Глаза цвета неба

Ты сегодня не властен над завтрашним днем, Твои замыслы завтра развеются сном! Ты сегодня живи, если ты не безумен. Ты - не вечен, как все в этом мире земном. (Омар Хайям) "Сегодня ты на коне, и перед тобой открыт весь мир, а завтра ты немощен, беспомощен и заперт, словно с сундуке, в четырех стенах. За что Аллах посылает мне такое? Я был слишком самонадеян в своих планах? Всевышний решил смирить меня?"       Ногай пришел в себя и изучал светлую, просторную комнату. Ставни окна были широко раскрыты. Струился теплый свет. Ногай пытался понять, где он. Он не в шатре, значит, не дома. Где?       Похоже, на нем было много ран. Левый глаз и голова, плечо, живот были обмотаны туго кусками ткани. Плохо. Очень сильно болела голова. Слева стучало в виске. Казалось, словно вся левая часть лица немела от этой боли. Это мешало сосредоточиться и подумать. Мысли его блуждали. Тело ныло. Он оперся руками на кровать и попытался встать, но руки его ослабли, а тело, словно чужое, не хотело подчиняться. Это злило. Он не привык просто лежать. В голове всплыли слова «Кусок мяса» Это он кусок мяса! Как же он жалок. Человек, двигающий тумены, не мог подчинить собственное тело. Чем закончилась битва? Мы отступили. А дальше? Сколько людей смогло уйти? И как далеко? Встретилась ли разделенная армия? Был ли дан ответный бой подлым болгарам?        В комнату вошел мужчина с лоханью и тряпкой. На вид лет сорока, может, пятидесяти. Славянской внешности. Булгарин? Русич? Кажется, он его уже видел. Там, где качались стены. Там была Настя, и он принял это все за виденье. Но сейчас этот, сердито глядящий на него человек, был реален. — Пить, — хриплым, словно не своим голосом, cпросил Ногай.       Фрол налил воды из кувшина в глиняный стакан. Дал отпить Ногаю. — Где я? — В доме купца Тимофеева, — ответил ему хмурый Фрол. — Булгары проиграли? — Что? «Он, возможно, не знает. Или не скажет. Или он с ними заодно. Надо быть осторожнее». Он поджал губы. Спросил снова: — Место? Где я? — Дом купца… Место.. хм. Царьград. Царьград?! Никогда здесь не был… Хорошо, что не Булгария, - подумалось ему. Разум стал слабеть, комната, стала терять очертания, и он снова погрузился во тьму.       Когда он вновь очнулся, был вечер. Сколько прошло, он не знал, — «тот ли это самый день, когда было утро?» Первое, что он увидел, была фигура в белом. Она то отдалялась, то приближалась. Ногай зажмурил глаз, снова открыл. Это была Настя.       Ее рука легла на его лоб, принося с собой прохладу. — У него жар! Опять! — Не уходи. — Нет. Я не уйду.       Настя присела рядом. Положила компресс. Стало легче. Разум прояснился. «Неужели, это и правда она? Но как?! Как такое возможно?!» — Как ты себя чувствуешь? Что болит?       Ногай молчал. «Ну да, он ей не скажет», досадливо подумала Настя. «Как же она ему поможет?»       Ордынец внимательно всматривался в ее лицо, будто пытаясь запомнить. А, может, убедиться, что это она? — Ты узнал меня? Я Настя. Я была в Орде, переодетая воином.       Ногай едва заметно кивнул. Значит, узнал. Уголок его рта дрогнул, то ли в улыбке, то ли в насмешке. — С косой тебе лучше. Настя улыбнулась в ответ. — Да, волосы отросли с тех пор.  — Как я здесь оказался? — Я нашла тебя на поле, после сражения. — А ты как там оказалась? Ты воюешь на стороне болгар? — Нет. Это случайность, — Насте не хотелось признаваться, что ее сын обирал раненых. — Как ты связана с болгарами? Настя вздохнула. Придется рассказывать. — Я никак с ними не связана. Мой муж пропал несколько лет назад. Пришли вести, что видели его в Болгарии, в рыбачьем поселке, недалеко от места, где было сражение. Ногай едва заметно напрягся. — Ты его нашла? — Нет. Помолчали. Каждый думал о своем. — Это твой дом? — Да, я живу здесь с сыновьями. — Что стало с моими людьми? Был ли дан ответный бой болгарам? — Я не знаю. По вестям, что приходят из Болгарии с купцами — войны, как таковой, сейчас там нет. Ногай досадливо дернулся. Рука сжалась в кулак. — Где я? Что за Царьград? — А это Фрол, наверно, так сказал. Так часто называют. Ты в Византии, в главном ее городе, в Константинополе. Хватит разговоров, Ногай-ага, тебе поесть надо. Похлебка придаст тебе силы. Может, жар сгонит. Фрол, помоги-ка его приподнять.

