Поезд как стрела мчится вдаль. И снова мне беспокойно по утру. Словно навстречу к судьбе я еду. Чтобы бороться с ней или против неё!
Из театральной постановки «Последний имперец!» за авторством писательского клуба «Ночные Егеря». Впервые была издана в 1032. 2 акт: «Уроборос Севера и Змея Империи.»
***
Двадцать третий день зимы 18:43 Союз свободных северных племён. Где-то на срединных землях. 1023 год
— Не… Земли тут холодные и неприятные. Всё грязно, влажно, больно и опасно. Как же не хочется сюда возвращаться… — Ты будто бы описываешь мои отношения с бывшей женой! Среди солдат, расположившихся около костра, раскатился гогот, да улыбки повесили они на своих лицах. Какая-то часть была из «Белых Дьяволов» Эсдес, некоторые были морские пехотинцы с подмоги, а кто-то из стальных гончей Императора. Все они носили похожую форму белую униформу с панцирем, шлемами да масками, но всё же отличались. Белые дьяволы старались обвесится большим количеством брони и даже не брезговали трофейной с войск «Железной крови» из-за чего приобрели смешение чёрной и белой униформы. Морские же пехотинцы Йоргенсона по старой привычке брали минимум снаряжения, а каждый элемент своего обмундирования использовали по максимуму: клипсы с патронами, медикаменты, какие-то перевязи и лишние кожаные ремни они вешали на грудь в самых уязвимых местах (в надежде, что они их защитят) и закрепляли так, что можно было достать в секунду. Поэтому выглядели как бывалые барахольщики с ружьём, нежели как солдаты. А вот «Гончие», в виду своего рода войск, вообще не могли позволить себе как либо изменять своему снаряжению. Разве что трофейные значки приобретали с фуражек офицеров Севера. В транспорте, подобно танку, особо не разгуляешься. А нужно быть прытким и ловким, чтобы ориентироваться в машине словно охотничья собака в лисьей норе. Максимум из трофеев брали себе меховые плащи, чтобы вне своих машин укрываться ими в холодные ночи. Что сейчас и делали эти столичные франты, только вышедшие из академий. Суровые и снежные зимы, что бывают в Империи раз в десять лет тут называются «весной». А сейчас зимний цикл особенно жесток к пришедшим. Лагерь более или менее расчищен от снега, но вокруг него — снежные стены ростом с малорослого гвардейца из приграничья. Как раз один из таких сидел сейчас около костра. Три демона, один пехотинец и двое гончих. Костёр их почти истлел, так как был лишь остатком того большого костерища, что горел тут для доброй сотни, а то и двух сотен людей. Сидели эти люди посреди лагеря Генерала Эсдес. Её ставка находился в нескольких сотнях шагов от основного лагеря. Генерал отличалась фривольным отношением к своим подчинённым и разрешала им многое, покуда этого не требует ситуация. А когда затребует эта самая, сука, ситуация — Эсдес с каждого возьмёт солдата максимум силы и возможностей. Отплатить, так сказать, сполна. Белые Дьяволы или Белые Демоны (Или же Кровавые Ублюдки), несмотря на своё самоназвание — были достаточно дружелюбными и компанейскими товарищами. Новичков в нелёгком деле войны они жаловали, приглашали к костру и расспрашивали о всяком. Чаще всего о том, что на гражданке, не знают ли они того-сего парнишку иль девушку, как там их любимый бар иль галерея, да и всякое прочее-интересное. Предлагали кушанье даже из своих пайков, делились сигаретами, кофием и прочим. Но не стоит обольщаться. Ведь, когда придёт час их «веселья» — они спросят с каждого, угостившегося их добром. Как только дело доходило до боя, то они резко менялись в лице. Улыбка сменялась оскалом, в их дыхании горел авантюрный азарт. Глаза искали битвы и славной смерти. Как воины из древних сказаний — они шли убивать, грабить, насиловать. И если они видели «недостаточное» рвение или, не дай Боже-Дракон, осуждение в глазах своих товарищей, то… Вот в Имперской военной традицией есть несколько спорных положений о самодисциплине войск, да. Один ряд подобных положений гласил — группа солдат могла устроить самосуд по своим причинам. Иногда такое звалось «Трибуналом Чёрных Волков». Как думаете… Данная практика была в почёте у войск? Ответ — практически все генералы в своих армиях отказывались от этих положений, не разрешая подобную практику в виду её опасности и деструктивного характера для общей дисциплины. И, как вы понимаете, армия Эсдес выходила из этого «почти» своим