***
— Значит эти пару страниц достались не так уж и легко — констатирует Дарья, наблюдая за чужим минутным замешательством. — Кто-то из них сделал тебе больно? — Это не важно. Главное, что я отдала тебе то, что ты хотела. — И то верно, — блондинка подходит к окошку выпуская дым и выкидывая бычок через форточку. — Но если что, я всегда готова тебе помочь. Лин разбито улыбается, провожая взглядом блондинку. Она и представления не имеет, как кому-то можно сказать, что раздвигаешь ноги перед братьями. Как можно признаться в том, что и без ректора нашелся бы тот, кто без вопросов и согласий стянул бы юбку и удовлетворил свою похоть? Сакамаки и правда хочется сказать правду, поведать наконец, каково жить ей в этом аду, как мерзко быть использованной, грязной и потасканной, но все что ей остается — делать вид, будто ничего серьезного не происходит — она как и все ученики этой школы живет с серебряной ложкой во рту, печали с невзгодами не зная. Вампирша закусывает губу, старательно себя успокаивая, и выходит в коридор, где чуть поодаль стоит Рейдзи. И его вид явно не сулит ничего хорошего. — Для чего ей эти записи? — Я не знаю. Девушка безбожно краснеет, невольно вспоминая недавние события, но в следующую секунду испуганно сжимается, стоит второму из братьев вплотную приблизится к дрожащим искусанным губам. Бессмертная с силой жмурится и ждет, что сделает вампир, но тот легко касается щеки и совсем не торопится со словами. Он вдыхает запах шампуня смешанный с сигаретным дымом, взирая с неприкрытым презрением. — Ты думаешь, что если здесь много людей, то я не убью тебя? Глубоко ошибаешься. — Но я правда не знаю. — Лин поднимает взгляд на брата, будто тот по глазам сумеет подтвердить искренность произнесенных слов. — Хочешь сказать, что растрезвонила личные тайны семьи какой-то незнакомке и даже не поинтересовалась, что за цели она преследует? Более идиотского поступка я даже придумать не могу. — Рейдзи хватает вампиршу за ворот рубашки, с ненавистью шипя последние слова, — бесполезное ничтожество. Я не знаю, как ты планируешь это делать, но если в ближайшее время ты не узнаешь, что нужно той девке — не обижайся. Я сделаю все, чтобы ты каждый день молилась о своей смерти. — Я… поняла.***
Мэй уныло листает ленты соцсетей и совершенно не беспокоится о том, что ей без всяких сомнений грозит дисциплинарный выговор за прогулы. Она не боится возмущения и, возможно, насилия со стороны Рейдзи — лучше это, чем видеть осточертевшее лицо младшего Сакамаки. Девушка уже собирается подняться с лавочки, но слышит в отдалении знакомый голос, и предпочитает остаться на месте, будучи скрытой за высокими кустами. — Подожди, Субару-сан, — сладко лепечет чей-то женский голос, — я хотела тебе кое-что сказать, — Мэй невольно замирает, слыша ненавистное имя. Сбежать в этот момент хочется невыносимо, но последнее что ей нужно — попасть в руки к этому чудовищу. — Мне не интересно, — бессмертный засовывает руки в карманы, удаляясь вглубь парка, разбитого во внутреннем дворе Ретей. — Ты мне очень нравишься, — девушка это говорит едва слышно, но вампирский слух позволяет различить слова. Мэй плюет на всякий инстинкт самосохранения и без всяких зазрений совести высовывается из-за куста, наблюдая одну из самых популярных девушек школы — Аяко. Вампирша видит румянец на припудренных щеках, и ее брови взмывают вверх: эта стерва была всегда так уверена в себе, что в эту минуту начинает казаться будто ее подменили. Она неловко комкает подол форменной юбки, сшитой по специальному заказу, хлопает ресницами накрашенными тушью Диор — вся такая богатая и известная, но вдруг такая скромница