22:04 Военная база близ Джексонвиля, штат Флорида
— Эшли, ты страдаешь от накручивания себя, а не от проклятия, — доктор Мейсон даже не поднял на меня глаз. Он продолжил заполнять какую-то книгу, периодически останавливаясь и перечеркивая отдельные слова. Атмосфера в комнате была вялой, тяжелой и липкой, как слой меда. Закатное солнце протискивалось упругими карамельными лучами сквозь жалюзи и оставляло полосы на противоположной светло-серой стене. Солнечные блики были яркими и неровными, словно полосы на песке. — Но это же ненормально, док, — я, тем не менее, стояла на своем. Было болезненно тоскливо осознавать то, что проблема, с которой я пришла к нему, действительно незначительна и по большей части надумана. Тогда почему я так переживаю? — Tut mir leid*, — проскрипел мужчина и продолжил выводить запястьем буквы на хрустящей бумаге. Его реакция меня немного разочаровала. Он же психиатр. Как раз в этом проблема. Доктор Мейсон работал с такими любопытными экземплярами, что мое нарушение сна кажется ему несмешным анекдотом. Он восстанавливал солдат после боевых действий, помогал им встать на дорогу здоровых реакций и мыслей. — Я ведь понимаю всё, — прочищаю горло и сажусь в глубокое кожаное кресло в другом конце комнаты, — Сейчас идут строгие проверки из-за накаленной обстановки в мире. Но несколько бумаг могли бы подождать десять минут, а вот я и мои тревоги ждать не могут. С ними однозначно произойдут изменения, метаморфозы, мутации… Я бы так и продолжила перечислять умные слова из научпоповской литературы, если бы доктор Мейсон вдруг не отложил ручку в сторону. — Хорошо. Но только если ты проверишь документы на грамотность, — процедил он, тут же натянув на губы непринужденную улыбку, и встал из-за стола. — Чай? Кофе? — Какао, пожалуйста. Доктор Мейсон бодро засмеялся, но не отказал в просьбе. Он медленно подошел к настенному шкафчику и распахнул дверцы. Солнце, как показалось мне, скользнуло в бок вслед за мужчиной. Полосы на стене исказились, поломались в некоторых частях. А я мечтательно прикрыла глаза. Доктор Мейсон – это, безусловно, его новое, американское имя. Мой искушенный загадками мозг придумал конспирологическую теорию о том, что раньше доктор работал в Германии на какую-то опасную организацию. Затем, волей судьбы, ему пришлось переехать в штаты и скрываться. Ха-ха. Я не знала, есть ли в этом толк. Но его прекрасный немецкий акцент, некое аристократическое благородство и нечастые ошибки в написании элементарных слов на английском, например кровать, волей-неволей заставляли меня напрягаться. Он был, как загадочный принц, таинственный посол из заокеании. — Сахар? — Только если рафинад. — Вот как, — я услышала, что в голосе доктора проскользнула издевка, — А есть существенная разница? Я приоткрыла глаза и обнаружила доктора в паре метров от себя, держащего поднос с кружками, сахарницей и молочницей. — Думаю, в обработке есть. И в сладости. И во вредности, — я приподняла уголок губ и негромко ойкнула, ухватившись за ручку кружки. — Правильно ли я понял: ты предпочитаешь выбрать то, что слаще, сложнее и вреднее? Признаться, я не поняла, почему мужчина так загорелся этим. Мой ответ был всего лишь попыткой сострить. Вероятно, неудачной. — Не понимаю, к чему вы клоните, — честно признаюсь я, делая маленький глоток какао. Доктор Мейсон снисходительно улыбнулся и растянул загадочно «потом поймешь». С каждым днем Мейсон становился для меня все большей и большей интригой, человеком, которым носит бессчётное количество знаний в карманах своего халата. Что ему известно? Это просто фарс? Он играется с людьми или действительно такой? — Давай поговорим о твоей травме в Джуно, — понизил тон голоса он, присев в кресло рядом. Я неопределенно кивнула и сощурилась, ожидая конкретного вопроса. Его не последовало, поэтому я наугад начала рассказывать обо всех подробностях того дня. С изменением имен, обстоятельств и времени, конечно же. — Я и мой напарник Чед должны были отвезти новенького в процедурную. Чед прошел в комнату, чтобы захватить полотенца, а я заглянула в ванную, чтобы выключить там свет. Харрисон экономит электричество, — зачем-то добавила, театрально вдохнув, — Я заметила в ванной пациента. Он должен был быть на тренинге, поэтому я удивилась. Он склонился над раковиной. Что-то шептал. Я подошла и положила руку ему на плечо, а он вдруг…бам-с! Оскара мне, Оскара! Доктор Мейсон размешивал двойной эспрессо и смотрел на меня заинтересованно и в то же время недоверчиво. — Ты нарушила личное пространство нового пациента? Когда он что-то шептал себе под нос? Намеренно? — на губах мужчины заплясала улыбка, — Ты самоубийца, Эшли. О, да. Разумеется, моя история звучит бредово. И дело даже не в том, что я бы не положила ладонь на плечо наркомана или алкоголика. Неправдоподобно звучит то, что я, капрал, не среагировала на его действия. Могла бы поставить блок, например, или присесть. Я всегда умудрялась уворачиваться от сопротивления пациентов. Пока на мою шею не сел супер-пациент. Доктор Мейсон изогнул бровь в ожидании. — Чед схватил его и дал мне выйти из палаты. Я пошла к посту, где потеряла сознание. — продолжила я, облегченно выдохнув. Далее выдумки минимальная концентрация, — Слышала женские крики. Дэвид сказал, что это была миссис Купер, моя…ээ…хорошая пациентка, — неловко закончила я, сделав еще один глоток. — То есть, ты слышала, как кричала другая пациентка? Пока была без сознания? — Ну, да. Доктор Мейсон выпрямил спину и отложил ложку в сторону. Вновь приподнял бровь. — А дальше ничего любопытного. Дэвид вытащил осколки зеркала, промыл порезы и зашил те, что были глубокими. Вот. А потом я окончательно провалилась в сон. Мне снился