flashback
— У меня есть единственная просьба для тебя. Густой воздух сдавливает горло тяжёлым напряжением, объятые в тесной комнате холодным мраком свечи догорают. Мужчина в темном облачении опускает подбородок, внимательно слушая короля, и, впиваясь глазами в шёпот напротив, запоминает каждое его слово. — Всё, что пожелаете. Наклоняясь близко к Хосоку, король ещё раз переглядывается, осекаясь в стороны. — Я прошу только об одном. Спаси моего сына. Спаси Юнги. Эта женщина его убьет. Молю, спаси нашу кровь. Священник нервно сглатывает. Кивает головой — Сделаю всё, что в моих силах. В королевских, полных безысходностью, глазах проступают слезы от одного «Что в моих силах», обнажая священнику всю его душу и мольбу. В силах Хосока многое, а значит королю беспокоиться не о чем. — Я любил ее, ты знаешь? — Да, — окинув его грустью, останавливается перед выходом из тайной комнаты Хосок, — я знаю. Огонь потухает утопающим воском, король облегченно выдыхает, погружаясь в одинокую темноту. — Мой бедный мальчик. Сколько же тебе предстоит пройти, — горько сожалеет король, опускаясь на подоконник, и смотрит на такую же одинокую, как и он сам, луну. — Не видеть нам с тобой счастья, дорогая Мин Джой. Капля глухо падает на пол, срываемая с прикрытых век, и растворяется в сером камне.***
Юнги просыпается на чужой кровати. Вместо сухих листьев и запаха сырой земли, он видит стоящего неподалеку от него слугу Чона и недоверчиво отводит взгляд в сторону. — Кто Вам разрешал сбегать с замка? Вопрос твердым уколом ощущается внутри живота. Пауки начали плести свои ледяные сети страха. — А кто-то мне запрещал? Не припоминаю такого. — А я Вам напомню, — переходит на более грубый тон Намджун, обходя кровать. — Вам стоит здесь остаться. Я бы даже сказал, нужно. Юну отчего-то непонятны его мотивы, поэтому без угрозы в голосе, он задает вопрос, приподнимаясь в постели на локтях. — Зачем я Вам нужен? Намджун кривит рот и останавливается у края, опуская свою ладонь на чужую макушку. — Что тебе здесь не нравится? Куда лучше вашего крохотного и уютного домика. — Юнги уже не смешно. Ему страшно. Пауки, вьющие в нем сети, уже подбираются к горлу, опутывая стенки непроходимыми острыми язвами. Перед глазами всплывает Сохён, отчего коленки охватывает мелкая дрожь. — Я знаю кто ты, Юнги. Твою сущность. Ты очень важен для нас, понимаешь? Но Юнги не понимает. Ему хочется сбежать. Прямо сейчас рвануть в лес, домой, к матери. Увидеть ее теплую улыбку, ощутить в пальцах мягкие волосы, слышать ласковый голос перед сном и чувствовать под ногами легкую беззаботность, как только Сохён оставляла на его лбу след от нежного родного поцелуя. — Нет, не понимаю. — Поймешь, Юнги. Ты гораздо важнее, чем думаешь. Весь сложенный сумбур в голове младшего разбивается о дрожащие стены, лопающиеся и трескающиеся от тревоги. Ему даже сделать вдох тяжело — он боится. — Можете спускаться вниз. Вам нужно поесть, — роняет он на ходу в сторону кровати и удаляется, удовлетворительно ухмыльнувшись. Юнги не думает вставать с постели, утыкается холодным носом в одеяло и вымученно жмурит глаза от бессилия. Спускаться вниз нет смысла, но, услышав доносящийся снизу знакомый громкий смех, всё же входит в столовую. За столом сидит Тэхён, поглядывая на недовольного Чона, и заигрывает со служанками, которые суетятся с блюдами, стараясь расставить все по этикету. Он машет им рукой, улыбается, на что вызывает колющее в желудке у принца жжение. — Ты же знаешь, что я могу их за это убить? – не выдерживает Чонгук. Тэхён самодовольно скалится и колет языком внутреннюю сторону щеки. — Знаю. Ему нравится такой настрой, он получает то, что хочет. Внимание со стороны королевской крови и желание быть его собственностью, которую никто не смеет у принца отобрать – разжигает жажду власти. Никто не в праве касаться Тэхена даже взглядом, Чонгук вымоет каждую грязную каплю на нем, потому что только Чон Чонгук обязательно