~
Полдня пролетели крайне незаметно. Долгожданный листок с выпиской уже лежал на кровати, а рядом с ним было щедро раскинуто все содержимое косметички. Сама Катя расположилась тут же, на кровати и, держа в руках зеркало, впервые за три дня наносила макияж. Густые черные ресницы, естественно подкрашенные брови, аккуратные стрелки, нюдовая помада на губах — Катя почти была собой довольна, даже мешков под глазами практически не было, хотя Ира почти ни разу не давала ей выспаться за прошедшие ночи. Оставалось только накрутится. Беркович кинула взгляд на часы и, убедившись, что до назначенного времени у нее есть еще сорок минут, достала из тумбочки плойку, которой планировала слегка подкрутить концы. Ровно без пятнадцати два, когда с прической только-только было закончено, раздался первый телефонный звонок. Беркович, одновременно желая поскорее поговорить с Алексеем и при этом не разбудить дочку, подлетела к телефону. Увидев однако, что звонок исходил вовсе не от Леши, Катя тем не менее не расстроилась и радостно произнесла: — Здрасьте, теть Оль. — Да, алло. Ну, Катюш, мы уже подъехали. Вы там как? Екатерина, даже не успев ответить, увидела боковым зрением открывающуюся дверь палаты и зашедшую медсестру с последующим объявлением: — И снова здрасте, — на лице медработника засияла улыбка. — Ну, что, готовы в свет выйти? Ваши родственники уже приехали. В ответ медсестре Катя кивнула, жестом указала на подготовленную заранее детскую одежду и, быстро отвернувшись к окну, продолжила разговор с Ольгой: — Да, к нам как раз медсестра пришла. Так, а Леша с вами? — Нет, — уже одного этого слова было достаточно, чтобы Екатерина перестала улыбаться, молниеносно перебрав в голове сотню вариантов Лешиного убийства, — мы ему звонили, но что-то он не отвечает. В любом случае, ждем еще. — Хорошо, — Катя безэмоционально кинула телефон на кровать, присоединяясь к улыбающимся дочери и медсестре. И пока ласковые и опытные руки медсестры одевали ее малышку, Екатерина тоже нарядилась в платье приятного персикового цвета. Серое пальто, накинутое сверху, делало образ более элегантным, а черные полусапожки на ногах идеально гармонировали с круглыми сережками того же оттенка. Через десять минут, когда и Катя, и маленькая Иришка были готовы, медсестра помогла им спуститься на первый этаж, в выписную комнату, где обычно происходило ожидание родственников. Но в Катином случае ситуация была обратная: родственники уже двадцать минут стояли возле входа в роддом, о чем Екатерине тут же не преминули напомнить. — Да, да, я знаю, — на ходу ответила Катя милой девушке за стойкой. — Сейчас только позвоню, уточню, пришел ли муж. Зайдя в небольшую комнату и расположив сумку на столе, Катя набрала Ольгу Николаевну: Леши еще не было. Сам же Алексей тоже не отвечал, в этом Катя убедилась после трех неудачных попыток еще десять минут назад в палате. — Ну что, идем? — держа в руках сверток с малышкой, спросила медсестра. — Уже два. Катя умоляюще на нее взглянула и отрицательно мотнула головой: — Нет, Галина Сергеевна, пожалуйста, еще пять минут. Я Леше дозвониться не могу. Медсестра понимающе кивнула и, подмигнув спящей Иришке, отошла к окну: — Хорошо. Опаздывает твой папа, да? Ну ничего, подождем папу. Но вот прошло добрых полчаса. О Катином напряжении не знал разве что главврач. Она нервно ходила из угла в угол и каждые пять минут звонила то Ольге Николаевне, то Алексею. Первая никаких обнадеживающих новостей не сообщала, второй просто не отвечал. В выписную комнату то и дело заглядывали дежурные медсестры, напоминая о времени. В ответ Екатерина лишь умоляла их подождать еще хотя бы пять минут. Вспоминая утренний разговор с Алексеем по телефону, Катя все же надеялась, что память у молодого человека за несколько часов не отшибло. Она до последнего не смела допустить мысли, что Леша может не прийти встречать их с дочкой. Он обещал привезти цветы врачам, он просто нужен ей сейчас. Мысли, раздиравшие душу, никак не могли прийти к единому мнению, а сама Катя, нервно сглатывая, уже не знала, чего ожидать дальше. Как бы не сильна была ее надежда, что с памятью Алексея все в порядке, а значит, он обязательно, рано