Волшебные цветы

      Спустя неделю дверь спальни Локи закрыта. Как заперта обычным ключом, так и запечатана магией. Он уже неделю ни с кем ни разговаривал, но от этого особо не страдал. Фригг дважды в день сама приносила еду, не позволяя делать это прислуге, хоть маг ни разу и не открыл дверь, чтобы поесть. Да, он посчитал, что такая детская обида — лучший вариант, но сам, конечно, детской её не считал.       То, что происходило сейчас, несильно отличалось от его жизни до Мидгарда, Локи никогда не любил выходить из комнаты. Но из-за полного отсутствия еды мужчина выглядел немного болезненно. Скулы стали острее, а под глазами красовались синяки из-за вновь вернувшихся кошмаров. Он не мог спать, а свободное время проводил за чтением книг о Мидгарде.       — Ты не можешь прятаться там вечно! — послышался голос по ту сторону двери, но отвечать ас не собирался. — Открой мне, — голос Фригг был серьёзен, как когда она ругала его в детстве за порванную одежду. — Локи! — Мужчина даже не собирался отвлекаться от книги. — Хватит вести себя так, прошу, — царица точно была расстроена. — Поговори со мной.       — Нет, — слова вырывались из уст мага сами, оттого он удивлённо вытянул шею и посмотрел в сторону закрытой двери.       — Ты должен поверить, что это было для твоего блага. — Но Трикстер уже не слушал, будучи увлечённым чтивом. — Мне надоело! — вскрикнула Фригг. Царица настолько редко повышала голос на своих детей, что Локи заинтересовался, что же она будет делать дальше. — Или ты откроешь мне дверь, или я сделаю это сама!       Маг нахмурился. Когда в первый день женщина не открыла дверь, он решил, что она не может. А вдруг она просто не пробовала? Трикстер смотрел на дверь, задержав дыхание. Всего несколько секунд тишины, и Локи почувствовал, как по телу прошёлся короткий электрический разряд, говорящий о том, что печати магии пали. К тому моменту, как дверь распахнулась, зеленоглазый снова вернулся к книге, показывая своё безразличие к собственной матери. Даже не спрашивая разрешения, царица села на край кровати напротив сына.       — Ты должен выслушать меня. — Мужчина даже не поднял на неё взгляд. — Прошу, перестань голодать, от этого всё только хуже.       — Мне неинтересно, уходи, — ответил трикстер, продолжая читать.       — Сынок, — женщина потянулась рукой к лицу мага, проводя по острой части лишь самыми кончиками пальцев.       — Прекрати делать это, я не твой сын. — Но царица нагнулась и поцеловала парня в лоб, а после взяла его руку в свою.       — Я знаю, в глубине души ты понимаешь, что так всем будет лучше. — Тогда Локи и отложил книгу.       — Вы отобрали у меня Тома из-за собственной прихоти, а теперь ты только и повторяешь, что так будет лучше, — слова были выплюнуты с такой злостью, что ноздри бога расширились, а брови сложились домиком. — Надоело.       — По-другому быть не могло, — женщина поджала губы, не решаясь задать вопрос. — Ты скучаешь по нему? — Маг хмыкнул, кивнул и снова взялся за книгу. — Тогда выслушай меня; если действительно скучаешь по нему, ты всё поймёшь, — Фригг махнула рукой, и в спальню влетел поднос с едой. — Или хотя бы поешь. Ради Томаса.       — Не голоден, — именно на этих словах живот предательски заурчал.       — Локи, если ты немного поешь, то с твоей гордостью ничего не случится.       — Если я выслушаю, то ты уйдёшь? — Женщина кивнула, сглатывая. — Тогда давай быстрее разберёмся с этим.       — В один солнечный асгардский день на свет появился невиданной красоты малыш. Мы с Одином гордились его голубыми глазами и…       — Твой рассказ пойдёт от рождения Тора? Я не собираюсь слушать вечно.       — Я говорю не о Торе. — До этого самого момента трикстер делал вид, что всё ещё читает книгу, а в эту секунду не выдержал и удивлённо посмотрел на мать. — Это должен был быть грандиозный праздник для нас и всего королевства, но, к сожалению, случилось неожиданное. Тем же утром Всеотец забрал из холодного Ётунхейма небольшой свёрток с ребёнком внутри. Младенец был голубого цвета, а по его крохотному телу расходились витиеватые узоры. Я, естественно, была напугана, но Один заверил меня, что спас это дитя. — Сердце Локи пропустило удар. — Он сказал, что малыш наполовину ас, поэтому не выживет отставленный в пустынных сугробах ледяного королевства; он не соврал: как только ребёнок полностью согрелся, то приобрёл человеческий цвет, — женщина глубоко вздохнула и прикрыла глаза, вспоминая. — В этот же вечер мы узнали, чей сын это был. Лафей, царь Ётунхейма, проклял обоих младенцев за то, что мы украли его чадо. Он не желал вернуть своего наследника, тот не был особенно интересен отцу, ему была нужна исключительно месть. Это было мощнейшее древнее заклятие, подобного которому я никогда раньше не встречала. Сколько я ни старалась его разбить, ни одна из моих попыток успехом не увенчалась. Как бы сумбурно это ни звучало, подвергнутые этим чарам неминуемо влюбятся, только если их не будут разделять миры. Но разве это страшно? — царица грустно улыбнулась куда-то в стену, потому что боялась взглянуть на мага. — Суть заклятия не в любви, к сожалению, а в боли, которую получат все после, ведь как только они влюбятся, то сын Одина начнёт умирать. Медленно и мучительно, а единственный способ это исправить — только снова разлучить их. Конечно, ледяной великан не был глупцом и наложил на собственного сына заклятие, которое не позволяло ему покидать Асгард, иначе наш ребёнок так же мучительно погибнет. — Локи сидел в недоумении. Он не был уверен, что нужно сказать, в его голове ещё продолжал складываться этот сложный пазл. Бог не мог выкинуть из головы мысль о том, что всё, происходившее с Томасом по прибытию в Асгард, означало его смерть.       — Но… почему мы так похожи? — голос мага дрожал.       — Лафею хотелось сделать нам с Одином как можно больнее, так что он изменил твой обычный асгардский вид, чтобы ты стал похож на нашего сына, которого мы никогда не сможем обнять.       — Этого не может быть, — глаза трикстера бегали по комнате. — Ты несёшь чушь! — маг нервно крутил головой в разные стороны. — Ты просто из ума выжила на старости лет!       — Я не хотела, чтобы ты знал, — царица начала утирать слёзы сына руками, ведь Локи уже откровенно плакал.       — Мама, это просто невозможно! Ему двадцать четыре года! — Фригг нежно улыбнулась и отрицательно покачала головой.       — Это он так думает. — Лицо Бога переменилось с печального на сердитое. — Сынок, только не начинай истерик. Так было нужно.       — Господи! Да вы нам всю жизнь испортили! — маг был потерян и не мог поверить во всё это.       — Я знаю и безумно сожалею, — после этого последовали объятия, но они были недостаточно долгими, чтобы остановиться плакать. — Ты всё ещё любишь его? — Мужчина крепче обнимал мать, кивая. — Это пройдёт, сынок, заклятие не может быть вечным. — Трикстер обратил внимание на трясущиеся руки царицы. Они были покрыты морщинами и стали чуть шершавей, чем мужчина запомнил их с детства, но он до сих пор считал эти пальцы самыми нежными, потому и позволял им легко скользить по своему лицу, утирая слезы. — Знаешь, прошли века, прежде чем я смирилась, что никогда не увижу его рядом и не смогу поцеловать. Это было худшее время, и, возможно, я бы не справилась, если бы не ты.       — Из-за того, что мы с ним похожи?       — Совсем нет, — Фригг снова улыбнулась в слезах. — Ты был так похож на меня. Не внешне, как Том, а внутренне. Это не то, что вложил в тебя Лафей своей магией, это ты сам. Ты заставлял меня жить каждый день. — Маг смотрел в глаза матери и понимал, что она говорит правду, а сейчас ему большего было и не надо. — Я уверена, что ты разозлишься, но я всегда была против того, чтобы рассказывать тебе правду о твоём настоящем происхождении. Однако, как только Лафей умер, Один настоял, что ты имеешь право знать, ведь мы думали, что после его смерти чары отступят! — царица рассмеялась, беря мага за руку. — Я была против открывать тебе историю твоей родословной, поэтому именно я должна была рассказать тебе всё, что мы скрывали это долгое время.       — Мама, почему я хочу умереть?