[Armand Amar — Amar: The Storm]
Над размытой полоской красного марева лениво поднимается солнце. Шурша балахоном, из шатра выходит высокий мужчина, щурится, распуская под глазами сеть многочисленных морщинок, скрываясь от восхода ладонью, и пробует утренний влажный воздух на вкус. Он не находит сына, сворачивает у крайнего дерева и, наконец, останавливается, чтобы понаблюдать за пробуждающейся природой. Птицы начинают звонкую, но не тревожащую спящих зверей трель, олени выходят, чтобы позавтракать хрустящей мокрой зеленью, редкими волосками выглядывающей из-под земли, а сонные совы зарываются обратно домой в недлительную спячку. — Долго дуть губы он не станет, — вдруг раздается женский голос за спиной, — Погуляет и вернётся. Мужчина не оборачивается, зная кто это. — Вы знакомы? — хрипло выходит. Впервые. — Да, — легко пожимает плечами девушка, — Мы были в одной труппе. Ваш сын довольно неплохо метает острые предметы. Да и вообще, с ним лучше не ругаться, — она проходит перед ним и садится на голый срубленный пень, прижимая к себе колени. — Вы разве не вместе? Ким старший перебирает во рту языком, пробуя кончиком поверхность зубов, а затем как-то печально переводит взгляд на неё. — Нет. Я с ними не живу. — Расскажете? — наклоняя макушку набок, интересуется рыжеволосая, пытаясь заглянуть в мужские прячущиеся глаза. — У меня была замечательная семья. Жена, двое сыновей. Мы жили в глуши леса, чтобы нас никто не нашёл. Там было безопасно и спокойно. Но постепенно, — он опускает глаза, хмурится, — наш домашний очаг рушился. Я не знаю, что на меня нашло, но я тогда был безответственным и очень агрессивным. Я остро реагировал на каждую малейшую деталь, на любое изменение. Мы с Сохён часто ссорились. И наша безопасность с каждым разом оказывалась под угрозой. Из-за меня же. — Ты ушёл? — Нет, меня выгнала Сохён, и я с ней полностью согласен. Я был для них угрозой, — под ноги смотрит, думает о чем-то, — угрозой их бесценной жизни. Я знаю, что Тэ меня никогда не простит, но, хоть это и прозвучит эгоистично, я немного рад, что могу провести с ним это время, — глубокий выдох, слабая улыбка украшает морщинистое, запачканное скорбью лицо. И среди всех возможных путей его исхода, он будет тихо бороться за право быть отцом. — Хоть и не подозревает, но я горжусь им. Горжусь сейчас, гордился тогда и, надеюсь, буду гордиться в будущем. Понимаешь? Хёна опускает голову обратно на острые коленки и не отвечает. — У тебя есть родные? Снова тишина. Вдали слышится плескание тонкого ручья. Ким хмурится и смотрит вдаль, не утруждая девушку вопросами, на которые она не особо-то желает отвечать. — Нам нужно на охоту. Ты идёшь со мной. Он оглядывает её в последний раз и разворачивается на пятках, мазнув толстым разодранным подолом по мокрой земле. Хёна ещё наблюдает за мелкими жучками в рыхлой почве, окольцовывающих местность возле пня и борющихся за право владеть территорией, а затем, усмехнувшись простой картине, спрыгивает с него и догоняет старшего.***
Armand Amar — Amar: Paddy Fields]
Весь день он скитается по лесу в поисках чего-то ценного. Тэхён ищет, чувствует, что нужно продолжать. И, к сожалению, попытки оказываются тщетными, так как он и сам не знает, чего хочет. Звери во тьме густой ночи, притаившись в шуршащей зелени, опасливо озираются на вампира, в их глазах Тэхён читает сожаление. Но к чему оно? Со стороны кустов что-то шуршит, и Тэ напрягается всем телом в готовности защититься. Из темноты вываливается и рушится на колени парень. Он хватает ртом воздух, словно рыбка, выбившаяся на сушу, сдирает на себе помятую рубашку и валится на спину, раздирая горячими вдохами горло. Ещё немного, и Тэхён не сдержит себя от бегства. Он осторожно наблюдает за ним и замечает, что тело чужого исполосовано красными дорожками, исписано кровавым отпечатком, чей почерк Тэхён узнает из сотни таких же. Он не вмешивается, обдумывает дальнейшие шаги, сжимая под тканью рукоять короткого, но острого, подобно стеклу, кинжала. Парень щурит глаза, вглядываясь в образ, а затем, убедившись, что перед ним сородич, тянет палец ко рту и кряхтит жалобное: — Помоги. Разомкнув губы, Тэхён смотрит на своё бледное запястье и, кажется, впервые поступает так, как хочет его сердце. Мутнеющий от постоянного стресса рассудок уходит спать; взамен ему приходит чувство долга. Хоть он и не помог тому, кто нуждался в его помощи, подсознательно, он восполнит вину этим поступком. Он стискивает давно нетронутые инструментами клыки, кусает кожу запястья и вытягивает