4:54 Военная база близ Джексонвиля, штат Флорида
В эту ночь я практически не спала. Металась по подушке и скрипела матрасом. То по моей руке пробегали мурашки, а я небрежно «скидывала» их с себя, как будто маленького паучка, то складка футболки вдоль спины натирала кожу, то дыхание Кэт сбивалось и как будто прекращалось, а мне мгновенно становилось неуютно в этой мертвой тишине. Несколько раз за ночь я поднималась с кровати, чтобы посидеть рядом с ней и успокоиться. Кэт спала крепко и безмятежно. Один раз, правда, перед самым моим будильником, она недовольно открыла глаза и как будто попыталась нащупать что-то рукой в воздухе. С третьего раза крепко обхватила ладонью мое плечо и, не поворачивая головы, вновь крепко уснула. А мой сон не шел. Это состояние сильно выматывало. Я даже начала скучать по снам без сновидений. Было трудно не заметить здесь иронию. Мне надоело однообразие с Наташей, и она уехала. Мне надоело не видеть сны, и я больше не могу даже впасть в это состояние. Мне надоело бояться Зимнего Солдата, и теперь я боюсь еще и Джеймса Барнса. И это неудивительно. Он стал моим переломным моментом. Такие события в жизни случаются редко, но в корне меняют твою реальность. Это может быть первая влюбленность, научившая трепетно заботиться о ком-то, кроме себя, это может быть смерть родного человека, научившая впускать в себя разрушающее отчаяние и приручать его как домашнего зверька. Бравый Капитан Америка научил меня… « — Я был мил с тобой, игнорировал...неоднозначные поступки, не хотел создавать…конфликт. » А Джеймс… « — Я доверяю тебе. Пожалуйста, не убивай во мне это чувство, – с глубоким посылом произношу я, ослабляя ремни. » Стоп. Я не хочу этого. Мне нужно перестать себя мучить. Прекрати. Но не могу помешать этому. Попросту не могу это контролировать. Перед глазами снова как на засаленной потрепанной пленке проносятся воспоминания из Джуно. Как будто Джуно теперь мой маяк, мой якорь. Все мои мысли обращаются именно туда каждый раз, когда я ощущаю внутри себя лабиринт минотавра. Куда не поверну – встречу или миссис Купер, или ее кавалера мистера Брауна, или главврача, или зеленоволосого Дэвида с медовыми глазами. Иногда такой поворот приводит меня в тупик, где с непривычной грубостью Стивен вдавливает меня в шершавую стену, а Джеймс раз за разом разбивает зеркало моим лицом на осколки. На такие же осколки, кажется, они оба разбили мою психику. Это…трудно. Осознаю, что это недостойно капрала. Я ведь должна быть непоколебимой, отважной. Не думать о пустяках, не зарывать себя в самоанализах, быть всегда в форме, но руки просто опускаются от бессилия. Как будто кто-то положил в мой капюшон булыжник, а я покорно несу его, позволяя тяжести придушивать себя до состояния собачьего кайфа. Что мешает мне избавиться от него? Освободиться? Это ведь не кандалы, я свободна. Но это «что-то» в капюшоне, оно за спиной. Я не вижу его, но чувствую. А могу ли я ощущать то, что не вижу? Реально ли то, что мы не видим? А реально ли то, что видим? Один Сэм Уилсон, кажется, не тянет меня вниз. В моих мыслях он беззаботно принимает солнечные ванны на лавочке у центра и попивает свежерастворенный американо из автомата. А еще… « — Ты, блять, бессмертный!? — ревет водитель автобуса и резко дает по тормозам. » Чуть не попадает под колеса, когда я еду со смены за вещами в квартиру. « Фигура проходит в метре от стекла, заглядываясь на меня, я глубже ныряю в капюшон, совершенно незаинтересованная этим человеком. » И оставляет мне жетон с инструкцией. Рука снова тянется к груди. Развязать кроссовки я смогла, а вот развязать жетоны нет. Узелки слишком мелкие, а мокрый металл слишком непослушный. Утром от моих попыток будет куда больше толку. Если я хочу продать жетон, то мне нужно не только держать его в безопасности, но и сохранять презентабельный вид. Впрочем…может, большая потрепанность только добавит убедительности? И цены? Или как работает ценообразование на теневом рынке? Почему с Сэмом все так…однозначно? Когда я думаю о Сэме, я не ощущаю себя пиньятой, которую дети избивают палками, перемешивая внутри конфеты. Сэм это просто…Сэм. С ним все ясно и просто. Он…неплохой. По первому впечатлению привел меня в ужас, но из всей этой тройки оказался самым безобидным. Не кривил душой, не причинял боль. Ну почему с ними всё не так? Когда я думаю о Стиве, мне хочется накрыться подушкой и плакать навзрыд. Такая…легкомысленная и сладкая увлеченность, такие бабочки в животе и чувство, что я стала