Приятный тёплый воздух, наполненный смехом и долгими песнями, прикасается к обращённому вдаль лицу принца. Он держит в руках позолото, греет пальцами стенки, наблюдает, как бьётся вино, расслабляется и утопает.
— Наскучили танцы? Я вас искал, — испугавший визитом Чона парень медленно стучит каблуками, приближаясь к принцу ближе.
Он дышит ему в макушку горячим опьяненным смехом. Чонгука сковывает напряжение, слух обостряется; стоит Тэхёну облизнуть ещё раз свои губы, как Чон замирает, вслушиваясь в звуки позади себя. Весь вечер принц, будучи раскрепощённым домашним вином, пытается взять под контроль парня, стремится подогнуть под свою волю, однако вместо доминирования, он чувствует под собой пристальный глубокий взгляд и терпкое послевкусие неровного дыхания. С ним он опускается на собственное дно, распускает волю в лапы течения, слабеет, растворяется. И в противовес своим принципам, он не сдастся, не переступит порог — обратной дороги не будет. Поэтому он сжимает кулаки, проглатывая недосказанную вязь, застрявшую в горле, и старается улыбнуться. Скрыть свой жалкий, неизвестно откуда возникший страх. Он всегда слыл самым жестоким, сильным. Однако очевидная дрожь в ногах, стоит Тэхёну слегка наклониться к младшему, выдает хозяина с потрохами. Чонгук старается, честно. Он твёрд и непробиваем. По крайней мере, внешне. В то время, пока внутри лопаются стальные сосуды, парень с каштановыми волосами умело заигрывает с принцем, самого того не осознавая, хватает смело Чона за плечо, дышит в самое лицо горячим смешанным с алкоголем воздухом изнутри. Не понимает, чего это принца лихорадка прошибает, интересуется, скалится, довольно ухмыляется. Кажется, даже выигрывает, представляет, что получит взамен на этот проигрыш со стороны псевдомогучего «короля». А у сына Чонов уже мысли в стороны разбегаются, бьются друг о друга, в попытках навести видимость порядка и иерархичности.
И Тэхён всё ломает в секунду. Своим присутствием, выжидающим взглядом и этим крышесносным оскалом. Даже лев внутри груди скулит, опустив голову — боится. Уступает своё место более сильному царю. Ему бы в сон сладкий провалиться, в постель свою вернуться да злость свою выплеснуть на грязных вампиров, но отчего-то ярость вся накопленная испаряется. С Тэхёном они чужды. С ним вся агрессия выцветает, приобретая пастельное и нежное успокоение. Тэхён недрогнувшей рукой касается королевских покрасневших от вина щек, наклоняя голову. Блаженство заслоняет глаза еле ощутимой пеленой, шепчет пасть в руки хищнику. Чонгуку не смешно, до искр в глазах не весело, потому что пальцы высокого парня напротив уже тянутся под его хлопковую рубаху. Он заводит руки младшему над головой и своей свободной тянет за подбородок. Выпитый в немалых дозах алкоголь даёт о себе знать — парень отбрасывает принципы, отпускает на волю желания и толкает младшего в горячие губы, заставляя встать на мыски, лишь бы углубить пьяный поцелуй и оставить на себе доказательства необъяснимой прихоти. Заглушающий мысли градус разливается по телу расслабляющим теплом, он запускает рассеянно руку в каштановые волосы, ждет чего-то, обрывая поцелуй. Они стоят на балконе, впитывая друг друга под усеянным огнями небом, и им этого мало. В груди завязывается причина влечения, а снизу жадно стягивает. Тэхён прижимает тазом Чона, упираясь руками в перегородку балкона и, томно заглядывая в глаза, ласкает под тканью пальцами его покрытые мурашками рёбра, живот, бёдра. Отчаявшись от безумного порыва, Чонгук сцепляет ладони в замок за шеей парня и, запрыгивая вверх, опускается на изгородь и крепко обхватывает ногами напряжённого Тэхёна. Широкая ладонь скользит по линии челюсти, когда тот опрокидывает голову назад и зарывает руки в чёрные волосы. Лёгкие покусывания на шее принца и мокрые дорожки под губами парня предстают перед ним сладким полотном в груди, перетекающим вглубь сознания. Ярко ощутимый вкус желаемого застревает в горле, всеми силами пытается проникнуть внутрь.
Он заставит.
