8:12 Реабилитационный центр «Писфул Хиллс», штат Аляска
Я осторожно заглянула в столовую. Мне бы не хотелось нарваться на главврача, а он еще тот любитель малинового чая, который так мастерски готовят тут. Вообще, повара в нашем центре были с золотыми руками, хотя я не слышала ни об одном кулинарном техникуме поблизости. Но факт остается фактом: самые вкусные булочки и самый ароматный ягодный чай в своей жизни я попробовала на практике в «Писфул Хиллс»! Завтрак начнется в течение получаса, а посему работники столовой носились по ней, как муравьи. Расставляли тарелки, кружки, поправляли скатерти и подкручивали винтики на стульях. А пребывала я на втором этаже по причине невыносимого сладкого запаха. Один из моих самых любимых ароматов – запах свежей выпечки. Ванильное тесто, нотки корицы, кардамона, мускатного ореха, гвоздики – мой кокс. Я серьезно. — Несси? — осторожно позвала я одну из поваров, возившуюся с крупой. На завтрак здесь очень часто дают кукурузную кашу. Я не большой фанат, тем не менее не упускаю возможности зачерпнуть ее ложкой, пока девушка увлечена поиском сахара. — Доброе утро, Эш. Харрисона здесь нет, — брюнетка тряхнула длинной челкой и пригласила меня в помещение. Я все еще опасалась быть замеченной, потому быстро проползла под стойкой и появилась перед каким-то работником, как чертик из табакерки. Мужчина не удивился, только недовольно сощурился и пробормотал что-то вроде «И так волосатых среди своих много». — А где он? — меня не задел его недружелюбный тон, но я все же наспех завязала волосы на макушке, соорудив из них нелепое подобие пучка. — Какие-то проблемы с системой видеонаблюдения. Собирался в агентство. Камеры перестали работать еще два дня назад, а они не прислали сотрудника для ремонта. Я прыснула от смеха и присела на стул рядом с плитой. На кухне было тепло и пахло молоком. Подобные ароматы не ассоциируются у меня с «домашними». К несчастью, а может, к счастью, эта частичка жизни была скрыта от меня. Что в детстве, мама не баловала особо вкусными супами или жаркое, что в молодости, я не любила стоять около плиты. А смысл стараться, если живешь один? Проживание в Джуно нравилось мне еще и тем, что тут я без зазрения совести и страха быть осужденной питалась фаст фудом и полуфабрикатами. На базе нас кормили исключительно полезной пищей. Оно ясно: для сильного тела - правильная пища. Наш увлекательный диалог, что неудивительно, закончился. Удовлетворить свою потребность в бессмысленной болтовне, которую так любила, я могла только во Флориде с парой подруг или с миссис Купер. Да и то, если у последней было хорошее настроение. Чаще всего она ругалась на врачей и требовала кофе с Ванной Таллин. — Несси, — тем не менее, мое настроение располагало к разговору. Я хитро сощурилась и оперлась локтем о стол с приправами. Прошло несколько дней после литературного вечера с моим «особым пациентом». Тот день откопал во мне навеки похороненную на практике потребность говорить. Я ощущала, что чего-то не хватает. Хотя бы о пятне на халате, хотя бы о крошке на столе. Я хотела что-то обсудить, но, вот незадача, было не с кем. — Не мешай. — девушка замахнулась на меня ложкой, отрывая глаза от граненого стакана с крупой, и тут же округлила глаза, — Мои булки! Я не сразу поняла, в чем дело. А потом дошло в секунду. Агнес ураганом понеслась в другую часть кухни и открыла дверцу духовой печи. Только вот противня и булок в нем не было. Она тут же подскочила к какому-то парню и замахала руками, а я подчерпнула оставленной на столе ложкой кукурузную кашу, томящуюся в кастрюле, и скрылась за кухонным гарнитуром в поиске укромного места. Мой телефон завибрировал. Я не вела активную жизнь в социальных сетях. Разве что, выставляла фото с прогулок в Инстаграме и изредка делилась смешными ситуациями в Твиттере. В остальном, мой телефон был лишь средством связи. Я сильно удивилась, увидев оповещение о пропущенном вызове, письме с электронной почты и паре СМСок. Пропущенный вызов был с неизвестного номера, поэтому я сослалась на банковскую компанию, так активно пытающуюся впарить мне кредит. Сообщений было несколько. Они накопились еще с вчерашнего вечера. Полночи я смотрела какой-то сериал по БиБиСи, поэтому совершенно забыла о существовании смартфона.« Спокойной ночи, Эшли. Тебе завтра должен позвонить курьер по поводу заказного письма. Я без понятия, что в нем.
Сладко целую в мягкие места, Тейт »
« Ты проигнорировала мое любовное послание? Я стал терять хватку альфы? Не усни на работе.