частью чего-то грандиозного. Такая наивная доверчивость и пьяная очарованность. А по итогу грандиознейшее разочарование. И даже не в нем, нет, скорее в себе. Как я могла повестись на это? Как я могла согласиться на эту абсолютно провальную и незаконную идею? Как я могла после всей этой неразберихи согласиться пойти с ним на мировую? Сделать вид, что со мной все в порядке? Почему подсознательно ты мне нравишься, хотя в действительности вызываешь отторжение? Когда я думаю о Джеймсе…мне хочется называть его Джеймсом. Я пробовала на язык кличку «Баки» миллион раз, но она всё еще «горчит». Джеймс…это то, на что я согласна. Нет, не согласна. Когда я думаю о Джеймсе, я не хочу о нем думать. Наше вынужденное знакомство не более, чем несчастный случай. А этот ночной разговор не более, чем… « Пальцы бионической руки двигались не так ловко, как его собственные, но он очень быстро справился со шнурком на моем левом кроссовке и, завязав из него тугой узел, задержался в такой позе еще на секунду. » Не более, чем встреча двух людей, давших третьему лицу невыполнимое обещание. Не связанных ничем, кроме глупого долга. И двумя запутанными жетонами на моей груди. Когда я думаю о Джеймсе, мне хочется заварить себе ромашковый чай и включить джаз, чтобы отвлечься. Мысли о нем меня пугают, тревожат. Свежи воспоминания о тех немногих вечерах в его палате. Их было всего несколько, но каждый был крупицей на этой чаше нестабильности. Мне страшно, грустно, злостно. Я провожу кончиками пальцев по левой щеке, пританцовывая под мотив саксофона в голове опускаюсь к шее, огибаю линию челюсти и касаюсь скулы. Правый глаз рефлекторно закрывается, пощекотав ресницами подушечки. Шрам легкий, незаметный. Как паутинка. Ногтями цепляя его узоры, я вновь опускаюсь вниз и касаюсь рубца на верхней губе. Прикусив ее, шумно втягиваю в себя воздух. Почему подсознательно ты вызываешь отторжение, хотя в действительности… О, ну это легко объяснить. Стокгольмский синдром, не иначе. Глупые обещания, глупый моральный кодекс не дают мне проработать эту проблему. Я бы давно могла открыться доктору Мейсону, а не выдумывать сказки и тысячу отговорок, обсуждать свою семью и кусковой сахар. Я бы давно могла рассказать обо всем Тейту и тогда, мне хочется так думать, он бы защитил меня от всех угроз, как делал это в колледже. Да…да даже расскажи я об этом Катрине, жить стало бы легче, нежели нести этот булыжник сзади в одиночку. Расскажи я об этом первому сержанту Фостеру, изменилось бы его решение? Поддержал бы он меня или своего товарища капитана? А что, если расскажу сегодня? Прямо сейчас? Он передумает рисковать ради него? Передумает укрывать их на базе? Шестое чувство шепчет «конечно, нет», и я с ним согласна. В этом болоте я одна. Сама себя туда затащила. Сама согласилась на авантюру с укрощением строптивого наркомана, сама развязала его в то злополучное утро, сама нырнула в неспокойный океан. Чудом, но все же сама заслужила шанс на звание сержанта.« Береги себя, Тейт. Ради родителей и Мэнди. ХО, Эшли »
« Береги себя, Робин. ХО, Эшли »« Береги себя, Клаус. ХО, Эшли »
« Береги себя, Габи. ХО, Эшли »« Береги себя, Эван. ХО, Эшли »
« Береги себя, Пол. ХО, Эшли »« Береги себя, Вив. ХО, Эшли »
Волнение океана перешло на волнение моей нервной системы. Думать о чем-то еще стало невыносимо мучительно. А не думать о том, как все сложно, противоречиво, глупо и страшно – невозможно. Меня буквально вырвали из одной реальности, где жизнь течет размеренно, а главный секрет – это съеденный втихаря чизбургер, и пересадили в другую. Супергеройскую. Когда пройдет акклиматизация? Немецкий. Ответ на свой вопрос я, впрочем, не нахожу. Зато нахожу универсальное средство занять голову и не думать, потому что мой уровень немецкого еще не так виртуозен, чтобы искать смысл жизни и вычленять состав материи вселенной. Учебники, словари для путешественников и рабочие тетради разбросаны по всей комнате, и искать их посреди ночи в полной темноте проблематично, но выполнимо. Пару раз я, правда, ударяюсь ногой о тумбочку у кровати. Два учебника для начального уровня лежат в шкафу для одежды, мои старые записи – все еще в чемодане, а яркие текстовыделители пали смертью храбрых и куда-то исчезли. Самообразовываться, особенно, когда есть мотив, увлекательно и просто. Ты всегда можешь сам выбрать нужную лексику и грамматику для изучения. Я поступаю предсказуемо и открываю тему «Рождество». die Weihnachtslieder, der Glühwein Иронично, что эти слова стоят