Child of vice II

От увиденного лицо Рейдзи стремительно чернеет: на полу он видит бездыханное тело сестры с проломленным черепом, в металлическом судне лежат ножницы для резекции ребер, залитые кровью Лин, а на хирургическом столе никого — будто здесь никогда не было Лиссы, и все бессонные ночи, проведенные в подвале были лишь игрой воспаленного сознания. Талмуд, покоящийся на соседнем медицинском столике привлекает внимание вампира — он подходит ближе, смотря на строки заклинания, которым в свое время он даже не подумал воспользоваться, и с его уст вдруг срывается истерический смешок. Он чувствует себя обманутым. По-детски обманутым, будто его заставили отвлечься, а сами забрали из рук конфету, которую он так желал съесть. Бессмертный еще раз оглядывается вокруг, и наконец опускается рядом с сестрой, пальцами касается краев скола, но все равно не может определить до конца насколько обширна рана из-за огромного количества крови. Рейдзи поднимает девушку на руки и выносит из лаборатории, предварительно приказывая фамильярам убрать помещение и инструментарий. Он наконец задумывается о том, почему Лин вообще решила воскресить незнакомого ей человека, как она поняла, что ей нужно делать, и как теперь сообщить Шу, что его дочь покоилась все это время далеко не в семейном склепе. Второй Сакамаки едва успевает попасть в кабинет, как путь ему преграждает Мэй. Злая, взволнованная и испуганная — она с нескрываемой дрожью глядит на сестру… и увиденное сбивает с нее спесь: она смотрит на волосы, насквозь пропитанные кровью, на белое, словно снежное полотно лицо, и едва ли может вымолвить слово. Лин совсем не шевелится, ее губы бледные сливаются с кожей, длинные ресницы абсолютно недвижимы — ничто в ней не дает надежду, что она жива. У Мэй подкашиваются ноги. Она касается родного лица, шеи, плеча скрытого за рубашкой и вязаной безрукавкой, и по щекам бегут предательские слезы. — Что произошло? — лениво интересуется Шу, скрещивая руки на груди. Прежде чем ответить, Рейдзи укладывает девушку на софу, подкладывая под голову подушку, затем выходит из кабинета и прикрывает за собой дверь, несмотря на все протесты Мэй. Последняя почти кричит, чтобы брат пустил ее, проклинает его на все лады, будучи уверенной, что именно второй Сакамаки сделал это с Лин. Последний сначала молчит и терпит удары, но не выдерживая, осаждает вампиршу грубой пощечиной, буквально сбивая ее с ног. — Я не трогал твою сестру, — безапелляционно заявляет бессмертный, скрещивая руки на груди, — и не стал бы этого делать столь грязным способом. — Тогда кто это сделал? — немного взволнованно спрашивает Райто, скрывая взбудораженный взгляд за полами шляпы. — Лисса, — сквозь ходящие желваки констатирует он. — Опережая ваши заявления про ее смерть — нет, она более не мертва. Ее воскресила Лин, — с шуткой про ответную благодарность со стороны племянницы за столь благородный поступок второй Сакамаки решил тактично повременить. — И как же так вышло, что эта девчонка воскресила мою дочь? — шипит Шу, хватая брата за ворот рубашки. — Пошла в семейный склеп, откопала и из глубокого уважения решила воскресить?! — Она не была в семейном склепе… Не успевает Рейдзи закончить свою мысль, как старший Сакамаки ударяет его прямиком в челюсть, сбивая очки, которые с дребезгом разбиваются, разлетаясь на мелкие осколки. Шу на этом не останавливается: он валит бессмертного наземь, хватает за волосы, ударяя головой о мраморный пол до тех пор, пока на том не появляются первые кровавые разводы. — Ты, мерзкий сволочной ублюдок, посмел выкопать мою дочь и держать ее у себя в подвале? — рычит вампир, грубо встряхивая Рейдзи. — Ты, полоумный кретин, совсем съехал с катушек! — его распирает от гнева. — Не делай вид, что это хоть как-то задевает тебя! Ты, гадкий лицемерный дармоед, даже ни разу на могилу к