ХО, Тейт »
Я сразу же строчу ему ответ и приписываю к нему кучу желтых сердечек.« Мисс Стивенсон, курьер заедет к вам в районе четырех часов. »
Без подписи. Я еще буду на работе, поэтому надеюсь, что моя радушная соседка заберет таинственное послание. Нужно будет не забыть попросить. Письма на электронную почту я получаю нечасто. Раньше общалась с ребятами из Техаса, но это быстро прекратилось, и теперь мне приходили, разве что, купоны на скидку или оповещения о концертах в Джексонвилле. Значок письма одновременно порадовал меня и огорчил.« Мисс Стивенсон, прошу прощение за беспокойство. Моя жена последнее время перестала рассказывать мне о своем самочувствии, звонки стали редкими и короткими. Я начинаю подозревать что-то неладное. Это совсем не похоже на Ванессу. Вы бы не могли помочь мне разобраться в этом деле?
С уважением, Мистер Джонатан Купер »
Я нахмурилась. Я допускала факт того, что ему известен мой электронный адрес. Но меня до глубины души возмутило его письмо. Я не частный сыщик, чтобы следить за чьими-то женами. И я точно не девочка на побегушках, чтобы по сигналу выполнять поручения. Я даже не врач, а просто помощник персонала. — Эшли! Раз уж ты все равно без дела, помоги накрыть на столы, — Агнес появилась в проходе и взволновано сверкнула карими глазами, пробежавшими вдоль моей фигуры от пучка до носков балеток. — Порвались очередные кроссовки? Я закатила глаза и под ее тихий хохот поспешила в зал. Я не знаю, в чем моя проблема, но я вечно занашиваю спортивную обувь до непотребного состояния. У меня есть определенный достаток. Не скуплюсь на одежду и покупаю пусть и небольшое количество, зато качественную. И меня бесконечно раздражал факт того, что туфли и балетки выглядели прекрасно даже после целой вечности носки, а кроссовки рвались, как лист бумаги. Это заставляет думать, что я отдаю приличную сумму за подделки. Неприятно.***
9:32 Реабилитационный центр «Писфул Хиллс», штат Аляска
— Эшли, тебе бы не помешало набрать несколько килограмм. В этих джинсах твои ноги неприлично тонкие! — миссис Купер пододвигает ко мне тарелку с маковой булкой. Я только что позвонила своей соседке и оповестила, что к четырем ко мне должен приехать курьер. Она была очень робкой женщиной, пожалуй, даже беззащитной. Поэтому любого рода просьба давалась мне крайне трудно, но она никогда не отказывала. В целом, я знала о ней немного. Слышала, что ее сын недавно женился и уехал в другой штат. А еще кто-то обмолвился, что она раньше работала в пекарне, пока ту не свернули налоговые службы. — Вы не видите, что скрывается под толстовкой, мадам. Такая у меня фигура: сладкое создаёт не пышные булочки, а спасательный круг. Миссис Купер хмыкнула и нарочито громко отпила из кружки. Людей ее возраста было трудно в чем-то переубедить, но я не теряла надежд и перечила везде и всюду. — Мне, кстати, написал ваш муж, — откусив булочку, пробормотала я и разгладила складки на скатерти, — Попросил проследить за вашей жизнью. Говорит, вы ведете себя странно. Женщина изумленно изогнула бровь и наклонилась вперед, оперевшись локтем о столешницу. Затем она как-то понуро опустила взгляд и выпрямилась. Я знаю, что она прячет множество скелетов в своем шкафу, но не лезу делать там генеральную уборку. Ванесса махает рукой в знак того, что это дело не имеет никакой для нее значения. А я продолжаю поглощать хлебобулочное изделие и крошить его на скатерть. Молчание между нами длится недолго. Пациентка вдруг встает, делает контрольный глоток и устремляется на выход. Зная любовь миссис Купер к эффектным исчезновениям и не желая расставаться со своим завтраком, я тут же лечу вслед за ней, на ходу поглощая булку. — Ты послушала композиции, которые я советовала? — все еще озабоченно спрашивает миссис Купер, следуя к лестнице. На ней теплая вязаная накидка и отсутствие улыбки. Вероятно, поведение супруга ее сильно напрягло. — Нет. Не выпало пока возможности. Но мы можем послушать их сейчас, — я пробегаюсь вниз по ступенькам. Миссис Купер отрицательно мотает головой и останавливается в паре метров от лестницы. Ванесса любит делиться. Она делится со мной своим завтраком, зная, что я всегда пропускаю его в спешке. Она делится со мной мудрыми мыслями, над которыми я часто думаю по ночам. Она делится книгами и музыкой, которые мы в дальнейшем обсуждаем. Она делится со мной своим хорошим настроением в дождливые дни. Какой бы вредной не была эта женщина, но она заставляла вставать по