рядом. После хорошего глинтвейна не только петь, но и танцевать хочется. die Weihnachtsplätzchen, die Weihnachtsgans, die Zuckerstange, der Zimtstern На моем столе в детстве редко стояли какие-то изысканные блюда. Только несколько раз, когда мама приглашала в гости своих коллег, и они общими усилиями забивали стол едой. Но мне хочется верить, что я еще сто раз успею приготовить что-то на Рождество на своей кухне. Или что вообще смогу съехать в свою квартиру со временем. die Bescherung, der Weihnachtsmarkt, etwas schenken Черт…Подарки. Я очень вовремя вспоминаю об этом в Сочельник, когда большинство частных магазинов закрыты, а все любители рождественских ярмарок давно скупили все снежные шары, носки и пряники. Этим вечером мы, как обычно, соберемся в столовой, обменяемся любезностями и будем неловко смотреть на танцующих в центре зала, а потом разбредемся компаниями по комнатам. Уже почти рассвет… Времени катастрофически мало. Первый автобус до города отходит около шести часов. « — Встретимся в шесть утра здесь же. — подвел черту сержант, чуть приподняв уголок губ, — Раз ты любишь бег. » Нет. Я не пойду. Лучше уеду в город. Я это заслужила. А он…а он поймет. Нельзя так просто закрыть глаза на все, что произошло тогда в Джуно. Я не смогу. — Какая ты загадочная, — сквозь сон прошептала Катрина, все еще крепко сжимая мое плечо. — Это еще почему? — Всю ночь скачешь от своей кровати к моей. Прямо как ниндзя. Признавайся, я – твоё задание? По комнате разлился приглушенный смех. — Ну какой там ниндзя. Я клоун, Кэт. Репетировала трюки для цирка. Вальсеты, каскады… — А ты хороший клоун, Эшли, — она зевнула и перевернулась на другой бок, — Фокусы умеешь показывать? Кролик из шляпы? Магия? Я проигнорировала ее невинный вопрос, дождалась, пока она вновь погрузится в сон, и мягко вышла из комнаты в обнимку с наспех собранным рюкзаком, пальто и шарфом. База уже ожила. На первом этаже общежития несколько девушек обсуждают рождественский выпуск какого-то шоу, карауля очередь в душ, у выхода стоят декоративные ёлки, игриво мигая огоньками. Наверное, я просто не заметила их вечером, когда возвращалась в корпус. Снега, впрочем, все так же нет. Не выпало ни миллиметра. Бесснежное Рождество – это наша флоридская традиция на последние лет так двадцать, не меньше, но я продолжаю верить в чудо.***
13:28 Джексонвилль, штат Флорида
Это был третий пряный горячий шоколад и шестой час блуждания по городу. Здесь было спокойно и тихо, поэтому я медленно и бесцельно прогуливалась вдоль по набережной, отвлекаясь то на музей современного искусства, то на фестивальный рынок, то на мост, по которому лениво проезжали велосипедисты. Город уснул на время праздников, забрав с улиц всех музыкантов, торговцев безделушками, приветливых продавцов вареной кукурузой и даже мошенников по займу денег. В этом году рождественских украшений нет. Пройдя мимо компании подростков, из обрывка их разговора я узнала, что власти города вложили эти деньги в восстановление пляжа и ближайших построек после цунами. Решение рациональное, но бездушное. Как можно оставить крупнейший город Флориды без огней и елей? Каждый год фестивальная ярмарка Джексонвиля сияла, как селебрити на красной ковровой дорожке. Теплые янтарные огоньки лентами тянулись от одного столба к другому, отражаясь в воде Сент-Джонс, на фальшивом причале переливались всеми цветами радуги забавные фигурки оленей, мимо проносились суетливые парочки с карамельными яблоками, игриво воркуя и обсуждая рождественский эксклюзив сериала. Редко, но очень кстати стояли одинокие продавцы, в надежде поймать такую же как я заблудшую душу и навязать ей оставшийся товар. Звучала тихая музыка, и срывались на танец непоседливые дети, позируя родителям на камеру. Практически растворялась и терялась в паре палатка с горячими напитками, а ее любезная владелица отправляла всем воздушные поцелуи и поздравления на Рождество. Пожилые пары, переваливаясь с ноги на ногу как неуклюжие пингвины, несли домой увесистые пакеты и самозабвенно обсуждали детей и внуков. Раньше на набережной было уютно. А в центре города было, напротив, шумно. На каждом углу улицы стояли ёлки, украшенные увесистыми стеклянными шарами и мишурой. Из каждой машины горланили песни рождественского сборника хитов, их мотивы подхватывали пешеходы и глупо хихикали. Свет от неоновых украшений, рассеивающийся над головами, слегка резал глаза, редкие фонарики гирлянд зажигались серебряными искрами и напоминали снежинки. В центре