Поверить тебе

Несколько дней актеры выступали на главной площади города. Махмуд танцевал вместе с остальными девушками из труппы, и с удивлением понял, что, как только зазвучала веселая, быстрая мелодия, все его страхи забыть последовательность движений, которым его учила Шара, оступиться или не попасть в такт, рассеялись, словно утренний туман. Еще первые несколько шагов дались с трудом, в какой-то миг он даже спрятался за спиной подруги, - что, впрочем, но нынешней роли было вполне предсказуемо как поступок робкой ученицы, впервые вышедшей демонстрировать публике свое мастерство… но уже в следующий миг он неосознанно вспоминал всё, что так старательно повторял прежде. И уже не замечал взглядов, не слышал шума толпы. Были только движение и музыка. Как будто в быстром, страстном танце он мог выразить всё, что тяжелым камнем легло на душу. Тревога за друга, боль от разлуки с ни-шан, горечь вины за внезапный побег и страх, что Заганос воспримет такой поступок как предательство и никогда, ни за что не простит. Позже, прогуливаясь с Шарой и Хатидже по городу, заходя в лавки и кофейни, Махмуд прислушивался ко всему, что говорят люди. Арабов везде было довольно много, и это значило, что собрались они не просто так: обычно, как рассказывали путешественники, группы кочевников путешествовали каждая по своему пути, редко одновременно останавливаясь в одном и том же месте. Притом, во многих заведениях обсуждали, сможет ли арабский народ обрести земли, чтобы построить свое, независимое государство. И что хуже всего – надежды эти связывали с Балтрейном. Образ хорошенькой, но недалекой актрисы был как раз кстати: болтать при «девчонке» солдаты и торговцы не стеснялись, да еще и обещали золотые горы, когда Хизар станет независимым городом. Но пустые разговоры мало приближали его к ответу на вопрос, насколько в происходящем замешан Ибрагим и по своей ли воле он содействует мятежу. Разве что… Один из парней-кочевников обмолвился, что среди шатров их племени есть один, который охраняют люди в арабских одеяниях, внешне на арабов не похожие. Туда никого близко не подпускают. И всем руководит женщина с повязкой, закрывающей левый глаз. Вот это было очень подозрительно. Что и кто там может скрываться? Махмуд заговорил о том шатре с Шарой, когда остался с ней наедине. И предложил: - Наверное, нам стоит разделиться. Мне нужно пробраться в резиденцию Ибрагима, я пойду с Гюльнигаль и Айлин, их туда пригласили. Я найду предлог поговорить с Ибрагимом без посторонних… - А не слишком ли это рискованно? – засомневалась Шара. - Я верю ему, как самому себе! Как я могу даже думать, что мой лучший друг способен пойти на сделку с имперцами? Да такого честного и порядочного человека, как Ибрагим, еще стоит поискать… - с жаром возразил Махмуд. – Так вот… ты останешься в городе и продолжишь узнавать все слухи и то, как люди воспринимают нынешние перемены. Было бы просто прекрасно, если бы кто-то из наших мог случайно заронить сомнения, распустить слух, что в Балтрейне что-то нечисто, или что войско из империи не сможет прибыть в срок. Но в этом придется быть осторожными. Шара кивнула. - Я понимаю. Если хорошо продумать, кое о чем можно намекнуть… при этом, если понадобится, сделать вид, что мы не виноваты, а нас ввели в заблуждение… попытаться стоит. - И… - Махмуд запнулся, но все же продолжил: - Я не могу просить о таком тебя, это очень опасно… но если бы кто-то мог расспросить людей о том шатре, который так тщательно охраняют… или побывать поблизости… Девушка задумалась, но вскоре предложила: - Я могу побывать там! А вдруг меня будут пытаться остановить, или расспрашивать, что я делаю в этих местах, я скажу, меня тянет сюда, как будто там находится человек, предназначенный мне судьбой, и я пытаюсь найти его или ее. Мне почему-то кажется всё-таки, это женщина. Махмуд осторожно сжал ее ладонь в своей. - С магией избранных нельзя шутить, Шара. Даже ради благородной цели. Шара покачала головой. - Ты