день вступительных испытаний в колледж. А потом ни единого цветного сна. Мужчина не смотрел на меня. Он смотрел в пол. Периодически касался чашки губами, но тут же отнимал ее от лица, словно серьезно задумавшись над чем-то. — А кровоподтек на шее? — вдруг спросил он. Вероятно, вспомнил первичный осмотр. Фиолетово-желтое кольцо вокруг шеи рассосалось совсем недавно, может, спустя неделю в лазарете. Гематома держалась действительно долго. — Ээ…его оставил другой пациент. За неделю до этого случая. — Какие у вас сильные пациенты, — протянул Мейсон, вновь поднося чашку к лицу. На этот раз он сделал большой глоток, — Умудряются придушить военного и наградить его сотрясением второй степени. — Мне кажется, вы концентрируетесь на другом. Я говорила про то, что не вижу сны, а не про то, что в Джуно лечатся люди с разной физической подготовкой, — может, слишком резко отвечаю я, отчего доктор Мейсон мгновенно деревянеет. Сначала несколько секунд переваривает мою колкость, а потом касается спиной кожаной спинки кресла. — Я не ошибусь, если скажу, что в этот день твоя жизнь кардинально изменилась? Что ты, образно говоря, стояла на перекрестке и выбирала направление движения? Я задумалась. Доктор не ошибался, ему было виднее. И я действительно в то лето примеряла на себя разные пути развития. Подсознательно уже давно определилась, но в метре от цели вдруг стала колебаться. Мое молчание он принял за согласие. — И что из-за твоего решения у матери был нервный срыв? А вот этого он знать не мог. Я редко говорю о семье. О срыве знает лишь Тейт и Катрина, моя соседка в общежитии. Доктор Мейсон не мог знать о том, что мама не одобряла мой выбор. Это случайное попадание. — Откуда вы… — Вернемся к этой теме тогда, когда будешь готова рассказать правду, — отрезал мужчина, сделав еще один глоток. Он отвел от меня взгляд, — Как тебе горячий шоколад? Я привез его из Бельгии. Стоит предлагать поварам поставить его на рождественский стол? Запас у меня солидный. Рождество… Я неопределенно кивнула и вновь вышла в астрал. Доктор вдруг начал поведывать мне какую-то историю, и я вежливо кивала ему в течении рассказа, поддерживая тем самым. Но в действительности же размышляла о том, как ему удалось так точно ударить в цель. И что значит «рассказать правду»? Я такая бездарная актриса? Или, может, моя история звучит неубедительно? И зачем Мейсону тонна горячего шоколада из Бельгии? Он ведь пьет исключительно эспрессо и зеленый чай. Мне не нужно быть военным разведчиком, чтобы напрячься. Доктор Мейсон – та еще темная лошадка. Стоит довериться? Или, напротив, стоит бежать, сверкая пятками? — Мой отец… — я прочистила горло и подняла глаза на дверь его кабинета. Доктор заинтересованно склонил голову набок и замолчал. Наверное, я прервала его рассказ или монолог, но он, словно, был совсем не против. Стрелка часов протяжно тикнула, остановившись на одиннадцати. — Мой отец ушел из семьи, когда я была в средней школе. Мне не хватало мужского внимания в подростничестве, поэтому большое количество моих решений оказались под влиянием этого фактора, — я пригубила какао и вяло улыбнулась, — Как сложно я вдруг заговорила, доктор. — Просто эта тема вынуждает тебя подбирать правильные слова, — он вновь снисходительно кивнул. — О какао ты будешь говорить своим языком: просто, искренне, где-то по-глупому смешно, где-то вставляя эпитеты или рифмы. Семья для тебя – та тема, о которой просто не рассказать. И правда. — Мой отец – бывший военный. Ушел в отставку по просьбе матери. Ей было тошно от одной только мысли, что его может отнять политический конфликт, — продолжила я, ни на мускул не расслабившись, — Я слышала от него множество историй о молодости. О том, как его группа стала ему второй семьей. Я замолчала. Отец любил своих товарищей и поддерживал связь так долго, как только мог. Я смутно помню их лица, но точно видела их в раннем детстве. Помню, как они катали меня в кузове пикапа, как пели под гитару странные песни, как пили пиво и вспоминали бывших сослуживцев. Я помню запах пота и табака. Им пропитаны страницы моих воспоминаний об этом. И об отце. Он был страшным курильщиком, зловредная привычка с колледжа. Может, сейчас уже бросил? Я могу только догадываться. — Мама была со мной холодна. Она увлеклась работой и студентами. Зарылась в своем маленьком горе так, что не слышала меня и не видела моих проблем. Любила, наверное, но по-своему. — я пытаюсь сказать хоть что-то хорошее о Ронде, но язык просто не поворачивается, — Поэтому в выпускном классе я без толики сожаления отправилась в Джексонвиль. И мне тут понравилось. — А мама предлагала тебе выбрать иной путь? — Да. По хорошему знакомству с ректором могла пристроить меня к себе в университет. Только вот…мне не хотелось. Естественные науки – это не мое. Смотреть документальные фильмы интересно, но то просто фильмы. Доктор Мейсон вновь кивает. — А отец? Как он отнесся к твоему выбору? — Никак. Буркнул что-то в трубку и отвлекся на звук за окном. Я думаю, его это не удивило, просто. Может, с детства видел во мне…мм…задатки? Мейсон промолчал. А после подался вперед и оперся локтем о колено. — Но ты сомневалась? Так ведь? Я допила какао и уставилась на дно чашки, словно пытаясь разглядеть в ней что-то. Никаких рисунков, впрочем, не было. Просто тонкий слой какао-порошка и не растворившийся кубик рафинада. — Когда ехала в автобусе на вступительные испытания, когда только села на свое место, вдруг ощутила сильную головную боль. Наверное, я слишком сильно нервничала. У меня были с собой таблетки и вода, то есть, я хочу сказать, меня останавливала не боль, — я сбивчиво затараторила, уставившись на дно кружки, — Это естественно для человека, да? Когда