собирались компании и разливали по одноразовым стаканчикам шампанское. Ходили зазывали в клубы и раздавали флаеры на бесплатный коктейль в честь праздника. Клуб. Я все еще сомневалась, стоит ли дарить Катрине билет на закрытую вечеринку, ведь город практически истощен и вряд ли зарядит ее необходимым весельем. Обивая порог крытого помещения ярмарки, я с космической скоростью печатала в адресной строке названия всех известных и когда-то любимых мной заведений. Среди них ни одно не подошло, однако вскоре очень кстати высветилась реклама места, выглядевшего довольно интригующе. «Подземное царство» сменило концепцию и из однотипного подвального клуба внезапно превратилось в концептуальный бар. Входной билет оформлялся виртуально, но я все равно решила купить в маленькой канцелярской лавке бланк купона и заполнить его от руки со всем пожеланиями и данными по билету. Здание ярмарки было одноэтажным, но длинным, как торговые ряды. В солнечной Флориде все обычно апельсиново-яркое, но это здание было на удивление сдержанным, однотонным оливковым с незатейливыми белыми фасадными украшениями. Около воды гулял ветер и даже третий горячий шоколад не помогал согреться. Я несмело шагнула внутрь, предвкушая многочасовую пытку в поиске подходящего цвета, формы и материала. Внутри было чуть больше людей, чем на улице. Они сидели на островках с небольшими пакетами и перечитывали бумажные списки, громко обсуждали интересы своих друзей и комментировали выбор атласной ленты для подарочной коробки. Я вдруг поняла, что приехала в Джексонвиль только ради подарка для Катрины… И пусть. И все же было это как-то неправильно. Я на первом автобусе сбежала с базы, создала вокруг себя таинственный флёр и приеду обратно лишь с куском бумаги. До этого момента я как будто не думала о предстоящем вечере и витала в облаках, впитывая в себя атмосферу города. Но сейчас загрузилась. На базе не так много хороших знакомых, кому бы я могла сделать рождественский подарок. Это, конечно же, Кэт. Первый сержант Фостер? Не по уставу. Сержант Браун? Обойдется. Стивен и Джеймс? Тебе опасно о них думать. Все слишком запутано. Рука рефлекторно потянулась к жетонам. Я пробежалась взглядом по лавкам с правой стороны здания, и мое внимание привлекла аляпистая вывеска индийской кафешки. Желудок фальшиво взял высокую ноту, и я пообещала себе зайти туда сразу после того, как выполню набег на ближайшие магазины. Первым слева был как раз магазин канцтоваров. Найти бланк купона было сложнее, чем я думала. Лавка была очень компактной, но каждая полка шкафа была плотно забита доверху. Пока милая девушка выбивала чек, я с глубочайшей гордостью сжимала в ладони кусок серо-золотого картона. Вторым слева был магазин нижнего белья, но я бодро прошагала мимо него. Третьей была лавка ручной косметики, и, хотя ее чудесные ароматы влекли внутрь сильнее запаха карри из индийского кафе, я проскочила мимо с такой же уверенностью, как до того. Четвертое и самое просторное помещение было арендовано продавцом научпопа. Я моментально вспомнила о докторе Мейсоне и его коллекции книг про сны и их природу. Мысль сделать подарок доктору меня немного согрела, а доброжелательный мужчина, представивший целую рецензию в трех томах на новинку и уже бестселлер по этой теме просто не оставил мне шансов. Пока он перескакивал с темы на тему, воюя с кассовым аппаратом, я с щемящим в груди чувством гладила твердую обложку книги и перечитывала раз за разом одну лирическую фразу на форзаце: «Человек без снов как человек без прошлого – потерян.» К пятому или шестому магазину мне пришли короткие смс-ки от ребят, поэтому я даже не обратила внимание, по каким рядам ходила, пока жадно вчитывалась в каждую из них. Робин убедил, что все в его в руках, и он справляется. Клаус коротко поблагодарил за волнение. Вив и Габи прислали селфи и пожаловались на местных солдат. Пол спросил о моем самочувствии, Эван порекомендовал чаще медитировать. А Тейт прислал голосовое сообщение, в котором полторы минуты расхваливал буррито из столовой. Меня смутила его напускная клоунада, но не имея весомых причин докапываться до истины, я поставила телефон на блокировку. К моему удивлению, магазины по правую сторону уже кончились. В рюкзаке лежали два упакованных в крафтовую бумагу подарка, но тяжесть за спиной не была достаточной. Что-то отсутствовало. Слева, может из-за широкого входа в здание, магазинов было меньше, всего три. В первом продавались чаи, во втором художественные принадлежности, а