злосчастным исключением. Эти же товарищи прошли, так называемое, «братское» крещение и сидели сейчас средь них в ожидании новой схватки или в тихую молились Богу-Дракону да Пророку-Императору насчёт отпущения всех их грехов и последующих прегрешений за их кровавым будущем с этими «славными» ребятами. — Слушайте… — Начал было один из пехтуры Йоргенсона, обращаясь к своим «демоническим» братьям. — А чего ваша Эсдес после того случая с Оскаром не показывается? Чего это она? Боится, что… Он не успел договорить, как ему прилетело кулаком по верхушке шлема. Звук был словно ударили пустой тарелкой о дерево. — Ты это… Не это… Не распускай панику, короче. — Бывало начал один из демонов, который застал даже зарождения этого названия. — Мы и сами не в курсах насчёт этого. Будь она нормальная, то она бы с нами посидела да поболтала. — Да~а… — Затянулся его друг, с которым они сидели плечо в плечо и смачно глотнул с бутылки. Он уже сам порой был захмелевший. — Я помню, как мы сидели посреди этих сраных джунглей, и она решила чисто, знаешь, ради веселья, устроить налёт вместе с нашим десятком. Там был какой-то ли конвой беженцев, то ли караван. Ставлю на первое, потому что были в основном женщины да дети и, ах, какие крики — хоть пиши песни! Хе-хе-хе… Средь половины состава костра снова раздался смешок, пока моряк да два пса лишь вяло улыбнулись. Пехота Йоргенсона всегда была собрана до нельзя — война для них не развлечение и не хобби, а профессия, за которую они несут прямую ответственность. А вот доморощенная интеллигенция из всяких там академий воспринимала акт убийства себе подобных по разному. Кто-то по идеологическим причинам воспринимал войну скорее как оборону державных интересов, а кто-то воспринимал войну как кровавый хаос, или лестницу, по простому. Каждому — своё, как говорится. Но, что первые, что вторые не приветствовали подобное обращение с нон-комбатантами. По их мнению они тогда ничем не будут отличаться от зверья. — А помнишь тех западников, гык?! — Обратился снова он к молодому и пихнул его, — Эх, как мы их резали, как… — Ублюдки и звери. Кем вы и являетесь. К парням вышла маленькая девчушка лет четырнадцати в обмундирование Гончих. Осанка ровная, розовые волосы закрученные в некий клубок сзади, чтобы не мешались. Форма аккуратная и выглаженная. Защитная маска на плече, всё как по уставу. Лицо красивое, юго-западное с нотками склямов. И оно было явно не весёлым. Как и лики Белых демонов. И, хотели было большинство из демонов применить свою любимую практику «самосуда», да только за ней сразу вышел здоровенный Белый волк. Такой здоровый, злой с красными глазами и слюни с пеной вперемешку падали с его пасти. Казалось, только дай отмашку — загрызёт всех своими… Челюстями. Их было несколько, как количество рядов с зубами. А если присмотреться, то можно будет увидеть даже, что они расположились во что-то навроде воронки… Знаете, ближайшее сравнение это механические промышленные мясорубки, что перемолят тебя в котлету из твоего пайка. Только тут прямо в дерьмо собачье. — Вы, это… — Один из улыбающихся Дьяволов запротестовал появлению одной из ведущих «Гончих», но как-то слабо и с дрожью в голосе. — Если у тя есть тейгу это ещё не говорит, что ты вправе решать кем мы есть! Поняла, да?! Давай выйдем раз на раз без… — Я согласен с её мнением. Поэтому можешь сразиться и со мной. Из тьмы показался ещё один молодой парень. Лет так четырнацдати-семнадцати отроду. Морской синий бушлат, красная бандана с якорем на шее и меч за спиной. Уверенное загорелое лицо да чёрно-синие волосы с его глазами выдавали в нём желание поддать жару в этот холодный северный день. Демон, впрочем, тут же затих в своих стремлениях показаться тут самым главным. Он был самым молодым и дерзким пацаном на этом лагере, только вылезшим из своей деревни и хотевший выслуживаться перед старожилами. Старики же, бывавшие и в других армиях, понимали пришедших и не особо перечили. Иерархия и дисциплина для них была важнее силы. И лучше не устраивать лишние проблемы своему командующему. Двое пришедших уселись за костром. Моряк близ огня и отогревал свои руки, так как девушка использовала своего «питомца» в качестве подушки. Неестественно выглядящая абоминация покорно и даже с некой толикой удовольствия заняла позу полумесяца, позволив хозяйке укрыться в его