Child of vice II

К ненавистному кабинету главы «Ретей» Лин буквально приволокли, вот только эпичного швыряния не было — у двери столпилось пару охранников, показывающих всем видом, что в помещение вход воспрещен. Райто в непонимании вскинул бровь и прислушался, затем поджал губы, не скрывая полыхнувших огоньков ярости в глазах. Все пошло не по плану. — Этого гада до нас оприходовали — вывернули внутренности наизнанку, — прошептал бессмертный, услышав разговор среди гула голосов студентов. — Занимательно, — Рейдзи скрестил руки на груди, окидывая небрежным взглядом Лин. — Нет подозрений, кто бы это мог быть? Вампирша потупила глаза, пожимая плечами. Дарья? Вряд ли — резона никакого, возможно, кто-то из девиц, попавших в лапы этого педофила, но тогда возникает вполне уместный вопрос: почему именно сегодня? Чтобы свалить всю вину на новую ученицу? — Мне нужно в уборную, — прошептала девушка, ускальзывая в один из проходов, где тоже стояло пару охранников, о чем-то увлеченно переговариваясь. Из разговора та вычерпнула, что полиция приедет с минуты на минуту… А вот это очень и очень плохо. Те найдут ее следы ДНК, точно найдут — после того, что было в кабинете по иному невозможно. И пусть этого мерзавца бессмертная не убивала, судебные тяжбы и роль главной подозреваемой ей не улыбалась. Слез уже не было. Да, настроение укатилось в бездну, руки дрожали от волнения, о спокойствии в такой ситуации и речи не шло, но плакать сейчас уж точно не имело смысла. Однако, в какой-то момент Лин ощутила, что даже такого отвратительного человека, как директор, ей жалко — он изнасиловал ее, растоптал ее честь, сломал в ней и без того хлипкий внутренний стержень, но даже он, по ее мнению, не заслуживал быть не просто убитым — выпотрошенным, подобно скотине. — Сучечка, ты решила, что сможешь тут отсидеться, пока я не успокоюсь? — ладони вампира скользнули по треклятой школьной форме, пропахшей уже мертвым мужчиной. — Не получится! — рукой зарывшись в мягкие длинные волосы, бессмертный резко оттянул их назад, отчего девушка невольно прогнулась в спине, прижимаясь ягодицами к паху брата. — Сучечка, ты просто не представляешь, что я хочу сделать с тем мужланом… Но, увы, за ошибки будешь расплачиваться ты, а я, знаешь ли, не такой отходчивый и убивать тебя буду медленно, долго, упиваясь твоими криками и слезами, а затем подвешу на крюк, что прибит к одной из стен внутреннего дворика особняка, и там, моя дорогая, — Райто скользнул дорожкой легких поцелуев, лукаво стреляя глазками на отражение, — ты будешь висеть, пока смрад вашего грехопадения не уйдет. Лин сглотнула — шумно с присвистыванием, чувствуя, как взмокли завитки волос у висков и подогнулись ноги. Она знала: даже говоря в таком тоне, вампир не шутил. Пятый Сакамаки же не смог сдержать улыбки, паршивой такой, с хитрецой, но по-прежнему обворожительной и кокетливой — в его духе. У бессмертной от оной сердце в пятки ушло: ухнуло, не подавая признаков существования, зато братец, как ни в чем не бывало, выпустил из ладоней карамельные пряди, ускользнув прочь. Поправив форму, девушка взглянула на свое отражение: «она все вытерпит, никто не говорил, что будет легко. Да, и за беззаботную жизнь, полную денег и удовольствий надо платить. — кисло улыбнувшись этой мысли, вампирша отправилась к кабинету, где ее ждали все Сакамаки.» — Ничего свидетельствующего, что ты находилась в кабинете, не было найдено, — издалека начал Рейдзи. — Очевидно, что тебя кто-то покрывает или сделал это из-за тебя. Лин похлопала глазками, не зная, что и ответить… Это действительно выглядело так, что кто-то пытался за нее отомстить, и мысль, что это могла быть Дарья уже не казалась такой абсурдной. И, словно по мановению волшебной