втопит его собственными руками до дна вязкого гниющего владения. Он выпьет его душу без остатка, как самый жадный демон в поисках чистого и невинного. Вот только Ким Тэхён далеко не жертва. Его клыки уже в мягкой плоти шеи принца, медленно пьёт живительные соки, питается его слабостью и ждет. Ждет опустошения, чтобы снова дергать за ниточки своей усовершенствованной куклы, танцующей только под его улыбку. И Чон ведь растворяется под ними, прикрывая веки, довольствуется, глупо считая себя хозяином, который в свою очередь дрожь в ногах ощущают при появлении объекта вожделения и под него прогибается. И Чонгуку, впрочем, плевать на устои, ему нравится. Даже если это неправильно, по крайней мере, это приятно. А будущие короли любят доставлять себе удовольствие. Любыми способами. Даже если его игрушкой является сам посланник сатаны, желающий власти, который сделает все возможное для достижения своей цели. С этими низкими мечтами он ставит на колени самого железного Чона, который мнил себя бесчувственным. И оказалось, у принца его переизбыток. Сдерживающиеся в грудной клетке эмоции вырываются наружу от истощения, некрасивым образом на душу выливаясь. Изо рта тянется плавной струйкой забвение, смыкается с чужим, негу в ответ получая. Зрачки теряются в сознании, мир съезжает из-под ног, весь смысл существования стирается, чувствуя под собой приятное тепло его широких ладоней. — Тебе их не жалко? — Вырывает из мутных мыслей своим вопросом вошедший Юнги. Чонгук, всё это время витая в тёмных тучах, выпускает раздражение рычанием. И хоть адресован он был брату, на него отвечает Чонгук: — Я в праве делать всё, что захочу, Юнги. И эти служанки поплатятся головой за то, что посмели смотреть в глаза. — Не сомневаюсь, — переводит свой ненавистный взгляд с Тэхёна на принца и получает кивок, разрешающий присоединиться к трапезе. Скользкие прикрытые взгляды братьев раздражают. Юнги сверлит им череп Тэхёна, а тот всячески избегает нравоучительного морального избиения в глазах брата. Это чувствуется в воздухе. Вся злость младшего вырывается со скрипом вилки о посуду, пока Юн режет куски мяса на части, отодвигая в сторону гарнир. — Как Вам спалось у нас? — Отрывается от трапезы Чонгук и поворачивается на Юнги, складывая приборы у тарелки. — Просто... превосходно? — Вспоминает глухой удар по голове, подсознательно улавливая вырванные кадры красных волос, тёмную ткань одежды и сухой голос мужчины. — В той комнате отличный вид на лес. — Ох, верно, — отмечает принц, вновь принимаясь за еду, — мне здесь передали, что перед сном Вы устроили себе маленькую экскурсию по нему. Чонгук отрывает оленину зубами, жует и смотрит исподлобья на Юнги, ожидая более оправдательного ответа. — Что ж, признаю. Заплутал. Он поистине прекрасен. — Стоит Вас предупредить, — повышает Чон голос, привлекая к себе настороженный взгляд Юна, — что в лесу полно опасностей. Всяких тварей. — Принц улыбается, наклоняя голову, и смотрит куда-то сквозь стола. — Не сглупите, а то и вовсе, потеряете здравый рассудок вместе с головой, а ведь она ценна, не правда ли? Тэхён поражен. Заворожённый словами принца, он перестает есть и не трогается с места, вслушиваясь в тембр его властного голоса. Его одолевает дикое желание взять в пальцы этот гордый подбородок и с силой впихнуть свой палец в его глотку. Просто потому что хочет. Предрассудки безжалостно срывает кожу, обнажая клыки на показ святому искушению. Тэхён хочет. А Чонгук манит. Пачкает воздух грязным присутствием, сносит запахом его спокойствие. Хищник рычит от потребности, но нападать не спешит — слишком рано. А пока, он берёт в пальцы бокал, делает два глотка и, утирая с губ остатки вина, выходит из-за стола. Он бежит по коридорам, скрываясь ото всех, вбегает в пустую комнату и, убедившись в своём одиночестве, выворачивает содержимое желудка в окно. Горло раздирает отчаяние и жажда, а в голове тикают часы, напоминая ему о том, как