Квиты?

Я бросила взгляд на настенные часы: 7:20. Почти сутки без сна; вчера я проснулась в 8:00, чтобы зарегистрироваться непосредственно на месте проведения научного собрания: Университет Британской Колумбии. Зеркальное футуристичное здание и идеально выстриженные лужайки, члены комиссии в чопорно выглаженных форменных рубашках и с приклеенной вежливой улыбкой нагнали на меня тоску. Именно поэтому после всей бюрократической волокиты, где я подтверждала своё присутствие в Ванкувере и регистрировалась как участник, я оказалась в дешёвом баре неподалёку от съемной квартиры. Силы и бодрость, кажется, совершенно оставили меня: я чувствовала себя персонажем компьютерной игры, у которого красным мигает индикатор энергии. Глаза сами по себе закрывались, конечности были слабыми и вялыми. Я доползла до спальни, и, не соизволив даже одеться, бросилась в постель. Меня вырубило меньше, чем за минуту. *** Белый свет ослеплял: потолок, пол, стены – всё было кристально белым. Я стояла на трибуне перед огромной аудиторией: казалось, что самые последние ряды лекционного зала уходят в прямо в небеса. Все люди сидели в белых халатах, на их лицах было непроницаемое выражение: они не шевелились, вперив свои взгляды на меня. Я поняла, что они ждут от меня начала выступления. Прочистив горло и найдя пульт управления рядом со мной, я не глядя нажала на кнопку, направив в сторону проектора. Безликая аудитория начала оживать: я видела, как их плечи и животы начинали трястись. По стерильному залу прошлось хихиканье, которое затем сменилось оглушительным рокотом хохота. Люди краснели и пыхтели от смеха, закашливаясь, падая со своих мест, катаясь по полу. Кто-то тыкал в меня своим пальцем-сосиской, кто-то ожесточённо долбил себя по коленке в приступе истерики, кто-то даже бился головой о белый пол. Я медленно повернулась лицом к проекционному экрану, находившемуся позади трибуны. Вместо презентации со схемами хромосомных участков на нём демонстрировалось видео: чрезвычайно яркое, в хорошем качестве, и, как только я повернулась – с громким, качественным и живым звуком. На нём я собственной персоной, сидя на стуле в кухне моей съёмной квартиры, отсасывала молоденькому пареньку, который стоял передо мной, оперевшись рукой о стену. Он плавно двигал бёдрами вперёд, пока я двигала головой навстречу его движениям, сопровождая это работой руками. Очень качественная съемка: всё отлично видно, до мельчайших подробностей. Каждую вену, каждую волосинку, каждую пору. Пузырьки слюны, надувающиеся при моих нелепых, как мне показалось со стороны, движениях ртом. Звуковое сопровождение очень гармонично дополняло картину: все хлюпы, причмокивания и стоны раздавались на всю бесконечную аудиторию, отскакивая от её стен. Мне хотелось бы быть птицей Феникс: я бы сожгла себя прямо сейчас. Народ тем временем не переставал хохотать, превратившись в какую-то гротескную, уродливую биомассу, которая изрыгала мерзкий гогот, терзающий меня на части. Я схватилась руками за голову и, при взгляде вниз, невольно заметила, что я стою абсолютно голая. На мне нет ничего. Соски от внезапно настигшего холода стали твёрдыми, как горошины; я обхватила себя руками. «Ах… А-а-а-а… *втягивание воздуха через зубы*, м-м-м-м… *хлюп*, м-м-м, ах…» Вместо микрофона над моей трибуной возвышался огромный розовый фаллоимитатор. *** Я открыла глаза. Судя по золотистому косому свету, проникающем даже через плотные шторы в мою спальню, день близился к вечеру. Совершив усилие и повернув голову, которая раскалывалась от боли, я взглянула на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке. 17:00. Я проспала проспала почти десять часов и всё равно чувствовала себя ужасно разбитой. Да ещё и этот сон. Омерзительный. Сон из такой категории, когда после пробуждения настроение бесповоротно испорчено. Жаль только, что всё, что было ночью – нихера не сон. Я, немного понежившись в постели, нашла в себе силы встать и пойти в ванную, чтобы совершить все «утренние» процедуры. Распинав по пути пустые банки из-под моего любимого пива, я направилась в ванную, где умылась и почистила зубы. В спальне я надела домашние штаны и дырявую полосатую футболку. В следующий час я неспеша сварила себе кофе и даже приготовила завтрак: пожарила два яйца всмятку. Я обожала жидкий желток, несмотря на всё то, о чём нам говорили профессора на инфектологии. Сев на то самое место, где сидел ранним утром Финн, я почувствовала лёгкий укол непонятного чувства. Мой первый оргазм за долгое время. С первым попавшимся мальчишкой. Буквально за несколько минут. Это значит, что я не сломалась? Что во мне всё ещё есть что-то живое, горячее? Или