в третьем что-то кислотное и неоновое. Я пошла на компромисс с совестью и около получаса слушала истории продавца чаев об их магических свойствах. Уставшая от нескончаемого потока информации и готовая скупить все улуны и пуэры, я чуть не упала под ноги зашедшей вскоре покупательнице, активно размахивающей многокилограммовыми пакетами и громко обсуждающей какие-то «…сумасшедшие скидки на такую катастрофически качественную…». Говорить при мне слово «скидки» опасно. Употреблять его рядом с «качественный» взрывоопасно. Не помня себя и название тех смесей, которые пожилой мужчина бережно упаковал в бумажные пакетики, я стремглав вылетела из душного чайного магазина и остановилась на пару секунд, чтобы сориентироваться. Прямо напротив входа за какие-то полчаса материализовалась тележка. — Счастливого Рождества, — мужчина профессионально поймал мой взгляд и приветливо улыбнулся. — Не хотите взглянуть? — Хочу, — я кивнула и подошла ближе. Он разложил в несколько рядов на столешнице портмоне, кошельки, бумажники, визитницы, перчатки, поясные сумки и ремни. Я не менее профессионально, с хваткой настоящего скептика склонилась над тележкой, придерживая рюкзак локтем. — Натуральная кожа? Мужчина свел брови к переносице. Я сначала не обратила внимание на то, как опрятно и даже изыскано для продавца на ярмарке он был одет. Он носил низкий хвост из кудрявых русых волос и недлинную бороду. В здании было довольно тепло, но его пальто наглухо застегнуто. Опускать глаза на ноги я не стала. Выжидающе приподняла бровь, он не спешил с ответом. — Разумеется. — Не боитесь так открыто продавать ее во Флориде? Он с понимаем ухмыльнулся, шагнул за тележку и оперся о ее поверхность одной рукой. — На натуральную кожу всегда будут покупатели, — он кивнул на самый широкий ряд с разнообразными кошельками, — Экокожа – «болезнь» молодого поколения. Я хмыкнула про себя. Будь рядом со мной сейчас Кэт, она бы вышла из равновесия. Современная Америка демократична, свободна, сострадательна и великодушна, но…слишком жестока к тем, кто не плывет по этому течению. Кажется, первые несколько месяцев Кэт не разговаривала со мной потому, что заметила в шкафу сумку Шанель, подаренную Тейтом еще в колледже. Из кожи. Она призналась в этом много позже, но своей категоричности не убавила. Меня спасает лишь фантастическое умение пропускать многое мимо ушей, переводить темы и сохранять позитивный настрой. Тейт никогда не вступал с Катриной в спор. Какое-то время даже в шутку грозился подарить ей на День Благодарения новые кожаные берцы, и она раздраженно цокала, поворачивалась на пятках и уходила. Семьи Тейта и Катрин в разных слоях общества. Я же висела где-то посередине, то виня себя за каждый съеденный кусок мяса, то покупая по полной стоимости новый ремень от Кельвин Кляйн. — В честь праздника распродаю мужские перчатки. Практически даром, — он положил вторую руку на тележку и вновь хитро улыбнулся. — Было бы, кому дарить, — мой желудок неприятно сжался, я глазами нашла аляпистую вывеску индийского кафе. Он задумался на несколько секунд, вероятно, обдумывая свою стратегию, но я слишком долго откладывала обед. — Производитель? Мужчина широко улыбнулся. — Румыния. Сертификат качества имеется. Разрешение на импорт и торговлю тоже. У него не было явного акцента, впрочем. Я несколько раз проскользила взглядом по столешнице, пока не зацепилась за классическую черную пару с аккуратной и фактурной отстрочкой. Материал не сверкал тысячей блесток, а деликатно отражал лучи солнца, швы и модель показались мне благородными. — Эти, — я коснулась их кончиками пальцев, продавец аккуратно поднял перчатки с поверхности тележки. — Хороший выбор. Он одними глазами указал на черную подарочную коробку, подождал пару секунд, пока я неопределенно кивну, а затем молча упаковал, уже заприметив новую «заблудшую душу», чтобы навязать ей оставшийся товар. Я не совсем поняла, на каком импульсе совершила покупку, ведь подарок для доктора лежит в рюкзаке, а ребята из моей группы перчатки не носят, но решила оставить все, как есть. Значит, это решение вселенной.« В Орландо снег. Счастливого Рождества, Эшли. ХО, мама »
