Квиты?

Мы, обессиленные, вспотевшие и, кажется, оба опустошённые до дна, скатились на пол. На моём животе блестели ещё горячие капли белой вязкой жидкости. Голова жутко раскалывалась. Экстаз, настигший меня минуту назад, медленно превратился в пустоту и сжигающий дотла стыд. Я, тяжело дыша, сидела на холодном полу, отвернувшись от Финна, нервно кусая ноготь на большом пальце. Он, кажется, уже восстановил дыхание, и теперь просто сидел рядом со мной, отходя от произошедшего. Наши тела не соприкасались. Мы молчали. Это был самый необдуманный, самый дурацкий, самый нелогичный поступок в моей жизни. Находясь за несколько тысяч километров от дома, в чужой стране, найти в спальном районе бухого подростка, который оказался, к тому же, мировой знаменитостью, привести его домой, излить ему душу и в итоге трахнуться с ним: почему бы и нет? Отлично, прекрасно, замечательно. Пусть тело приятно ныло от прикосновений, пусть между ног плоть ещё восторгалась и горела – в голове разгорелась пожаром ненависть к себе. Не знаю, почему Финн молчал. Может, думал о том же самом? Интересно, сколько девушек у него было до этого момента? Предполагаю, что много; ну и насколько же красивых, юных, живых, весёлых, изощрённых в постели и лёгких на подъём? Почему его вообще привлекла идея секса со скучной, депрессивной, пропахшей табаком и кофе, унылой и высохшей мной, которая, к тому же, ещё и старше его на десять лет? Это ачивка или что-то вроде того? «Трахнуть старушенцию», или, как они это называют «милфу»? Или это просто был порыв, эмоциональный выброс, способ выплеснуть всё, что накопилось и прикипело в душе? Не жалеет ли он сейчас об этом? Когда я уже решилась и повернулась к нему лишь головой, чтобы задать вопросы, разрезать, наконец, неловкое молчание, я увидела, что Финн спит. В глаза ему, должно быть, бил утренний солнечный луч, но он сладко спал, вырубился, как маленький ребёнок после бурных игр. Абсолютно голый, прислонившись к стене и приоткрыв рот, он мирно посапывал, обняв свои колени. Конечно. Напиться до состояния «нестояния», поспать два часа на неудобном матрасе, потом истощающие рыдания, после которых последовала вот эта физкульт-минутка… Он смертельно устал. Надо признаться, что меня и саму клонило в сон, но не тянуло вырубиться прямо здесь и сейчас. Я, не зная, что делать, решила дать ему время прийти в себя и проснуться самостоятельно, когда солнечные лучи станут невыносимо бить по глазам через веки, а шея затечёт от неудобной позы. Думаю, он додумается перебраться на матрац. Хотя, после всего, что случилось, логичнее было бы лечь на кровать… Тем временем я решила принять душ. В спальне я взяла всё необходимое и направилась в ванную, шагая на носочках по прохладному линолеуму. Я обожала горячий душ: одна из немногих вещей, которые радовали меня даже в таком состоянии. Обжигающие струи воды будто очищали меня от всех грехов (на самом деле смывали сперму Финна Вулфарда с моего живота). Я намылила голову шампунем с яблочным ароматом, взяла губку, налила на нее гель для душа, и начала неистово шоркать своё тело до появления красных пятен. Хотелось снять с себя шкуру и выкинуть в окно. Было бы лукавством, если бы я не признавала, что все эти самосжирания не сопровождаются по-запретному приятными, тягучими, словно карамель, ощущениями. Я бы соврала, если бы сказала, что меня не будоражит эта разница в возрасте, создавая ощущение экзотики; что мне не льстит то, что такой, как он (за чьё внимание сотни тысяч девчонок готовы были бы выцарапать мне глаза) выгибался и стонал под моими прикосновениями; я была бы большой лгуньей, если бы не призналась, что моя плоть пылает до сих пор от тактильных воспоминаний его деликатных нежных пальцев, а внутри всё ещё осталось лёгкое покалывание от грубых толчков… Я прислонилась лбом к стене и обречённо простонала. Кажется, что даже мой самый первый секс, который случился ещё в дремучие времена моих старших классов, не вызывал у меня столько противоречивых чувств. Сомнения, стыд, удовольствие, возбуждение, снова стыд, снова наслаждение… Хоть бы я поскользнулась в ванной и ебанулась башкой о плитку, чтобы сразу насмерть. К сожалению, этого не произошло, и я благополучно ступила на мягкий коврик. Передо мной висело большое запотевшее зеркало, и я протерла его рукой, вперившись в своё отражение. Тело было бледным и худым, как у девочки подростка: небольшая грудь, выпирающие рёбра, узкие бёдра и худые ноги. Я скривила рот. «Маленькая собачка до старости щенок», -подумала я, повертевшись перед зеркалом. На одном из поворотов я бросила беглый взгляд на свою шею и выругалась вслух. На белой коже багровел засос размером с пятирублёвую монету. Как это произошло? Почему я этого не заметила? Мне казалось, что он был довольно нежен и аккуратен с этим… Ненавижу засосы! Особенно перед важными конференциями, где на меня будут смотреть сотни человек, и, возможно, камеры. Супер. Вспомнив о конференции, в груди неприятно кольнуло. В памяти всплыл наш с Финном разговор, за которым последовали рыдания и взаимоутешения. Он был прав на все сто: как я вообще могу давать кому-либо советы, когда в моей собственной жизни и голове творится полный атас? Настроение было разбито и валялось где-то под ногами, и я подпинывала его, поочередно вспоминая всё дерьмо, которое произошло в моей жизни за все мои 25 лет. Я замоталась в полотенце и, максимально нахмурив брови, вышла из ванной. Кожу приятно обдала прохлада, немного освежив мысли и взбодрив тело. Я прошла в спальню, чтобы одеться. Финна на кровати не было; заглянув за нее, я увидела, что матрас тоже пуст. Более того, он зачем-то был аккуратно заправлен. Толстовка, которая должна была валяться рядом на полу, тоже исчезла. Сердце болезненно сжалось (и почему же, Яна, ответишь сама себе?) Я, всё ещё замотанная в полотенце, быстрым шагом прошла на кухню, предчувствуя, что там я Финна тоже не увижу. Так оно и было. Он просто ушёл?... Не попрощавшись?... Не сказав ни слова?... Я чувствовала себя девочкой-подростком, которую опрокинул крутой парень после первого секса. -Финн?- сдавленным голосом позвала я, готовая тут же дать себе кулаком по лбу за глупость. Закусив губу, боясь разреветься и окончательно упасть в своих же глазах, я подошла к кухонному столу. На нём стояли две кружки недопитого кофе…. Стоп, а это что? Записка. Кривым, прыгающим почерком (писал наспех) карандашом было выведено: «Прости меня. И спасибо. Мне нужно идти». «И спасибо». -Да пошёл ты, -со злобой сказала я сама себе.