Грань

      Отправив два сообщения, я застыл в ожидании. Крыша госпиталя Святого Варфоломея – идеальное место, чтобы подвести исход игры.       День с самого утра был ветреным; резкие порывы пробирали до костей, свирепо завывали в трубах. Соответствующая атмосфера для плана, который я замыслил, превосходная авансцена для решения финальной проблемы – для вызова Мориарти.       Пока погода создавала все условия для наибольшей драматичности грядущего действия, я сосредоточился на тянущем ощущении в груди. Это будет шаг ва-банк, игра «всё или ничего», победа или поражение. Наверное, мне следовало бы почувствовать по меньшей мере азарт, если уж не получилось сохранить хладнокровие, но вместо этих гораздо более приемлемых вариантов я ощутил смятение. Тревогу. И совершенно выматывающее, вытягивающее нервы в струны желание находиться сейчас не здесь, на продуваемой всеми ветрами крыше, а рядом с братом, который даже не знает, что я сейчас делаю и что именно он – тот, из-за кого я потерял железный контроль над эмоциями.       Глупость, в самом деле. Разве можно считать, что близких проще защитить, находясь непосредственно рядом с ними? Разве не разумнее перенести место финального акта подальше от них, чтобы обезопасить, застраховать от риска попасть под перекрёстный огонь? Выбор очевиден. Должен быть очевидным, но внутренний конфликт лишь набирает силу с каждой минутой ожидания конца.       Я чувствую всё нарастающую злость: на Мориарти и на самого себя. Рациональная часть меня уверена в правильности совершаемых действий, выверенных и спланированных с детальной точностью; она же порождает это бессильное раздражение на острое желание в кои-то веки сказать младшему брату что-то тёплое, обнять его и пообещать, что всё будет хорошо. Но я не имею на это права. Потому что это будет непозволительно близко к прощанию и просьбе о прощении. Та тонкая грань, которую нельзя переступить, поскольку это значит предать брата – оставить его одного.       Не имеет значения, что с ним останутся его верные друзья – Джон, Грег, миссис Хадсон, – важно то, что он потеряет меня. Шерлок не понимает жертвы и тем более не ждёт её от меня, а я отнюдь не склонен демонстрировать готовность жертвовать собой ради близких – я никогда не ввязываюсь в ситуации, требующие столь радикального решения, и потому всегда есть дюжина запасных планов. Самопожертвование – не тот выход, который мы оценили бы как «приемлемый». Говорит ли это о нас плохо? Нет. Лишь в очередной раз указывает на отсутствие подверженности сантиментам. И всё же…       Ничто человеческое нам не чуждо – мы остаёмся людьми, и свойство людей, оборачивающееся то силой, то слабостью, свойство, не имеющее границ и в то же время многогранное, причудливое, остаётся с нами. Свойство любить близких и стремиться защитить их любой ценой, вплоть до готовности отдать жизнь во имя их блага. Свойство, являющееся, пожалуй, одним из самых глубочайших инстинктов всего, что живёт и дышит.       Я подавил горьковатую улыбку. Да, есть инстинкты, но есть и кое-что даже более важное – выбор. Выбор умереть за дорогих людей или жить ради них. В конце концов, жертва, которую я мог бы посчитать приемлемой, только глубоко ранит моего младшего брата, даже если он этого не признает вслух. Тем хуже, потому что так он будет справляться с болью один, будучи окружённым другими людьми, чьи попытки помочь в лучшем случае останутся проигнорированными.       Поэтому я не собираюсь жертвовать собой, Шерлок. Ни ради тебя, ни ради кого-либо ещё. Живым я смогу обезопасить тебя намного эффективнее, чем если бы сам стал щитом. Это было бы весьма драматично, но нерезультативно, поскольку подобное действие, увы, одноразовое.       