долго он сдерживает свой голод. — Чёрт, — плюется Ким в промежутках и отхаркивается. Потребности смешиваются внутри очага, начинают кипеть, выплескиваясь изо рта грязным переизбытком. В душе горит цель, осуществить которую мешает сущность. Мешает отвратная нужда пить кровь. Тэхён ненавидит королей. И Тэхён ненавидит себя тоже. Он упирается ладонями о подоконник, смотрит на небо и, кажется, скучает? Нет. Он ещё не выполнил то, чего желает его огромное сердце, и вернётся лишь с победой в руках. Поэтому он в последний раз кидает взгляд уже противно ярким облакам и удаляется в свои покои, где проводит оставшийся день в глубоком сне.***
Majula – Motoi Sakuraba
flashback
Беспомощно лежа в лесу полумертвой и потухшей тушей, он затягивается в бездну бессмысленности вместе с осевшими на дно мыслями и воспоминаниями. Все силы, потраченные для народа, ушли куда-то далеко от него, сбежали, захватив с собой время. Холодный ветер мягко ворошит красные пряди волос, взгляд замирает в одном движении, смотрят в чёрное небо, прося у звёзд о помощи. Он забывается, сознание ускользает сквозь пальцы, тело остывает. По вискам тонкими дорожками бежит кровь, орошая гнилую землю плодородными соками. Мокрая влага под спиной не отпускает его, отрезвляет, сулит поднять глаза и посмотреть на подошедшего юнца. Юный мальчишка в такой же белоснежной, как и его глаза, сорочке, опускается к покидающему мир мужчине. Он поднимает свой серый, наполненный утопающей надеждой, взгляд на лицо. — Смерть? — шепчет умирающий, слабо улыбаясь белокурому. Его нежный образ отпечатывается в душе, он чувствует запах пепла от белых вьющихся волос чужака, когда тот опускает свою макушку на грудь мужчины. — Нет, — мягко отвечает тот, — я ангел. Мужчина прикрывает веки, ощущая в своих пальцах мягкие жжёные перья. Сломанные крылья за спиной, пристыженно опускаются в грязь, тело его изранено, а разбитые губы о чем-то говорят, приблизившись к его уху. — Заключим сделку?***
Хосок просыпается сразу же, как только в уши вливается резкий удар упавшей кадильницы. — Простите, — виновато тянет Идон, — разбудил? Хосок лишь расслабленно выдыхает, замечая проказника, и раскрывает одеяло, приглашая немного понежиться в кровати. Бурно отреагировав, парень скачет к улыбающемуся и зарывается в его тёплые объятия. Кажется, он даже мурчит от удовольствия, стоило Хосоку прижать крепко к себе и зарыться носом в его мягкую макушку. — На этот раз ты вкусно пахнешь. Идон нежно тянет губы, разлепляет блаженно глаза и смотрит на своего идола. Хмыкает и топит лицо в груди созданного Бога, дворца. Хосок для него — целая выстроенная желаниями вселенная. Которую он когда-то спас. Тонкие пальцы священника путаются в белой копне волос, отбирая подушечками пряди, поочерёдно обращаясь к каждой. — Вы уделяете моему запаху особое внимание. — Я его люблю, — говорит низко, утробно, хрипя в голосе. Хосок мягко тянет его подбородок к себе и целует, прикрывая умиротворенно веки. — А вы всё так же пахнете пеплом.***
Vikinger – Danheim, Sigurbodi
Густая цепь навязчивых мыслей не дает Юнги покоя. Его интересует важная персона, а именно он сам. Кто он такой, чтобы его охранял сам королевский слуга? В голове ускользают одна за другой мысли, протекая сквозь него размытыми теориями. Оно сливается с примесью страха, отголоском напоминая о матери. Невозможность быть сильнее давит в глотке пульсацией, стягивает возможность кого-то оберегать, спастись самому, сбежать. Все слуги, кроме самого Чона предупреждены, и, если Юнги попытается снова сбежать, об этом всенепременно доложат Намджуну. А тот, в свою очередь, сделает всё, лишь бы сохранить обещание, которое он дал одному красноволосому заказчику. Юнги ему важен. Но сам Юн не понимал причину. Он наблюдает за Тэхёном, и понимает, как то изменился. Постоянная в глазах ярость неповиновения сводит Тэхёна с ума, лишает рассудка. Здравый сон исчезает вместе с беззаботным