болит – вспоминать о маме? Мейсон грустно улыбнулся и едва заметно кивнул. — Вот и я вспомнила. Тут же принялась убеждать себя в том, что из меня выйдет хороший психиатр, — я прокашлялась, заметив удивление в глазах мужчины, — Что я была рождена для того, чтобы пойти по стопам мамы и стать ученым. К счастью, этот момент внутренней борьбы быстро прекратился. — Ученый и военный…интересный союз. — Не очень, — прервала его я, — У мамы половина подруг вышла замуж за военных. Я бы сказала даже, что это предсказуемо. Доктор напряженно проскользил взглядом по моему лицу. — Могу назвать тебя недолюбленной? Его слова меня несколько оскорбили. Где-то в глубине души я соглашалась с этой фразой, но на поверхности же начала выстраивать панцирь. — Мое детство было замечательным, — пассивно возмутилась я, отставив кружку. — Тебе обязательно делать все так, чтобы было трудно до невозможности? Чье внимание ты пытаешься привлечь? Матери и отца тут нет. Я сощурилась и вжалась в спинку кресла. Мое подсознание навязчиво шептало о том, что доктор переступил границы дозволенного. Он так просто говорил вслух о тех вещах, о которых я боялась даже подумать. — Для кого ты рискуешь жизнью, ныряя в цунами в океан? Для кого на износ работаешь на ринге? Для кого летишь на другой конец страны и получаешь увечья? — Я делаю это для себя. Доктор вдруг странно рассмеялся, привстав в кресла. — Эшли, неужели ты так сильно себя не любишь? Позволяешь обстоятельствам помыкать тобой? Каким-то случайностям влиять на твою судьбу? — Наша жизнь состоит из случайностей, доктор. И я люблю себя. Мейсон выпрямился и задумался на минуту. Пока он перебирал мысли в своей голове, я заметила, что солнце село, и комната погрузилась в тягучий мрак. В комнате было зажжены торшеры, но их свет едва ли заменял полноценное освещение. — Знаешь, о чем я думаю сейчас? Я заинтересованно изогнула бровь, все так же вжимаясь в спинку кресла. Мне не было страшно. Скорее, было слегка жутковато. Я вспомнила свою конспирологическую теорию о том, что доктор Мейсон – таинственный беженец. И в теплом, мягком свете торшеров его фигура стала вдруг неизмеримо громадной. Его тень словно давила на меня. — Я думаю о том, что ты постоянно испытываешь себя на прочность. Плывешь против течения. Тебе, почему-то, жизненно необходимо чувствовать боль, — протягивает Мейсон, сделав шаг к моему креслу, — Не ошибусь, если скажу, что под твоим напульсником шрамы? — Вы могли их видеть, пока я лежала в лазарете, — недоверчиво шепчу я, пытаясь сдержаться и не вскочить на ноги. Мужчина хмыкнул. — Теперь ты концентрируешь на другом, Эшли, — издевательски произносит он, припомнив мою недавнюю реплику, — Я лишь говорю о том, что твоя жизненная позиция меня немного пугает. Ты как будто не живешь…а выживаешь. Я подавляю нервный смешок. Потом еще один. Через несколько секунд заливаюсь истерическим хохотом. Доктор Мейсон смотрит на меня непроницаемым взглядом. — Ну, вы прямо делаете из меня героиню готического романа. С тяжелой судьбой, проблемами с психикой. — давясь смехом, произношу я, — Док, я просто не вижу сны. А вы начали копаться в моей жизненной позиции. И как мы до этого дошли? Мейсон не шелохнулся. — Спасибо, что выслушали, но я, пожалуй, пойду. После этого разговора у меня остался неприятный осадок, — честно признаюсь я, вставая со своего места. И уже делаю шаг навстречу двери, когда ощущаю тяжелую ладонь, накрывшую мою плечо. — Я в порядке. Записи ваши проверю завтра. — Эшли, — он игнорирует мою фразу, — Твоя реакция сейчас естественна. Когда будешь засыпать, обдумай еще раз мои слова: есть ли смысл разгрызать рафинад, когда можно взять сахарный песок?***
00:03 Военная база близ Джексонвиля, штат Флорида
— Нет! Нет! Наверное, Катрина разговаривает с кем-то по телефону. Я бесшумно прикрываю дверь, проворачиваю ключ в скважине и наощупь, по стене, движусь к своей кровати. В комнате темно. Но эта темнота гораздо более неприятная. Холодная, что ли. Я отвыкла от своей комнаты в общежитии. — Ты знаешь, что я бы отказала даже…нет. А ну! — Катрин повышает голос. Мне это помогает. Я понимаю, что она очень близко, а значит моя кровать через пять шагов…четыре, три, два, один… — Ты пока напряги свой слух, окей, да? — недовольно шикает Кэт, и ее прикроватный светильник зажигается, — А то Эшли разнесет всю комнату. Все, порядок. А теперь послушай сюда!.. — продолжает она тем же мерным, спокойным голосом. А я сажусь на край кровати и пронзаю острым взглядом свои тапочки. Наверное, в жизни Кэт произошло множество потрясений. Она обязательно расскажет мне о них. Завтра, быть может. Или через неделю. Катрина – самый стереотипный человек в моей жизни. Да, звучит не очень-то ласково, но это чистая правда. Кэт, наверное, даже более стереотипная американка, чем я, только с поправкой на то, что мы служим в силовых структурах. Она сильная, независимая, страстная. В ней энергия бьет ключом, а улыбка с губ не сходит даже ночью. Она – активистка «Знака равенства». Выступает за права женщин, меньшинств, за права нашей планеты тоже! Она потрясающая. И я очень рада тому, что мы подружились. Не сразу, конечно же. Первое время мы боролись за полки в шкафу, прятали маски и шампуни. Одним словом, вредничали как никогда. Я даже не помню, какой момент нас сблизил. Это произошло случайно. Голова тяжелая. И мыслей в ней много. У меня нет сил даже на то, чтобы стянуть с плеч махровый халат. Я заваливаюсь на кровать прямо в нем и кое-как вытаскиваю из-под себя покрывало. — Чао-какао, — резко произносит Кэт, отбрасывает телефон в сторону и переворачивается набок, — Ну, как док? Пышная каштановая грива Кэт растрепалась. Ее щеки порозовели, а дыхание