утрам и садиться в автобус, везущий меня на утреннюю смену. — Посмотрите-ка, Капитан Америка, — удивленно произносит она, подбоченившись. Я сначала не верю своим ушам, а потом замечаю, как Стив идет к нам навстречу по тому коридору, в конце которого лежит Солдат. Он смотрит прямо перед собой и не видит ничего вокруг, но я машинально смахиваю с кончика носа сахарную пудру и поправляю пучок на голове. — Доброе утро, — приветливо кричу ему я, неловко махнув рукой. Стивен оборачивается на звук и вяло улыбается. Я замечаю, что рукава его рубашки закатаны и местами намочены. Его походка сдержанная, но от моих глаз не уходит прихрамывание на правую ногу, пусть и неприметное на первый взгляд. Всю ночь был с Баки, поэтому вялый. Рукава мокрые, потому что отвел его в ванную. Хромает, потому что Баки в ванную не хотел. — Привет, Эшли. Тебе идут собранные волосы, — непонятно с какой целью бросает он и покидает центр. Я щурюсь и еще несколько секунд смотрю на дверь, прежде чем ощущаю легкий толчок локтем. — Ты совершенно бездарно флиртуешь, милая. — миссис Купер ухмыляется и чуть ли не в припрыжку направляется вслед за Стивом, на улицу. Меня ее слова ставят в тупик. При чем здесь…ну, при чем тут флирт? — Откуда вы знаете Капитана Америку? — перво-наперво спрашиваю я, придерживая дверь за пациенткой. На улице солнечно и даже как-то…тепло? Нет-нет, это всё иллюзия. В Джуно не бывает тепло и солнечно. Совершенно исключено. — Мне льстит твой вопрос, но я не настолько молода, чтобы не помнить о нем, — женщина игриво повела плечами и вышла на узенькую тропинку, ведущую к небольшому водоему. Все же, было ясно и тепло. Небо, высокое и чистое, несказанно радовало глаз. Последний раз я видела такой насыщенный голубой около месяца назад. На солнце, впрочем, смотреть было больно и практически невозможно, но, чисто навскидку, оно отличалась от знойного солнца Флориды: было не таким палящим и оранжевым. Скорее, бледным и щадящим, как недожаренный на сковородке блин. — Ну, давай. Признавайся. — с ноткой озорства произносит Ванесса, укутываюсь в накидку, — Ты к нему неравнодушна. И снова тупик. Я, вроде, выспалась и не должна тормозить. Но мои мыслительные процессы, как назло, протекали критически медленно. Я отряхнула руки от сахарной пудры и нагнала ее. — Определенно, он мне нравится. Я ощущаю, что женщина удовлетворилась моим ответом. Ее походка становится вальяжной и небрежной, отчего я мгновенно ощущаю себя пугливым цыпленком, семенящем за своей наседкой. — Прекращай это, милая. Всё равно у вас ничего не выйдет, — она дробит предложение и делает акцент на слове «вас». Сначала, я ощущаю досаду. Слышать подобное от постороннего человека очень странно и местами неприятно. А позднее возмущаюсь, потому что она посторонний человек и не имеет права лезть в это. — Не хохлись, Эшли. Вы просто слишком одинаковые. Бам-с. Снова ударяюсь лбом о стену. Что такого неземного в ее словах, раз они повергают меня в шок. Но уже в приятный шок. Отчасти сравнение с ним меня приободрило. — Ты женская копия Капитана Америки: такая же принципиальная и преданная делу. С обостренным чувством справедливости. С секунду я анализирую ее слова. Принципиальная ли я? Ну, если расценивать мое упрямство и странную систему моральных норм, которым я следую, то да. Я принципиальная. Предана ли делу? Вопросов нет. Однозначно. Сделала исключение ради Капитана. Но в то же время, я ведь спасаю жизнь. Врачебному делу предана, хотя клятву Гиппократу не давала, и он не оценит мой труд. — Инь нужен янь, а не еще один инь. — изрекает дама, присаживаясь на скамью рядом с прудом, — Инь-Янь — это гармония. Инь-Инь — имя для панды. — Хотите сказать, с хорошими мальчиками мне везти не будет? Женщина смеется. — Моя дорогая Эшли Стивенсон, — она похлопывает по месту рядом с собой, — Открой тайну: что здесь делал Стив Роджерс? Я не могу сказать. — Наверняка, навещал своего друга. Я тоже заметила его состояние. Допускаю, что это может быть особо стервозная девушка, но больше склоняюсь к парню. Она перечитала детективов или у нее интересное прошлое? — Ты скорее подходишь этому другу, чем Стиву. Просто, потому что сюжет «два борца за справедливость» – это скучно. Да, определенно детективы. — А вот сюжет «миловидная блондинка в комуфляже и страстный бунтарь» — это интересно. Или эротические романы…***
21:02 Джуно, штат Аляска