Сердце пропустило удар. Я сначала долго всматривалась в «мама» в конце сообщения, а потом пару минут наблюдала за пушистыми хлопьями за стеклом. И правда снег. Тает сразу же, как касается дороги, но идет. Впервые за столько лет. Из окна индийской кафешки я увидела, как набережная быстро заполнилась людьми, удивленно наблюдающими за снежинками и снимающими их в «сторис». Наверное, я слишком глубоко впала в фантазии о Санта Клаусе и…Деде Морозе, кажется, потому что не сразу ответила на вопрос незнакомца, подошедшего практически вплотную. — Двадцать…восемь лет, да? У незнакомца приятный голос и стеклянные серые глаза. На лбу глубокие морщины, и две серебряные полосы тянутся чуть ниже висков. — Мне?.. — я ковыряю ложкой карри, активно болтая ногой и периодически задевая носком ботинка стул напротив, — Мне двадцать три. — Я про снег. Тихо ойкаю, неловко улыбнувшись, и опускаю взгляд в тарелку. В кафе были только мы, не считая приветливого парня, пожевывающего какие-то сладости за стойкой. Комната была довольно маленькой и душной, здесь сильно пахло специями и какими-то ароматическими палочками. Меня начинало от этого слегка мутить. Слева стоял свободный стол из дешевого белого пластика, а на обоих стенах висели фотокарточки полей, рек и каких-то одноэтажных построек песочного-рыжего цвета. Мужчина все еще стоял, я неопределенно кивнула ему на стул напротив. Он моментально опустился. Рядом был свободный стол. Парень за стойкой, увидев его, как-то странно засуетился, кажется даже слегка поклонился и скрылся за дверью, ведущую на кухню. Дверь в кафе со стороны ярмарки оказалась закрыта, что моментально напрягло уже меня. Но я старалась выглядеть непринужденно, подцепляя ложкой овощи в карри и изредка отправляя их в рот. Блюдо было на удивление вкусным и гармоничным, хотя индийскую кухню я раньше находила непонятной. Кафе было маленьким, но светлым из-за большого окна со стороны кассы, стены были выкрашены грязно-желтой краской, под подошвой ботинок приятно хрустел паркет. Оно выглядело дешевым, но добавляло какого-то колорита ярмарке. К тому же, это было единственное открытое кафе у реки. Я медленно подняла глаза на незнакомца. Он сидел как раз спиной к окну, поэтому его лицо оставалось в тени. Взгляд зацепился за странную одежду. Он положил локти на хлипкий пластиковый столик и изящно одернул синюю слоистую жилетку, надетую поверх…такой же синей и слоистой туники. Поверх ткани лежал громоздкий кулон отдаленно напоминающий глаз с зазывно сверкающим внутри зеленым камнем. Я осматривала мужчину беззастенчиво и скептично, что точно не осталось незамеченным. Он так же открыто, слегка сощурив глаза, осматривал меня, выдерживая неловкую паузу. Это продолжалось не больше минуты, но из-за резкого запаха в кафе минута показалась мне бесконечностью. Странный кулон сверкал и сверкал, привлекая внимание. Я с трудом держала себя в руках. Хотелось докоснуться до украшения и ощутить холод металла. Каждый раз, когда я всматривалась вглубь «глаза», я ощущала странный зуд на правой скуле и тянущую боль в правом глазу. Проморгавшись и раздраженно почесав щеку, я зачерпнула ложкой карри и, надев маску непринужденности, решила скорей разделаться с блюдом и уйти. — Регенерация – это удивительный процесс, — незнакомец вперился взглядом в мою щеку, все так же неприветливо щурясь, — Даже оккультический. Я сидела напротив окна, наслаждаясь солнечными ваннами. Под таким светом можно увидеть не только шрамы, но и циркуляцию крови. — Регенерация обоснована наукой. Какой в этом оккультизм? — выдавая тревогу за хладнокровие, я на секунду посмотрела влево, на дверь, ведущую на кухню. Парнишка-продавец еще не вернулся. — Наукой? — мужчина чуть склонил голову набок, а потом резко откинулся на спинку неустойчивого стула, — О, да. Медицина. Я понимаю, — кончиками пальцев он коснулся подбородка и как будто почесал его, — Не все так однозначно. Зеленый камень отливал золотым, я старалась не опускать на него взгляд. — Не всякая рана затянется по-научному, не всякое оружие ранит по-научному…— незнакомец поднял непонятно откуда взявшуюся кружку и сделал большой глоток. Он сидел на пластиковом стуле так вальяжно, словно это кресло в тронном зале. Так же подозрительно и пугающе, как кулон гипнотизировал мое внимание, серые стеклянные глаза мужчины методично блуждали по правой щеке, изредка встречаясь со мной взглядом и странно щурясь. Его интерес сильно беспокоил. — Это звучит правда весьма занимательно, но мне пора, — карри, наконец, оказалось съедено. Не сильно переживая за нормы приличия, я резко встала со стула и закинула рюкзак на плечо. Мужчина даже не повел бровью. Он сделал еще один большой глоток чая. — Вы же верите в астрологию? — внезапно спросил он, грациозно закинув ногу на ногу. Низкий пластиковый столик пошатнулся от его движения. Я