или поздно, появится в роддоме, особого смысла в этом не было, когда врачи, срывая свои нервы, заявили, что оттягивать выписку времени больше нет. Очередь у них видите ли. И пришлось сдаться. Галина Сергеевна с Иришкой на руках пошла к выходу, Катя же, безвольно опустив руки, последовала за ней. Из-за нервов Беркович даже оставила в комнате сумку с вещами, которую любезно отдала ей у выхода догнавшая ее молоденькая медсестра. Взяв в руки сумку, Катя молча и бездумно взглянула на девушку. Внутри ее что-то медленно чернело, с болью надавливая на самое сердце, перехватывая дыхание и разрывая на части души. Сил не было даже сказать «спасибо». Все происходившее на крыльце роддома было окутано для Екатерины туманом: белый сверток с красивой ленточкой медсестра отдала новоиспеченному дедушке, он же позаботился и о цветах с подарками. На Катю с фальшивыми улыбками смотрели Женя, тетя Оля и папа. Нет, может, они и рады были видеть ее и ребенка, но то, что за их радостью скрывалась жалость, было до тошноты понятно и видно невооруженным глазом.POV Катя
Меня поздравляли. Меня обнимали. А мне хотелось плакать. С вяло натянутой улыбкой и с трудом выдавленными благодарностями попрощавшись с врачами, я вместе со всеми начала спускаться по ступенькам крыльца. Мне хотелось поскорее сесть в машину, уехать домой и, зарывшись в подушках, проводить этот отвратительный день, который должен был быть самым счастливым. Но неожиданно мы столкнулись с… Лешей. С Лешей. Столкнулись. На ступеньках… Это не укладывалось в голове. Нет, если бы он приехал в накрахмаленном костюме на белом коне и с огромным букетом красных роз, что вообще-то было моей последней надеждой и предположением, почему Леха не явился вовремя, я бы простила ему опоздание. Но как же иногда больно разбивать собственные мечтания о суровую реальность. Очень больно. Больно было увидеть перед собой качающегося кучугурца, выпившего видимо в компании друзей, с взлохмаченной шевелюрой, полупотерянным, полусчастливым видом, в помятых брюках не по сезону и цветастой рубашке не по случаю, да еще и с жалкой хризантемкой в руке, очень похожей на те, что растут в клумбах на территории роддома. Сперва застопорившись, я все же неуверенно приблизилась к нему. Уже не помня, как у меня к тому моменту оказалась на руках Ира, я крепко сжимала сверток. Родственники в этот момент видимо решили дать нам возможность поговорить. Боковым зрением я видела, как тетя Оля тянет к машине папу, который с минуты на минуты был готов взорваться от ярости и говорил: «Да посмотри, он же пьяный!» До земли оставалось ступеньки две и, пытаясь удержаться на них, Леха схватился за перила. — Ой, Катюнь, — он усмехнулся и кивнул, скорее непроизвольно, — я тут опоздал маленько. Я молча прожигала его взглядом и, сдерживая слезы, с силой оставалась на месте. Мне нужно было что-нибудь сказать. Хотя он бы и вряд ли что-то понял в таком состоянии. — Шо ты, как там моя маленькая? — с этими словами он попытался наклониться к Ире. Я моментально отвела руки в сторону. Не хватало еще на ребенка перегаром дышать. — Отметил все-таки, — сказала я скорее сама себе. Чувствуя, как в горле встает ком, я набрала полную грудь воздуха. Закусила нижнюю губу в очередной попытке удержать слезы, нервно выдохнула и ровно в этот момент услышала сзади стук каблуков. К нам подошла тетя Оля. Видимо трезво оценив мое печальное состояние и всю ситуацию в целом, она поспешила забрать из моих онемевших рук ребенка, кинув при этом непривычно железным тоном в сторону Леши: — Я была о вас лучшего мнения, Алексей. Покачав головой, тетя Оля начала удаляться вместе с Ирой в машину. Леша, явно теряясь в пространстве, бездумно проводил ее взглядом. Послышался звук закрывающейся автомобильной двери. В груди что-то предательски екнуло. Неприятно екнуло. Не выдержав, я нервно мотнула головой, стараясь смахнуть выступившие на глаза слезы. Я не решилась уйти от Леши молча, а потому спросила у его пьяного тела напрямую: — Это видимо такая благодарность за дочку? — я замолчала, желая увидеть хоть какую-то реакцию, чего, к сожалению, не случилось. — Спасибо, я польщена, — мои глаза опустились чуть ниже, на