сбилось. Интересно, с кем она разговаривала? — Сейчас в голове вопросов в сто раз больше. — Послушай сюда, — начинает Кэт, а я не могу удержаться от сиплого смеха. Катрина такая самоуверенная и неловкая одновременно, — Эти мозгоправы все одинаковые. Приходишь к ним с одной проблемой, а они находят в тебе тысячу! И дерут с тебя тысячу баксов! В словах Катрины есть здравый смысл. Я ерзаю на кровати, пытаясь устроиться поудобнее. — И в чем проблема? В стрессе? — тем не менее, буднично спрашивает шатенка, изогнув бровь. Я вновь улыбаюсь, но уже широко и глуповато. — Мы начали со снов, продолжили моей семьей, а закончили кусковым сахаром. Катрина несколько секунд не моргает. Смотрит на меня непрерывно, словно поджидая ту самую секунду, когда я разорву напряженное молчание истеричным хохотом. Но это мгновение не наступает. Признаться, я даже не совсем точно понимаю, в какой момент отключаюсь. Просто веки вдруг наливаются свинцом, и безумно сильно хочется выкинуть из головы все лишнее.***
15:54 Военная база близ Джексонвиля, штат Флорида
— Думаешь, отпустит в увольнение? — я поворачиваюсь к Катрин и выставляю левую ногу вперед, позируя. На мне весьма броское платье из синего бархата. Оно свободного кроя, но за счет пояса сидит на фигуре очень соблазнительно. Особенно соблазнительно выглядит декольте. По большей части только лишь потому, что за эти несколько месяцев я заметно прибавила в весе. Налилась и моя грудь. — Ты вырез до пупка опусти, и будет «муа», — Катрина хмыкает, заплетая тугие косы. У ее группы тренировка через час. Хмыкаю. До пупка я вырезы не отпускаю, не позволяет воспитание мамы. Но остроту Кэт заценила. Платье вечернее, но вполне приличное. Рукава длинные, а декольте оголяет ключицы, не более. Пояс на талии подсбирает ткань, акцентируя внимание на пикантном разрезе на левом бедре. Я ныряю в любимые черные лодочки времен выпускного и вновь поворачиваюсь к зеркалу. Макияж и прическа, конечно, не смотрятся с образом. Я завязала высокий хвост и банально придала лицу свежести при помощи тонального крема, туши и геля для бровей. Просто, но аккуратно. — Ты реально собралась соблазнять Брауна? — Катрина недоверчиво косится вбок. — Нет, конечно. Я не опущу вырез ниже, хотя возможность есть. Не опущу потому, что на моей груди болтается жетон Зимнего Солдата. Немного ниже ткани. Я успешно почистила алюминиевую цепочку, так что сейчас она смотрится сносно. — Куда намылилась? — она никак не может поумерить свое любопытство. Но я привыкла к ее выпадам. — У меня встреча в ресторане на Атлантик Бич. Ничего серьезного, — и я почти откровенна с ней. Катрин присвистывает и фиксирует резинку на кончике косы. Она встает с кровати и ждет меня несколько секунд. Я спешно хватаю клатч на цепочке и проскальзываю в дверной проем прямо перед ней. Мы спускаемся на первый этаж молча. Кэт словно медитирует на ходу, а я пытаюсь набраться мужества. Хотя, куда тебе еще больше? Почти-сержант Стивенсон. Меня удивляет то, что Катрина ни разу не заикнулась о моем повышении. Кажется, вся база уже шепчется об этом. Впрочем, я быстро переключаюсь с мысли о сплетнях на мысль о клатче. Цепочка вдруг больно врезалась в мое плечо. Это подарок. Подарок Тейта на Рождество первого курса. Довольно странно, неправда ли? Мы едва знали друг друга. Не было этапа «притирания», как с Катрин. Мы сошлись с ним довольно быстро и легко. Но общались довольно поверхностно, как сокурсники, не больше. Я обзавелась друзьями много позже, до этого пыталась сохранять связь со школьными ребятами. В то Рождество я осталась в колледже. Мне не хотелось ехать к маме, да и атмосферы праздника не предвиделось. Флорида солнечна и горяча, о каком Санте Клаусе может быть речь? Этим меня манит далекая Аляска. На Аляске можно почувствовать себя героиней сказки. Ну, а Тейт уехал. Спешно, даже не попрощался. Но после, под конец каникул, вдруг заявился на порог моей комнаты с пакетом в руках. Он не был оригинальным и креативным. Тейту это не свойственно. Это я люблю покупать невзрачные коробки и украшать их с помощью оберточной бумаги, лент, бечёвки. Люблю продумывать дизайн открытки. А Тейт не такой. Он гордо вскинул тогда подбородок и с чувством собственного достоинства всучил мне пакет из бутика Шанель. Он даже не снял ценник с клатча. Ох, как сильно мне было неловко. Я всерьез подумывала подложить подарок под дверь его комнаты. Это было слишком дорого и слишком неожиданно. Я не имела смелости это принять. Я всерьез подумывала о том, что Тейт влюблен в меня. Что пытается этим купить. Я черт знает что навыдумывала в ту ночь. Клатч, в конце концов, оставила себе. И зарубила на носу то, что семья Тейта богата. Что для него этот подарок значил не больше, чем мороженое на прогулке. Просто знак внимания. И первые несколько лет дружба с Тейтом вызывала дискомфорт. Я была одержима мыслью о том, что мы не ровня друг другу. Что его отец владел пакетом акций Старк Индастриз. Несколько раз лично встречался с самим Тони Старком! И я. Дочь бывшего военного и профессора университета. Я думала о том, что забыл сын такого человека в армии? Он ведь мог стать бизнесменом, политиком! Разумеется, я терзала себя сомнениями. Это была пора взросления и становления меня как личности. Я тогда очень часто сомневалась в себе. Сейчас бы я даже не стала тратить время на мысли о том, что же во мне нашел тот или иной человек. Разумеется, нашел что-то! Я бываю иногда весьма очаровательной. — На первом свидании не позволяй ему распускать руки! — шепчет Кэт, как только мы выходим из здания. — Ему…? — эхом отзываюсь я, задумываясь. Я вдруг представляю себе этого мужчину, разлегшегося на столе. И мне становится по-глупому смешно. — Оу, это