парню свою руку. — Пей, — говорит Тэ, дружелюбно кивая. Смотрит так, будто делится с мальчишкой спелым ворованным яблоком. — Не бойся, она не ядовитая, — предупреждает он, и чужак, заслышав это, расслабляется, впиваясь губами в руку. Горячая кровь смазывает стенки горла, и когда она, наконец, доходит вниз, вампир вдруг вздрагивает. Глаза темнеют, зрачки становятся шире. Пульс учащается, а вместе с ним, минутой ранее спокойное сердце начинает разгонять собственную кровь быстрее. Тело наполняется энергией. Парень отстраняется от раны, упирается на ладони и ползет назад, не открываясь к Тэ спиной. — Что это? Какая она? Я умру? — забивается к дереву чужак и сминает зубами алые распухшие губы. — Нет, — отвечает Тэ, — Ты будешь жить. А она, — смотрит на рану, — возбуждает. — Тэхён встаёт, отряхивая колени от земли, и удручающе оглядывает чужака с ног до головы. — Кто тебя так? Парень ещё недоверчиво хмурится, успокаивается, обнимая себя за плечи, и отвечает, наконец, переведя дыхание: — Королевские псы подчищают местность. Они вырезают наших. Поголовно, — взгляд его вдруг потухает, теряется в рыхлой земле за деревом, и глаза наполняются влажным блеском, — всех, кого встретят, — голос его дрожит, но он старается не показывать слабость. Тэхён подходит ближе, снова опускается на колени, не жалея одежду, и утешающе треплет за плечи. — Как тебя зовут? Парень теряется, незаметно смахивает с щеки маленькую слезу и, дрожа смазанными губами, отвечает: — Лука. Мое имя Лука, — улыбается. — Что ж, Лука, — Тэхён дружелюбно хлопает его по спине, ведёт плечом, поправляя отросшую косу и длинный плащ, и фиксирует кинжал на место, — добро пожаловать в наш клан. Ты теперь один из нас. Он помогает ему встать с земли и осторожно поворачивает Луку, чтобы рассмотреть раны. — Болит? — задерживается Тэ, интересуясь о его состоянии. Лука глухо шипит, и этого достаточно, чтобы понять, как ему больно. К порезам неприятно липнет порванная ткань грязной рубахи, вновь сдирая слой запёкшейся крови. Тэхён, видя это, смело разворачивает вампира к себе лицом, берет в руки чужую ладонь и закрывает глаза. Губы шепчут непонятные парню молитвы, и Лука, сам того не замечая, распрямляется, ощутив на коже облегчение. Он сильнее сжимает ладони, хмурится. Тэхён полностью сосредоточен на работе: лицо выдаёт эмоцию, похожую на ту, когда мать ругает своего ребёнка за провинность, но тот злится, потому что знает, что не виновен. Через мгновение, он резко выдыхает и разлепляет глаза. Появившаяся улыбка тут же неосознанно отражается на Луку. — Как ты… — не успевает сказать он, замолкая, встретив на губах предупредительный палец. — Тихо. Не спрашивай. Перестало болеть? Лука озадаченно кивает и благодарит Тэхёна за помощь. Ким младший еще раз оглядывает местность и, нащупав на груди кулон, уходит с Лукой вглубь леса. Туда, куда зовёт его неумолкаемое сердце. Его целью была не месть и не отмщение за боль, причинённую королевством. Его пустеющая душа тоскует по родному дому и хочет восполнить эту дыру хотя бы одним невесомо-нежным и таким теплым прикосновением любимого человека. Ким Тэхён не знает, что скажет, как подойдет. Он просто идёт по знакомой дорожке, зная, что хоть и не заслуживает прощения матери, но всё же он, по крайней мере, не стоит на месте и не терзается от скуки. Не ломает голову о том, стоит ли. Тэхён не думает вообще. Тэхён просто направляется домой, и этого достаточно для того, чтобы позволить себе за столь долгое время улыбнуться. Под яркой лунной улыбкой полумесяца тянется серебряная полоса, разрастающаяся на дороге. Всё то время Ким с Лукой останавливались на ночлег у берегов, охотились на животных и помогали другу другу собирать необходимые вещи. По небыстрому пути Тэхён успел встретить новых вампиров, в страхе бежавших из королевства. Обезумевший их взгляд ясно давал понять, откуда они и что произошло. Тэхён знал одно. И знал точно – дело рук Чона. Приказ будущего короля — капризного, ненасытного ребёнка. И сейчас, будучи хоть и небольшой, но уже за всё то время сплочённой группой, Тэхён впервые чувствует гордость за себя. Ещё немного, и он доберётся до дома. Ещё немного, и он встретит свою мать и падёт перед ней на колени. Ещё немного, и он забудет, что такое печаль и тревога. А затем, он вернёт и Юнги. Они будут жить, как и раньше. Всегда счастливые. Всегда беззаботные. Всегда родные.***
[Armand Amar — Amar: Immigration]
