love is blind

на часах — почти шесть утра; на улице — темно, потому что зима смело забирает у дня время на существование, заставляя людей в потёмках добираться на работу или учёбу. но вот о снеге зима как-то не особо заботится, поэтому приходится довольствоваться различными гирляндами, мишурой и гигантскими ёлками по всему городу, чтобы напомнить себе про приближающийся новый год. — знаешь, хён, — голос джисона звучит тихо и спокойно, не нарушая атмосферу, повисшую в комнате; минхо вопросительно вскидывает вверх правую бровь, зная прекрасно, что джисон это не увидит — почувствует. в общежитии все уже давно спят, кроме них двоих, сидящих на кухне в освещении лишь умирающей настольной лампы, — солнце и луна действительно невероятно сильно любят друг друга. солнце, ради того, чтобы луна жила, умирает каждый вечер, а луна умирает по утрам ради яркого солнца. минхо слегка улыбается — самыми краешками губ — и невольно переводит взгляд со стоящего в дверях младшего на зашторенное жалюзи окно, словно луна сейчас сама их поднимет, игриво заглядывая в глаза двух бодрствующих парней; уютная тишина заставляет расслабиться. у них куча дел и расписание забитое — только джисону удаётся немного отдохнуть из-за недавно испытанного стресса (если бы не чан, минхо бы каждого, кто заставил хана страдать, нашёл и раздробил бы в щепки). отпивая из кружки уже остывший чай, ли вдруг ловит себя на мысли, что чувства к джисону, кажется, никогда не остынут, — они такие сильные и неконтролируемые, что минхо, честно, иногда становится страшно; минхо очень часто не знает, каким образом всё это выплеснуть наружу, поэтому и просится время от времени помогать с текстами для новых песен. джисон всегда только «за»; джисон всегда смотрит на старшего блестящими глазами и минхо больше не может отвести взгляд, улыбаясь всё шире и шире. — я ради тебя готов умереть. джисон вздрагивает из-за слов, которые произнесены шёпотом, но звучат громче всех существующих колоколов и сирен. он будто хочет сказать: «не нужно. я ведь того не стою, хён», но красноречивый взгляд минхо весь искрится любовью и преданностью, вынуждая улыбнуться и часто-часто заморгать, чтобы не расплакаться от внезапно нахлынувшей волны чувств, норовящей накрыть с головой. — я… я ради тебя тоже. настольная лампа, всё же, перегорает; минхо срывается с места в ту же секунду, когда кухня погружается в темноту, и прижимает к стене удивлённого такой неожиданной настойчивостью джисона. минхо обнимает крепко-крепко, почти до хруста и своих, и чужих рёбер, и тычется носом в джисонову ложбинку за ухом. от младшего приятно пахнет мятным шампунем и еле уловимым дезодорантом; минхо ведёт носом по его шее, доходит до ключиц, которые не прячет за собой огромная футболка, и вдыхает запах кондиционера для белья с нотками корицы. джисону становится щекотно и он тихо хихикает, стоит минхо вновь провести носом по шее; в одной из комнат кто-то из парней громко сопит и что-то бормочет, — это заставляет и минхо прыснуть от смеха, слегка отпрянув от хана, и встретить напротив глаза с отдельной крохотной вселенной. минхо готов поспорить, что иногда видит там падающие звёзды. — знаешь, сонни, — ли аккуратно убирает со лба джисона чёлку, не разрывая зрительный контакт, — ты выглядишь потрясающе и я хочу обнимать тебя всю свою оставшуюся жизнь. хочу просто быть рядом с тобой. всегда-всегда. джисон очаровательно краснеет (минхо не обязательно сейчас это видеть, он ведь знает младшего лучше, чем себя самого); джисон подаётся вперёд, запускает ладошки в мягкие и ещё влажные волосы минхо, губы кусает от волнения, будто старший впервые зажимает так где-нибудь и находится так близко. они нежно и лениво целуются, обмякая в руках друг друга, пока за окном луна умирает ради солнца, начинающего пробиваться сквозь жалюзи и рисовать полоски на телах утопающих в любви парней.