она? — Катрин изгибает бровь. А я хитро улыбаюсь, запечатлеваю на ее щеке кофейный след от своей помады и бодро шагаю к главному корпусу. В мой мозг закралось подозрение, что Браун не выпустит меня с базы сегодня. Не потому, что он вредный. Нет. Просто люди вокруг слишком напряжены. А еще я замечаю грузовик на въезде на базу. Водитель беседует с постовым и даже не смотрит в мою сторону. К нам редко приезжает кто-то. И почти никогда не въезжают на базу такие машины. Мимо проходит толпа парней. Они смотрят на меня приветливо, но не здороваются. Я усмехаюсь про себя. Такова человеческая природа: порой из-за успехов других мы перестаем здраво оценивать себя. Наверное, я ущемила их самолюбие. И самолюбие Тейта. Они вернутся только в середине января. Это меня несколько огорчает. Я уже отвыкла от Рождества без его нахальной ухмылки и пьяных завываний рождественских песен. Они вернутся через месяц, а значит целый месяц я буду одна болтаться по базе, пристраиваясь то к одной группе, то к другой. При мысли о том, что весь мой отряд сейчас на юге штата, мне стало холодно. Как будто часть меня вдруг оторвалась. Вверх по ступеням я поднимаюсь быстро. Даже как-то слишком ловко, для меня на каблуках. Выжидаю несколько секунд, а после заношу руку над дверью и стучу. В кабинете кто-то есть. Я слышу сбивчивую речь. Выжидаю еще немного и повторяю жест. — Позже! — слышу в ответ сиплый голос Брауна. И злюсь. Боюсь, пропуск с базы мне нужен сейчас. Иначе опоздаю. Теперь мои подозрения подтверждаются. Что-то вновь происходит. Наверное, то, о чем мне говорил Стивен. Ох, если бы я только слушала его в тот момент. Я делаю шаг перед и кладу ладонь на дверную ручку. Врываться к нему в кабинет – совсем не по уставу. Конечно, максимум, что я получу – это патруль территории ночью, но натягивать наши отношения мне слабо хочется. Дыхание мое мерное, глубокое. Я не позволяю панике как-то отразиться на своем внешнем виде. Тепло тела постепенно нагревает металл ручки. Я стою несколько минут, прислушиваясь. Не слышу, впрочем, ничего конкретного. Просто несколько голосов, размышляющих об обломках и радиации. Вдруг ощущаю рывок. Из-за своего заведомо неустойчивого положения лечу вперед, вслед за раскрытой внутрь дверью. Меня ловят. Кто-то заботливо подтягивает меня к себе за талию, ставит на ноги. Я упираюсь щекой в чье-то плечо, в ладонях сминаю ткань футболки. А после резко отпрыгиваю в сторону. Стивен снисходительно улыбается. — Ушиблась? — Только если о твою грудь, — отшучиваюсь я, облизнув нижнюю губу, — Спасибо, Стив. Уголок губ Стивена медленно тянется вверх, а взгляд смущенно опускается в пол. И я понимаю, что эта фраза была неуместна. В кабинете находятся сержант Браун и первый сержант Фостер. Кажется, за спиной Стива стоит еще кто-то, но у меня не получается мельком его рассмотреть. — Капрал? Вы вовремя, — Браун хмурится и даже не пытается казаться дружелюбным, — У нас к вам дело. — Сержант Браун, — говорю я, почти синхронно с мужчиной, — Мне нужно взять отгул на сегодняшний вечер. Несколько секунд мы перевариваем фразы друг друга. Я поправляю разрез платья, оголивший мое бедро. Прикрываю его клатчем, весело болтающимся на плече. Сержант Браун хохлится и выставляет одну ногу вперед. Я копирую его жест, но выгляжу стопроцентно привлекательней, чем он. — Боюсь, сегодня покинуть базу у вас не выйдет. — произносит он, чуть понизив тон голоса. — Вы нужны капитану Роджерсу. Моя челюсть падает и едва не пробивает пол кабинета. Я не ожидала, что Стив приплетет меня к вылазкам на побережье, где, судя по всему, обнаружили какие-то радиоактивные обломки. — Сержант Браун, будьте сердечнее, — Фостер мягко улыбается мне. Я надеюсь, он окажет какое-то влияние, — Это что-то важное, Эшли? Не может подождать? — Боюсь, я слишком долго оттягивала эту встречу. Он кивает. Кивает и щурится, словно обдумывая мою фразу. Это правда. Мне нужно скорее продать жетон Солдата и забыть об этом! Столько волнения по поводу встречи. Чем раньше избавлюсь от источника стресса, тем лучше. Фостер всегда был слишком добр ко мне. — Это что-то личное? — он пытается прощупать почву. Мне это не нравится. Я медлю с ответом. Оглядываю кабинет. Щурюсь от яркого солнца, которое не прикрывали ни шторы, ни жалюзи. У Брауна в кабинете всегда ослепительно-ясно. Стив стоит в шаге от меня. За ним, подобно приведению, в углу комнаты стоит мужчина, скрестив руки на груди. Его поза излучала уверенность. Силу, какую-то. На нем черная однотонная футболка с треугольным вырезом. Я прекращаю незаметно подглядывать за ним. Это неприлично. — Рандеву? — шутливо произносит Фостер, усмехнувшись. На лице Брауна каменная маска. Стивен неловко улыбается. Человек сбоку смеряет меня тяжелым взглядом. Не кипятись, Эш. Это не его ума дело, конечно, но от этого зависит успех продажи. Я вновь поворачиваюсь к таинственному приведению, поддавшись любопытству. В кабинете светло, но он как будто намеренно ушел в тень от книжного шкафа. Мне приходится напрячься и даже сделать несколько шагов навстречу. В конце концов, нет ничего сложного в том, чтобы потом поздороваться с человеком, а вот терпеть эту ментальную пытку сложно. — Здравствуй. Меня прошибает током. Карамель его голоса тягучая, сладкая. Он говорит с придыханием, как-то мягко и низко, словно доверяя мне какую-то тайну. Если бы я не знала этого человека...