***
В полдень у Чимина встреча с отцом, а затем он должен ехать к брату за договором, заключённым между соседними королевствами. У него много дел, потому что отец попросил его о помощи, и принц догадывается по каким причинам. Они вместе проводят трапезу, выпивают немного молодого вина и, вставая изо стола, Чимин надеется, что не услышит лишних вопросов. Однако один из них всё же звучит. — Ты его давно не видел. Боишься? Глаза окутывает серый цвет, а живот неприятно скручивает. — Нет, отец. Зачем мне его бояться? Отец усмехается, не отводя взгляда от сына. Он откидывается на спинку стула, отрывая локоть от стола, и вздыхает, улыбаясь. — Верно. Чего это я, — Минсок задумывается и глубоко впадает в свои мысли. — Чимин, ты так вырос. В комнате воцаряется вязкая тишина, давящая на уши своим плотным беззвучием, и принц, нарушив тайный запрет семьи, чувствует, как по щеке пробегает подлая капля солёной жидкости. Отец остаётся для него самым близким человеком из всех окружающих, и принц понимает, что рано или поздно потеряет и его. Недосказанность мешает свободно дышать, а королевское воспитание душит желание сделать шаг к отцу. Они оба понимают ситуацию, и Минсок благодарен жизни хоть и за жестокого, но преданного сына. Свой сюжет он уже прожил, осталось лишь передать эту линию своим наследникам, чтобы те несли эту бренную тяжёлую ношу на себе. Золотую корону, что всегда натирала виски своей острой резьбой, которую выплавил своими освящёнными руками Хосок. Он же играет в этой истории разные роли и совмещает в себе несколько персон, начиная от священника, и заканчивая умелым кузнецом. В общем-то Хосок любит играть и примерять. И только его верный прислужник Идон знает настоящую его сущность. Личность, которую он скрывает от чужих глаз вот уже на протяжении нескольких лет. — Лёгкой поездки, сынок, — говорит Минсок, подбадривая сына дружелюбным похлопыванием по плечу. — Все будет хорошо, не волнуйся. Чимину бы возмутиться недоверию отца, однако он просто молчит. Просто потому что сам хочет в это верить. Отец окидывает сына последним взглядом, наполненным сожалением, передаёт в руки Чимина клочок старой бумаги, шурша ею, и, сгибая его крохотные пальцы, одаривает сына тёплой улыбкой. — Прочти его позже. Чимина одолевает тоска по неизвестным причинам. Он уже уезжал на далёкие расстояния, но прямо сейчас ему страшно. Неизвестность и безысходность вещей. Он предчувствует что-то недоброе, и это его пугает, потому что его интуиция никогда не подводит принца. Чимин хотел бы остаться, но отцовская ладонь крепко сжимает его плечо. Будто бы отец слышит, о чём беспокоится его сын и не хочет уезжать. Но королевская кровь не знает слова "не хочу". Королевская кровь пропитана словами "нужно" и "обязан". Течёт по венам, разгоняясь до мозга с бешеной, животной скоростью, а львы внутри гордо взирают на людей свысока и рычат, если чувствуют опасность. Чимин направляется к кибитке, провожаемый слугами, и спотыкается о ступеньку. Светлые волосы треплются от внезапного толчка, невозмутимое лицо Чимина обретает красный оттенок, однако он равнодушно поправляет пряди и спокойно входит в кибитку. Убедившись, что рядом никого нет, он закрывает за собой дверь, садится и смущенно хихикает. — Кхм, ты серьезно? — задаёт он себе вопрос, расправляя плечи. Отец за окном машет сыну рукой, осматривая вокруг себя посторонние взгляды, и улыбается, сжимая челюсти до появления желваков. Повозка уезжает, и король, кажется, упускает самое драгоценное, что имел когда-либо за всю свою историю несчастливой жизни, и чтобы не терять уверенность перед людьми, он разворачивается и уходит, позорно скрывая свои мокрые глаза.***