перед запавшим в душу парнем. Вампирша достает телефон, зная, что не заснять такое — сродни смертному греху, и включает камеру. Она наблюдает, как Субару подходит к однокласснице, смотрит на нее своим взглядом, не предвещающим ничего хорошего и рубит с плеча: — Я же сказал, мне неинтересно. Мне плевать, что я тебе нравлюсь, потому что ты мне — нет. Мэй останавливает видео на моменте, где Аяко закрывает лицо руками, кажется, плача, но телефон позорно подводит, разорвавшим относительную тишину громким уведомлением. Бессмертная испуганно отшатывается, но чувствует, что как минимум Субару ее заметил и даже понял, что это именно она. Сакамаки однако не теряется и мгновенно перемещается в школьный туалет, зная, что брат не применит вампирскую скорость, поскольку находится в поле зрения у людей, а потому есть немного времени, чтобы сделать вид, будто никакой разговор не был подслушан. Бессмертная несколько минут отсиживается в уборной, прежде чем на цыпочках выйти в коридор и продвинуться в сторону учебного кабинета. В одно мгновение за спиной оказывается стена, а вокруг уже совершенно другое помещение — вероятно один из ближайших кабинетов. Девушка упирается глазами в крепкую шею и раздосадованно поджимает губы. Везение не ее спутник. — Я бы разорвал тебя на части прямо здесь, — рычит братец, пробивая стену в сантиметре от чужого лица, отмечая на нем тень неожиданности. — Ты умереть захотела во второй раз или как? — А если… — глупо улыбается Мэй, — я тебе признаюсь, что в тебя влюблена, ты тоже меня пошлешь куда подальше и отпустишь или все же ты сейчас слишком зол? — Смеешься надо мной? — Тонкие пальцы крепко вцепляются в подбородок, и бессмертной приходится запрокинуть голову, вглядываясь в алые глаза. — Я не хотела тебя снимать, просто это был слишком удачный момент… Знаешь же, что эта стерва никогда и не перед кем не унижается?! Я не могла отказаться от этого компромата. — И что же мне будет? Ты ведь благодаря мне его получила. — Субару все еще зол, но в нем есть еще кое-что — интерес, и от последнего вампирше становится действительно неуютно. Ярость для бессмертного — нормальное состояние, но вот тяга к продолжению чего-либо ему вовсе нехарактерна. Мэй обреченно смотрит на дверь, прекрасно зная, что ей не выйти. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского — бессмертная со всей силы толкает брата и пытается сбежать, но он слишком быстро ее ловит, с не меньшей силой швыряя к стене, отчего девушка больно ударяется, соскальзывая на пол. Она едва поднимается, пальцами касаясь затылка, чувствует что-то теплое, бегущее по фалангам и болезненно шипит. Кровь. Она крупными каплями окропляет паркет и забивается в нос с привкусом железа. Вампирша, пытаясь скрыть боль вдруг отшучивается, мол братец совсем не умеет обращаться с женщинами, но резко замолкает, стоит последнему к ней приблизится. — Я пошутила, — голос срывается на фальцет, стоит пальцам накрепко вцепиться в подбородок. — Мне больно! — Заткнись! — Субару, смотрит в глаза, полные злобы, и усмехается: эта девчонка не сдается даже, когда понимает, что победа очевидно не на ее стороне. — Я уже сомневаюсь, что ты случайно попадаешься мне на глаза. Жаждешь моего внимания? — Ни за что! — шипит вампирша, сводя брови к переносице. — Ты чертов омерзительный ублюдок, я лучше сдохну, чем добровольно позволю себя касаться! Мэй замирает, жмурясь изо всех сил, но совершенно ничего после ее слов не происходит. Она неуверенно приоткрывает глаза и видит, что вокруг нет ни единой души. Она наконец облегченно выдыхает. Затылок несчадно болит и лишь длинные волосы скрывают лицо с бегущими по нему горькими