Если бы видела его впервые, то даже на фоне Стивена он стал бы для меня куда более лакомой мишенью для флирта. Но я была знакома с Солдатом. Сконфуженно киваю ему, трясу хвостом и незаметно касаюсь ладонью груди. Было бы очень неловко, если бы он заметил на мне свой жетон. Наверное, этот жест выглядел слишком чувственно, потому что первый сержант Фостер вдруг выбивает воздух из своих легких и привлекает внимание всех присутствующих. — Прости, но свидание придется перенести. — Это вовсе не свидание, — пытаюсь возразить я, но голос вдруг срывается. От волнения. Я не отнимаю руку от груди. Кончиками пальцев скольжу вниз, к вырезу, и с облегчением обнаруживаю то, что до железной таблички еще сантиметра три, никто не заметит ее. Если, конечно, не захочет осознанно заглянуть в вырез. Я сжимаю цепочку между большим и указательным пальцами и несколько раз подергиваю вниз. Стивен предпринимает попытку сказать что-то, но его прерывают. — Я могу выйти, если тебе некомфортно. По спине пробежало стадо мурашек. Да, черт возьми, мне чертовски некомфортно! Но я ни за что на свете не признаю это! — Все в порядке… — напрягаюсь всем своим естеством, чтобы поднять за него глаза и ласково улыбнуться, — …Джеймс. Он стоит в тени, но я абсолютно точно уверена, что на его бледном лице проскользнул намек на ответную улыбку. Впрочем, он не расслабляется, лишь услужливо кивает головой и держится от меня подальше. Даже эмоционально. — Чепуха. Капрал Стивенсон не согласилась бы помогать вам, если бы ей этого не хотелось, поверьте мне, — хохлится Браун, — Вы определённо входите в ее зону комфорта. — Что, простите? — слишком резко возмущаюсь я. И тем самым шокирую каждого и, наверное, даже драцену на подоконнике. Мне не нравится эта излишняя самоуверенность сержанта! Я могу изобразить на своем лице буквально любую эмоцию, но не будет же он принимать ее за чистую монету? Что он вообще понимает в женщинах? — Слишком громкие слова, сержант Браун, — вступается за меня Стив. И я поначалу очень этому радуюсь. Даже благодарю его мысленно. — И я не думаю, что капралу необходимо отменять свое свидание. — Это не…грр, — отзываюсь я, раздраженно, и запускаю пальцы в волосы. Бедный конский хвост, который я прилизывала несколько минут, был безвозвратно испорчен, — Впрочем, неважно. Почему все вокруг вдруг решили, будто им можно так легко и просто говорить о моей личной жизни? Предположим, доктору я открылась сама, но они!? Держи себя в руках. Стивен способствует встрече с покупателем. — О какого рода помощи сейчас идет речь? — задаю вопрос я, пытаясь придать голосу беззаботность. Сержанты, все до единого, заинтересованно смотрят на Стива. — Забыла? — капитан вдруг изгибает бровь. На его лице легкое пренебрежение. — У меня сотрясение второй степени, забыл? — я пытаюсь отшутиться. Но неожиданно вдруг осознаю, что мои слова несут то, о чем бы я хотела сейчас промолчать. Для приличия, хотя бы. Зимний Солдат мгновенно отводит от меня глаза. Наверное, до этого момента он внимательно меня разглядывал. Не то, чтобы я удивлена: мое платье, лодочки, клатч, даже испорченная прическа выглядели привлекательно. На фоне других девушек, которых они могли наблюдать по пути в корпус, я выгляжу сейчас действительно ярко. Мне становится стыдно. Я не хотела задевать его. — В Ваканде проливные дожди, — выдыхает Стив и смотрит на меня, как на дитё малое, — Они вывели из строя капсулу, в которой был Баки. Капсулу и несколько сотен другой электроники. Проливные дожди? В Ваканде? Они поместили Солдата в…капсулу? — Пришлось срочным рейсом доставлять его в штаты. Жизни ничего не угрожает. Шури заверила, что программа практически стерта. — Практически? — задает вопрос сержант Браун. Стив смотрит на Брауна свысока. — Я ручаюсь за него, — он сказал это так твердо и уверенно, что на моих губах вдруг заплясала улыбка. Стивен чудесный. — Я уж очень на это надеюсь. Рука из вибраниума меня напрягает. Его слова заставляют напрячься и меня. Я не понимаю, о какой руке идет речь. Бесцеремонно поворачиваюсь к Солдату и исследую его силуэт. И правда. Я не заметила этого сразу же, потому что левая рука лежала на груди под правой. Но сейчас, сконцентрировавшись на этой информации, я неожиданно для себя замечаю игривое поблёскивание металла, отражающего солнечный свет. У него буквально протез из металла! Протез! Из вибраниума! У него! Он стал в сто крат опаснее. — Однако, существуют некоторые…трудности. В синхронизации движений, в выносливости, в силе. Все это как последствия пережитого им после нашей встречи и… — Стив не заканчивает мысль. Он, наверное, не поставил первого сержанта Фостера в известность о том, что именно Солдат, будучи пациентом центра, изувечил меня. Как предусмотрительно. Не удивительно, что он согласился помогать капитану в таком случае. Я смотрю на его руку, как завороженная. Наверное, не хватает только скрипки на фоне этой сцены. Замечаю, что Джеймс нарочито меняет руки местами, накладывая теперь левую на правую. И зря. Я ощущаю, как медленно одна за другой напрягаются мои мышцы спины. Меня, наверняка, с успехом можно использовать как шест для прыжков в высоту. — Я знаю, что ты сама нуждаешься в восстановлении. И в подготовке к экзамену. Я напрягаюсь еще сильнее, хотя, казалось, не осталось ни одной расслабленной мышцы. — Решил, что совместная программа будет более эффективна. — Мм? — я хлопаю ресницами, не понимая его до конца. Первый сержант Фостер, до этого момента сохраняющий молчание, вдруг подошел ко мне. Не близко, он стоял на приличном расстоянии. Но мне вдруг стало очень неуютно. Телефон в клатче протяжно завибрировал. — Капитан Роджерс пригласил на базу своего товарища. У него огромный опыт в физическом воспитании. Очень мило с его стороны помочь не только сержанту Барнсу, но и тебе. — Хотите сказать, мы…будем…тренироваться вместе? Первый сержант кивает. Я посылаю к черту всех и вся. Вибрация телефона служит для меня неким катализатором. Наверняка это покупатель. Кажется, я в кабинете всего несколько минут, но это только