помятый цветок. — Хризантемку можешь оставить себе. Я развернулась и, оставляя вместе с Алексисом, кажется, что-то важное в моей жизни, отчаянно зашагала к папиной машине. Какое-то время мы сидели в машине с тетей Олей одни. Ира спокойно спала у нее на руках, поэтому я, с растоптанным в хлам настроением, отодвинулась на противоположный край сидений. Нервно крутила похолодевшие руки, иногда вытирая невольно стекающие слезы, которые горячими струйками обжигали мою кожу. Но внутренний пожар, безжалостно сжигающий как сердце, так и душу, был в сотню раз сильнее. Трудно было даже дышать. Даже своими воспаленными мозгами я успела понять, что не хватает Жени и папы. Несмотря на то, что глаза мои застилали слезы, вскоре я все же набралась смелости поднять голову и посмотреть в окно. Тетя Оля тоже настороженно в него выглянула. Жени видно не было, зато недалеко от крыльца стоял отец. Уперев одну руку в бок, движениями второй он дополнял свои слова, а если быть точнее — крики. Да, папа разговаривал с Лешей, и судя по его гневному выражению лица — крайне жестко. Осознание одного этот факт рушило во мне все то, что еще утром казалось радужной реальностью. Господи, почему я должна все это видеть, думать, ощущать?! Не успела я помыслить над ответами на собственные вопросы, как почувствовала, что моего плеча коснулась женская рука. Переведя истерзанный взгляд на Ольгу, я вдруг поймала себя на довольно неожиданной мысли в сей горький момент. От нее невидимой, но такой мощной волной исходила такая поддержка, что мне в одно только это мгновение стало стыдно за то, что иногда я всех так терпеть не могу. Она — чужой человек — в этот момент показалась мне самой близкой из всех на этой планете. Двойная горечь холодным потом прокатилась по моей спине. — Пусть, — тетя Оля слегка кивнула, — пусть папа поговорит. — Мне вообще все равно на них всех, — не имея больше сил себя перебарывать, я разревелась и с огромным желанием остаться в полном одиночестве отвернулась к противоположному окну, поджав ноги. Вслед за мной расплакалась Ира. Благо, ее успокоили быстрее, чем меня. Когда через пять минут дверь впереди открылась, а затем хлопнула с такой степенью раздраженности, я сразу поняла, что сел папа. — Возмутительно, — до этого тишину в машине нарушали лишь мои всхлипы. — Катя, — отец, хлопнув рукой по рулю, обратился ко мне, но я даже не хотела вникать в его последующие слова, — запомни этот момент и сделай выводы. Чтобы он еще хотя бы раз появился в нашем доме?!.. Его громкий голос тут же был прерван тихим, но не менее строгим женским: — Саша. Не знаю, ради кого Ольга ему пригрозила — меня или спящей Иры — но папа замолчал, и меня это радовало. Какой смысл в очередной раз давить на мои больные чувства, если они и так раздавлены в кровь?.. Через пару минут в машину села и Женя. Я спиной почувствовала, как она повернулась назад и перекинулась взглядом с тетей Олей. Даже неинтересно, говорила ли она с Лешей. Мы тронулись и не спеша поехали. Просто, за что? За что? За что?..~
Постепенно в машине я отошла и даже нашла в себе в силы не только повернуться к своему ребенку и улыбнуться, но и дома посидеть за праздничным столом. Приехали Будько. Я даже не поняла, почему их не было на самой выписке. Хотя какая, в общем, разница? Меньше людей видело этот кошмар. Ковыряя вилкой салат, я услышала подвигающийся стул. Через мгновение ко мне наклонилась Женька и, поглаживая по спине, начала тихо шептать такие-то успокаивающие слова.~
Евгеша все это время видела, как подруга переживает. Она также отчетливо понимала, что Катя не воспримет большинство ее слов как поддержку, но все же молча сидеть в стороне, окидывая Екатерину жалостливым взглядом, Ковалева тоже больше не могла. Ей было невероятно горько от того, что Лешка, ее лучший друг, от которого у нее с детства были исключительно хорошие воспоминания, позволял себе так обижать Катю. В памяти всплывал момент, когда она услышала Лешин телефонный разговор, и злость на друга вскипала с двойной силой. Его сегодняшнее поведение было равносильно издевательству. У роддома Евгения сделала попытку поговорить с Лехой, но убедившись, что в таком состоянии до него мало что доходит, решила отложить беседу. Праздник в честь приезда домой Катьки с дочкой был на грани того, чтобы стать похожим на чьи-то поминки. Но все же главным участником торжества была Ира, поэтому пить за нее старались радостно, чокались и толкали тосты за ее здоровье. Прошло еще пару часов, прежде чем все разошлись. В доме стало тихо. Лишь иногда слышался детский плач, который неумело успокаивался в течение следующих десяти минут. Неумолимо надвигалась первая ночь дома, которую Кате предстояло провести наедине с дочкой. Не так она рисовала себе картину их выписки и последующую жизнь. Ох, не так.~