я просто сошла с ума? Я услышала звон ключей на уровне дверного звонка, пока со слабым аппетитом ковыряла яичницу. Ключи могут быть только у хозяина квартиры, который сейчас с совершенной точностью находится в Штатах в командировке, и ещё у одного человека. Я напряглась. Дверь распахнулась, и на пороге стоял Миша Рюриков, по прозвищу Рюрик, если быть точнее. Мой бывший одногруппник, моя первая настоящая любовь, мой лучший друг и злейший враг, единственный близкий мне человек, тот, кто был со мной всё время, тот, кто затащил меня в Ванкувер, уговорив на участие в конференции. -Чё надо? –я ужесточённо жевала яичницу и, не отрывая взгляд, шумно отхлебнула кофе. Мне пришлось задуматься на пару секунд, чтобы переключиться на русский. -Ну, ты хоть что-то ешь, уже хорошо, -Рюрик зашёл в квартиру, закрыв за собой дверь. На нём были рваные джинсы, зелёная толстовка с Микки Маусом и совершенно дурацкие, не идущие ему круглые солнцезащитные очки. Взрослый, блядь, человек, более того – заканчивает ординатуру по направлению психиатрии. -Чё пришёл? –повторила вопрос я, продолжая раздражающе громко швыркать кофе. -Яна, -выдохнул парень, наконец сняв свои уродские очки, открыв моему взору такие знакомые, такие родные светло-голубые глаза. –Мы не чужие люди. -Были не чужими, -холодно процедила, почти распиливая тарелку вилкой, -До тех пор пока я не узнала, что ты уже несколько месяцев трахаешь другую. -Яна… -снова шепнул Рюрик моё имя, снисходительно закатив глаза. -Конечно, блядь, мы были не чужими. Мягко сказано. Но это и делает ситуацию ещё хуже, разве нет? Он молчал, всё ещё стоя у входа. И не подумаю предложить ему зайти. Я знаю, о чём он думает. Знаю каждое слово, которое он хочет мне сказать, но ему не позволяет жалость ко мне, совесть, отеческие чувства. Он думает о том, что последние полгода я не давала прикоснуться к себе. О том, что разговоры у нас не ладились, потому что моя голова была пустая, как барабан. О том, как он помогал мне, как пытался затащить к психиатру, как окольными путями выписывал мне таблетки. О том, как уговорил меня принять участие в Ванкуверской научной конференции со своим докладом. О том, что он в итоге попросту не выдержал. Он винит меня, но никогда не скажет этого. -Мы больше, чем пара, -проговорил Миша, наконец разувшись по русской привычке и пройдя ко мне на кухню. Я враждебно насупилась, когда он сел напротив меня. На тот стул, где я… -Что это значит? -Мы любим друг друга, -заключил он беспристрастно. –Возможно, уже не как мужчина с женщиной, но любим. Всегда любили. -Поиздеваться решил? –я изогнула бровь, закинув в рот последний кусочек яичницы, который застрял в горле. -Ты слишком хорошо меня знаешь, и прекрасно понимаешь, что я имею ввиду. Единственный близкий мне человек. Единственный, кто терпел меня с тех пор, как я заболела. Тот, кто всегда был рядом, четыре дня назад собрал вещи после скандала и умотал на другую съемную квартиру, оставив меня одну. -Объяснишь мне уже причину, по которой пришёл? -Попрощаться. Завтра я улетаю в Москву. Я нервно сглотнула. Сердце будто рухнуло. Мы прилетели неделю назад, чтобы посмотреть город и отдохнуть перед мероприятием: идея была так себе. Я выступаю двадцатого июня, через три дня; наши билеты на самолёт были куплены на ночь двадцать первого. Миша вернул свой билет и выкупил новый. -Срочные дела появились, -вздохнул он, ответив на мой незаданный вопрос. –Не думаю, что ты захочешь знать, в чём именно дело. -Танюха затребовала тебя назад? –мой голос треснул. В нём проступили высокие нотки, предательски не сочетающиеся с моим жестким выражением лица. -Дело не в ней. У нас несерьёзно, -устало выдохнул Миша. -Она так не думает. Четыре дня назад мне пришло сообщение от Татьяны Ерёминой, Мишиной ординаторской однокурсницы. До этого я лишь слышала упоминания о ней между делом. Она, узнав о нашем путешествии, пришла в бешенство, и написала мне огромное разоблачающее сообщение о их любовных рандеву на протяжении двух месяцев. -Яна, ты всегда можешь ко мне обратиться, -о, теперь мы заговорили дежурными драматическими фразами. –Прости, что сделал тебе больно, но так будет лучше для нас обоих. -Уходи. Я опустила взгляд на пустую тарелку, нахмурив брови и сжав кулаки. Мне было больно. Я слышала, как Миша печально вздохнул и, посидев с минуту, встал со стула и направился к выходу. Быстрее, вали отсюда. Открыв дверь, он вдруг повернулся ко мне: -А ты времени, как я посмотрю, даром не теряешь. Я подняла вопросительный взгляд. Миша указал пальцем на свою шею, обведя на ней мысленный кружок. Бля, засос. Точняк. Он, грустно улыбнувшись, тихо ушёл, прикрыв за собой дверь.