слезами. В комнату кто-то входит, но девушке совершенно нет до этого дела: она безуспешно пытается встать, но из-за слабости во всем теле все попытки идут крахом, и это правда добивает. — Тебе лучше сейчас не вставать, — мягко шепчет чей-то низкий голос. Давай я отведу тебя в медпункт? Вампирша поднимает взгляд и узнает в незнакомце брата Дарьи, протягивающего в этот момент руку и улыбающегося совершенно очаровательно. Мэй всего мгновение назад готовая отказаться от помощи, сейчас безропотно вкладывает свою ладонь в чужую, и смущенно улыбается, стоит бессмертному подхватить ее. — Меня зовут Дмитрий, а его, — блондин бросает взгляд на своего друга, о чем-то задумавшегося, — Роман. Ты здесь относительно недавно учишься, так ведь? — Ты прав, — девушка смотрит на свои ладони, прижимаясь щекой к крепкой груди, и тайком рассматривает второго парня и видит Дьявол он безбожно красив: иссиня черные волосы, спадают на бледный лоб, пухлые губы растянуты в легкой улыбке, брови вразлет черные и густые идеально уложены, а голубые глаза глядят задумчиво и томно. — Я жила с отцом, поэтому училась в другой школе, — бессмертная, сталкиваясь взглядом с брюнетом, жутко краснеет, вновь переводя взор на свои руки. — И почему же ты сейчас не живешь со своим отцом? — наконец спрашивает Роман, мельком оглядывая одну из черлидерш, которая буквально пару дней назад признавалась ему в любви. — Потому что он не способен нести ответственность. Пока ему интересно что-то, он занимается этим, но как только ему становится скучно, он от этого избавляется. — Твой отец ведь Сакамаки Тоуго? — Да. — Он все еще Король Вампиров? — объятья Дмитрия неожиданно становятся крепче, отчего Мэй болезненно вздрагивает, что-то протестующе пища. — Как это Король Вампиров? — спрашивает она, прежде кивая на чужое извинение. — Разве у вампиров существуют короли? Бессмертные переглядываются между собой и вновь смотрят на девушку, думая о том, косит ли она под дурочку или действительно ничего не знает про своего отца. Роман пару минут о чем-то размышляет, а потом рассказывает то, во что Сакамаки в первые пару минут слишком трудно поверить: этот мир на самом деле не единственный, и есть еще один, куда вход доступен лишь созданиям тьмы. Мир Демонов. Там есть свои порядки и свои законы, а самое главное — свои правящие семьи, к одной из которых относится Тоуго Сакамаки или в том мире — Карлхайнц. Дмитрий позволяет себе добавить, что есть такая раса, как первородные — эти существа дали начало и вампирам и демонам и другим темным созданиям. — Вы это шутите? — нервно смеется девушка, и пытается встать идти самостоятельно в медпункте, но ноги подводят ее, и она вновь оказывается на руках бессмертного. — Вовсе нет, — Дмитрий бережно укладывает Сакамаки, и не найдя в кабинете медсестру, задергивает шторку, присаживаясь на близстоящую табуретку. — Это правда. Я уверен ты однажды окажешься там. — Не думаю, что это хорошее место, — ложится лицом к бессмертным, тяжело вздыхая. — Однако это лучше, чем с его сволочными сыновьями. — Сакамаки те еще ублюдки, — Скрещивая руки на груди, подмечает Роман. — Одна только история с жертвенными невестами чего стоит. За три месяца пять девушек в могилу свели, — шипит сквозь зубы он и взирает на недоуменное лицо Мэй. — Это было очень давно, может быть, двадцать лет назад… Тоуго заключил сделку с церковью и его сыновьям по мере необходимости присылали девушек, служивших кормом… В большинстве случаев те были из очень бедных семей или сиротами, поэтому никого не волновала их судьба, и никому не было дела до того, в каких мучениях умирали невесты и в каких страданиях они жили.