Глаза цвета неба

Коварный ход судьбы невидим и неслышим — Ведь глухи все вокруг, и каждый равно слеп. (Хафиз Ширази 41) Ногай       Ночь была трудной и бессонной. Новый день не принес облегчения. Солнце залило комнату, послышался щебет птиц. Пришел вечно ворчащий Фрол, принес завтрак. Недовольно поджал губы, презрительно осмотрел комнату. — Вот ведь… а потом ищут, — буркнул себе под нос. С пола подобрал книгу, положил на стол возле окна.       Фрол был недоволен всем: солнечной погодой, необходимостью менять перевязки ордынцу, пылью, ценами на базаре, встречным византийцем, что прошел мимо и толкнул плечом, ордынцами-кровопийцами от которых одни беды. Все это бурчание шло так, будто раненого рядом и вовсе нет, и на прямую высказано не было.       Этот примитивный человек раздражал Ногая, спорить с ним и доказывать что-либо было ниже достоинства военачальника. У Насти, похоже, не было другого выбора, кроме как приказать этому старику присматривать за ним. Идти на конфликт — оскорбить протянутую ею руку помощи. Он терпел и смирялся.       День тянулся бесконечно. Солнечные лучи гуляли по комнате. Блики отбрасывала кожаная обложка книги, лежащая на столе. Книга — она стала его надеждой. Вот она придет и дочитает… ведь не дочитала. В конце концов ей надо будет забрать книгу, и разговор между ними неизбежен. Он и сам толком не знал, что ей скажет, просто надеялся и ждал.       Укреплял руки, сгибал и разгибал ноги. Тело, отвыкшее от движения, подчинялось плохо и казалось многопудовым, неподъемным. Ногай вздохнул, посмотрел на книгу, зажмурился и, преодолевая ломоту во всем теле, подтянулся на руках и сел на кровати. Плечо сразу заныло. "Размяк! Разнежился!" - ругал себя ордынец. Отдышался, поставил ноги на пол, попытался встать. Ноги не хотели держать тело, задрожали. Голова закружилась. Бунчук, а не копье! Упал снова на постель. Зло стукнул кулаком по краю одеяла. Рано еще, рано… Он снова посмотрел на стол.       Прошло время и лучи ушли от книги. Вечером Настя не пришла. Он ее прождал почти до рассвета, терзаемый темными сомнениями.

***

Так прошло еще два дня. Утром третьего дня Ногай не выдержал и нарушил свое правило, спросил у пришедшего Фрола: — Где Настя? — Настя?! Анастасия Тимофеевна уехали. И пробурчал: — Тоже мне господин нашелся. Отчеты ему давай.       Ногай крепко сжал зубы, никто не смел с ним так разговаривать! Человечишко! Но мысли его снова заняла Настя. «Куда уехала? Почему? Когда она вернется? Или это ложь? Он ей в тягость, объясняться с ним она не хочет и просто не приходит". Эта мысль больно задела по самолюбию. Ну да, не нужен он ей! А может не приятен? Брезгует увечным.       Злорадствовал над собой ордынец. Почему-то эти мысли особенно жестко крутились в голове. Тревога его усиливалась. Взгляд его снова упал на книгу. «Книга все еще здесь. Придет. Должна прийти».       К обеду покой был нарушен. В комнату постучали. Сначала робко, потом уверенно. В дверях возник темноволосый юноша с голубыми глазами. — Чего тебе? — спросил Ногай. — Простите, если потревожил, я книгу хотел забрать. С ног сбился, искал по всему дому. А потом мне Фрол сказал, что она, верно, здесь.       