Тихие, крадущиеся шаги я услышал за мгновение до того, как ветер разнёс по крыше звуки высокого голоса, принадлежащего адресату моего сообщения.       — О, вот мы и встретились, — я обернулся, смеряя взглядом Мориарти, неспешно шагающего ко мне и спрятавшего руки в карманах брюк. Пройдясь по крыше и демонстративно осмотревшись, он наконец остановился в нескольких шагах от меня.       — Мы и наша проблема, — протянул Мориарти и чуть поморщился. – Признаться, я ожидал младшего брата.       Я дёрнул уголком губ в слабой попытке усмешки.       — Не поверю, что тебе неизвестно, в каком Шерлок сейчас состоянии. Но не сомневаюсь, что именно с ним ты хотел играть в финальном акте.       Мориарти театрально вздохнул.       — Ах, как же жаль!.. У меня были такие планы, а он выбыл из игры… Жаль, — его голос резко ожесточился и стал ниже.       Я ощутил нервное подёргивание глаза. Непредсказуемые перемены тональности в голосе Джима сверх меры раздражали меня ещё в пору его заключения, перепады настроения от легкомысленно-безумного до убийственно серьёзного заставляли долго размышлять над психическим здоровьем преступного гения.       Я всё же выдавил кривую полуулыбку.       — Сожаление не помешало тебе сотворить всё то, что ты сделал с его репутацией.       — Люблю прессу! – моментально повеселел Мориарти. – Эти люди, они читают газету и верят написанному. Должен сказать… это было просто. Проще всего обмануть людей, говоря им правду, и они получили то, чего хотели: правду, тонким одеяльцем обернутую вокруг огромной лжи. Ну, разве не прелесть?       Я покачал головой, не столько отвечая, сколько коря себя за информацию о Шерлоке, которая оказалась у Мориарти по моей вине. Тот, судя по излишне радостной реакции, угадал мои мысли.       — И за это я благодарю тебя, Майкрофт Холмс. – Мориарти отвесил шутливый полупоклон с серьёзным выражением лица. – Ты помог мне уничтожить собственного брата.       И пока я, сжимая зубы до хруста эмали, боролся с желанием встряхнуть его, Джим продолжал давить, искать болевые точки, мозоли, по которым можно основательно пройтись:       — Младшего брата! – на лице Мориарти снова за мгновение расцвела улыбка. – Как же ты так, Майкрофт? Разве мама не учила тебя, что младших нужно оберегать? Что чужим нельзя рассказывать о себе и семье? Бедный, бедный Шерлок, — Джим погрустнел. – Уверен, он предвкушал великолепную игру, но, увы, не смог довести партию до конца.       — Зачем? – наконец я задал вопрос, не дававший мне покоя. – Зачем ты это сделал? Ты сам сказал: Шерлок не в игре. Разрушение репутации имело бы смысл в обратной ситуации, будь он полностью дееспособен, если бы мог видеть и ощущать реакцию людей, ясно осознавать крах своей жизни. Но он ведь не может. Ему даже не рассказывали о твоих ходах.       На секунду Мориарти показался глубоко уязвлённым.       — Жаль, — коротко бросил он. – Было бы интереснее, понимай он хоть что-то… Но неважно. И репутация его не важна, ты верно сказал насчёт ситуации. Не было необходимости прибегать к игре в Ричарда Брука, рушить жизнь твоего брата, учитывая тот факт, что она превратилась в существование на больничной койке. Он оказался зауряден, слишком подвержен своему любопытству, оно его и сгубило. Твой брат потерял для меня интерес, стал скучен.       — Тогда для чего?..       