Дождь. Слёзы несчастных ангелов, обиженных на мир за несправедливость, срываются с небес и ударяют на скорости по крупным листьям леса. Влажная мягкая музыка природы расслабляет, однако Тэхён сидеть на месте не намерен. Чем быстрее, тем лучше. Он не слушает своих приспешников о том, что стоило бы переждать ливень — ему плевать. Одна лишь мысль о доме крутится в его голове ежесекундно, разгораясь с каждым шагом ещё большим желанием. — Наша цель на сегодня — добраться до места назначения. И даже дождь не отменит наши планы, — твердит Тэ, подняв подбородок. Уверен, потому как продумал любую деталь, которая может помешать в ходе осуществления им задуманного, — Не отставайте, мы близко. Будем в убежище. Нас покормят. Тогда и отдохнем. Ким-младший вылечил большинство страдающих вампиров, приютил в свой клан, собрал собственную маленькую армию для личной выгоды. Однако в последнее время он ослаб, поэтому сил лечить новых приспешников у него не было. Единственные силы, которые остались — чтобы дойти до родного дома, прижаться к любимому человеку и попросить за всё прощения. Взамен, он подарит ей надежную защиту и слово главаря клана, что никогда не даст её в обиду и не оставит в одиночестве. Тэхён перебирает в голове сотню фраз, и те оказываются не так уж и достойными, чтобы выразить всю ту боль и всю ту вину, что он чувствовал на протяжении долгого времени. Свое отсутствие он готов замолить горькими слезами. Нужно лишь прилечь по обычаю на её колени, и когда вернётся Юнги, тогда всё будет хорошо. И пока думает, сам того не замечая, кивает грёзам, плывущим вдалеке. Манящим и дурманящим сладким запахом картофеля. Они достигают крутого холма, и за ним выглядывает до боли знакомая верхушка крыши. Они поднимаются наверх, тянут за собой ослабленных вампиров, которые вкладывают свои последние капли сил, лишь бы добраться до очага, где их накормят, вылечат и уложат на покой. Однако. Света в доме нет — свечи не горят. И даже кот его не встречает. Здесь полная тишина. Глухая, давящая. Пугающая. До холодной крошки по телу Тэхёна пробирающая. Он замирает, не в силах двинуться — боится. Душит страх. А отчего он? Нет света, всего-то. Спит, наверное. Уговаривает себя, предостерегая скованность, что рано. Рано волноваться, всё же хорошо. Огромный, стягивающий в горле ком, неуверенный шаг, дышит глубоко. Выходит сложно. Но вполне достаточно, чтобы хоть как-то двигаться навстречу неизвестной опасности. Мокрые пряди нарочно прилипают ко лбу, не позволяя видеть. Тяжелая от дождевой воды одежда сковывает немеющее от страха тело. В пустых окнах колышется подранная ткань, двери сломаны. Разбиты. Как и легкие вампира, которые так же разбиваются с каждым надломленным шагом. Вампиры остаются позади, входить в дом не смеют. Уже понимают. Ким заходит внутрь и громко выдыхает. Картина удушает. — Мам? В полумраке виднеется опрокинутая скамья, разбросанные по кухне остывшие булочки, потушенные свечи и битое стекло растоптано по грязному ковру. — Мама? Он сдерживается, ищет любую деталь надежды, чтобы не сойти с ума, но не выдерживает и надрывно кричит, когда понимает, что грязь эта — кровь багровая. Истошные, сломанные крики, разрывающие горло острым лезвием невыносимого горького осознания. Тэхён корчится от боли, обходя каждую пустую комнату. И в каждой из них он боится найти смерть. Он падает и молит на расцарапанных стеклом коленях всё вернуть, опрокидывая голову, взывая на помощь того, в кого хочет верить. Каждая деталь полощет рвано ему сердце, дорисовывает полноценную картину, от которой тошно. В глазах искры взрываются от собственноручно разодранных зубами губ. Каждый кусочек кожи отделяет, заставляя чувствовать боль физическую, отрезвляющую от душевной. Сворачивается на полу опавшим листком, сорванным с мощного дерева, когда-то цветущего и могучего. Ревёт, захлебываясь слезами. Ноги под себя подобрав, проглатывает стон бессилия. Он не хочет, чтобы его — главаря — видели в подобном образе. Жалком образе. Но никто из присутствующих и слова не вымолвит. Сами понимают. Вампиры склоняют головы и опускаются на одно колено, когда наружу выходит он, облаченный мраком и огромным пожирающим желанием мести подобным яркому пламени, возвышающемуся за его спиной рыжей бестией. И в доме больше не пахнет выпечкой и сладким картофелем. В доме пахнет горелым отчаянием и сырыми пропитавшимися следами смерти. Да, он добрался до дома. Но... Он не встретит свою мать и не падёт перед ней на колени. Он не забудет, что такое печаль и тревога. А затем, вернув Юнги, они не будут жить, как и раньше. Никогда не счастливые. Никогда не беззаботные. Никогда не родные.