колючей, но всё же тёплой шерсти. Первым разорвал тишину один из старых, что как раз и развёл костёр и сидел тихо да молча даже весь этот вечер. Будто ожидал их. Словно ворон, сидевший на одном из шатров, молвил ему об этом. — Что вы здесь делаете, госпожа Майн ла Флёр ла Аранеа и господин Вейв ла Йоргенсон? — Искренне поинтересовался он, хоть и с ноткой фамильярности. — Мне казалось, что вы забылись в офицерской ставки и не выходите к простым солдатам без особой надобности? — А сегодня захотелось выйти, понял?! — Резко отозвалась Майн, на что сразу отреагировал её питомец неким странным полурыком. У всех, кроме спросившего, пробежали не слабые табуны муравьёв по телу от такого. — Майн хотела сказать, что мы действительно засиделись в офицерской ставки и надо выйти и осмотреться. — Расшифровал негодование своей напарницы Вейв ла Йоргенсон. Для него эта была первая война, хотя он на флоте с 8 лет и ходил с отцом по разным делам. Но сейчас всё несколько было по другому. — Вы, извините нас, если оскорбили вас, достопочтенные судари, своими «методами» войны, но… — Оскорбили?! Да вы!.. — Майн. Прошу, дай объяснится солдату. Или чтобы сказал твой Тацуми, услышав тебя сейчас? Вейв тихо осадил Майн, после чего та надулась и смотрела вообще в противоположную сторону от него куда-то в пустоту. Вейв же жестом просил продолжить рассказ солдата. Старожила был явно подкованный литературой и философией. Да и выглядел как настоящий ветеран, если не считать отсутствия видных шрамов. Хоть на самом деле ему было лет сорок, война «ускорила» его старение, что он выглядел лет так под пятьдесят. Чёрные волосы становились всё седее, кожа всё больше покрывалась морщинами, а голос был глубоким и хриплым с тоном под стать ему. — Но, понимаете… Война — одна из самых противоестественных и тем не менее самая естественная часть людей… — Понимая, что тот несёт что-то несуразное, он сразу же поправил себя. — Подобное противоречие вовсе не ошибка. Просто это две части одной сущности. Как и человек. В каждом из нас есть добро и зло. Кто-то делит эти сущности на силу и слабость. А кто-то на человечность и демонизм… Тут он несколько прекратил свой рассказ, так как его прервал сухой кашель. После всего он достал флягу и отпил из неё. — Вот знал я одного человека, что служил с одним человеком, который служил вместе с нашим сегодняшним противником — Оскаром фон Бладрейвеном. Тогда он был Оскаром из клана Сейка. И, вот… Все мы знаем образ сегодняшнего Оскара? — Жестокий, беспощадный, холодный маньяк-братоубийца, который дорвался до власти и устроил религиозное безумие в своём государстве и захотел устроить это же безумие у нас, да? — Описал в краткости главу СССП один «мехкучер» Гончих, после чего добавил многозначительное, — Ну? И что? Судя по его образу, который тот поддерживает это не так далеко от правды. — Не знаю, что у него в голове сейчас, но раньше он был несколько другим… Как мне описывали. — Старый солдат снова осушил ещё на несколько глотков свою флягу с чем-то очень крепким, раз аж даже Майн отмахивалась от этого горького смрада. Хотя она лежала от него дальше всего. — Он был… Как мне описывал его знакомый — очень спокойным, можно даже сказать поникшим и отрешённым, что ли. Командовал, в основном, его старший брат, Нуми Сейка. Оскар же исправно выполнял его команды и только потом задавал вопросы о целесообразности их и предназначении, если таковые были необходимы. Сказал Сейка — захватить этот пункт или сжечь дотла эту укрепточку: значит Оскар берёт несколько солдат и делает это. И воевал тот люто. Не знал ни боли, ни пощады к своим врагам. Хотя и не горел желанием как-то над ними измываться, в отличии от его товарищей из отряда Изгоев. Ни разу… Ни разу мой друг не видел: как он кого-то пытал, насиловал или… А вот за грабежом и мародёрством был замечен, но только лишь по делу. Так что не считается. Да и в общем он характеризовался как идеальный инструмент… — Мечтательно протянул старый, смотря куда-то в адские глубины костра, чтобы продолжить, — Настоящей винтовкой, которая не давала осечек. — В отличии от нашей дуристики! — Выпалил молодой, после чего показал северную винтовку нового образца. Подлатанную и наспех сделанную с деталей других винтовок той же модели, но он бряцал ей с гордостью, — Я её снял с трупа северянина, когда та была уже