Я все еще переваривала слова пациентки. В них, определенно, был смысл. И я улавливала его. Я знаю Стива всего неделю. Моя заинтересованность, может, и не предвещала влюбленности. На столе лежала кипа бумажек. Я косо посматривала на нее, когда оборачивалась к телевизору, но так и не решалась разбирать. К слову, сегодня я вдруг ощутила необходимость в горячем супе. Разумеется, в теории все звучит просто. В теории я и платье себе сшить могу, но, когда дело доходит до практики…Самым простым вариантом было сварить бульон на белом мясе и покрошить в него засохший батон. Я жила в компактной квартире. В ней не было ничего лишнего и не было места, чтобы поставить что-то лишнее. Я довольствовалась открытой кухней, смежной с гостиной, и закуточком в углу, в котором стояла полутороспальная кровать времен Карибского кризиса, не иначе. Но в этой квартире было всегда светло, поскольку окна выходили на солнечную сторону. Тона помещения были светлые, но временами казались мне до омерзения грязными и пыльными. Как бы тщательно я не убирала эту квартиру на выходных, они никогда не казалась убранной. Кухонный гарнитур не отличался богатством: несколько угловых тумб, навесной шкафчик и барная стойка, за которой было удобно смотреть телевизор и ужинать. Мне нравился цвет венге. Или начал нравиться спустя несколько месяцев периодического проживания тут. В гостиной одиноко стоял диван и журнальный столик, на котором покрывались пылью тетради и учебники с моих курсов по немецкому. В школе я изучала испанский и знала его на действительно хорошем уровне, что позволяло без труда существовать в Мексике во время плановых выездов. Но судя по прогнозам, знание немецкого в будущем позволит быть куда более мобильным, чем со знанием одного испанского. Мне нравилось изучать языки. Только вот не всегда находила для этого время и силы. Я время от времени убирала пенку с поверхности бульона и поглядывала на часы, отсчитывая оставшееся время. Желудок противно урчал и скручивался, напоминая о пропущенном обеде. Соседка занесла письмо еще час назад, но мои руки отталкивались от этого желтого конверта, как положительный заряд от одноименного. Инь и Инь. Прекрати об этом думать. Мне было любопытно, что в нем. Но какая-то тревога не давала покоя, и я осознанно оттягивала момент. Вскоре бульон был готов. Я зачерпнула его часть половником, отщипнула приличный кусок мяса и перелила свой ужин в тарелку. Желание добавлять в него булку пропало, я просто схватилась за ложку и начала жадно поглощать ужин. Телевидение меня совсем не радовало: по БиБиСи шли Сумерки. С возрастом я перестала любить эту трилогию. Все в ней начало казаться излишне ванильным и пошлым. Вот такая гремучая смесь. Открой чертов конверт. Любопытство взяло надо мной верх, и я пододвинула к себе кипу бумажек. Листовки от суши компаний, каталог продуктов, реклама сантехника и предложение присоединиться к клубу садоводов. У меня даже кактус завял. Я слишком безнадежна. А вот и конверт. Он был помятым и подозрительно тонким. Адрес получателя был изменен с место положения базы на эту квартиру. Вроде, не необычная вещь, а только сильнее заставила трястись. Откинув навязчивые догадки, я рву верхний край конверта. «Уважаемая мисс Стивенсон, Я недовольно хмурюсь. Слишком много официальных обращений за один день. Мы рады пригласить Вас на наше торжество. Шестого апреля в городе Орландо, 14 «Вэ» по Запад-Андерсон стрит состоится церемония бракосочетания. Мы искренне надеемся, что Вы удостоите нас чести и разделите радость грядущего дня с молодоженами.С наилучшими пожеланиями, Грегори Дафф и Ронда Стивенсон »
Я перечитала текст несколько раз. Снова и снова вклинивалась внимательным взглядом в уже приевшиеся строчки письма. Сначала я приняла этот факт и практически смирилась, но неожиданно сдалась. Непонимание. Почему мне прислали приглашение? На что они рассчитывали? С какой целью? Обида. Текст был шаблонным и очень сухим. Кратко и по делу. Это больно кольнуло. Боль. Я ощутила ее во всей полноте и со всей своей девичьей ранимостью. Я буквально ощущала, как что-то колючее и тягучее подкатывается к горлу, царапая пищевод. Я чувствовала, как по спине пробежал холодок и тут же растворился, как цветок фейерверка пуская вниз по позвоночнику раскалённые угольки. Меня бросало то в жар, то в холод. Мои руки вдруг затряслись и не сумели удержать этот тонкий лист пергамента. Издав короткий писк, я тут же закрыла рот ладонью и встала с барного стула. Я переминалась с одной ноги на другую, пытаясь вбить себе что-то в голову, но просто не