сделала несколько шагов к выходу из кафе. — Только если гороскоп хороший. — Занимательно. Он звучал саркастично и высокомерно. Выглядел, впрочем, ровно так же. Сидя в дешевой индийской кафешке в своем одеянии тибетского монаха и попивая непонятно откуда взявшийся чай, незнакомец напоминал мне инопланетянина. Таким открытым и сконцентрированным был его взгляд. По спине табуном пробежали мурашки. — Что вы пытаетесь мне сказать? — Знание, — уголок его губ чуть приподнялся, — и вера способны влиять на человеческую жизнь так, как не влияет ни одна наука. Только не это… — Но лишь на жизнь того, кто обладает знанием и не гнушается открыть сердце для веры. Гнушается…где он вычитал это слово? Фрик. — Вы хотите, чтобы я пришла на религиозное собрание? — О, нет, с большинством религий у нас отношения напряженные, — бодро и даже игриво произнес он, похлопав по столу и кивнув на мой стул. Я садиться не спешила. — Секта? — Если вам так больше нравится, но мы предпочитаем "орден". Его мимика была чрезвычайно активной, голос выразительным. Такие артистичные люди легко вводят в заблуждение и усыпляют бдительность. — Это все еще очень занимательно, но у меня нет времени. Совсем скоро приедет автобус, — соврала я, натянув вежливую улыбку, и поспешила на выход. Мне показалось на мгновение, что дверь на кухню тихо скрипнула, поэтому я осторожно наклонила голову и проверила свою догадку. Да. Парнишка подслушивал наш разговор через узкую щелку. Мурашки поднялись вверх по спине. Оглушающий скрежет. Мужчина поднялся со стула. — А если я пообещаю замедлить ход времени для нашей беседы? Затылком я ощутила его тяжелый и внимательный взгляд. Дверь была всего в нескольких метрах от меня, но ноги перестали слушаться. Каждая мышца в теле налилась свинцом и несколько секунд сильно зудела. Через мгновение это странное чувство прошло. — Пожалуй, оставлю дверь открытой, чтобы проветрить здесь. Кажется, благовоние...ээ…закупорило ваши чакры. — Многие из нас проходят через скепсис, — моментально ответил он, отмахнувшись ладонью. Медленно, как ленивый кот-британец, подошел ко мне, покачивая кружкой чая, словно дирижируя оркестром. Его экстравагантность была интересной, но уж слишком подозрительной. — Счастливого рождества! — Очень мило, — саркастично протянул он, — И вам того же, если вы в это верите. Я уже положила ладонь на ручку двери, но помедлила. Скривила губы, прикусив внутреннюю сторону щеки. Вновь бросила взгляд на подслушивающего за дверью паренька и, не отнимая ладони, развернулась к незнакомцу. — Слушайте, я вовсе не хотела оскорбить ваше...учение. Мужчина ухмыльнулся. Дверь на кухню громко захлопнулась, продавец от неожиданности пронзительно взвизгнул. Раздался шум падающих кастрюль. — Вы, кажется, опаздываете на автобус. Или верите в то, что опаздываете на него. В любом случае, сейчас это он опаздывает к Вам, — протараторил незнакомец, активно жестикулируя, — А пока вы будете ждать его на остановке, я предлагаю Вам изучить мой...рождественский подарок. Брови замерли наверху, неестественно изогнувшись. Мужчина элегантно нырнул пальцами в складки своей жилетки и вынул оттуда странный металлический предмет размером намного меньше, чем его ладонь. Он не сдвинулся с места. Сжимал это «что-то» между пальцев и выжидающе смотрел на меня. Так смотрят на маленьких детей киднэпперы в воспитательных роликах. Любопытство побороть было трудно. Как ребенок делаю шаг вперед, внимательно следя за движениями мужчины. В случае опасности я смогу постоять за себя и заломать ему руки. Мне хочется так думать. Очень медленно и осторожно он касается моей кисти и, не прерывая зрительного контакта, вкладывает в ладонь предмет. Мне кажется, что от холодного металла исходит электрический ток, он болезненно покалывает кожу. А потом этот ток проходит сквозь кожу и, распространившись по венам, электризует меня изнутри. Чувство легкости вперемешку с высоким напряжением. Я ощущаю, как трещат кончики пальцев, как от прикосновения незнакомца треск удваивается, а то и утраивается, колет подушечки тысячей иголок. Я слышу, как с характерным для чайника свистом закипает во мне кровь, вижу перед собой странные цветные волны и пятна, ощущаю терпкий запах сандала, пробуждающий каждую клеточку тела, смакую на языке кислый металлический привкус, теряю равновесие, делая глубокий вдох не грудью, а чем-то, что находится на дне легких, чем-то леденящим и обжигающим. И есть еще что-то, седьмое, что я тоже чувствую, но не могу осознать… Считав в моих глазах эмоцию, мужчина надменно ухмыляется. Открывается дверь на кухню, оттуда вываливается возмущенный паренек. Я опускаю глаза на свою ладонь. В ней лежит непонятное грубое двойное кольцо, отдаленно напоминающее кастет.***