разбитой и смог вычинить с деталей других винтовок! И она пашет как родная! С нашей старой бы винтовкой такого бы не получилось… Все обернулись на него и стали тяжело и долго смотреть. После чего тот заткнулся окончательно и положил винтовку на место. Старый продолжил. — Так вот: Оскар среди товарищей запомнился… Достаточно хорошим парнем с репутацией хоть и нелюдимого, но всё же брата по оружию и верным другом. В беседе вёл себя тихо, никогда не поднимал голос вне боя. Если эта тема касалась его прошлого, то он предпочитал обходить её стороной. За сигареты, правда, он цеплялся и редко делился. Но зато если надо было договорится с командиром, то даёшь ему пачку или целый блок и он идёт и договаривается! И чаще всего вложения оправдывали себя. — На этом моменте он немного даже улыбнулся. — А если надо было раненого вытащить из-под обстрела, то Оскар — рискуя собственной шкурой брал и делал это. Иногда даже против приказов своего брата. Можно ли считать это осечкой?.. — По рассказам, то они даже подрались один раз после этого. — Взяла слово пехтура Адмирала Йоргенсона, после чего подкурил сигарету костром, затянулся и начал рассказывать, — Оскар выбил брату зуб, а тот чуть не бросил его повязку в огонь такого же костра, что и у нас… — Брось он повязку в костёр, то Оскар бы Сейку прибил чуть раньше, хех. — Продолжил старый, перебив морпеха. — Оскар раньше не носил капюшона. Видел… Друг друга рассказывал, что он в свои девятнадцать выглядел уже как мужчина. Письмена изгоев на теле. Голубые, холодные глаза постояно в чтении или выискивают врага. И чёрные волосы, подобные как у его брата. Только он не отращивал их, а срезал и подпирал клановой повязкой из-за чего они вечно смотрели вверх. При том, что у северной традиции подобные повязки использовали лишь кочевые кланы. Видимо, Оскар был не совсем рода из Сейки и вёл род ещё и из какого-то кочевого клана… — Типа клана Партас? — Молодой всё же снова показал себя выскочкой, но теперь это было оправдано. — Наша всеми любимая командирша из таких же кляней. Мы как раз прошли недавно одну из их стоянок и Лигер подметил это… — Ты хочешь сказать, что Оскар — брат Эсдес? — Скривил бровь Младший Йоргенсон и начал копошиться палкой в углях костра. — Эй, я ничего такого не говорил! — Быстро воспротивился предположению молодой, после чего продолжил. — Просто подметил как… Факт, во! — Будь Эсдес и Оскар братом и сестрой — они бы не воевали… — Внезапно тихо сказала Майн. — Разве родные должны убивать друг друга? — Не только кровью едины. — Продолжил сказ старый, мягко улыбнувшись маленькой девчушке, что внимательно следила за рассказом. — Не знаю — текла ли у Оскара с Эсдес одна кровь, но сейчас — точно нет. И я не только про их новые демонические сущности… — Старый немного остановился и сделал небольшую передышку, отпил из фляги. Затем продолжил, — Наша госпожа Эсдес верит в право сильного. В абсолютную силу. Чистую и не зависящую от каких-то этнических или ещё каких качеств. Если человек достоин, если он будет готов пробиться наверх, то это вызовет в ней чувство уважение. — Ведь существование человека состоит только лишь из боли и обезболивающих, а человек, способный пережить это становится… — Übermensch. Сверхчеловеком. Высшим среди зверей… — Перебил старый своего товарища по морской пехоте. Тот кинул сигарету, не докурив половину, после чего взял новую, пока старый смотрел на него. — Да. Становится Убийцей Бога. — Разве Бога можно убить? Да и какой в этом смысл? — Да, можно. Можно одолеть что угодно. Но сначала, как говорит писание, надо одолеть Внутреннего Бога. — Старый спокойным голосом объяснял эту концепцию Майн. — В человеке с древнейших времён живёт часть Демоническая и часть Божественная. Демоническая есть первородное естество человека, которое отвечает лишь перед собой, перед своими желаниями. Голод, безопасность, похоть, жажда… Желаниями зверя… — А Божественная эта та часть, которая сопротивляется ему и думает о других. Которая думает об абстрактном, немыслимом простому зверю понятиях. Добродетели, Бог, правила, законы, государство и так далее. — Прервал молодой из гончих в круглых очках, до этого спокойно читавший книжку. — Одни считают их людским достоинством, кто-то — замаскированными цепями. — Эсдес считает второе, насколько я понял? — Младший из Йоргенсов посмотрел на