кажется. Очень неловко опаздывать на встречу. Но куда более неловко - оказаться замешанной в историю с Зимним Солдатом еще раз! Я ощущаю, как начинает клокотать на моем языке ярость. Я прикусываю щеку в попытке не закричать на месте же. Стивен решил организовать для Солдата курс восстановления? Здорово. Прекрасно. Но каким боком здесь я? Как у него вообще хватило наглости просить меня о подобном? После того, что он сделал со мной и моим лицом! С моими воспоминаниями о том месте! С моим графиком в Писфул Хиллс, который сдвинулся так сильно, что я осталась должна центру кучу смен! Как у Стивена хватило смелости предлагать мне это? Подсовывать мне Солдата опять? Еще раз?! Но на этот раз не прикованного к койке, а вполне здорового, с чертовски опасной рукой! — А я могу…мм…отказаться? — От такого не отказываются, — первый сержант Фостер удивлен. Я сжимаю цепочку жетона еще сильнее. Вибрация возобновляется. — А приходить на тренировку в другое время? — Эшли, это тебе не фитнесс-клуб, — Фостер вдруг повышает голос. А я становлюсь такой натянутой, такой напряженной и неустойчивой одновременно, что едва умудряюсь балансировать в лодочках, стоя на пушистом ковре. Как будто начинается нервный тик, и лицевой нерв на правой стороне заклинивает. Ощущаю, как дергается глаз. А телефон вибрирует, вибрирует, вибрирует. Часов в кабинете нет, а отвлечься на звонок будет невежливо. — Ты ведь согласилась, — как удав спокойно, произносит Стив. Утверждает. Я не ищу встречи с ним взглядом. Клокотание переходит на грудь. Как раз на то место, на которое давит кулак, в котором я сжала цепочку. Это страх? Возможно. Мне вдруг стало безумно страшно находиться рядом с Солдатом. Припоминая все моменты его неадекватных реакций, припоминая все его подозрительные фразы. Мне страшно. Страшно, что теперь он вполне реально может задушить меня своей металлической рукой. Это гнев? Определенно он. Я злюсь на самоуверенного Стива Роджерса. Все, что делает этот мужчина, каждый его поступок – все ради Солдата. Он готов предать всех ради одного-единственного человека. Уверена, что и Мстители распались из-за Кэпа. Готов погубить весь мир, лишь бы спасти друга. Это чертовски эгоистично и совсем не по-геройски. Я мгновенно вспоминаю момент с сигаретами. Он кинулся на меня с такой яростью. Обвинял в предательстве, сетовал на то, что доверился мне. И состояние друга волновало его куда больше моего. Впрочем, оно и понятно. Я для капитана не товарищ, нет. Я просто средство для достижения цели. Как вовремя я это поняла. А ведь почти влюбилась. Вспоминаю неожиданно слова доктора Мейсона: «Эшли, неужели ты так сильно себя не любишь? Позволяешь обстоятельствам помыкать тобой?». Мне будет очень некомфортно работать с Барнсом. Очень. Я буду испытывать стресс. Неужели я действительно так себя не люблю? «Тебе обязательно делать все так, чтобы было трудно до невозможности?». Какой он умный человек. Но помимо этих чувств, есть еще одно. Куда более трезвое и зрелое. Есть чувство долга. Я действительно дала обещание. Дала слово. И не стану это отрицать. Но так хочется завопить во всю глотку: «Первый сержант Фостер, этот человек причинял мне боль целых три недели! Из-за него я чуть не лишилась глаза! Он неадекватен! Он бывший наркоман! Он убийца!». Но я молчу. Делаю глубокий вдох, чтобы голос не дрожал. — Да, я помню. Все в комнате мгновенно расслабляются. А я стою, как статуя Венеры Милосской, не чувствую собственных рук от напряжения, и буравлю взглядом пушистый ковер. — Она приедет через пару часов, поэтому мы подумали, чтобы было бы неплохо начать уже сегодня, — первый сержант позволяет себе положить ладонь на мое плечо. Он хмурится. Наверное, ощутил мускульный коллапс. Она? Джеймс шагает вперед, покидая тень. Делает один неширокий шаг. Я как в замедленной съемке вижу то, как покачнулись его длинные пряди волос. Как хлестко ударились о его щетинистое лицо. Как холодные, стальные глаза, словно подсвеченные изнутри, запустили пальцы прямо в мою душу. Я неосознанно делаю шаг назад и едва не падаю, поскользнувшись. Джеймс тут же останавливается. Он стоит прямо, статуарно. Его образ так отличается от того, который я помню. Я как будто не на него смотрю, а на картину Рембрандта. Только в глазах его мелькнуло сожаление. Первый сержант и не понимает, наверное, почему я так поступила. Он ловит меня за локоть и отшучивается по поводу «ходуль». — Мы начнем завтра. Его голос тверд. Он обводит меня взглядом еще раз, а после спешно покидает комнату, даже не взглянув на Стива.***
20:32 Военная база близ Джексонвиля, штат Флорида
— Как твое свидание? Катрин игриво двигает плечом. Я раздраженно фыркаю и беру поднос. Мне проще согласиться с ее подозрениями, чем продолжать настаивать на обратном. В столовой немноголюдно. Уже весьма поздно для ужина, но я сумела освободиться только сейчас. — Никак. Я пришла в ресторан, а его не было. — Даже не написал сообщение? — изумилась Кэт. И весьма искренне. — Почему же, написал. Написал, что он ждал слишком долго. Катрина нахмурилась. Через несколько шагов мы настигнем витрины с салатами и сможем освободить руки, поставив подносы на дорожки. — Послушай сюда, милая: тот, кто не дожидается такую девушку, как ты – паталогический кретин! Тебя стоит ждать, поверь мне, — Кэт толкает меня бедром и подмигивает. Я устало улыбаюсь ей и переминаюсь с ноги на ногу. Я сейчас в кроссовках, однако икры до сих пор ноют от быстрого бега по песку. Чудно. — Мне повезло с тобой, Кэт, — искренне произношу я и тяну стеклянную дверцу витрины на себя. Катрина самодовольно ухмыляется. Выбор невелик: одни витаминные салаты. Но выхода нет. Приходится брать тарелку с порубленным айсбергом. Катрин пропускает