своей дочери не пришел! — шипит второй Сакамаки, чувствуя, как невыносимо гудит голова и перед глазами все расплывается на абстрактные блики. — Заткнись! — О, — безумно хохочет Рейдзи, — и не подумаю! — сплевывает он багряный сгусток, после очередного удара в челюсть. — Наверняка ты забыл, как совратил Лиссу? Забыл как обесчестил ее и делал это снова и снова, считая свои методы бесспорно правильными? — он скалится красными от крови зубами, тяжело кашляет и хрипит, но не замолкает ни на секунду. — Хочешь сказать, что я — раскопавший ее могилу — полоумный ублюдок, а ты убитый горем отец?! Как бы ни так! — кричит бессмертный и вгрызается клыками в горло, раздирая его в отвратительное месиво. На этом моменте остальные решают вмешаться: Аято и Райто оттаскивают Шу, в то время как Субару держит Рейдзи, пока тот изо всех сил пытается вырваться из хватки. Второй по старшинству Сакамаки бросается колкими фразами, рассказывает такое, отчего у Мей, несмотря на полное отчаянье и переживания за сестру, кровь стынет в жилах: старший брат не только не гнушался тем, чтобы спать со своей кровной дочерью — убил своего сына, собственными руками выколол ему глаза, отрубил голову жене… Девушка с каждым новым фактом о родственнике становилась все более тихой и все более испуганной. Шу не говорит на это ничего, впрочем, не потому что у Рейдзи была кристально чистая репутация — скорее его способность заметать следы оказалась несколько лучше. Именно поэтому Мэй так и не доводится узнать, что второй Сакамаки уничтожил собственную мать, что именно он, вероятно, был причиной такой бесчеловечности своего брата… Вампирша отползает к двери, и зажимая рот ладонью, дает волю слезам: вечно сильная она в итоге сдается, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Ее сестра умирает в комнате, в которую она даже не может попасть, сама она живет в окружении шести психопатов, которые творят столь мерзкие и недопустимые вещи, что в аду демоны покажутся ангелами. Мэй чувствует, как горячей лавой обливает с ног до головы: ее щеки рдеют, лицо горит и предательски дрожат руки. Она пытается глотать ртом воздух, пытается подняться на ноги, но тело, будто налитой свинцом, совсем не слушается. Слабость становится почти невыносимой. Вампирша беспомощно глядит на братьев, но те совсем ее не замечают, будучи поглощенными решением семейных проблем, и только Субару оглядывается в ее сторону. Девушка с огромным усилием привстает, протягивая ладонь, но в следующую же секунду с грохотом валится на пол, теряя сознание.

***

— Твоя кожа не пахнет цветами, — тихо напевает девушка песню и покрепче обхватывает серебряный с тонкой резьбой кинжал, продвигаясь вглубь маленькой мастерской. — Источает губительный смрад — Лисса проводит кончиком лезвия по столу, заглядывая в один из проемов в поисках давнего знакомого. — Я, в постелях чужих утопая,— на ее губах мелькает загадочная улыбка, — знаю, в смерти твоей виноват… Бессмертная видит широкую спину, обтянутую рабочей рубахой, черный густой волос с запутавшейся в нем мелкой стружкой, а в следующую секунду и лицо — немного удивленное, несомненно возмужавшее и дьявольски красивое. Наконец, стало видно, что это парень — вампир — его внешность приобрела те самые чары, которыми наделены все кровопийцы, ту привлекательность, которая и помогала быть идеальными охотниками. Девушка, улавливая на себе взгляд, кокетливо улыбнулась, заправляя прядь длинных рыжих волос за ухо. — Ты говорил, что, возможно, у меня когда-нибудь появится шанс все изменить, не так ли? — голос сквозит холодом, от которого у бессмертного пробегает по спине ледяной пот. — Мне пришлось выйти из ада, Андреас, чтобы поквитаться с тобой. И я покину это Богом забытое местечко лишь с твоей головой в руках, — премило улыбается вампирша, брезгливо оглядываясь вокруг и подходя на