не волнуйся, я же не солгу. Знаешь, у меня еще несколько дней назад возникло чувство, что здесь я кого-то встречу… что ни-шан где-то очень близко… скажи, у тебя тоже такое было? Ты именно потому не захотел провести со мной ночь, потому что чувствовал своего избранного? К щекам прилил жар. Махмуд глубоко вдохнул и выдохнул. - Даже не знаю, что тебе сказать… когда я в первый раз собирался на заседание Совета, я волновался из-за стольких вещей одновременно!.. так что будь осторожна… если ты где-то чувствуешь опасность, лучше не иди. - И что, я позволю, чтобы чужаки диктовали свои условия нашему народу, на нашей земле?! Никогда такого не будет! * Уже следующим вечером Махмуд вместе с двумя танцовщицами из труппы шел в губернаторскую резиденцию. Снаружи огромный дом сиял белизной и чистотой, окна были увиты плющом. Но внутри был заметен легкий беспорядок, как будто слуги делали свою работу спустя рукава. И это настораживало – ведь Ибрагим писал, что Мириам превосходная хозяйка, сама трудится не покладая рук, и от прислуги требует того же. А еще в доме не было слышно детских голосов, хотя мальчики-близнецы просто не могут сидеть тихо. Неужели Мириам и дети заболели? Но тогда вряд ли бы Ибрагим принимал у себя гостей. Когда актрис провели в гостиную, Махмуд увидел, что вместе с Ибрагимом и несколькими чиновниками-турками за низким столом, уставленным сладостями и чашками и бокалами с напитками, сидят воин-араб и балтрейнский дворянин. Балтрейнец был одет в модный костюм вроде тех, какие носили в столице, но и манера держаться, и закрытый повязкой глаз, и сила, которая чувствовалась в каждом движении, выдавали в нем военного. Араб обращался к нему просто «мсье Кольбер», хотя, судя по почтительности тона, мсье этот не так-то прост. Так и есть! Ибрагим действовал не в одиночку и не по своей воле… Даже мимолетно глянув на друга, Махмуд заметил, что тот заметно исхудал с тех пор, как они виделись в последний раз, под глазами залегли темные тени, а в черных волосах появилась тонкая седая прядь. От боли сердце сжималось… Но чувство опасности подстегивало, и, когда заиграли музыканты, Махмуд танцевал с еще большей страстью, чем на площади, подражая подсмотренным движениям и жестам опытных соблазнительниц. Зазывно покачать бедрами, грациозно изогнуться, кокетливо приподнять подол платья, демонстрируя ножки в кожаных сандалиях со шнуровкой. Сандалии ему Эла выбрала, еще и говорила: «У тебя такие изящные лапки, детка, многие барышни обзавидуются. Эту красотищу подчеркивать надо!». Похоже, она была права – имперский офицер взгляда с него не сводил и то и дело облизывал губы, будто предвкушая жаркую ночь с красоткой нестрогих правил. Махмуд улыбнулся этому мужчине, похлопал ресницами, но, когда музыка стихла, приблизился к Ибрагиму, сел рядом, прижался, чувственно намекнул: - Ты так грустишь, бриллиантовый… давай я развею твою тоску-печаль… - Я женат на истинной паре, - холодно ответил Ибрагим. Но Махмуд обнял его сильнее и прошептал ему на ухо: - Не узнаёшь? Соглашайся, иди со мной в покои подальше отсюда, нам нужно поговорить. Вздохнув, Ибрагим неловко прижал его к себе и поднялся с места. - Простите, господа, но я покину вас. Против чар этой гурии невозможно устоять! Хотя роль соблазнителя и дамского угодника давалась ему с трудом, он то краснел, то бледнел. И, приведя Махмуда в одну из дальних спален, сел на кровать, опустив голову, и спросил: - Почему ты здесь? Почему в таком маскараде? Мне ведь рассказывали, что ты заключил истинный брак… и ты не написал мне ни строчки… Махмуд сел рядом с ним. - Сейчас не обо мне речь, Ибрагим. Скажи, почему ты объявил о независимости Хизара? Почему ты принимаешь у себя в доме арабов и балтрейнцев? Ибрагим горестно вздохнул. - Они захватили в заложники мою жену с детьми и жен и детей еще нескольких моих подчиненных. Шатер охраняет женщина из ордена Ротт Орм. И она сказала, что подожжет шатер, если заподозрит, что я пытаюсь связаться с Советом…