старика, на что тот пожал плечами. — Понятие не имею. Может она вообще особо не ведает о чём мы тут с вами болтаем… — Честно признался старый, после чего продолжил с лёгкой улыбкой и доставший из подсумка какой-то свёрток и бросил книжному червю. Там был брикет сладкой застывшей нуги завёрнутую в бумажку. — На, держи! Сладости умным полезны. — Эй! Я тоже сладости люблю, хотя ты мне их не давал ни разу! — Снова вспылил молодой дьявол. — Ничего, в палатке даст попробовать свой леденец! Выдержанной на… — На длинной сморщенной палочке! Почти все на этом моменте начали если и не смеяться, то хотя бы прыснули смехом или появилась небольшая улыбка, пока молодой краснел. Лишь Майн тихо сидела и рассматривала старика в ожидании продолжения. И вот, все отсмеялись, и у молодой, но уже горделивой, гончей появился серьёзный вопрос. — А Оскар за все эти добродетели что ли выступает? Будто бы за «всё хорошее», да? — За равенство, да. Что все мы едины и одинаковы перед Богом. Кем бы мы не были и кем бы не был сей Господь. Что люди и их заботы — не сильно важны, в конечном итоге… — Старый продолжал улыбаться, пока очкастый из гончих делил сладость средь остальных. Очкастый догадался застывшую нугу немного разогреть над костром, чтобы удобнее отламывать по кусочку и крутил из них колбаски зажав меж ладонями. Тепло от трения рук и получавшаяся форма позволяло нугу сделать куда более съедобней. Молодому же из демонов досталась самая вкусная часть, так как остальные от неё отказывались в пользу него. Старый откашлялся и продолжил, — Что человек лишь жалкий винтик в большом божественном механизме… Но, знаешь… Если ты выбираешь тут сторону… — А я уже выбрала сторону. Тут все немного удивились и даже притихли. Майн передали часть колбаски, а молодой аж немного поперхнулся сладостью из-за чего послышались от старого хлопки по спине. — Ciul… То бишь Генерал Тацуми считает, что главное не то, какими правилами он следует и не то, какой он есть. Важно лишь как воспринимают тебя другие люди и как ты работаешь над этим. Важен не только ты сам и не только законы свыше: важен и ты, и другие люди вместе с тобой. Как мы все сидящие за этим костром и вот наши все тут обсуждения и истории — вот что важно сейчас… Тут все замолкли в раздумьях над сказанным и лишь наглый морпех, кривя своей квадратной западной мордой попросил, закуривая сигарету. — А можешь как-то по нормальному объяснишь? А то ничего не понятно… — Сейчас я спущу моего Puszyste и он тебе, kurwa, объяснит доступным языком! Языком бо… — Эй! Эй! Тихо-тихо! — Пытался успокоить взрывную подругу Вейв из Йоргенсов, который хотел спасти своего подчинённого, что из-за своего любопытства мог лишиться достоинства вместе с нижней половиной тела. Псина лишь чуть-чуть просто сдвинула лапой, пока Вейв панически занимался миротворчеством, — Он просто не особо понял!.. — А эт не моя вина! Это Тацуми так объяснял… — Кстати о нём… — Тут уже перехватил беседу Вейв переводя взгляды на себя. — Завтра он прибудет вместе с делегацией по-поводу урегулирования пакта «Мантикоры». Мы уже просили об этом остальных офицеров, но теперь просим передать вам это сообщение и вам, простым солдатам. — И в чём оно заключается, господин Вейв Йоргенсон? — Не устраивать новоприбывшим проблем. Даже Эсдес к нам вышла и объясняла это. Не контактировать не по делу, не цепляться и так далее. — Вейв говорил крайне серьёзно и даже у старика слезла его улыбка. — Тацуми ла Аранеа устроил такую неразбириху на Западе, что Там… — он показал куда-то за себя, подразумевая то ли генеральский штаб, то ли даже Столицу. — Не знают что делать. По сути своей он, являясь генералом нашей страны — и также представитель другой, новообразовавшейся. Во время войны последнее что нам нужно… — Это ещё один противник… — Майн тут же стало не раздражительнее, а даже злее. Товарищи Гончие знали этот взгляд. За ним редко следует что-то хорошее, — Так что кто устроит хоть какую-то проволочку, кто коснётся этого Ciula (кроме меня) — тот окажется кормом для моего Гекантохеера, ясно? Почти все, даже включая Вейва, нервно сглотнули. Потому что ровно по заказу — пушистик смачно облизался языком, который был больше его морды. Один, правда, захмелевший демон всё же решил высказаться на этот счёт… — Северный Флот уже скоро будет готов атаковать Столицу и высадиться вместе