находилось таких слов, которые смогли бы меня успокоить. Истерика. Я источала горячие слезы и тут же смахивала их со щек, больно задевая кожу хлесткими ударами пальцев. Я выдыхала воздух рывками, сгорбливаясь и опираясь то о стойку, то собственные колени. Я не кричала. Я хлебала соленые слезы и стонала, как ушибивший лапу щенок. Я тихонько всхлипывала и пыталась уцепиться за письмо еще раз, еще раз прочесть, но спустя несколько неудачных попыток увидела, как от моих намокших пальцев поплыли буквы и порвался в нескольких местах тонкий лист. В одну минуту я ощутила настоящий фонтан эмоций. Колени дрожали, глаза больно щипала потекшая тушь, горло раздирало что-то острое и пульсирующее. Но я не могла кричать. Не могла позволить себе закричать. Отчаянье. Продолжая наворачивать круги по квартире, я осмысливала произошедшее. Теперь мысли были трезвыми. Я смирилась с известием. Я поняла, что ничего не смогу изменить. Я приняла тот факт, что мама решила выйти замуж. Я свыклась с мыслью, что ей наскучила одинокая жизнь и она почувствовала необходимость в любви к кому-то. К кому-то. Не ко мне. Родители развелись, когда мне было лет тринадцать. Кажется, папа устал от того, что супруги постоянно нет дома, что она посвятила себя работе. Замужем не за ним, а за ней. Он говорил мне, что долго оттягивал этот момент, не хотел шокировать. Когда он уходил, то сказал, что никогда не хотел навредить мне. Люди всегда так говорят перед тем, как причинить вам боль. Мама не перестала ночевать на работе, не переосмыслила свои поступки и отношение к семье. Ничего не изменилось. Просто теперь ночью в доме находилась одна я. Одна я осторожно ходила по второму этажу, опасаясь скрипа половицы. Одна я давилась холодными макаронами, сервируя стол на троих по глупой привычке. Я одна переживала первую влюбленность и первое расставание. Грусть. Мне было тошно. Я ощущала себя брошенной. Все это время мама уделяла внимание своим ученикам, формировала из них «достойных людей». Но меня она «сформировать» так и не успела. Я покинула дом и переселилась в общежитие колледжа с назойливой мыслью, что мама, пожалуй, даже не заметит моего исчезновения. За моей спиной не было поддержки. Мне нечего было терять. И вот теперь, спустя несколько лет чисто символических пожеланий «Счастливого Рождества» и «С Днем Рождения», она приглашает меня на свадьбу. Она полюбила кого-то. Она полюбила чужого человека. Но так и не сумела полюбить меня…мне так казалось. Детская обида – самая сильная на свете. Я не помню, как оказалась на улице. Совершенно ускользнул из памяти тот момент, когда начался дождь. Я не понимала, откуда в заднем кармане джинс монеты и долларовые бумажки. Я не знала, что в моих руках делает зажигалка и новая пачка «Camel Mild». Но я тверда была убеждена, что находиться в этой пыльной клетке в компании вареной курицы и не менее отвратной курицы, страдающей от метаний то к вампиру, то к оборотню, я не могла. Ноги несли меня на остановку, под навес. Скамейка была мокрой и липкой, но я игнорировала любого рода дискомфорт и пыталась прикурить под шквальным дождем. Вышло это не с первого раза, зато ту дрожь, которую я испытала при первой затяжке, можно было бы с легкостью отнести к числу высших блаженств. Я не успела толком ничего надеть. Я не успела даже переодеться после смены. На моей шее болтался ламинированный бейджик, тонкая фланелевая рубашка облепила тело, балетки промокли насквозь. Я чувствовала, как больно упирается связка ключей в бедро, как близок телефон к тому, чтобы отрубиться или взорваться от влажности. Но я продолжала дрожащими пальцами подносить сигарету к губам и кусать внутреннюю поверхность щеки. У меня был большой перерыв. Он был вынужденным, поскольку сигареты тащили меня камнем на дно зачетной таблицы нашего отряда. Я была выносливой занозой с широким шагом. Всегда прибегала одна из первых. До того момента, пока не познакомилась с Тейтом и не увлеклась ночными посиделками у океана в компании пачки сигарет и дешевого виски. Страх потерять лидерство в своей группе был сильнее желания выпускать дым «дракончиком». — Ты садишься или нет? Водитель автобуса грубо окликнул меня и демонстративно отъехал на пару метров. В центр? Да хоть куда-нибудь. Я потушила сигарету о мокрый столб и запрыгнула в салон. Водитель критично осмотрел мой внешний вид. Меня это не задело. Я видела себя в зеркале дальнего вида. Печальное зрелище, признаться. Но в этот момент я не думала о