палочки, блондинка выпорхнула из-за угла коридора. Девушка подбежала к однокласснице, не зная, как правильнее будет спросить обо всем. В голове вертелась только одна мысль: пусть это будет не она. Больше всего та боялась, что ради нее кто-то пошел на подобный поступок. Да, вампиры не гнушались убивать кого-либо, хотя бы потому что человеческие жизни ценность для них не имели, всего лишь сосуды с кровью, но ведь Сакамаки такой не была. — Пожалуйста, — прошептала вампирша, сжимая в ладонях ткань собственной школьной юбки, — скажи, что ты не делала этого. — Даже если сделала — от этого что-то изменится? От стального голоса внутри все сжалось, содрогнулось в животном ужасе. Бессмертная отшатнулась, в оцепенении смотря блондинку. Она ведь как сейчас помнила, как та выводила из кабинета, как провожала до душевой, как улыбалась, подсаживаясь за столик. Неужели она такая, как сыны Тоуго — беспощадная, жестокая и бездушная? — Угомонись, это была не я, я всего лишь убрала следы твоего присутствия. Так что можешь не волноваться, о тебе никто не узнает, поэтому не отвлекайся на подобные мелочи, а занимайся действительно важным. А этому ублюдку пора было откинуть ласты — сегодня для этого невероятно подходящий день, не находишь? Чарующе улыбнувшись братьям Сакамаки, явно слушавшим ее речь, одноклассница отправилась дальше. Никто из первых такой подход не оценил: Рейдзи поправил очки, требуя вернуться в лимузин, Райто сомкнул губы в тонкую полоску, Субару презрительно фыркнул. Аято что-то невнятно рыкнул в сторону «обнаглевшей девки», и чеканя шаг, отправился к машине.

✗✗✗

— Ты опозорила имя нашей семьи, — кнут рассек бледную кожу, врезаясь в трепещущую, истекающую кровью плоть. — Такая же жалкая и бесполезная, как твоя мать. Ты вся в нее, что в твоем случае — не повод для гордости. Слушая эти слова, Лин больше не хотела выгораживать женщину — слишком ранящими после этого были бы новости об очередном предательстве, слишком болезненной мысль, что матери она никогда не была нужна. И стоит оправдывать сейчас хотя бы себя? Наверное, нет. Для собственного брата она никогда не будет поводом для гордости, потому что являлась дочерью наркоманки, отдающейся за дозу, потому что не родилась с серебряной ложкой во рту и слишком уж далека от аристократии, в кругу которой выросли Сакамаки. Белое ситцевое платье покрылось багряными пятнами крови, вызывая улыбку на точеном лице бессмертного; девушка больше не срывалась на плач, сдерживая рвущиеся наружу слезы, царапая ногтями собственные ладони, лишь бы не рыдать от боли и слабости, лишь бы не свалиться после очередного касания кнута наземь, не взвыть от бессилия. Удар за ударом — жгуче-режущее чувство во всем теле стало чем-то привычным, почти и не ощущалось, только ноги немели, а сил стоять почти не осталось. — Однако, мне непонятно: почему твоя кровь стала издавать такой волшебный аромат? — наблюдая, как сестра свалилась на каменный пол, вампир опустился на колено, пальцами подхватывая девичий подбородок. Подтянув Лин ближе, второй Сакамаки спустил бретельку платья, пальцами задевая гематомы на ключицах; всадил клыки в хрупкое плечо, упиваясь горячей кровью, хлынувшей внутрь. Обжигающая, сладкая, совершенно не похожая на вампирскую — горькую, с каким-то тяжелым металлическим вкусом, приятную только в моменты совокупления. Бессмертный понимал, что всякого глотка ему катастрофически мало, потому укусов на теле девушки становилось больше — слизывая каждую алую каплю, тот жадно припадал к нетронутым участкам кожи, в желании получить больше. И получал. Пил, не в силах утолить жажду, сжимая тонкую девичью талию, разрывая вены, сдавливая худые ручонки своей крупной ладонью. — Рей… Рейдзи-сан, мне больно, — с