с десантом на при-Столичных землях. Уже в неделе от того, чтобы разбомбить мой дом, дом Хаайя или же дом он того очкастого Талера. — Он внимательно посмотрел на Вейва с Майн. В его глазах читалось искреннее к ним презрение, — Северяне напали на нас. Северяне хотят нашей крови и хотят подчистую стереть наш город. И эти же ублюдки… Они убили мою сестру! Я пошёл с ней в армию! Я обещал отцу, что она вернётся домой! — Его голос всё больше переходил на глухой крик, но никто не смел его прерывать. — И эта ваша… «Persona grata» договаривается с Западниками, что не хотели вступать в войну с этими северянами, пока самих этот чёртов ворон не клюнул в одно место?! Со склямами, которые подобно крысам живут в подземельях и наполняют наши города ростовщиками и наркотиками?! С Революционной армией с её глупыми и наивными идеалами, которые погубят моих детей!.. — Ли, остановись… — ДА ДАЖЕ С ЭТИМИ ЖЕ СЕВЕРЯНАМИ, КОТОРЫЕ УБИЛИ МОЮ СЕСТРУ! В ЖОПУ ТАЦУМИ ЛА АРАНЕА! В ЖОПУ МАНТИКОРУ! В ЖОПУ ЭТОТ ЧЁРТОВ ПРОКЛЯТЫЙ СЕВЕР! В ЖОПУ ВАС ВСЕХ! ЕСЛИ ВЫ ГОТОВЫ ЭТО ТЕРПЕТЬ ТО Я — НЕТ! — А Эсдес это скажешь? — Старший гневно посмотрел на своего лютого товарища на что тот притих, но всё же выдал. — Скажу. — Произнёс Ли, после чего продолжил. — Сначала Эсдес и Тацуми разберутся с Оскаром, а потом сами друг с другом сцепятся. Не верю я в их «чудесную любовь», не верю я в эту чушь, что она нашла в этом придурке что-то достойное! — Я вообще про другое… — А про что? — Эсдес, так-то, северянка. Как и я. Её ты тоже в жопу пошлёшь? Или меня вместе с ней? Тут на этом моменте Ли совсем в недоумение пришёл. Он хотел было какие-то аргументы привести и каждый его тезис обрывался им самим же, после чего тот вышел и начал, злостно пошатываясь, шагать в сторону своей палатки. Майн и Вейв посмотрели на старика, на что тот отмахнулся. — Ничего. Прикроем, как будет делегация. Вы главное это — скажите, как Эсдес то будет себя чувствовать на всём этом трёпе, а? А то мы волнуемся все, вот видите сами. Хорошо? — Да, хорошо. — Утвердительно кивнул Вейв, после чего поинтересовался, — Как вас звать, хотя бы? — Зовите меня Лигером. А молодого звать Токугава. — Да-да! Токугава Иэ… — Да. Спасибо за вечер, пан капитан Лигер. Проследите, чтобы сообщение дошло до всех солдат и чтобы к завтрашнему вечеру всяких инцидентов не было. Недаром мы подошли именно сейчас и именно к вам… — Перебила молодого демона Майн, после чего потянулась, встала и подозвала рукой своего собаку, — Пошли, Puszyste… — Да, конечно, сударыня. Как пожелаете… И в след им в ночь смотрел двое гончих, пехотинец и двое демонов. И ведь скоро битва. И битва не военная, но битва решающая — за мир, в котором они будут жить завтра…***
— А пафоса-то сколько… Йой! Эсши объявилась внезапно. За тиканьем часов, за музыкой за ними, за пишущей ручкой Тацуми не заметил, как она показалась за плечом и внимательно рассматривала рукописи с оглавлением в The Capital's Joker. Но, не подавая виду, Тацуми не обернулся на неё. Он хотел отстаивать свою позицию, ведь видите ли… — Читателю нравится пафос. Ему нравится то, что он читает есть важное. Значит он не тратит время за зря и он молодец… Так? — Так, но не эдак. — Сказала Эсши и села рядом с ним. — Сейчас читателю подавай реализма да всякую фантастику… Полу-пустой вагон трясся на старых рельсах проезжая мимо красивейших горных пейзажей Der Herbst. Эсши умудрилась найти билеты на поезд в Фолькванге в geschnitzt. Поезда для пассажиров на севере — редкость, а идущие до Столицы и то реже. Плюс удобный кузов с двумя спальными местами и посередине под окном расположился подвесной столик. Удобство, красота и даже есть возможность сходить за горячей водой для еды. А ещё и безопасность, да. Тацуми заметил полицейскую облаву в момент посадки на поезд и, благо, они были столь нерасторопны чтобы его заметить. Они тихо зашли на свои места с Эсши и умудрились скрыться. Теперь они на четверти пути к Столице. Людей будет всё больше прибывать по мере поездке, но они вряд ли узнают его. Особенно, если тот будет выходить редко и только за тем, чтобы воспользоваться уборной. А сейчас, в виду заполненности вагона на ¼, Тацуми мог даже сам выйти иногда за чаем или кофием для Эсши. Но он делал это всего лишь раз за весь день поездки. В остальное время он пишет. Расписывает он в основном то, что