Проходили дни, тянулись они медленно. Часы кормления, вечернее купание, беспокойные ночи, стирка, глажка — день смешался с ночью, а сон с бодрствованием. Круговорот из пеленок и распашонок уже плыл перед глазами. Неделя тянулась за неделей. После выписки минул месяц. Леха так и не появлялся. Катя чувствовала себя заведенным роботом: с утра до ночи она была посвящена дочке. По выходным ей конечно помогали и папа, и тетя Оля. Каждый вечер она все равно наведывалась к ним в спальню, и по ее умоляющим глазам Ольга Николаевна понимала, что Катя пришла за советом по поводу малышки. В связи с новым режимом и новой жизнью в доме уставали все. По ночам у Екатерины не было даже сил плакать. Иногда Ольга приходила пораньше с работы, понимая, что Кате одной тяжело. Так было и в этот раз. Приехав домой, Ольга Николаевна отправилась с маленькой внучкой на прогулку, позволив тем самым Кате посвятить немного времени себе: принять ванную, сделать расслабляющую маску, часик поспать. Когда же с работы вернулся Сан Саныч, Иришка вновь была возвращена ее маме. По традиции заглянув сначала в спальню к дочери, поцеловав внучку и порадовав Катю новой погремушкой для Ириши, Беркович затем направился к себе. Уже снимая у шкафа галстук и расстегивая рубашку, он на минуту повернулся к жене. — Катя ничего не говорила? — Ольга оторвалась от книги, за которую взялась несколько минут тому назад. — По прежнему не звонил? Вздохнув, она машинально махнула рукой: — Ой, Саш, я даже спрашивать уже лишний раз боюсь, напоминать только. Нервно покрутив в руках черный галстук, Сан Саныч с силой швырнул его на полку: — Вот же подонок малолетний! Сделал ребенка, а теперь гуляет себе где-то там беспечно, — не меняя напряженного выражения лица, Беркович все-таки поднял галстук и повесил его на вешалку. — Вот именно такого исхода я и боялся. Ольга кивнула и, повторно вздохнув, согласилась с супругом: — Да, Сашенька. Все этого боялись. За оставшуюся часть дня про Алексея больше не вспоминали. Ни себе души не травили, ни Кате лишний раз больно не делали. Ей и так было тяжело. Они это видели и все понимали. А потому старались молчать: молчать и просто помогать ей. Вечером Катя вместе с Ольгой Николаевной выкупала Иришку, они вместе выпили чай, и, поблагодарив ее за помощь, Екатерина ушла к себе — укладывать малышку, доглаживать детские вещи и спать. Если конечно получится.~
Алексей, все это время обитавший у Сони, на следующий день, ровно к двенадцати отправился на вокзал. Месяц пребывания Любовь Георгиевны и Алексея Алексеевича в Ессентуках истек, и в эту солнечную майскую субботу они возвращались домой. Машиной, подаренной Сан Санычем, к тому моменту Леха уже не пользовался, а потому встречал родителей на такси. Еще в первую неделю после выписки к нему с серьезной беседой наведался Иван Степанович, которому Женя поведала адрес, по которому можно было найти Алексея. Молодой человек нехотя спустился на улицу, соврав дяде Ване, что это дом друга. На его строгие и в то же время по отцовски объективные выговоры Леша мог только что-то неясное бубнеть в ответ. Он говорил, что чувствует себя виноватым, что он сам запутался, что их с Катькой отношения в последнее время были какими-то сложными, что он не хочет встречаться с Сан Санычем. Иван Степанович всегда имел большое влияние на Леху, но в этот раз даже сорокаминутная беседа не заставила молодого человека изменить мнение — пока он был не готов появиться на пороге дома Берковичей. Забрав у Алексея ключи от машины и его паспорт, который Ольга Николаевна