красоте, о стильном образе, дискомфорте из-за мокрой одежды или стянутой на лице коже. Я хотела проветриться и отпустить эту нелепую обиду хотя бы ненадолго. Водителю не пришлось подавать голос, чтобы я покинула автобус. Я так же ловко спрыгнула на каменную дорожку, ведущую к дверям центра. Дождь стал моросящим, но внутреннее «я» вкрадчиво шептало, что я заболею, откину ноги и сгорю в аду, если останусь на улице. Выхода не было. Нужно заходить в центр. Попадусь на глаза Харрисону – потребует отчет о шальном графике. Мне проблемы не нужны. В этот момент в голову пришла одна сомнительная, но трезвая мысль – запереться в палате и дождаться начала утренней смены. Я обладала ключом от входной двери, сделала дубликат. Что-то подсказывало, что проблема с камерами еще не решена, поэтому остается надеяться, что на первом этаже пусто, и весь персонал в сестринской. Попасть в центр не составило проблем. Я оставила хлюпающие балетки у входа, рядом с чьей-то обувью, и прошагала в конец коридора, на ходу нащупывая подходящий ключ. Меня не интересовало мнение Зимнего Солдата. Я могла бы отсидеться в ванной. Не могла бы. Попа требует мягкости. Дверь издала едва уловимый скрип. В комнате царил полумрак. Лампочка, которую я включала в ночное время, горела чрезвычайно тускло. Я видела очертание мебели, ощущала, как теплый воздух раздражает кожу. Быстро провернула ключ и оставила его в замочной скважине, медленно дошла до кресла и так же медленно опустилась в него. Спокойствие… В голове смешались разные мысли. Я до конца не понимала, чего хочу. Хотелось выть от обиды, хотелось раствориться в этом полумраке, хотелось танцевать, хотелось плакать навзрыд. Но, посидев несколько минут и привыкнув к атмосфере комнаты, я решаю выполнить просьбу миссис Купер и прослушать плей-лист с ее любимыми композициями. Телефон, все же, оказывается работающим, что на секунду вызывает у меня тусклую улыбку. Я нахожу ее страницу на Фейсбуке и нажимаю на первую песню в аудиозаписях.Louis Armstrong feat. Ella Fitzgerald - Dream a Little Dream of Me
Ласково и тихо зазвучал саксофон. Очень приятный женский голос доносился из динамиков. Это меня расслабило. Я подняла ноги на кресло и уперлась грудью в колени. Первую минуту я просто смотрела перед собой и думала… Спустя этот промежуток времени после взрыва эмоций я осознала всю нелепость своих действий. Это абсолютно не та ситуация, над которой нужно лить слёзы или сокрушаться в гневных тирадах. Это свадьба. Праздник? Радость. Мне тоже нужно порадоваться за их семью. И посетить торжество. Нет-нет, торопиться не надо. Простой радости уже будет достаточно. Это…это просто травма детства, а я давно не считаю себя ребенком. Нужно уметь отпускать прошлое. Как бы трудно ни было, но нужно закапывать топор войны и сжигать мосты. Сжигать, однако, мне хотелось не мосты, а табак. Руки потянулись к заднему карману и вынули деньги, а за ними и пачку сигарет. — Твою мать, — я тихо вскликнула, стараясь не заглушать песню. Пачка была смята. — Кто же кладет ее в задний карман? Пришлось встать и высыпать сигареты на стол. Непослушными пальцами я пыталась оценить целостность каждой из них и пришла к неудовлетворительному выводу: большинство было переломано у основания фильтра. На нервах, наверное, или от досады я распотрошила каждую несовершенную сигарету и похрустела пергаментом между пальцев. Я насчитала всего лишь три более-менее целых. Колесико зажигалки далеко не с первого раза произвело на свет искру. Потребовалось пять неудачных попыток, от которых подушечка большого пальца прилично нагрелась и начала болеть. Вскоре, сделав незначительную затяжку и криво, но подпалив сигарету, я услышала оглушающую тишину. Это сначала очень напугало. Промелькнула в голове мысль, что телефон приказал долго жить, но, услышав незатейливую тихую мелодию, я расслабилась и полноценно, до покалывания в легких, затянулась. Эту песню я знала - «They Can't Take That Away from Me». Много раз слышала ее по радио и успела зазубрить некоторые строчки. — То, как ты надеваешь шляпу, то, как ты потягиваешь свой чай, — непроизвольно завыла я, зажимая сигарету между губ и расстегивая свою рубашку. Он была безнадежно мокрой и только мешала согреться. Отмороженные пальцы, в прочем, отказывались выполнять свою работу добросовестно. — Память об этом, — одолев последнюю пуговицу, я развернулась к противоположной стене и неловко задвигала корпусом, отчего рубашка спала с плеч и повисла на