слышал, видел, рассказывали или даже ему писали. Он достал все письма, фотокарточки, какие-то дневники и блокноты. Пытается припомнить всё в мельчайших деталей, но сознание и творческая жила допридумывает своё. Но он пишет. И пишет, и пишет, и читает, и читает. Пишет, чтобы не забыть. Пишет, чтобы отложилось в памяти. Пишет, чтобы оставаться при себе. Может, вспомнив достаточно — он сможет излечиться и найти ответы. Те, что он сам потерял или откинул. Эсши его особо не отвлекала. Иногда подглядывала или давала комментарии. После увиденного на руках Тацуми — она к нему относится с некоторой опаской. Но это ведь же не повод скучать, да и у него, наверное, были на то причины. Может она найдёт ответы на эти и на свои вопросы по мере чтение всего того, что он написал. Почему у него могут быть ответы на её вопросы, если на время её жизни Тацуми был в забвении? Но ведь, откуда-то, у него было издание либретто «Последнего Имперца» 1032 года, хотя находился он в забвении с 1030 года. Он указывает его в прологе и в эпиграфах упоминает. Значит ли это, что кто-то с ним поддерживал контакт? Да, скорее всего и даже, наверное, с её мачехой! Что редактировала как раз для своего «Театра Любви» всю эту галиматью. Но нельзя задавать такие прямые вопросы. Судя по рассказам из её же писем — верить нужно через слово ему. А мачеха не зарекомендовала себя лгуньей. Мерзкой тоталитарной властолюбивой зазнобой, но не лгуньей. Поэтому лучше расспрашивать его так, чтобы тот не отнекивался особо, и ему не было смысла врать. И уже из этих тезисов строить факты. — Слушай, а как ты назовёшь своё это… Творение? — Спросила вдруг Эсша, смотря на Тацуми. Тот пожал плечами. — Не «The Capital's Joker», как ты могла подумать, конечно… — Ответил тот, смотря на свою писанину. Он сейчас закончил часть со знакомством Серью и Иэясу. — Я думал над этим названием, но… Меня так уже один раз обозвали и это было не совсем приятно… — А… В чём проблема название? — На западном языке эта идиома значит не «Столичный Джокер», как можно подумать, а «Главный Шут». — Тацуми отложил ручку и по-очереди начал разминать пальцы протеза, попутно объясняя. — Я так обозвал оглавление, потому что «Главный Шут» мне больше подходит в виду… Ты сама знаешь, да. — Та не особо. — Призналась Эсши, отходя от Тацуми, и прилягла она на свою кушетку. — Я не считаю тебя кем-то плохим или Шутом. Просто потерянным… — Есть! Вот название! — И какое?***
Двадцать четвёртый день зимы 15:18 Союз свободных северных племён. Где-то на срединных землях. 1023 год
— Де-ци-ма-ци-я… — Медленно произносил Тацуми это слово, будто смакуя его нереальность. Тихо и про себя, он проверял вокруг себя обстановку. Постоянно в напряжении, постоянно в состоянии пружины, которая готова сорваться. Но при этом нельзя показывать это. Иначе — всё, пиши пропало. — Тацуми, успокойся. Нам всем тут не очень… — Да-да. Я прям вижу, как некоторые примеряют пику к моей голове… Челси и Арей были не совсем в чести на базе. Армия Эсдес не отличалась особым патриотизмом к Империи. Да и не особо любила в политику лезть. Но вот чтобы имперец да не поучавствовал в соревновании: «Какая из этих сук насолила нашему Императору больше?»… Не, ребята, вы просите невозможного. Всё это ещё сверху подливало воду в котёл с кипящем маслом то, что Арей и Челси, в бывшем, тоже вели род из Империи. Что также даёт много поводов для пересудов. Ну, конечно, ненавидят они больше всего Тацуми. Мало того, что он лидер этой разношёрстной компашки, родом прямиком из Столицы, при этом ещё не объявленный предатель Империи… Так ещё, судя по слухам, этот «подлый ублюдок» — увёл сердце их Генерала! Так что вы понимаете уровень напряжения. Да и до этого обстановка в лагере была… Своеобразная. Она и раньше была не очень — от армии Эсдес осталось в лучшем случае половина. Одна четверть — мёртвые и раненные ожидающие эвакуации, а другая четверть — ушла в «разведывательную миссию». Хотя слово «разведывательную» можно заменить на «карательную» и только правды в словах станет больше. То, что Эсдес устраивает на северных землях — не поддаётся разумному объяснению. Это теперь битва не на армию с армией, не государства на государство и не идеология против идеологии. Это война на уничтожение. И Эсдес послала на это дело и своих владельцев тейгу в виде команды Падших, и даже подключила