Полуоткрытый рот испускает горячий поток шёпота над ухом у края волос Чона. Голова идёт кругом, алкоголь, разбавленный тягой удовлетворить свои потребности, бьёт по вискам отчаянной пульсацией.
— Я, наверное, лишусь за это головы, но я хочу Вас, Ваше Высочество, — переходит на хрип, почти скулит Тэхён, опуская каштановую макушку на плечи Чона.
У принца сковывает кипятком всё нутро, немеет тело от того, что он сейчас видит перед собой. Помутневшие глаза, скрытые за дурманящей пеленой, тяжёлое дыхание и звук проглатывающего желания за губами разъедает Чонгуку последние капли сомнения. Он добровольно тянется к нему, беззвучно кивает, сам того не понимая, на что решается. Сознание его подводит. Провожаемый парнем, он видит смазную карусель мрамора, стен и колонн. Пьяные люди развлекаются за столом, поют песни, танцуют, распивают напитки. Картинки меняются. Крепко сжимающая руку широкая тёплая ладонь Тэхёна, его растерянный взгляд по сторонам, растрепанные волнистые волосы. Тёмные коридоры, сменяющийся лунный свет за окнами. Чонгук клянется, что неосознанно прочно вшивает в память этот отрезок внутри себя. Это последний момент, который он может трезво оценить перед тем, как чувствует приятный холод простыней под спиной. Зажжённые свечи испускают запах, потрескивающие искры потухают под тяжестью плавленого воска. Пока Тэхён снимает с себя стягивающий костюм, Чонгук тонет в этих свечах. Огонёк, отражённый в его чёрных глазах, дергается, словно умалишенный, под натиском ночного ветра. Бархатный голос Тэхёна вырывает Чона из минутного забвения, и пока в нём ещё плещется алкоголь, пока действие его не сошло на нет, он тихо, с некой жалостью к себе, произносит:
— Это неправильно.
Но Тэхён его будто не слышит, тянет с принца одежду, переворачивая на живот.
— Вы будущий король. Вам решать, что правильно, а что нет.
— В таком случае, — тяжело дыша, пытается выдавить из себя Чон, — рано или поздно ты будешь наказан за это.
— Хорошо, Ваше Величество, а пока, будьте добры, расслабьтесь.
Чонгук сжимает глаза, слышит звон склянок. Он не задаётся вопросом, зачем в гостиных комнатах, в прикроватных тумбах дворца Пака пылятся подобные принадлежности лечебного характера, без разбора открывает одну из них, лишь бы подготовить узкого Чона к представлению. А Чон, не отвлекаемый быстрой суетой партнера, чувствует внутри себя чужой палец, напрягается.
— Я сказал, расслабиться, — твердо, сталь в уши вливает, топит наполненным властью голосом. Рассудок мутнеет, принцу страшно. — Если хотите делать себе больнее — Ваше право, но если хотя бы постараетесь заглушить Ваши громкие мысли, от которых у меня уши вянут, буду признателен, — громкий и одновременно нежный поцелуй в шею сносит волной напряжение; спускается по спине вниз, бережно приподнимает поясницу к губам, уделяя внимание ямочкам, и исследует кончиком языка чувственную напряженность между ягодиц, раздвигая коленями королевские бёдра. Тихое мычание на выдохе срывается с уст принца и сразу утопает где-то в подушке от смущения и стыда. Тэхён, это замечая, ухмыляется, скидывая пряди волос назад, наблюдает, рот приоткрывая. Изучающе скользит взглядом по рельефному телу павшего в его хищные руки короля, голову наклоняет в стороны, просматривая под каждым углом падающие на кожу тени, отбрасываемые прикроватными свечами. Чонгук молит богов поскорее переступить этот жесткий порог и утонуть. А Тэхён медленно смакует, пробует. Нагоняет картиной аппетит. Суёт второй палец, набирая темп.
— Сочно, — хмыкает Тэхён, обхватывая второй рукой его бедра, — Для меня так подготовился? — со звонким шлепком заходится старший, выпрямляясь в спине. — Мне нравится, — и подстраивается поудобнее, впиваясь ногтями в мокрую кожу.
— Заткнись, — рычит принц, переминаясь на локтях, — право на слово не давали.