***

       Ночь выдалась тяжелой. Ногай находился в бредовой полудреме. Мучимый сильными болями, он метался, кусал губы, старался не стонать. Даже Фрол, недолюбливающий Ногая за то, что тот был ордынец, с уважением стал поглядывать на раненого. Настя всю ночь просидела возле него. Она клала ему на голову, грудь — тряпку, смоченную холодной водой. Говорила, что-то ласково успокаивающее… Разум его блуждал между сном и явью, смысла слов он не улавливал. Лишь теплота в голосе была понятна… Кто с ним так говорил в последний раз? Может, мать?...       После мучительных блужданий, он очнулся весь в поту. Была темень, и он не сразу уразумел, что бодрствует. Всмотрелся. На столе, возле окна, лучина совсем догорела и теперь дотлевала мелкой искрой.       Голова раскалывалась, левый глаз горел, хотелось сорвать повязку. Боль стала постоянным спутником. Нескончаемой пыткой. Чтобы легче было терпеть, он стиснул крепко зубы, челюсть заломило. Он и раньше бывал ранен, но такой безумной боли не было никогда. Что же с глазом? Цел ли? А если нет… Сердце болезненно сжалось.       Он вглядывался в темноту и терзался тоскливыми мыслями. Кто он теперь? Какой из него воин? Да жизнь ли это? Жалкое бесконечное существование во тьме и боли. А там… что там?.. Там, верно, так же темно. И тихо.       Ногай вздохнул, задышал глубоко и вдруг ощутил, что он не один.       Запах, приглушенный запах трав, и чего-то женского, неуловимого. Ордынец повернул голову и увидел, что Настя лежит рядом с ним, на краю постели. Ее, похоже, сморило. Она лежала на груди, подогнув под себя руки. Волосы ее выбились из-под косы и разметались по подушке.        Настя. Так близко, так желанно близко! О, как мучительно и сладостно было осознавать, что она рядом. Ногай хотел дотронуться до лежащей рядом женщины, ощутить, что это не сон, но рука, ослабленная, плохо слушалась его. И все же, преодолевая слабость и боль, он заставил ослабленную конечность двигаться и коснулся волос славянки. Душа его наполнилась теплом и надеждой. Нет, он будет бороться. Так долго он бежал от нее, и теперь он не сдастся.       На небе забрезжил рассвет. Как не старался Ногай, но дремота овладела им. Зашел Фрол. От картины, открывшаяся его взору, передёрнуло. Настя спала на краю постели, Ногай лежал совсем близко от неё, на боку, обнимая ее одной рукой. — Вот ведь, окаянный, на нашу голову!.. Хлебнем мы еще с ним.       Фрол убрал руку Ногая и, качнув, положил его на спину. Бережно тронул Настю за плечо. Стал будить. — Анастасия Тимофеевна, матушка, вам лучше в свои покои пойти. Глашка вас не обнаружит, искать пойдет. Дом взбаламутит. Еще Егор с Сашей увидеть могут. Нехорошо.       Она проснулась. Поднялась с постели. — Нет, нет, я еще посижу, — Настя устало потерла глаза. — Идите, идите, я за ним присмотрю. Если что, позову.