— Что вы под этим имеете ввиду? Намджун невозмутимо стоит у края бордового ковра и изредка просматривает на огонь в камине. Его задача — выяснить, что за парень постоянно бегает по лесу, из какой он семьи и кем является. — А я должен объясняться прежде, чем отдать тебе указ? Нам ещё раз бросает взгляд на камин и, изогнув бровь, переспрашивает: — Но Вы это делаете впервые. Причина? Чонгук бы и сам хотел услышать ответ на этот каверзный вопрос, однако Намджун ему слишком близок, чтобы казнить его за эту дерзость. И Намджун, зная это, ловко этим пользуется. — Я не обязан тебе отвечать. — Вы никому ничем не обязаны, Ваша милость. — Прекращай дерзить, Намджун, — ехидно говорит Чонгук и потирает указательным пальцем линию челюсти, — иначе я закрою глаза на нашу дружбу. — У нас с Вами дружба? Хм, я польщен, Ваша светлость, — не менее хитро говорит Намджун. Две секунды в самодовольной тишине выливаются в лёгкие усмешки на лицах двоих. Чонгук благодарен Джуну за его верность, и тот, впрочем, зная слабые стороны принца, в свою очередь благодарен Чону за его скрытую искренность. Каким бы жестоким он не казался, Намджун всегда знает, что это не его истинная личность. Он видит в нём того сердитого льва, но чётко понимает, что за ним прячется крохотный милый зверёк с постоянно движущимся хвостом. — Все равно узнай. — Я знаю, Чонгук, — с улыбкой отвечает Намджун и удаляется из комнаты, тихо прикрывая двери и замечая приподнятые уголки губ принца. Тем временем, пока Чон с щекочущими внутри чувствами вспоминает одну интересующую персону из леса, Намджун подворачивает рукава белой рубашки и кропотливо разбирается с одной из нескольких медных застёжек на груди Джина. — Черт бы её побрал, — ворчит Джин, кидая взгляд на выступившие капли пота на коже смуглого шатена. — И не вздумай её рвать как в прошлый раз. Будешь делать мне новую в этом случае. Намджун облегченно вздыхает, услышав щелчок пуговицы. Джин тянется к лицу Нама, сжимая своей широкой ладонью его шею, и, приближая пухлые губы, нежно целует его в мокрый лоб. Это — та самая нежность, за которую Намджун готов предать самого короля. И не потому что обделён ею. А потому что знает, что никогда таких чувств, как к Джину, не испытает. И даже если потеряет, то в последний раз. Это будет его последний вдох и предпоследний выдох. В поясницу упирается край деревянного стола, а бедра сдавливают натянутые кожаные ремни. Лёгкие сжимают чужие руки, по вискам пробегает капля пота. В комнате душно, и Джин невольно стонет. Намджун крепко хватает того за талию, приподнимая Джина на стол и, раздвинув тому ноги, приближается к его лицу. Заглядывая в глаза, он оставляет лёгкий поцелуй на шее. Взгляд исподлобья, и Джин готов взорвать всю вселенную, только бы Намджун не медлил. А парень не перестаёт его дразнить своими невесомыми дорожками из мокрых поцелуев, оставленных на коже уже размякшего нижнего. Ещё одна мучительная секунда, и в дверях раздаётся стук. Намджун вздрагивает от неожиданности и, кажется, на мгновение теряется. Однако прирожденная стойкость к любому событию берёт ситуацию под контроль и направляет Нама спокойно к двери, чтобы беззвучно закрыть её на два оборота. Он уже вытворял подобное в другом королевстве, добывая нужную для Чонгука информацию, а тот в свою очередь получал идеальное преступление в свои чистые руки. Джину, впрочем, на руку отточенные навыки своего партнера, ведь они выполняют не только грязную работу, но и приятную. И эти полные опыта ладони уже ловко залезают под резинку белых шоссов* старшего, чтобы выпустить его очередной сдавленный стон. Нос младшего утыкается Джину в запястье и рисует кривую дорожку по руке, вдыхая родной запах своего возлюбленного. И если бы не отягчающее обстоятельство за стенкой, Намджун бы безоговорочно уже нагнул запыхавшегося партнёра и жестоко наказал бы за любую провинность. А таких много. Не потому что Джин плохой слуга. Истинная причина кроется в поисках повода для ночного последующего наказания. И Джину, впрочем, нравится делать ошибки. Намджун опускает взгляд в сторону, вслушиваясь в шаги за дверью, и он вполне уверен, что они принадлежат юному господину. Топот в коридоре затихает. — Ушёл, — говорит