— Правда? Что-то у меня вдруг настроение упало, — не успевает Тэхён увеличить между их бёдрами расстояние, как младший молча сжимает его пальцы. Парень ждёт. Ждёт от Чона просьбы — смотрит выжидающе, вздернув подбородок, предвкушает, каково это чувствовать вес королевской мольбы. Картина печатается в голове и норовит проесть мозг до костей, лишь бы воплотить, осуществить, услышать. Увидеть дрожащего, трясущегося от пошлого влечения принца и молящего всадить уже по самое недовольство. Желание настолько сильное, что Тэхён срывается с цепи словно, оскалом хищным обнажается, пробует кожу шеи Чона на вкус. Необузданно берёт его, крепко к себе прижимает, трётся членом о напряжённые бедра.
— Скажи это. Скажите, и я сделаю всё, что захочет Ваша королевская задница, — мурлычет, задыхаясь, водит пальцем вдоль позвоночника, разглядывает предательски прогнувшуюся спину. Целует нежно каждую родинку на покрытой мелкими бугорками коже. — Проси.
— Нет.
— Проси, — рычит зверь, цепляясь за черные волосы Чонгука. Тянет их вниз, шею выгибает, слышит гортанное возмущение. — Не слышу.
Искаженное смешанными ощущениями лицо принца вздрагивает, и тот, сам того не понимая, натягивает на себя улыбку.
Ему нравится.
— Заставь меня.
Смеётся. Горячий шлепок в ответ получает, выгибается.
— Заставь, — повторяет.
Тело его содрогается, стоит Тэхёну всунуть третий палец. А тот злится, потому что не получает от Чона исполнения.
— Тогда я выдолблю из тебя эти слова, — нервы на пределе, желанное полотно растворяется. Тэхён смазывает по готовому стволу сочащуюся смазку, плюёт на пальцы, мажет ими по анусу Чона. Он наклоняется ближе, выравнивает дыхание, пристраиваясь к ягодицам, и неожиданно для лежащего насаживает его до упора, выжимая из принца приглушенный простынями стон. В нём всё ещё узко, а принцу всё ещё больно. А Тэхёну приятно видеть эту боль. Не выходит из него, ждёт подчинения.
— Я жду, — не двигается.
Чонгук понимает, что Тэхён не продолжит без этого, он уже познакомился с его непробиваемым характером, хотя принц раньше этим же мог когда-то похвастаться. Он не знает, на что подписывается, не знает, откуда такой возбуждающий азарт вливается в его грудь. Чон утыкается лицом в подушку, топя взгляд в ней, одновременно представляет гримасу выжидающего парня.
— Чёрт тебя дери, я прошу тебя, — почти не раскрывая рта возмущенно давит принц и чувствует, как старший медленно выходит — постепенно набирает темп.
— Умница. Ещё, — заходится, выпускает животный рык, толкаясь бёдрами.
— Тэхён, сделай это.
— Сделать что? — дразнит принца, выискивая долгожданную точку под углом, ласкает пальцами живот.
Чонгук не может.
Ждать не может, тело предательски требует разрядки, а мозг ещё пытается не упускать остатки алкоголя. Сознание подгоняет успокаивающую идею о том, что это всего одна ночь. И Тэхён для него — объект пользования, который он всенепременно вышвырнет за границы своего владения. Поэтому он расслабляется и довольно прогибает спину.
— Пожалуйста, Тэхён.
— Ещё, — как мантру шепчет, — повтори это ещё.
— Пожа...
Сорвавшиеся слова сливаются с губами старшего — он съедает каждый выбитый ускоренным темпом королевский стон и прерывисто выдыхает принцу в лицо, крепко хватая пальцами его гордый подбородок.
— Сладкий, — любуется Ким, отводя пальцы от лица.
Он одаривает спину Чона мягкими поцелуями, свечи потухают, комната наполняется лунным синим светом. Лицо Тэхёна вдруг озаряет безумие, он ускоряется, стойко втаптывает бедрами Чонгука в простыни, давит, пока тот не начинает биться головой об изголовье кровати. Места не хватает, и старший тянет принца обратно на середину и без предупреждения возвращает обороты телесного влечения. Мокрые пряди челки неприятно прилипают ко лбу, по вискам бежит капля пота. Громкие стоны с каждым настойчивым толчком срываются с губ ломанной кривой мольбой о пощаде, которая наступит не скоро.