локтевых сгибах. Я вновь вдохнула в себя приличную порцию смол и пропустила их через ноздри. Стало до безумия щекотно. — Нет, — я чуть наклонилась вперед и погрозила зажатой между указательным и средним пальцем сигаретой кому-то невидимому, — этого у меня не отнимут. Меня тянуло импровизированно и вяло пританцовывать. Отказать себе в таком удовольствии я просто не могла. Невнимательно пропустив строчку и сделав кик левой ногой, я перенесла на нее центр тяжести, выпятила бедро и волнообразными движениями задвигала корпусом в пойманном ритме. — То, как ты поешь, не попадая в ноты, — оказалось бессмысленным вспоминать многолетнюю танцевальную практику, поэтому я забросила эту идею глубоко подальше. Да и какой смысл в том, чтобы напрягать мозг и исполнять связки? Я предпочла этому бесцельное пританцовывание по периметру комнаты. Рубашка натирала кожу, посему я вновь ухватилась губами за фильтр и сняла ее в лучших традициях королевы драмы: чересчур эксцентрично и пошло. — То, как ты держишь нож, то, как мы танцуем до трёх часов, — я вдарилась в крайность и представила себя звездой, исполняющей эту композицию. Я ухватилась руками за воображаемую стойку с микрофоном и нелепо пожимала плечами. Было немного странно так выпускать свой пар и расслабляться, но, раз уж это помогало отвлечься от проблем, я игнорировала молоточки в голове. — То, как ты изменила мою жизнь, нет, этого у меня не отнимут, — я взяла слишком высокую ноту, отчего голос напоминал мышиный писк. И все бы ничего, но я забыла, что это была не вечеринка на одного. — Заткнись. Голос Солдата зазвучал неожиданно и очень громко. Он будто рявкнул на меня. Но я упрямо продолжала мычать и пританцовывать. Началась новая композиция, а я, довольная своим маленьким перфомансом, необдуманно приблизилась к койке пациента. Больше он голоса не подавал, что слегка насторожило. Жив вообще? Не стоило наклоняться к его лицу. Не стоило. Как только я прищурилась и подалась вперед, пытаясь поймать взгляд, то ощутила глухой удар о свой лоб. В уголках глаз скопились слезы. Я просто не стала их сдерживать и присела на край кровати, отбросив в угол тлеющую сигарету. Меня словно оглушило на секунду, а потом виски пронзили сотни игл. — Ты даже привязанный умудряешься вредить, — проморгавшись и повернув голову, прошептала я. В комнате уже стало душно. Воздух был тяжелый и дурманящий, отчего дискомфорт в моей пустой черепной коробке усилился. Курить в палате… Солдат не спал. Он бесцельно бродил взглядом по чему-то и изредка делал глубокие вдохи. Неосознанно я пыталась войти в один такт с ним, но поняла, что с моими легкими это попросту невозможно. Слишком редко вздымалась его грудь, мой организм требовал кислород гораздо раньше. Пальцы вновь потянулись за сигаретой и зажигалкой. Меня ничему не учила жизнь. Такой вот я была у нее ученицей – бездарной, с любовью к набиванию шишек. — У нас не заладилось как-то, — я замолкла и запрокинула голову, вновь ощущая, как расширяется моя грудная клетка, как свободно и щекотя, словно тысячи пузырьков в лимонаде, поднимается вверх по дыхательным путям густой дым. Покинув легкие, он пускал корни в воздухе, как дерево в почве: отдельные его части закручивались в произвольные спиральки. Мои глаза неприятно защипало, но я продолжала сидеть с раскрытым ртом и улавливать движение табачного дыма, — Да тебе и похуй, в принципе. Не было ни досады, ни обиды. Ничего. Мне было бы абсолютно плевать на этого прикованного овоща, если бы я не вспомнила бездумно брошенные мне слова миссис Купер. Желание привлечь его внимание было велико, мой инстинкт самосохранения все еще отдыхал где-то на югах, поэтому без задних мыслей я повернулась корпусом к Солдату, оперлась коленом о койку, левой рукой зацепилась за его челюсть и не без труда повернула лицом к себе. Он продолжал игнорировать моё присутствие и прикосновение. Даже не рявкнул что-то, но дернул прикованной правой рукой. Я перешла ко второй стадии и, вновь наполнив легкие ядовитыми смолами, наклонилась к лицу Баки почти вплотную. Страх того, что он вновь ударит меня был велик. Поэтому уже на пути к его лицу я начала медленно, словно издавая тоненький свист, выталкивать из себя дым. Первый клубок «разбился» о кончик его носа, остальные же ровно и без препятствий проникали в его ноздри. Солдат с жадностью вдыхал сигаретный дым и даже встретился со мной взглядом. Чуть отодвинувшись от его лица, я продолжала вглядываться в глаза пациента. И