Намджун, смотря в блестящие глаза Джина. Те горят влажным блеском, подчёркивая глубину его карих глаз. Горячая пучина зрачков прожигает смуглую кожу Нама, и если он разогревается под этим взглядом, то Джин плавится, шоколад топленый будто, шкворчит и обжигается от каждого его нежного прикосновения. — Повернись, — отрезает Намджун и с силой разворачивает партнёра лицом к окну. Пальцы ног упираются в стену, а грудь уже плотно лежит на подоконнике, прижатая торсом высокого парня. Лёгкое покачивание в стороны начинает кружить нижнему голову, пока Намджун крепко держит его за бедра и снимает с него прочную ткань шоссов. Джин прогибается в спине, и подол белой котты задирается до пояса, обнажая напоказ похотливому взгляду поясницу, ребра и живот. Прижимаясь паховой частью к ягодицам Джина, Намджун запускает руку под рубаху и проводит ею от пупка до шеи нижнего, обводя пальцами твёрдые от возбуждения соски. Он хватает его за горло и выгибает Джина до хруста в спине, загоняясь резкими толчками, переходящими в медленное покачивание, отчего Джину дико сносит крышу. Хриплый стон парня разносится в тихой комнате и ударяется об стены, воспроизводясь эхом в ритм с монотонными шлепками голых тел. Широкая мужская ладонь соскальзывает с потной спины Джина и быстро хватает половой орган нижнего, пока тот заходится нехваткой воздуха и потерей здравого рассудка. Ещё секунда, и с его губ срывается громкий низкий стон, когда Намджун начинает ему быстро дрочить. Он склоняется над Джином и кусает его сначала за щёку у самого уха, распуская волну мурашек по гибкому телу, затем спускается вниз к линии челюсти. Язык плотно двигается по коже, прорисовывая дорожку от подбородка до мочки, и останавливается, заключая путь очередным укусом. Тело загорается яркими красками, а на шее расцветают кровавые бутоны. Не сдерживая жажду, смуглый шатен облизывает свои спелые красные губы и впивается зубами в нежную кожу шеи старшего. Джин зарывается пальцами в мягкие растрепанные волосы Намджуна и скулит при каждом укусе на своём теле. В свою очередь, младший довольствуется жёсткими толчками и вкусом крови на кончике языка. Нежность и аккуратности выливается периодически в животную страсть и хищное желание обладать над своей жертвой. Потому что это в крови. Потому что вампиры остаются прежде охотниками, а добыча их наивно считает себя выше грязных кровососов. Вместо стука парни слышат звук открывающейся замочной скважины в дверях. На этот раз навыки Намджуна не помогут, поэтому вместо траты времени на переодевание, они используют момент, чтобы спрятаться за пыльные книжные полки, так и не разлепившись друг от друга. В комнату входит Чонгук с листом бумаги в руках. Он медленно проходит вдоль стены, заглядывая вниз через окно, и останавливается у деревянного стола. Принц неуверенно садится на стул, задумавшись о чём-то, и разворачивает письменные принадлежности. Намджун не двигается и видит смесь страха и адреналина в глазах напротив. Джин не может так подло поступить с принцем, однако хитрая искра во взгляде младшего разогревает обоим интимную интригу, и на немой вопрос Намджуна блондин отвечает медленным кивком головой и лёгкой беззвучной усмешкой. Прикрывая ладонью рот старшему, Намджун начинает двигаться внутри Джина, замечая, как тот пытается сдержать свой рот от непредвиденных звуков. А звук здесь один: это шелест листов, скрип пера и покачивание стула, на котором Чонгук, к удивлению парней, начинает расстегивать пуговицы своего брэ. Принц блаженно ласкает себя рукой, зарываясь ею в волосы, спускается ниже, трогая свои ключицы, шею и грудь. Намджуна охватывает паника: с одной стороны, он и Джин, голые сидят за полками, с другой стороны Чонгук, сидит и дрочит себе с закрытыми глазами, вспоминая о чём-то или о ком-то. — М-м-м, — раздаётся стон с двух сторон одновременно; один из них принадлежит Джину, который не выдержав очередного толчка, стонет. Намджун закусывает кожу