салаты и бубнит что-то про картофельное пюре. Несколько людей в очереди перед нами разговаривают о нем же. — Надеюсь, что нам достанется хотя бы по яблоку, — отшучиваюсь я, — Без фруктов скучно жить. Катрин соглашается. Мы с ней фруктовые маньяки. В нашей комнате всегда пахнет едой: бананами, манго, апельсинами. Отчасти, именно благодаря ей мой иммунитет всегда силен, а ногти гладкие и без белых пятен. — Давай видеть позитив: зато мы точно будем есть сидя, — я предпринимаю попытку пошутить, услышав, как повар отказывает парням выдать картофельное пюре. Оно закончилось. Катрина страдальчески стонет. Мы выходим в зону столовой. Сейчас трапезничают всего пара столиков. На остальных столах уже стоят стулья. Откровенно говоря, наши подносы не могли похвастаться изобилием блюд. На моем был лишь салат и чай, на подносе Катрин лежал одинокий сэндвич с тунцом. Мы справились с едой минут за пять, а после вяло поплелись к выходу из корпуса. Катрин увлеченно рассказывала мне о новом форуме, на котором она выступит волонтером. Кажется, он должен пройти в следующие выходные. Тематика все та же: борьба за права людей. В этот раз она будет курировать сектор с беженцами. Мне ее настрой кажется достойным восхищения. Катрина еще в колледже отличалась своей исключительной толерантностью и обостренным чувством справедливости. Мы с ней в этом похожи. Кэт пыталась затащить меня на форум вместе с ней, но быстро сдалась. Я просто не фанат подобных мероприятий. Они определенно нужны обществу, но мне проще изменять мир вокруг себя, чем лезть в миры посетителей форума. Я отношусь к этому иначе. — Я забегу к Сюз, хочу взять у нее книгу на вечер. Тебе прихватить? — Катрин поворачивает в сторону, прямо противоположную нашей комнате. Я думаю несколько секунд, склонив голову, как совенок. Катрина щурится. — Да, возьми. Детектив, — она кивает и спешно поднимается по лестнице вверх. Я ухмыляюсь и стою несколько секунд, буравя взглядом ее спину. А после медленно шагаю в сторону нашего блока. До комнаты дохожу быстро. Так же быстро проворачиваю ключ в замке и так же быстро настигаю своей кровати. Мне трудно оценить этот день. Было в нем что-то позитивное, но больше…ох. Больше негатива. Сорвалась продажа. Я вспоминаю о телефоне, лежащем на столе. Понимаю, что забыла поставить его на зарядку: так сильно спешила в столовую. И становится еще печальнее: я так надеялась позвонить Тейту. Попытаться дозвониться до него в очередной раз. Через силу поднимаюсь с кровати и плетусь к тумбочке за проводом. Неожиданно слышу протяжный стук в дверь. Катрин бы не стала стучать. К двери я подхожу бодро. И даже не спрашиваю, кто за ней стоит. Просто распахиваю и обнаруживаю на пороге Джеймса. Правильно. Тебя же слишком мало в моей жизни. Наверное, я слишком устала для того, чтобы ощущать какие-то эмоции. Поэтому даже пресловутый страх отходит на задний план. — Что-то случилось? — спрашиваю я, подтянув майку за лямки вверх. — Нет, — он смотрит на меня очень пронзительно. Сейчас Джеймс выглядит гораздо свежее. День и ночь по сравнению с тем, кого я встретила в то утро на Аляске. Я начинаю задаваться вопросами, к чему это напряженное молчание между нами, но как раз за секунду до того, как спросить его об этом, Джеймс поднимает свою правую руку. Его ладонь довольно крупная, но апельсин он держит с хрустальной аккуратностью. Как что-то драгоценное. — Думаю, я задолжал тебе, — на его губах легкая улыбка. И видеть ее несколько непривычно. Настолько непривычно, что я вдруг замираю на месте. И мне вновь становится стыдно за свою реакцию. Сейчас, в полутемном коридоре, Солдат выглядит вполне неопасно. Как простой…парень, который навещает знакомую. А я шарахнулась от него, как от огня. — Как ты узнал, что я…? — его взгляд сделался насмешливым. И я замолчала. И выпала в осадок во второй раз. Незаметно ущипнула себя, но ощутила боль. Значит, не сплю. — Твоя соседка очень громкая. С другого конца столовой было слышно. — Ты был в столовой? — меня, почему-то, шокирует эта новость. Джеймс приподнимает ладонь еще выше, привлекая мое внимание. Я, наконец, забираю фрукт. Апельсин крупный, твердый и ароматный. Я шумно сглатываю слюну. — Не благодари. Это моя прерогатива, — он возвышается надо мной, как небоскреб. Такой крупный и…неожиданно привлекательный. Еще в центре я позавидовала его густым каштановым волосам. Теперь же они выглядели еще роскошнее. Когда у столетнего солдата волосы красивее твоих. Ох, самооценка, куда ты поползла? — Что ты хочешь этим сказать? — Хочу сказать спасибо, что сглаживаешь конфликт. — он говорит это серьезно. Я, готовая к любым поворотам судьбы сегодня, ожидаю какую-то шутку, но ее не следует. — Я… — он замолкает и отводит взгляд. Опирается плечом о дверной косяк, и я замечаю, как двигаются его желваки, — Я знаю, что Стив не ко всем справедлив. — Точнее и не скажешь, — отзываюсь я, нахмурившись. Это не совсем то, что говорят о друзьях. Но Джеймс мгновенно ухмыляется. Он опирается о дверной косяк и становится очень близким к моему телу. Я ощущаю тонкий сигаретный аромат, исходящий от его футболки. И какой-то еще. Очень терпкий, мужественный. Наверное, он очень проницателен. И быстро раскусил мои попытки вести себя непринужденно. Не хочу думать о том, что я плохая актриса. — Ты заслуживаешь звание сержанта. Мой долг тебе помочь. — А разве не «таинственный товарищ» будет нас тренировать? И в воздухе виснет легкое раздражение. Что это с ним? — Доброй ночи. Его голос спокойный и глубокий. Я случайно вспоминаю джаз, который включала в палате. Я так сильно погружаюсь в себя, что не отвечаю и даже не замечаю, как он исчезает за поворотом. __________________________ * Мне очень жаль ( с нем. )