он, на удивление, не прерывал этот контакт. Баки почти не моргал, излучая уверенность и неприкрытое удовольствие своими серыми глазами. И все же, они были больше серыми. Серыми с холодным голубым подтоном. Музыка продолжала незатейливо литься из динамиков, но теперь казалась очень тихой и неразборчивой. От Баки пахло каким-то цитрусовым гелем для душа, и я мгновенно вспомнила о недавней поставке от компании средств личной гигиены. Да, среди них был какой-то грейпфрутовый гель. Но я агрессивно протестовала против совместимости Солдата и этого аромата. Ему больше подошел бы запах миндаля. Сладковато-горький и крепкий. Джеймс задержал взгляд на моих щеках и внезапно снова заглянул в глаза. Про себя я отметила, что кожа в этом месте неприятно стянулась, и следовало бы смыть косметику. Тем не менее, я оперлась левой рукой о его грудь, прилегла на пальцы и вновь затянулась. Как и в прошлый раз, от моих глаз не ускользнула траектория дыма, но теперь я могла ощущать еще и то, как вздымается его грудь в эти моменты. Баки был горячим. Не знаю, настолько ли я замерзла или же у него действительно повысилась температура, но этот факт меня порадовал. Он был, как бомба замедленного действия. Теплым и абсолютно непредсказуемым. Меня очень напрягало то, что он позволял быть рядом с собой в такой близости. Я могла вонзиться взглядом в каждый шрам на его шее. Впрочем, именно это я и делала. К концу композиции я насчитала пять полосок. В какой-то момент я ощутила себя необычайно легко. Лежа на груди военного преступника, чудом оставаясь живой и не обматеренной, я чувствовала себя…защищенной. Только вот, чувство это было двояким: то ли я была защищена от насилия сержанта, то ли от мира за дверьми этой палаты. Лоб мой еще периодически давал о себе знать, но я сомневалась, что на нем образуется кровоподтёк или шишка. Кинув мимолетный взгляд на сигарету, я заметила, что до фильтра оставался сантиметр с небольшим. Я никогда не докуриваю до конца, оставляю приличный окурок. Забавно как-то: убиваю себя, но осторожничаю с ядом. И черт меня дернул вновь привстать и приставить фильтр к губам своего пациента. Сержант не колебался ни секунды. Я понимала, что объем мужских легких несколько больше, чем женских. Но я даже не уловила момент, когда погас огонек на конце сигареты. Прошло всего одно мгновение. Джеймс задерживал в себе дым. От меня не укрылось, как блаженно он прикрыл свои глаза и как расслабленно приоткрыл губы, позволяя дыму виться сначала тонкой змейкой, а потом подняться под потолок бесформенным клубом. Я нашла к нему подход? Даже не старалась. Забавно. Хотя, это было ожидаемо. Большая часть населения США курит, и…Стоп. — Что же я творю, — я резко отшатнулась, вновь вернулась в сидячее положение и нахмурилась. На лице Солдата, вроде как, заплясала хилая ухмылка, — Нельзя курить на пустой желудок. Ты будешь чувствовать себя паршиво. Мои глаза вновь округлились. Зимний Солдат содрогался в хриплом смехе. Когда наступил конец света и почему я его не заметила? Он выглядел…расслаблено. Как измотанный работой мужчина, пришедший домой в неплохом расположении духа. Как-то так. — Ты плохой врач...Стивенсон. Меня пробило током. С одной стороны, это была обида. Кто он, чтобы говорить подобное после всего, что я сделала? Ставила капельницу? Кормила? С другой стороны, сам факт того, что впервые за эту неделю Баки назвал меня…да пусть даже по фамилии, был диким. Лед между мной и Зимним Солдатом начал трещать. Хотя повод, послуживший этому, не вызывал у меня гордости. Это случайность. Судьбоносная случайность. — Зато чертовски хороший человек. Иначе лежал бы ты тут неудовлетворенный с каменным лицом. — В таком случае, ослабь ремень и дай сигарету. Еще чего. — Вы, конечно, сержант, — я сделала жалкое подобие на отдачу чести, — Но не мой. Взгляд Солдата вновь ожесточился, и он поднял глаза на потолок. Я же грустно ухмыльнулась и села в кресло. Напряжение повисло в воздухе. Каждый снова вернулся на свой берег, не сделав и шага к приятному компаньонству. Единственной вещью, которая напоминала, что всего несколько минут назад я мирно лежала на груди Солдата, а он затягивался сигаретой из моей руки, была музыка. Однообразные мотивы и звучание саксофона до сих пор наполняли палату. Он игнорировал мои завывания, манипуляции с дымом. Он был хладнокровным и безразличным, поневоле прикованным к койке в одной комнате с глупой блондинкой. Сержант Джеймс Барнс вернулся к Зимнему Солдату.