Юноша, слегка прихрамывая, прошел в комнату к столу. Ногай почувствовал досаду. — А что, книга твоя? — Нет. Она моего друга. Его отец торгует книгами, иногда я беру что-то под честное слово почитать. Вот возвращать пора, он уже спрашивал пару раз. — Занятная сказка. — Сказка? Это вроде как на самом деле было… — Война из-за женщины, богини, люди в деревянном коне? — Ну, может, немного приукрашено. Но история потрясающая! В ней есть все: и любовь, и истинная храбрость, благородство героев, да и взятие крепости по-настоящему захватывает! — Чем же все закончилось? — Троянцы пали. Они привезли деревянного коня, оставленного греками, в крепость. — Они все же поверили! — Да! Греки ночью вылезли и открыли ворота, тогда подошли основные силы и была решающая битва. Очень красочное описание боя. Легендарный герой Ахиллес пал во время осады. Судьба какая, одна из стрел прямо в пятку попала! Это одно из великих произведений греческой литературы. Ногай усмехнулся. — Сколько шла осада? — Десять лет. — Десять лет! Кто бы стал ждать столько! Реальная крепость пала бы через месяц. — Так быстро? — разочарованно проговорил парень. — Завалить источники питьевой воды, сделать подкопы под стены, запустить лазутчиков. Возможно, пала бы раньше от нехватки еды. — Не очень-то героично. — Война вообще не самое поэтичное дело. Елене, наверно, досталась тяжкая смерть? — Да нет, царь Менелай ее простил. Тут уж Ногай не выдержал и рассмеялся. — А что такого? Очень романтичное окончание истории - прощение. Как по мне, в этом есть христианские мотивы. — Детские байки!       И Ногай рассказал юноше о художнике, что посмел поцеловать жену Великого хана Золотой Орды. И как просила за него Настя, да и сам Ногай просил Берке. Но дурень не оценил того, что даровал ему милостивый хан и повел себя дерзко. Поплатился и он, и младая жена. А потом они с Менгу-Темиром видели портрет на стене в построенной мечете. Похож был. Вот и все, что осталось, да и то, святотатство это замазали после пришедшие из Армении мастера. Парень заслушался, и сам не заметил, как сел на край кровати. — Мама никогда мне не рассказывала. Красивая история! И такая печальная. Жалко их. Пострадали за любовь. Из этого вышла бы отличная книга.       Мальчишка помолчал, все еще отходя от рассказа. Потом очнулся: — Да я не представился — Александр Тимофеев. — Ты младший сын Насти? — Да, — смущенно пожал плечом паренек. — Твоя мать скоро вернется? — Через пару дней, наверное. Егор женится, свадьбу решили справлять за городом, и мама помогает все устроить. — Понятно.       Славный парень, - подумалось Ногаю, когда тот ушел, правда, очень наивный, хоть и начитанный. Ненадолго военачальник отвлекся от своих мрачных дум. Теперь он знал причину, почему не заходила Настя. Занята, все просто. Но потом взгляд его упал на стол. «И все же книгу унес…» Стол явственно зиял пустотой и погружал Ногая в тягучую тоску.       Почему не сказала, что уезжает надолго? Убежала… Когда Настя вернется, у нее не будет предлога зайти. Значит, будет откровенный разговор без отступлений. А вдруг не зайдет? Если оскорбилась и не зайдет, что тогда? Тогда он потеряет ее вновь. А что было ему делать? Лгать самому себе и ей? Ему мало ее заботы, ее дружбы! Мало, с той самой ночи, когда он вытащил ее из горящего шатра. Когда стал расстегивать бушлат…       Женщина, стреляющая без промаха! Немыслимо! Он не мог ее отпустить, не попытавшись сделать своей… Как деликатно она уходила все это время от главного. Врет она себе! А он не хочет притворяться! В этом ли его вина? Он ей все скажет и посмотрим, как она увильнет.       После разговора с младшим сыном Насти, вспомнился ему один из трудных походов в Закавказье, там, в ущелье за Тереком, была неприступная крепость. Осада шла долго и тяжко, много потерь понесли они тогда. Возможно, в следующий раз он расскажет об этом ее младшему сыну.       Увлекшись воспоминаниями он не заметил, как задремал. Сон был тревожный, он вел свой тумен в бой, наверху на стене стояла Настя и взирала гордо, летели стрелы. Крики, дым. Стрела летит прямо в лицо. Темно. Из темноты появляются искры. Это искры костра. Берке сидел у костра в простом халате и точил нож. Ногай подошел к костру. — А, Ногай. — Приветствую тебя, Великий хан, — поклонился Ногай. — Ну садись, погрейся. — Что, все бьешься? А Хулагу тогда проиграл! Кто, Ногай, о тебе заплачет? А, хан Ногай?       