02:13 Военная база близ Джексонвиля, штат Флорида
«Счастливого Рождества» кричали ребята после каждой песни, обмениваясь мокрыми поцелуями в щеки и громко смеясь. Сначала я стояла особняком, цивильно смакуя горячий шоколад, который доктор Мейсон все-таки поставил на рождественский стол, но потом... Все началось еще в девять вечера. Я на всех парах бежала в общежитие, чтобы успеть поздравить Кэт и отдать ей билет. По пути в корпус меня останавливали раз пять, чтобы обменяться любезностями те, кто уезжал в город на праздник. После того, как вся база узнала о моем повышении и Черной Вдове, я стала чем-то вроде местной звезды. Это было глупо. Откровенно говоря, если бы такое внимание мне уделяли только из-за повышения, было бы куда приятней. Но увы, чаще задавали вопросы о том, настолько ли хороша она, как о ней говорят, так ли дерзко и сексуально себя ведет, как им кажется и почему же ее больше не видно на базе. Мисс Романофф всего за две недели сумела околдовать каждого на этой базе, включая меня. Однако думать о ней, особенно учитывая ее внезапный скорый отъезд, желания не было. В десять вечера я с материнской тоской поправляла на Катрине блузку с открытой спиной и махала из окна нашей комнаты, попутно прикидывая, сколько времени у меня уйдет на отпаривание юбки и будет ли она хорошо смотреться с кроссовками. Нет. Потратив не менее получаса на разговор с группой по фейстайму, я едва успела натянуть на себя черный топ, прежде чем Сюз, самый милый поклонник Шарлотты Бронте и самый главный дилер хороших книг на вечер, силой вывела меня из корпуса. — Ты забыла надеть напульсник, — заметила она, когда я сняла свою куртку в столовой. Я пропустила эту реплику мимо ушей. Сейчас светить шрамами можно, за это выгнать уже не имеют законных оснований. Впервые за долгое время, я не знала, куда податься. Толпа в центре столовой уже, кажется, приняла на грудь и весело щебетала, специалисты базы скромно стояли в углу, воюя друг с другом за последнюю канапе на тарелке, а первый сержант Фостер и сержант Браун о чем-то загадочно шептались, бросая косые взгляды в сторону черного входа. Алкоголь для веселья я еще не нашла, а купить в городе забыла, интеллигентно беседовать с милейшими сотрудниками базы не было моральных сил, а обсуждать конспирологические теории с сержантами было опасно. Сюз моментально присоединилась к своей группе, предложив мне сделать глоток из фляжки, но я вежливо отказалась и пошла искать обещанный какао. — Не какао, а горячий шоколад, — поправил меня доктор Мейсон, протягивая забавную кружку с оленем. — Пришла сюда только ради него и…, — секунда поиска глазами того стола, на котором я оставила книгу, — Вашего подарка! Доктор Мейсон удивленно похлопал шоколадными глазами, а потом широко улыбнулся и минут пять распинался в благодарности, рассказывая мне о всех тонкостях биографии автора исследования. Мы поговорили о чем-то несущественном, умном и психологическом, и бессонная ночь тут же дала о себе знать. Я не суперсолдат, чтобы бодрствовать неделю нон-стоп. Я начала засыпать еще на речи Брауна, оперевшись о Джорджа Смита, капрала другой группы. Парень провел смешную параллель с той ночью, когда на базу приехал Стивен и он точно так же держал меня под руки перед начальством. Рефлекторно кивая, я молилась о конце своих мучений. К несчастью, у Брауна был раздражающий голос и полное отсутствие креативности, поэтому закончил он минут через двадцать, когда монотонность собственного голоса стала усыплять его самого. За это время я трижды пересчитала сорок две лампы на потолке, пришла к выводу, что столы сдвинули не совсем грамотно с точки зрения геометрии, дважды улыбнулась уже воркующей со всеми Сюз и сняла со своих джинс всю мишуру от хлопушки, которую ребята взрывали с периодичностью раз в десять минут, чтобы подогреть публику и попугать скучающих у тарелок с канапе. Джордж изредка толкал меня локтем, когда мое глубоко задумчивое состояние начинало выглядеть как дремота с открытыми глазами. Так оно, в принципе, и было. Когда начал свою речь первый сержант Фостер, наши ряды внезапно поредели. Компания из центра столовой уже разделилась по комнатам. В течении десяти минут я изображала заинтересованный вид, мечтая о мягкой кровати и пересчитывая