спокойствием, которые ранее всегда были при нём. Коварный шёпот в ушах каждую секунду предлагает ему схитрить, пойти другим путём, более выгодным. Он знает свойства собственной крови и идет на поводу своих недобрых замыслов. И они его приводят к бокалу. Тэхён знал, принц любит это. Вечерами сидеть у камина с полусладким в руках – его излюбленное ночное хобби. Поэтому он незаметно для остальных смешивает напиток с каплей своей драгоценной крови и вручает с полуулыбкой Чону в пальцы. — Вам нужно расслабиться, — лукаво говорит парень, наблюдая как кадык принца бегает от жадных глотков вина. И после этих вечеров, Тэхён приглушает широкой ладонью громкие королевские стоны, выбитые жесткими толчками в его бархатную кожу ягодиц. Вся ненависть вливается в его рот белыми орошающие губы каплями, смазывается по линии его напряженной челюсти и утопает под ошейником. Тэхён считает, что так лучше, что принцу очень даже идет роль нижнего. — А говорил, что никогда этого не сделаешь, — ухмыляется Тэ, добавляя темпа. — Никогда, слышишь? Никогда не говори «никогда». Ускоряется с каждым словом, прогибая принца в спине, давит пальцами на королевское горло, выбивая из него гортанное вожделение. У Чона сердце долбится о черепную коробку, и похоть в венах разносится бешено. У него переизбыток возбужденного желания и чужой палец во рту властный. Над ним взгляд глубокий, вдавливающий в постель всем телом, и порочная пелена, убивающая льва за клеткой, что скулит от страха и царапает нутро в попытке высвобождения. Даже фиолетовый зверек, некогда здесь проживающий, сбегает в самые потаённые углы сознания: слишком запретная картина перед ним, и ему тоже страшно. Принц жмурит веки, раскрывая рот от искушения, а по щекам предательски скатывается слеза. Которую Чон, незаметно для себя и своего положения, стирает по коже, перекидывая причину на чрезмерное удовольствие. Однако, кажется, не так. Чонгук знает, что не так, но виду не подает. Ведь он будущий король, а те в сомнениях не топчутся и душу свою в отчаянии не грызут. Он уговаривает всех своих возмущенных демонов, что это его прихоть, не чужого, прикрывается ладонью, получая сносящую волну оргазма, распространяющегося судорогами до кончиков пальцев. Чонгук сходит с ума. А Тэхён довольствуется проделанной работе. — Ещё, — задыхаясь, шепчет принц, распахивая глаза. И Тэхён обнажает свой хищный оскал, вновь входя в того, у кого зрачки теряют тот самый необычный оттенок. — Сладкий, — рычит Ким, — и такой беззащитный. Ускользающей змеёй в мутный поток его существования пролетает обречённость, провожаемая горьким взглядом принца. Его рука безжизненно падает на постель, а глаза сверлят бархатную ткань надкроватного потолка. Он тонет в себе. И оседает на мертвенную тишину своих подводных ядовитых мыслей.***
Чимин не ожидал увидеть в своем замке самого Чон Хосока. — Что мне нужно сделать? — Сужает глаза и повторно задает молодой король вопрос, адресованный мужчине, сосредоточенно перебирающего в своих пальцах чётки. — Мой Государь, — начинает священник, явно пытаясь скрыть своё нервное напряжение постукиванием ногтями по рукояти диванчика, — это ваше обязательное условие. К сожалению. Чимину удается только сглотнуть ком ненужных вопросов. Во рту скапливалась кислота, а по телу гуляет холод. Внезапный визит тревожит, ворошит давно забытые воспоминания. Эхом отдалённо напоминает пройденные испытания юности в стенах священного дома, где опытный мужчина, поправляя свою любимую мантию, со свистом брал в руки прутья. — Это так срочно? Хосок медленно поднимается, обходит короля и встает около окна, глядя сквозь щель полумесяцев на улицу. Беззаботные жители занимаются своим делом, бегают по проглядывающемуся за территорией замка рынку. Он удручённо трясет головой. — Время идёт, Ваше Величество. И это нужно не только Вам, но и Вашим людям, — скрепляет руки в замок за спиной и с полуоборота продолжает, — Вам нужен наследник.