шаг ближе к своему убийце. — Какого черта ты жива? — рычит вампир, бросаясь на девушку, но получает сначала коленом в живот, а следом — грубый удар в горло. Лисса улавливает чей-то, едва слышимый вдох и оборачивается: в проходе стоит девица на сносях, на вид немного старше самой Сакамаки. Она хлопает своими длинными, будто кукольными ресницами, и вдруг понимая, что происходит, делает неосознанный шаг назад, отчего пушистые завитки волос у висков слегка колышутся. На улыбку Лиссы незнакомка реагирует гримасой неподдельного ужаса — одной рукой она вдруг хватается за живот, другую прижимает ко рту, дабы не закричать во весь голос, но в следующую секунду вопль все же срывается с ее уст: ее парень, отчаянно пытающийся выиграть этот бой, не успевает напасть — бросок его оказывается заблокирован — а последующий заканчивается прямым ударом серебряного кинжала в сердце. Андреас оседает на пол, пытаясь вытащить лезвие, но силы с необычайной скоростью покидают его. Он ослабевшими руками тянется к девушке, но Лисса хватает со стола силовой топорик, на глазах когда-то своего убийцы всаживая его незнакомке прямо в живот; затем вытаскивает орудие, и следующий удар приходится уже куда-то под ребро. Вампирша наблюдает, как падает девушка наземь, прижимая ладони к ранам, как хлещет из них кровь, заливая все кругом. Андреас все еще пытается подняться, пытается приблизиться к беременной, шепчет ее имя, смотря глазами, полными вины, но с едкой горечью осознает, что эта девушка умирает у него на глазах, как и он сам. И если бессмертный готов согласиться, что для него такой исход — вполне заслуженный, то со смертью своей жены он не готов смириться от слова совсем. — Я понимаю, что я поступил как мразь, но причем тут Адет?! Что тебе сделала она?! — сплевывая кровь на пол, вопрошающе шепчет парень, — Она даже не знала тебя! У нас должен был со дня на день появиться ребенок, проклятая ты сука! — Возможно он жив… — с напускным состраданием размышляет бессмертная, подходя ближе к незнакомке. — Позволь, я проверю? — не дожидаясь ответа, Лисса со всей силы давит на живот, наслаждаясь вымученным предсмертным хрипом и проклятиями со стороны вампира. — Теперь, тебе не стоит думать о том, появится ли ваш малыш на свет: даже если я обращу твою пассию — ребенок все равно уже мертв. — Я тебя ненавижу! — Правда? — вампирша присаживается подле Андреаса, цепляя пальцами его подбородок. — А я ненавидела тебя! Я ненавидела ту чертову школу, твоих дружков — отмороженных ублюдков. Я вспоминала слова матери о том, что никогда не стоит показывать свою сущность, потому что я и так сильная, потому что я должна быть выше той черни, которая клубится во мне… И я не показывала — терпела, как идиотка ваши унижения, побои, домогательства. Но, — ядовито улыбается Лисса, — я устала… А месть после стольких лет страданий становится, как никогда привлекательной… — она поворачивает голову бессмертного в сторону испустившей дух жены, заливисто смеясь. — Посмотри, что ей пришлось пережить из-за тебя… подумай о том, как ей было больно терять тебя, своего ребенка и самое главное — как больно ей было умирать самой… — Чтобы ты сдохла… — О, котеночек, ты немного припоздал с такими искренними пожеланиями, — бессмертная кокетливо подмигивает. — Я уже мертва, — в эту секунду ее лицо становится бесстрастным. Вампирша в последний раз оглядывает мастерскую: сквозь шифоновые шторы пробиваются последние лучи заходящего солнца, и в их свете пылинки кружатся так медленно, будто вальсируют. В комнате пахнет свежевыстроганным деревом, и сладким, почти тошнотворным запахом крови, который вряд ли когда-нибудь выветрится. На столах, инструментах и даже на полу — везде рассыпана стружка и только в углу, где покоится небольшой шкафчик с книгами, стоит относительный порядок. Там же расположено кресло-качалка со