Пальцы принца отчаянно цепляются за перила, чтобы хоть как-то чувствовать под собой опору. Волнами дикого возбуждения рассудок сносит его реальность, кидает в пучину вязкого влечения, завязывает новые комки похоти внутри, за тазобедренными косточками, раскрывая перед ним новые ощущения. Сильные и грубые шлепки, утробное рычание старшего в самое ухо. Он во власти другого царя: собственный давно усмирил свою гордость чужими приказами. В свою очередь, черноволосый принц в глазах Кима — самое мягкое удовольствие, которое, в противовес своему облику, имеет за спиной скрытые ядовитые шипы. Будущий король — посмешище для него, возомнившее себя главой королевства. И эта верхушка прямо сейчас трясётся под ним в блаженной неге, просит ускориться. Тэхён, кажется, умиляется на секунду, ласкает его изгибы, вдалбливаясь по просьбе принца посильнее, улыбается. Разгоняет по жилам выбитыми стонами звериное желание, прыскает в вены свои обжигающие превосходство и доминирование. Чонгук, задыхаясь, ещё раз наполняет грудь ночным воздухом, слыша своё загнанное в глотку сердце и непрерывные удары об его ягодицы, а Тэхён пленительным взглядом оглаживает влажную кожу нижнего и кончает в унисон с разодранным королевским возгласом. Он выпрямляется в спине, делает ещё пару завершающих толчков, выходит медленно и валится тяжёлой тушей рядом с измотанным, содрогающимся Чоном.
— Ты прелесть, — на выдохе шепчет в потолок Тэхён и, задыхаясь, откидывает волосы со лба.
Королю сейчас не до возмущения, он очень устал, чтобы сказать что-то в отместку. Чонгуку даже одеяло не в силах натянуть на нагое тело, он лишь пытается выровнять своё дыхание и проваливается в глубокий сон перед тем, как чувствует невесомый поцелуй в его хмурый мокрый лоб.
***
Утро начинается со стука в дверь. Служанка переминается с одной ноги на другую, в надежде дождаться ответа за стеной. Но никто не отвечает. Девушка начинает волноваться, все ли в порядке, но входить в запретную комнату не позволено. Она ещё раз стучит, прислушивается и, так ничего не получив, уходит обратно вниз. Юнги всё это время следит за спящим на его коленях принцем, ловя каждое его тяжёлое сопение, пока Чимин не открывает опухшие веки.
Первое, что успевает сделать проснувшийся, это сонно взглянуть на парня, нахмуриться и потереть глаза.
— Ммм, — пытается найти слова, — Вы...
— Юнги, — помогает тот.
Чимин вскидывает брови, делает вид, что понял, хотя на самом деле это не так.
— Извини, я ничего не помню. Что было?
Его глаза начинают проясняться, бегать по комнате, анализируя багровые пятна на ковре. А парень напротив молча наблюдает за принцем.
— Вы совсем ничего не помните? — проверяет Юнги, выискивая во взгляде что-то знакомое. Делает выводы, что всему виной алкоголь.
— Прости, но нет.
За что извиняется — не знает.
Мозг Юнги начинает судорожно расставлять кадры по местам; сам парень осторожно говорит, боясь подкинуть Чимину повод вспомнить прошлую ночь. И то, что он вампир, теперь никто не знает. То, что его может убить, не должно выйти на свет, поэтому он прослеживает взглядом за принцем, пока тот открывает двери, поворачиваясь назад, и говорит хриплое:
— Пойдем. Нужно поесть.
Старается не смотреть на разъедающие нутро багровые высохшие пятна на ковре, и Юнги мысленно молит о том же. Ему к удивлению, кажется, везёт. Он понимает, что выиграл шанс выйти из дворца живым. Хоть король этих земель и не выглядит жестоким, но бдительности нельзя спускать. Ведь обложка всегда обманчива, а о том, что таится внутри Чимина, знают только молчаливые стены его спальни. Они пропитаны королевской тайной и секретом, о котором нужно крепко держать язык за зубами — за непослушание можно встретиться с лезвием гильотины. Юнги сглатывает, встаёт, упираясь ладонями об отёкшие коленки, и покорно плетётся за королем. Впалые щёки Пака, засохшие слёзы в уголках вымученных глаз и бледные губы окрашивают воздух дворца мертвенными кистями. Все пропитано холодом, которого в Чимине было настолько много, что с ним сравнится ледяная статуя, выкованная мастером из синего дорогого металла. Опоясанные серебром крохотные пальцы всё так же нервно дрожат, и если Юнги думает, что это последствия вчерашней причины беспамятства, то у Чимина на самом деле засевшие картины ночи никуда не исчезали. Давят на виски, пульсацией разносятся в крови, воздух местью перекрывают. Он все помнит. К сожалению, слишком четко, чтобы всё так же носить маску безразличия и непринужденности, которая вросла ему как родная. Он сбился со счета, сколько раз её менял, но одно знает точно — король ослаб. Расслабился, опустил руки. Отныне его не волнует выбившаяся прядь, положение головы и грация позы. Чимин получил свое, он вышел победителем из этой жестокой игры и теперь не видит смысла продолжать быть стойким идеалом. Пак свободно шаркает по полу обувью и, на секунду съёжившись от неприязни, пытается свыкнуться с непривычным звуком. Король теряется, ходить так неудобно. Старается. Юнги прочищает горло, говорит:
— Что-то мешает?
