук кивает и опускает взгляд, приуныв.  — Все в порядке? — от Тэхена не укроется ни малейшая перемена в его настроении, конечно же.  — Да, все нормально… Просто чувствую себя грязным. Мне сказали, что можно мыться только завтра. Уверен, я ужасно пахну.  — Не придумывай, — Тэхен подходит и зарывается носом в чонгуковы волосы. — Ничего не изменилось. Ты все еще пахнешь как любовь. Чонгук сияет, а Ким улыбается в ответ и скрывается за дверью ванной, откуда выходит уже чистеньким и свежим, а еще у него в руках почему-то стакан с водой и зубная щетка с пастой.  — Это зачем? — Чонгук в недоумении смотрит за Тэхеном, который, держа в руках все это добро, присаживается на его кровать.  — Мыться нельзя, а зубы чистить можно, — Ким протягивает парню щетку и выдавливает на нее немного пасты. — А рот водой из стакана прополощешь. Уверен, не самое классное ощущение, когда не чистишь зубы целый день. Чонгук согласно кивает и приступает к своему занятию, хорошенько проходясь щеткой по зубам. На самом деле, вкус мяты на языке освежает. Так и вправду гораздо лучше. Когда парень заканчивает, Тэхен уносит щетку с пастой и стаканом обратно в ванную, а потом снова возвращается, теперь уже ложась рядом с Чонгуком и собираясь спать. Конечно, кровать им дали не двуспальную, и на деле все еще тесновато, но жить можно, Тэхену даже нравится. Он, погасив свет, сперва и в самом деле собирается засыпать, но после ловит на себе влюбленный взгляд лежащего рядом Чонгука, улыбается и переворачивается на живот, приподнимаясь на локтях, а потом нежно целует парня в губы. Ласково посасывая то нижнюю, то верхнюю, чувствуя шероховатости искусанной кожицы, парень язычком проникает в чонгуков рот, снова сплетая их языки, становясь все напористее; Тэхен чувствует, как в его волосы зарывается рука Чона, нежно перебирает их, притягивает голову ближе к себе, а Ким улыбается в поцелуй, чуть отстраняясь, чтобы набраться воздуха, но после с огромным желанием продолжая начатое. Парни целуются еще добрых полчаса. Оторваться друг от друга совершенно не хочется и не можется, но Тэхен утверждает, что им нужно хорошенько выспаться, и отстраняется, оставляя нежный поцелуй на кончике чонгукова носа напоследок. Есть, конечно, еще причина: Ким просто нереально сильно Чонгука хочет, но прекрасно понимает, что в данной ситуации это вообще неуместно, поэтому и прекращает. Обнимает так, как получается, и закрывает глаза. Чонгук поворачивает голову, сам немножко поднимается и тоже целует в нос, глядя на то, как тэхеновы губы изгибаются в счастливой улыбке, и только тогда засыпает, прислушиваясь к мерному дыханию парня рядом.