свисающим с него шерстяным немного потрепанным пледом. Лисса на секунду ассоциирует это место с тем, где ей с подачи любимого папочки, каленым железом поставили клеймо, и относительное спокойствие бесследно исчезает под волной всепоглощающей ярости. Вампирша одним движением руки переворачивает тяжелый дубовый стол, сваливает маленькие табуретки, что с неимоверным грохотом падают на пол, и отряхиваясь от пыли, уходит прочь. Следующим в очереди оказывается Алик — тот самый напыщенный, но до жути трусливый охотничек на вампиров, что испугался убить Лиссу, когда в поле досягаемости был дедушка, но с превеликим удовольствием сделал это, когда того не было рядом. Девушка даже не сомневается, что эта сволочь была с остальными в сговоре. И поэтому избавиться от этого жалкого скота было сродни обязательству. Алика бессмертная застает в небольшом поместье, где тот наслаждается вином, сидя напротив пышущего жаром камина и почитывая какой-то необременительный роман. Девушка расправляется с ним довольно быстро: этот парень никогда не подавал надежд как способный охотник, да и появления давно мертвой, по его мнению, девицы он не ожидал. Лисса хватает из железной подставки закопченную кочергу, и стаскивая своего врага на пол, наносит беспорядочные удары по животу, презрительно наблюдая за его метаниями и плевками кровью на светлый паркет. — Боже милостивый, пожалей своего домоправителя или горничных — не знаю кто там у тебя, им же потом это все убирать. — Заткнись, гребаная ты шлюха! — визжит словно свинья охотник, пытаясь схватить вампиршу за ногу. — Сучка, я должен был тебя убить, я должен был разрезать твое тело на тысячу мелких частей! Но черт… Почему я вообще доверился этому идиоту Андреасу?! — Не переживай, — успокаивающе мурчит бессмертная, примеряясь к чужой голове кочергой, — он уже поплатился за свою неосмотрительность. — Лисса со всей силы ударяет загнутым концом по лбу Алика, проламывая его с отвратительным треском, который впоследствии тонет в тошнотворном чавкающем звуке.

***

С остальными своими обидчиками вампирша расправляется за два дня, наводя своими деяниями неслыханную панику в Баварии. По всем каналам вещают о череде убийств, по своей жестокости сравнимых лишь с теми, что обрушились на республику несколько лет назад. Сакамаки не без раздражения припоминает, что главным лицом в них был ее родной брат, но раздражение сходит на нет, стоит ей мысленно вернуться к одному факту: тот давно гниет в одном из старых забытых Богом склепов. — Спасибо, — сладко улыбается бессмертная, принимая бокал вина из чужих рук. — Я думаю, что мне нужно, как можно скорее вернуться в Японию, — задумчиво бормочет она, делая маленький глоток и наслаждаясь сладким с последующей терпкой нотой вкусом. — Мне казалось, что ты избавилась от всех, с кем у тебя были не лучшие отношения. — парень приобнимает девушку за плечи, целуя куда-то в висок. — Может остановишься на достигнутом? — Майкл, мой гребаный отец все еще живет на этой земле и радуется жизни. Я так надеялась, что кто-нибудь отсечет ему голову, лишит его жизни, но все впустую — эта сволочь кажется до несмешного везучей. — Лисса, послушай меня: твой отец — не тот, с кем ты сможешь помериться силами. Он уничтожит тебя. — Да неужели? — язвительно восклицает вампирша, вздергивая аккуратную бровь. — Я почти три года куковала в подвале моих чокнутых дядюшек вовсе не для того чтобы отступить в такой момент. Майкл с грустью смотрит на свою первую любовь: у нее яркие рыжие волосы, глаза синие, будто две бездны океана, губы, подобно спелой вишне и кожа белая, словно фарфор. Он отпечатывает в ее памяти такой — наконец-то сильной, наконец-то смелой и отважной. Он отпечатывает ее в своей памяти живой, цветущей и впервые бесстрашной. Он с горькой мыслью прикрывает глаза… Мыслью, что эти дни для них — последние…