Чимин оборачивается на парня, затем переводит взгляд на ноги и пожимает плечами.
— Нет. Необычно.
А что для Юнги более необычно, так это свободное поведение короля. Неужели все такие простые, как Чимин? Если это так, то ему определённо нравятся короли. В особенности, если к тому же забывают ночные празднования. Юнги незаметно улыбается, прикрывая рот тыльной стороной ладони.
Они входят в столовую, около длинного стола ожидают две служанки, скромно сжав руки в замок. Юнги машинально повторяет за ними, явно незнакомый с этикетом высших.
— Брось, присаживайся, — садится король за стол сбоку, отказываясь от помощи и обращая внимание Юнги к месту напротив.
Почему король сидит не на своём законном месте, во главе стола, Юнги не понять. Он коротко окидывает молчаливое окружение взглядом и возвращается к Паку, выдвигая стул. Молчит, говорить не о чем, да и кто знает, что на уме трезвого короля. Подносит к губам бокал с водой, опустошая до дна, и с тихим стуком опускает его обратно. Служанки выносят завтрак. Следом за ними, прерывая тишину, врывается Тэхён.
— Утро! — кричит парень, срывая гробовую атмосферу своим визитом. Смело шагает к дальней части стола, хватая по пути куриную ножку. Откусывает, вытирая об себя грязные пальцы, садится за стол, ловит на себе брезгливый взгляд.
— Ты один?
— Ну, да, — катается на стуле.
— Где Чон Чонгук?
Бровь Тэхёна довольно выгибается, он не отрывает глаз от мяса.
— Он немного не в себе. Ему плохо.
Чимин пытается разглядеть в этом парне каплю сочувствия, неодобрительно хмурится и откидывается на спинку, наклоняя голову, в подозрительной усмешке.
— Вот как, — касается пальцем верхней губы. — Лекарь нужен?
Тэхён, замерев на секунду, начинает громко смеяться, наполняя эхом столовую. Чимин в ещё большем замешательстве, он переводит вопросительный взгляд на Юнги и получает в ответ точно такой же.
— Думаю, лекарь тут не поможет, Ваше Величество. Ему просто нужно отлежаться, — давит в себе ещё больший смешок и обсасывает куриную косточку, причмокивая жирными губами.
К ним на завтрак присоединяются Джин с Намджуном, тихо садясь между Тэхёном и королём. Чимин даже не удивляется породе Чон — вот так без разрешения садиться за чужой стол. Впрочем, он просто наблюдает, так и не прикоснувшись к еде. Отбрасывает приборы, опускает лицо на ладонь. Слышит:
— Ваше Величество рановато вчера удалилось с торжества. Всё только начиналось.
— Стало дурно, — отрезает Пак, сверля Намджуна высокомерным взглядом.
— И вас мы тоже потеряли, — Джин подхватывает разговор и обращается уже к закончившему поедать окорока Тэхёну.
— Утомились.
Тот, вскинув брови, отрывается от еды. Парень ждёт следующих вопросов, на которые он готов ответить, но Джин, недовольный поведением простака, приступает к трапезе, нервно дергая Намджуна за подол рукава.
— Не нужно было так спаивать принца, Намджун.
Джун, улыбнувшись, пожимает плечами.
— Я просто выполнял свою работу.
Тихий разговор прерывают.
— Приятного аппетита, — льстиво пропевает Тэ, с громким скрипом отодвигаясь от стола, и удаляется, оставляя зал в полной тишине.