попросила Ивана привезти для оформления свидетельства о рождении, Будько попрощался с Лехой следующими словами: «Иди, Леха. А машина пусть у Сан Саныча постоит, походишь пешком, подумаешь о своем поведении». Однако Любовь Георгиевна и Алексей Алексеевич о поведении сына ничего не знали. Чита Будько их не тревожила на отдыхе, с Лешей они созванивались не так часто, и каждый раз он умудрялся отвертеться общими и обтекающими фразами о том, что все хорошо. Однако материнское сердце не обманешь. По интонации Лехи, по его нежеланию присылать Ирины фото, оправданные нелепым суеверием Кати, и отсутствие конкретики в его словах о состоянии ребенка заставили Любу заподозрить, что у сына что-то случилось. Ее волнение быстро передалось и супругу, поэтому, как только Ивановы зашли в свой дом, она накинулись на сына с расспросами. Отражая атаки, Леша первые минут пять, пока он разбирал сумку с продуктами и гостинцами, умело врал, что все в порядке. Однако врать матери оказалось не просто, и она быстро вывела его на чистую воду. — Леха, скажи нам правду. У меня вон сердце не на месте уже вторую неделю, — демонстративно приложив руку к груди, потребовала Любовь Георгиевна. — Все у них нормально. Стал бы такую чушь нести по телефону, было б у вас все нормально. Я сначала списывала все на мужскую невнимательность, но когда ты два дня назад сказал, шо у Иришки зубки лезут, я чуть в осадок не выпала. Какие зубы?! Ей только вчера месяц исполнился! — Мам, ну ошибся, с кем не бывает. Показалось, — Алексей сделал попытку уйти из кухни за очередной сумкой, но мать резко прервала его действия. — А ну сел быстро! — не смея прекословить грозному тону матери, Леша сел на ближайшую скамейку. — Я тебе еще раз говорю, скажи матери правду. — Да, Лех, это как-то не по-мужски отлынивать от ответа, когда мама волнуется. Ты думаешь, она не волновалась все это время? — Алексей Алексеевич смерил сына непривычно строгим взглядом. — Не веришь, иди посмотри, сколько корвалола у нее в сумке. Леха вздохнул, понимая, что придется сдаваться. Положив локти на стол и нервно почесывая время от времени макушку, Алексей рассказал им правду: что они с Катей уже месяц не живут вместе, что дочку он видел только несколько раз в роддоме, что на выписку он опоздал и пришел пьяным, потому что пацаны, заскочившие к нему утром, уговорили отметить такое событие, что он вдрызг рассорился с Сан Санычем, который в порыве злости обещал спустить с него семь шкур, если Алексей еще раз приблизится к Кате. Умолчал он только об измене, ибо понимал, что после такого признания мать может не только устроить ему физическую расправу, но и элементарно слечь с сердцем. Первые несколько минут после Лешиного рассказа родители его находились в полнейшем шоке и, раскрыв рты, присели на кухонный диванчик. — А где ты все это время жил?! Только не ври, шо здесь, я видела, холодильник пустой. Вон, даже кусок сыра еще остался, шо мы оставляли, — Любовь Георгиевна пригрозила Алексею пальцем. Леша, поначалу напрягшийся от ее вопроса, постарался сделать грустный и в то же время непринужденный вид и, глубоко вздохнув, вернулся к вранью: — В городе, у друга. Он осторожно взглянул на родителей, но, убедившись, что ему поверили, сильно не расслабился. Нравоучения и нотации, которые тут же посыпались от старшего поколения, не давали Лехе расслабиться все следующие полчаса. Протесты его отвергались сразу же, да он сильно и не пытался сопротивляться. Сидел и, молча уставившись в пол, терпел словесную трепку, которая оказалась раз в пять сильнее той, которую три недели назад он получил от Ивана Степановича. Итог их беседы был один — Любовь Георгиевна безапелляционно приказала сыну: — И шоб завтра же побежал к ним, на коленях ползал, умолял тебя простить. — Так сразу они меня и простят, — впервые за долгое время подав голос, отмахнулся Леха. На это уже ответил Алексей Алексеевич, сопровождая свои слова грозным стуком указательного пальца по столу: — Ничего, не обломишься, недельку поползаешь, две, но шоб с Катей помирился и шоб внучку мы свою видели. Все. На этом разговор был окончен. Леха дал согласие попробовать завтра съездить к Кате и извиниться.