на затылке старшего, обозлившись за ошибку Джина. Услышь их Чонгук, эти двое сразу бы лишились своих голов. Поэтому Намджун тихо выходит из него и в благодарность беззвучно касается губами виска Кима старшего. В двери громко стучится слуга, и Чонгук, опешив и споткнувшись об ножку стула, собирается с мыслями и со вставшим членом. Запоясывая хлопковую рубашку, он откашливается и разрешает слуге войти в комнату. Брезгливо оглядывая его, Чон надевает костюм и, кажется, совсем забывает, зачем заходил в эту комнату. Нужно убрать остатки недавней работы, чтобы остаться чистым; однако он уже испачкался, по мнению Намджуна и Джина, которые видели больше, чем нужно было видеть. — Господин, в наши земли в скором времени прибудет ваш двоюродный брат и будущий король Пак Чимин. У Чонгука колотится сердце и перехватывает дыхание. Неожиданным прыжком врывается в его грудь и рвёт на части спокойствие. — Для чего пожаловать решил? — задаёт вопрос, не теряя уверенность в глазах слуги. — Причину не сказали. Приказали быть готовыми. Чон бегло проходится взглядом по комнате, хватает принадлежности для письма и удаляется из комнаты, оставляя ошарашенных голых Джина и Намджуна сидеть за пыльной книжной полкой. Застывший вопрос на губах младшего, и Намджун, замечая растерянность своего партнера, говорит: — Терять нечего. Продолжим? И одаривает остывшее тело Джина мягкими поцелуями. И пока Чон торопливо прячет письма по дубовым ящикам, его личная охрана развлекается в пыльной комнате, издавая специфичные звуки тел. Ритмичные шлепки и мягкие срывающиеся ноты с пухлых губ. Они хранят секрет, который прочно скрывают от своего хозяина. Псы, что мертвенно клялись в железной верности, опускают виновато морды в земли и скулят. И пока те пристыженно ждут приказа, глаза в свою очередь видят внутреннюю горькую начинку, за которую могут лишиться статуса. И если бы Чонгук понял, что в комнате он был не один, он бы незамедлительно задушил их собственными руками, лишь бы не пачкать своё королевское представление о себе. Ведь он же воплощение продуманного идеала, а идеал не дрочит на выдуманные в голове картинки. Это его маленькая тайна, с которой он живёт с самого детства. Ему до сих пор за это стыдно, и так как последнее чувство не свойственно королям, то он попросту его вычеркнет с чужих глаз. Проходит три дня с того момента, и Чонгук успевает навести во дворце порядок. Он разобрал все бумаги на полке, разложил договоры по ящикам, а всех слуг предупредил о приезде принца с соседнего королевства и приказал им ни в коем случае не смотреть тому в глаза. Девушки испуганно стоят позади мужчин и прячутся за ними. Ведь имя Пак Чимина славится своей горячей жестокостью по отношению к женскому полу, на что Чон поднимает голову и громко смеётся, заверяя народ, что причина его потех заключается в нём. По его вине Пак возненавидел женщин, и, впрочем, эту вину он на себе никогда не чувствовал. Потому что Чон Чонгук доволен своей работой. Он любит дразнить и получать с этого какую-то выгоду. Он стоит под солнечными лучами вместе с остальной позади него стоявшей свитой и ждёт приезда принца. На улице невыносимая жара, отчего Чон трижды протирает испарину на лбу, пока сердито смотрит в землю и проклинает чёртово солнце. Спустя минуту слух улавливает топот лошадей и движущуюся в их сторону карету. Солнце удваивает свои силы, а ветер, кажется, забывает о своем предназначении. Принц хочет выглядеть перед двоюродным братом ничуть не хуже его, поэтому очередная мокрая салфетка пропитывается потом с лица и шеи Чонгука. Повозка останавливается, и сердце людей пропускает удар, когда дверь наконец отворяется. В ней стоит невысокого роста еще молодой, но уже серьёзный на вид парень. Светлые волосы, идеально уложенные, мягко касаются его лба, а тонко прорисованные глаза оглядывают замеревших в страхе слуг. — Ну, здравствуй, — произносит Чимин, остановив взгляд на Чоне, — давно не виделись.