Джин с Чимином провожают взглядом парня, наблюдают за служанками, которые тихо убирают грязную посуду за Кимом. Намджун не выделяется беспокойством. В нем царят спокойствие и удовлетворенность.
— Благодарим за приём. Всё было просто замечательно. После обеда мы должны уехать к себе, — Джин кивает, смотрит на Юнги, предупреждая об отъезде.
Но Юнги отчего-то не весело. Возвращаться в замок Чонов — не самая прекрасная новость, а домой без Тэхёна ему нельзя. Поэтому он ещё раз обдумывает, как скажет об этом брату и строит запасной план побега на случай, если старший не захочет покидать владения Чона. Юнги почему-то уверен, что придётся использовать последнее. И одно он знает точно — Тэхён что-то скрывает. Юн до сих пор дуется на брата за прошлый поступок и ждёт извинений. Вся трапеза проходит в густом напряжённом воздухе, скользящем словно на иголках по каждому. Джина волнует состояние его принца, Намджун спокойно распивает утреннюю похлебку, сам король нервно кусает губы, пытаясь забыть свои действия, совершенные прошлой ночью. Все молчат, и тишину прерывать не хочется, потому что тогда тайна, скрытая внутри, раскроется в голосе. Юнги делает вид, что всё в порядке, поглядывает искоса на Чимина в надежде, что он так ничего и не вспомнит, а тот молится, чтобы Юн ничего не заподозрил.
В свою очередь Тэхён наверху уже обходит кровать, на которой, скрючившись калачиком, лежит в полудреме Чон, и самодовольно оглядывает результат своей кропотливой ночной работы.
Юный принц морщит нос и жмурит глаза, стоит Тэхёну распахнуть занавес. У Тэ в животе приятно защекотало — видимо, завтрак переваривает. Гладкий обтекаемый рельеф молодого тела при утреннем солнце отливает тёплым оливковым оттенком, прикрытые тонким одеялом бёдра и обнажённая кожа интересуют взгляд. Принц перед ним настолько беззащитен и открыт сейчас, что Тэхёну достаточно просто приложить подушку к его лицу и прижать со всей силы, чтобы в одну минуту лишить территорию Чонов своего будущего короля. Необычные мысли медленно перетекают в его голове, и ему нравится чувствовать власть над будущим. В его руках хрупкая корона, он пока играется с ней. И в любой момент, он знает, в силах её сломать. Месть ещё теплится в его якобы чистой душе, однако пока картина перед глазами слишком невинна, чтобы думать о чем-то негативном. Тэхён ещё успеет, а пока он подходит к Чону, наклоняется к нему близко, опираясь о край постели руками, и оставляет почти невесомое прикосновение губ у виска принца. Младший не просыпается, только бегает закрытыми глазами по сторонам и жмурится, получая поцелуй в уголок рта.
— Я знаю, ты не спишь, — низко мурлычет старший над ухом.
— Отвали.
Тэхён тянет улыбку.
— Всё еще болит?
В ответ молчание.
— Пройдет. Так надо.
— А я смотрю, ты у нас эксперт, — дерзит принц, поворачиваясь к Тэхёну спиной.
Ким самозабвенно ласкает взглядом изгибы талии, и, поглаживая ладонью его бедра, жалобно напевает:
— Бедный принц. Попе бо-бо. Какая досада.
Не успевает Тэхён договорить, как встречается лицом с подушкой и валится на кровать.
— Жестоко. Заслужил, — смотрит в потолок, скрепив пальцы в замок.
***
Серебряный металл отливает яркими кляксами в свете догорающих, тлеющих искр свечей. Холодные кресты на вымощенных позолотой стенах тускло блестят под луной, привлекая взгляд своей полуночной красотой. Облаченный в черную кожу парень опускает глаза, приблизившись к исповедальне, снимает с себя перчатки и со скрипом костюма наклоняется к перегородке, к которой бесшумно приник ухом священник. Зажжённый огонь смешивается в воздухе дыханием, черные глаза впиваются сквозь решетку в ожидании новости.
— Всё идет по плану, — шепчет в ухо парень, обнажая ряд зубов.
Пляшущие черти в угольных зрачках по ту сторону сменяются довольной растянутой улыбкой.
— Отлично, Джун. Ступай обратно. Остальное за мной.
Эхом в помещении церкви разносится хитрый смех. Свечи потухают.