болезненным стоном пропищала та, стискивая в ладонях рукав мужской рубашки. — Какое соблазнительное выражение лица… Этого отброса ты также обхаживала? Пальцы вампира коснулись припухших, мягких губ девушки, скользя вверх к щекам, залитым пунцом. Зарывшись рукой в карамельные волосы, второй Сакамаки вгляделся в бирюзовые с поволокой глаза. От мысли, что, возможно, Лин смотрела также и на директора школы, юношу передернуло. — Не думай, что меня это проймет, я не интересуюсь распутными девицами, — отпрянув сестры, тот поднялся на ноги, презрительно ее осматривая. Вампирша затихла от мысли, насколько она всем противна… Именно сейчас это осознание отозвалось резью во всем теле — первые слезы побежали по щекам, перетекая в бесшумные рыдания. Да, она отвратительна, даже самой себе, но понять ли братьям — существам без чувств и эмоций, как тяжело не иметь сил дать отпор? Понять ли, как трудно существовать каждую минуту без мысли о том, что тобой воспользовались, как последней шлюхой? Понять ли, как отвратительно быть проданной собственной матерью? Сердце неприятно защемило — задыхаясь от собственного плача, Лин посмотрела в малиновые глаза, спрятанные за стеклами очков. «Ему все равно, — твердило обезумевшее сознание, — ему плевать, потому что он никогда не поймет тебя.» И, действительно, тот смотрел, но ни сожаления, ни уколов совести не испытывал — он забыл это чувство еще в тот момент, когда отдавал фотографию собственной матери охотнику на вампиров. Забыл и тогда, когда сжег целую деревню, чтобы убить друга Шу, забыл тогда, когда наблюдал счастливое лицо матери и брата, вспоминая, что при нем самом она никогда не улыбалась. Беатрикс была жалкой женщиной, но не настолько, чтобы ложиться под мужчин за дозу опиатов, наверное, это единственное, за что мог бы ее похвалить второй сын. Единственное, что не вызывало у него презрения. Куски ткани, пропитанные кровью, неприятно липли к телу, что, кажется, разрывалось от невыносимой боли, но девушка молчала, кусая губы до мяса, вздыхая через раз, чтобы легкие не давили на, кажется, сломанные ребра. Рейдзи же, удовлетворившись результатом, отправился в кабинет решать более важные дела. Как доползла до комнаты — Лин не помнила, как смывала кровь, стоя под струями ледяной воды, как вытиралась — все это стерлось из памяти, затмилось саднящим чувством собственной никчемности. Это самое чувство и сподвигло взять в руки канцелярский нож. Хуже уже не будет. Первое от чего с рвением избавилась вампирша — волосы, скрутив их в толстый жгут, она поддевала пряди, отсекая тонким заточенным лезвием. Те осыпались на пол одна за другой, и плевать, что разной длины — бессмертная топила все свои страхи и горести в этом эфемерном облегчении. Да, через некоторое время она пожалеет, но это будет не сразу — сейчас, она избавится от всех напоминаний о произошедшем. Потому, и боль от срезания пластов кожи с гематомами, оставленными директором, была притупленной, оттого и вскрики были почти неслышными. Кровь бежала ручьями, раны не успели заживать, как появлялись новые — более глубокие с рваными, искромсанными краями. В комнату постучали. Девушка, словно и не услышала, продолжая вскрывать слои эпидермы, избавляясь от следов чужих рук и губ, вот только легче уже от этого не было — ломота в измученном теле трезвила, эйфория отступала, рассеявшись, подобно мгле. Зато постепенно приходило осознание, что бессмертная с собой сделала. Притронувшись к одной из зияющих ран, вампирша взвыла, закусывая губу. Невыносимо. Услышав голос Мей, та выдавила измученное «все в порядке», заставляя сестру вернуться к себе. Той не следовало знать о произошедшем, ведь не дай бог в происходящее погрузится и она — этого Лин пережить не сможет.