Джим всплеснул руками:       — Да затем, что остались вы все! Загнанные в тупик отчаяния, пойманные в сети своих эмоций – как с этим не поиграть?! Ты должен бы понимать, что не в моих привычках сворачивать игру из-за досадной оплошности другого игрока. Я склонен… искать новую компанию, — вкрадчиво проговорил Мориарти, выдержал паузу и продолжил с заметным раздражением:       — Но вы оказались так скучны, просто невероятно скучны. Я сбежал – ноль реакции, серьёзно, Майкрофт, ты мог бы уделить мне больше внимания, не знаю, хотя бы сделать вид, что заинтересован в поимке – и то не было бы так скучно. И тогда, видя, что вы беспросветно поглощены сантиментами, я решил ударить по больному, во всех смыслах. – Тон Джима снова стал меняться, от прилива эмоций голос повысился. – Стоило мне создать угрозу благополучию вашей общей головной боли, как вы забегали – как же потешно вы забегали! – и наконец-то отреагировали. И вот мы здесь, — Мориарти раскинул руки, обводя пространство вокруг себя. – Решаем проблему. Финальную проблему.       Я подловил себя на том, что в раздражении постукиваю пальцами по ручке зонта. С самого начала в этой ситуации был виноват я, и Мориарти блестяще справился с задачей надавить на больное. Мысль о том, что Шерлок пострадал из-за меня, лишился имени и заслуженного уважения, была чрезвычайно неприятной, если не сказать – болезненной.       — Мы здесь, — повторил я, щурясь на солнце, на минуту вышедшее из-за туч и тут же скрывшееся обратно. – И проблема будет решена. Вот только в моих силах исправить всё, что ты натворил.       — О-о, — протянул Мориарти, сводя брови и принимая задумчивый вид.       — Я уничтожу Ричарда Брука и верну Мориарти. Я разоблачу твою ложь и разорву паутину. – Мрачно пообещал я.       Джим шагнул ко мне, всматриваясь в моё лицо цепким внимательным взглядом, словно что-то считывая.       — Верно, — негромко согласился он. – Ты способен на это. У тебя более чем достаточно ресурсов, чтобы свести на нет мои старания. Я знаю это.       «Так просто всё не кончится,» — стучала в голове мысль. Этого слишком мало…       Лицо Мориарти осветила полубезумная улыбка.       — Поэтому я решил добавить ещё нескольких участников! – преувеличенно весёлым тоном продолжил он. – В моих силах, — Джим усмехнулся. – Уничтожить всех близких тебе людей. И уйдут на это считанные секунды.       Контролируй я себя слабее, то отпрянул бы. Но это непозволительная роскошь для меня и слишком благодарная реакция для Мориарти.       — Шерлок, — выдохнул я, с бессилием осознавая, что непроницаемая маска даёт трещину изнутри.       О, сейчас я в полной мере ощутил долгое время подавляемое желание вернуться к брату. Я знаю, что не успел бы закрыть его от пули снайпера, но не мог ничего поделать с инстинктом защиты. В воздухе повисло ощущение натянутой струны, на которой Мориарти умело играл свою партию, – так и я чувствовал, что где-то внутри меня что-то натянулось, угрожая порваться.       — Не только Шерлок, но и Джон, — напомнил счастливый до отвращения Джим. – Так трогательно!.. Они погибнут вместе – два человека, две пули. Но есть ещё один, третий снайпер. Кому же предназначена посылочка от него?..       Думать долго мне не пришлось. По правде, хватило и доли мгновения, чтобы понять.       — Грег.       — Да, — выдохнул Мориарти, широко распахнутыми глазами следя за моим лицом. Я уже не старался сохранить беспристрастное выражение. – А знаешь, что самое весёлое? Самое интересное?       Я поднял голову, пересекаясь взглядом с Джимом.       — Ты волен уйти, — просто сказал он. – И ты уйдёшь, как ни в чём не бывало, но уйдёшь сломанной игрушкой.       Сердце билось где-то в горле, затрудняя дыхание, не давая словам прорваться наружу. Я лишь смотрел, силясь превозмочь душную волну паники, до того чуждой мне и неуместной сейчас, когда нужны были все мои способности, что меня затапливало отчаянием. Чувств было так много, и идентифицировать их было так трудно – не этого я желал для себя. Но если такова цена, если такова моя жертва…       — Для чего? – мой голос скрипел, выдавая внутреннее напряжение, сковавшее все мускулы. – Для чего тебе это?       