следовать велению

Лето в самом разгаре, но тем не менее тяжелые тучи который день висят над Скайхолдом и льют слезы. Музыка, всегда игравшая в «Приюте Вестницы», затихла, и даже пение птиц не нарушало скорбную тишину. Максвелл искренне не понимал всеобщего траура по Защитнице, которую абсолютное большинство обвиняло во всех смертных грехах. Он видел в этом столько лицемерия, что становилось противно до тошноты. Хоть Тревельян и не был с ней близок, за то короткое время, что Хоук провела в Инквизиции, он успел проникнуться ее непосредственностью. Переступив порог таверны, юноша провел пятерней по коротким волосам, потемневшим от воды, и оглядел помещение. Всеобщее уныние раздражало, даже Железный Бык, в дневное время не отличавшийся особым задором, казался серее обычного. Мариден, местный бард, вяло дергала струны, и лишь тихие стоны отлетали от ее искусных пальцев. — Дай сюда, — процедил Тревельян, грубо отбирая инструмент у темноволосой девушки. От неожиданности та легко отдала свою лютню и отстранилась. Еще один повод нахмуриться — раньше бы она так просто не сдалась. Лучник оперся о столешницу свободного стола посередине таверны и громко откашлялся, как бы прочищая горло, но на самом деле привлекая внимание немногочисленного люда. — Вернись… — пропел юноша, аккомпанируя себе лютней, и снова кашлянул. Слух-то у него был, а вот голосом матушка-Природа не одарила, так что дальнейшие импровизированные строчки лишь проговаривались. — Мы поняли шутку, у тебя получилось. Прости… Ты лучше, я знаю, чем все хотят донести. Одна. В ночи заблудилась ты, Запутав свои же следы, Слишком многим обязана Вернуться. И улыбку достать. Ждать это нужное чудо. Невозможно, невыносимо. Представь, я готов признаться, Что шутишь ты лучше меня. Сидевший в самом углу Варрик невольно оторвался от бумаг, поднял голову. Ну надо же, вечно улыбчивый Тревельян, рыжее солнце всея Инквизиции, отдает дань уважения и пытается обнадежить людей. В какой-то момент Тревельян замялся, не в силах выразить мысли в рифме и в заданном ритме, тогда Мариден, вдохновленная, забрала свою лютню и начала новую песню — ту знаменитую, о товарищах Инквизитора*, добавив перед строчками о советниках несколько о Хоук и ее героизме. В конце концов настроение люда улучшилось и они подхватили остаток песни недружным хором. Тревельян обменялся с бардессой мимолетными улыбками, присел за столик к Тетрасу. Гном одарил его благодарным взглядом; возможно, такое спонтанное выступление лучника придало надежды не только обитателям замка, но и самому Варрику. Ему больше всего хотелось верить, что Марианна жива. Солнечный зайчик прошмыгнул сквозь решетчатое окошко и прыгнул на веснушчатую щеку Тревельяна. Он было сморгнул наваждение, но луч действительно слепил его с улицы.