Лицо хитро усмехающегося Берке совсем рядом, и он утягивает темника куда-то во тьму.        Ногай проснулся от ощущения, что кто-то тянет его за руку. Он увидел перед собой незнакомого парня, который скручивал с его пальца кольцо. Среагировал Ногай мгновенно. Схватил за шиворот супостата, другой рукой за горло и начал душить. Юноша завертелся, пнул ногой стул. Тот, с кувшином с водой и стаканом, с шумом полетел на пол. Руки, проклятая слабость! Он вырвался. Захрипел: — Ты мне за это ответишь!       Он выбежал из комнаты, чертыхнулся, налетев, похоже, на кого-то. В комнату заглянул Фрол, недовольно ворча и потирая плечо. Наверно, его шум привлек. — Чего это здесь Адамиди было надо?       Ногай молчал. Фрол посмотрел на пол, и забурчал: — Это что еще такое? Зачем разбил? Совсем дурной… вот ведь!       Фрол поднял стул. Нагнулся, стал собирать осколки: — Что же это? Чужое добро не жалко? — напустился он на Ногая. — Хороший был кувшин!       В доме нарастали шум и крики. — Он нас всех прирежет! — Чего это Глаша разголосилась? — Фрол хмуро и подозрительно глянул на ордынца. Пошел посмотреть, что происходит.       Крики усиливались, чьи это были голоса Ногай не знал. Но речь, похоже, шла о нем. Вот ведь балаган. — Он, может, и головой повредился! — А если… ночью … убивать пойдет? Ему не привыкать! — Не горячись! Подожди, мать! — совсем близко прозвучал голос Фрола. — Чего тут ждать? Мы все в опасности! — Все за мамкину юбку держишься! — зло прохрипел кто-то.       Дверь резко отворилась и стукнулась об стену. Ворвался с мечом старший сын Насти. Меч он направил на Ногая, крича: — Ты! Ты пытался убить моего друга?! — Твой друг вор! Тебе следует получше выбирать себе друзей. В Орде ему бы отрубили за такое руки! — Вор?! — Он пытался украсть у меня кольцо!       Смысл слов до мальчишки, похоже, не дошел, и он продолжил бешено вращать глазами. — Тронешь еще кого в моем доме и умрешь! — Хотела лиса волком быть, коня за хвост ухватила да зубы обломала. — Что?!       Ногай схватился резко руками за конец меча, повернул и толкнул вперед. Рукоятка ударила паренька в бок, и от неожиданности происходящего он выронил меч. Руки ордынца были в крови, но порезы были неглубоки. Он с силой сжал одеяло. «Тоже мне защитник! Меч толком не точеный!» — пронеслось в голове у темника: — Не стоит раненому да безоружному мечом угрожать. Особенно, если применять его не умеешь.       Старший сын Насти тяжело дышал и зло смотрел на ордынца. Сглотнул. Он похоже не такого ожидал и растерялся. Поднял меч, но направлять на раненого не стал. — Тронешь еще кого в моем доме, и я его применю! Не сомневайся! — Наточить не забудь. — Что?!       Ногай вздохнул. Все-таки юнец был ее сыном. — Я не обижу твою мать! И не трону никого без причины. — Милосердие моей матери граничит с безрассудством. Как только сможешь держаться на ногах, ты покинешь этот дом! Ты моей матери не нужен. Многие богатые купцы сватались к ней, чтоб ты знал! Она всем отказала! Она любит моего отца и ждет его возвращения!       Ногай не ответил. Лицо его - словно восковая маска, - ничего не выражало. Но когда мальчишка ушел, хлопнув за собой раздражённо дверью, раненый вздохнул и закрыл глаза. Все-таки этот малец достал его. Резануло больнее, чем по рукам.       Вечером он услышал голоса. Радостные и веселые, а среди них голос Насти. «Не зашла!» Он прождал еще немного, потом, оперевшись на руки, поднялся.