С Мориарти слетела вся напускная шутливость, он понизил голос:       — Для того же. С самого начала цель была одна – уничтожить Холмса. Эндшпиль моей игры. Они погибнут. Все трое. И у тебя, Майкрофт, не останется никого. Ни друзей, ни младшего брата. Один. Это сломает тебя. Я победил, — одними губами прошептал он.       — Они ещё живы.       Лишь эта мысль сохраняла ясность моего рассудка. У меня ещё есть время, неважно, минуты или секунды, их хватит, чтобы выяснить условный сигнал, приказ к выполнению задачи…       — Ты прав, — серьёзно кивнул Мориарти. – Пока я жив – живы и они. Вот и выход… Счастливо оставаться.       Я просчитывал варианты. Я предполагал разные сценарии развития событий, составил больше дюжины планов на каждый из них. Но всё же, когда Мориарти выхватил пистолет и его рука двинулась вверх – выше, чем нужно, чтобы застрелить человека, стоящего перед ним, – я отчётливо ощутил, что моё тело катастрофически не успевает за мозгом. Я подмечал детали, но пошевелиться не мог…       И потому чувствовал удовлетворение от мысли, что предусмотрел обязательную инструкцию к каждому созданному плану.       Мориарти вздрогнул и потянулся за спину; на лице его отражалось неподдельное удивление, отчасти неверие и в какой-то степени раздражение, потому что что-то нарушило идеальный завершающий ход игры. Пистолет с сухим резким звуком соприкоснулся с крышей, ставя точку в этой пьесе. Мориарти поднёс к глазам транквилизатор, извлечённый с задней части шеи, но перевести взгляд на меня уже не успел – и последнее слово осталось за мной.       — Всегда найдётся игрок искуснее, — задумчиво проговорил я, не сводя глаз с распростёртого передо мной тела.       Со стороны пожарной лестницы раздались торопливые шаги, и в поле моего зрения появился инспектор Лестрейд.       — Всё исполнено? – осведомился я.       — Как вы и сказали, — кивнул Грег, чуть запыхавшийся после подъёма. – Охрана у больницы и на Бейкер-стрит. Патрули полиции, вертолёты и ваши люди на местах. Обнаружены и захвачены три снайпера. Мы пока не сворачиваемся, ждём вашего приказа.       — Расслабляться рано, — я хмурился. – Ещё не всё закончено. Остаётся преступная сеть Мориарти.       — На её уничтожение уйдёт немало времени, — Грег подошёл ближе. – Транквилизатор? Я предполагал… несколько иной исход.       — Он тоже.       — И что теперь? – взгляд Грега был внимателен и тревожен. – Если…       Я покачал головой, прерывая неозвученный вопрос. Нет, всё не так просто.       — У него не будет шанса продолжить свою игру или начать новую. Мориарти предстоит заплатить по счетам и ответить за свои преступления. Суд уже состоялся. Осталось лишь привести приговор в исполнение…       — Его приговором должно было стать заключение, но оно не имеет смысла, — инспектор взволнованно переминался с ноги на ногу.       — Но сначала он заплатит по одному личному счёту, — договорил я.       — Что вы собираетесь сделать с ним?       В тоне Грега я не услышал готовности остановить или разубеждать. Лестрейд спрашивал лишь для того, чтобы уяснить итог происходящего для себя лично, а не для протокола.       — Мне предстоит принять тяжёлое решение… Я просто должен его принять. Ради младшего брата.       Я развернулся и отправился к выходу на крышу, намереваясь укрыться от промозглого восточного ветра, и никак не мог понять, дует этот ветер взаправду или же его тоскливые завывания и фантомный холод лишь у меня в голове.       — А после… Если не отпадёт необходимость в заключении, Мориарти ожидает одно уютное местечко. Шерринфорд.       Последнее слово веско упало в воздух, наполненное свинцовой тяжестью беспросветного отчаяния. И так же тяжело было у меня на сердце…