Натокирских последователей Пути Возмездия, которые решили также пойти Священной войной против северян. Так что всё это приобретало масштаба апокалипсиса. Хотя лагерь был более чем организованный. Множество палаток рядами установленных возле и в самих домов, сами дома, переделанные наспех, нужные всем пункты первой помощи, кухни и также офицерские казармы и штабы. Эсдес обосновалась в одном из небольших городов в выгодном стратегическом расположении. «Тут река да холмы, так что хрен вам, а не выбить нас отсюда!», — как любили говорить здешние офицеры. Ну и город был сам расположен на вершине одного из холмов, так что это можно было сказать — живописное место. Можно было даже сказать, что жителям этого города повезло, но… Естественно мы все понимаем — что случилось с абсолютно каждым бывшем жителем этого места. Если вкратце: чьи-то тела тела и ледяные пики слились в одно целое, кто-то висит на фонарных столбах, кого-то отправляют на кухню для подпитки скота, кто-то служит в одном нижнем белье рабом, а кто-то зависает на башенных часиках, что расположились в церковь уробороса. Где на каждом часу, от 1 до 12, висят тела. При том в соответствующих этим числом количеством. 12 детей возрастом до 12 лет выглядят как материал для будущих страшных сказок для Севера. Что, впрочем, как мы узнаем — уже стал правдой. Впрочем, у Тацуми залез в голову вопрос. — И кто-то умудрился залезть и закрепить их там… — А меня больше интересует — кто построил эти часы? Они же ведь, при всей нагрузке, умудряются даже держаться! И работать! — Может инженеров с Севера потом завербовать к нам? Челси, а ты… — Вот вам прямо сейчас надо это обсуждать?! При таком в такой ситуации! Челси чуть не надавала этим двум по волчьей шапке да берету в виду неуместности данного диалога, который они так непринуждённо вели. Нет, конечно, она тоже творила ужасные вещи, как и эти двое. Но да такой абсурдной жестокости у неё не доходила. Да и у Оскара тоже. Хотя одно время убийство «неправильных» северян или «грязнокровных» он поставил прямо-таки на поток. Например, Оскар некоторые углежоговые печи использовал… не по прямому назначению. Но зато таким образом он добился небывалых темпов «производства», в отличии от Эсдес. Которая пока найдёт верёвки, пока закрепит, пока это да пока то… Вот что значит разница в терминах «эффект» и «эффективность». — Вы чего так долго? Экскурсовода ожидаете? Из тьмы этой же церкви показалась Генерал Эсдес. При параде в своём мундире и фуражке, со своим длинными голубыми волосами. Чистая, опрятная, уверенная и горделивая. С ровной осанкой и с лёгким раздражением и холодом в её глазах. Впервые за две недели она вышла на свет солнца, из-за чего невольно зажмурилась. Но лишь на секунду. — Рад… Рады, точнее видеть тебя, Эсдес. Тацуми натянул улыбку и первым подошёл к Эсдес. Играть образ, но не переигрывать. Играть, но не переигрывать. Вот что крутилось в голове Тацуми. Неизвестно, что крутилось в голове Эсдес. Неизвестно, как она сейчас поступит. Неизвестно, сохранила ли она часть своего рассудка после встречи с Оскаром. Неизвестно, неизвестно, неизвестно и… Только лишь одно остаётся — играть, но не переигрывать. На удивлении Эсдес действительно тепло ему улыбнулась в ответ. Легко и незаметно, но действительно — Тацуми бы поклялся на месте, что что-то вокруг оттаяло и потеплело вокруг них. — Я тоже тебя рада видеть, Тацуми. И всё было бы отлично — если бы с трупа с 9 часов не упала капля крови прямо на щеку Челси. Которая в ту же секунду потребовала пройти уже внутрь для обсуждения военных планов и политических действий. За ней зашёл Тадеуш Арей, потом подошли Майн ла Флёр ла Аранеа, За ней профессор Франц Стайлишь (глава ремонтбатальона Гончих), потом Вейв ла Йоргенсон вместе с командиром нынешних морпехов. Следом медленно подошёл Натокира проводив парочку взглядом достаточно злостно-раздражительным. А эта самая парочка стояла у входа и ожидала, пока все войдут в тёмные закутки её подземелья, где она готовила план. План для будущей войны, а, может, для чего-то большего…***
Авантюристы судьбы заходят в логово дракона, пока остатки их деяний пребывают в чреве стального змея торохтя колёсами по стальным полосам рельсовых путей. Что же им готовит завтрашний день? Может лучше будет спросить у сегодняшней ночи… Ночи, что укрыта перьями ворона…