***
[La valse d'Amelie — Piano]
Шелест трущихся о пальцы сухих листьев растворяется в песню убаюкивающих деревьев за окном, что шепчут королевским покоям очередную несбыточную сказку. Юнги заваривает травы в небольшой чашке, садится рядом и ждёт, когда горячий напиток немного остынет. — Это поможет сбить жар. Её Величество передала Вам. Чимин наблюдает, как Юнги медленно скребёт ложкой дно, как аккуратно выпускает из губ воздух, образовавший на поверхности чая плавную рябь, и на то, как парень упоительно моргает, глядя в сторону окна. Чувство, будто бы морская обволакивающая нега целует каждую клеточку тела. Будто бы пена моря ласкает всё сознание, позволяя Его Величеству на минутку расслабиться. Королю неведомы чувства, но если на какое-то время замолчать и поймать тишину, то можно услышать биение настоящего сердца короля. И Юнги его слышит. На подсознательном уровне он слышит — промежутки между ударами вовсе не ровные, что дыханию приходится сдерживать свою работу и вновь наполнять воздухом легкие лишь в моменты одиночества. — Ты называешь её «Её Величеством»? Юноша слегка хмурится, улавливая тон Пака, затем пожимает плечами и вручает чашу в королевские руки. — Нет. Но при Вас… — При мне как тебе удобно. Не возвышай меня на уровень, в котором я чувствую себя нелепо. Это на меня давит. Понимаешь? — Не сказал бы, что понимаю — я не король, — отвечает он, сжимая простыни под пальцами, — Но представить могу. — Юнги. Голос твердый. Даже в какой-то степени строгий. — Что? — Ким-младший поднимает лицо и смотрит в глаза напротив. — Да, я король, но это не делает из меня не человека. Теперь, понимаешь? Юнги вновь опускает взгляд на свои руки, что сминают постельную ткань, и задумывается. — Я не человек. Мне снова не понять. Почему вы относитесь ко мне так? Вопрос в королевских зрачках и вскинутые брови наводят на новые сомнения. — Как к человеку, — уточняет Юнги, — Я же вампир. И Вы это знаете. — Юнги, ты разве зверь? — Нет. — Ты сделал мне что-то плохое? — Не делал. — Тогда почему я должен к тебе относиться как-то иначе? Парень ещё больше хмурится, ведь найти точного аргумента наперекор он и не может. Привык ведь, что в это время все пользуются выгодой, ищут ценную кровь и при первой же возможности развлекаются. И так и не найдя верного ответа, он тихо произносит под нос неуверенное, но вполне пропитанное до мозга костей: — Я же вамп… — А я король. Это что-то меняет?! Кроме ярлыка, на мне ничего не висит. Как и на тебе. Юнги, — вновь пробует на вкус сладкое творожистое имя, — Что внутри тебя, скажи? Юноша быстро хлопает ресницами, обескураженно раскрыв рот. Король мысленно опускает притянутый к юношеским губам палец обратно и быстро облизывает свои. Виноватый взгляд и лёгкая улыбка на лице парня сдвигают Пака с места. Он быстро опустошает остывший чай и зарывается под одеяло, всё так же ожидая от утонувшего в раздумьях Юна ответа. — Внутри меня… Сейчас внутри меня тает сладкий снег, — вдруг произносит Юнги. — Что? — Чимин не понимает и сдерживает смех за зубами. — А у Вас? — ему не смешно, поэтому Пак собирает себя воедино, вразумив, что тот не шутит, и сосредоточенно рыщет в памяти подходящие слова, передающие его нынешнее состояние. — У меня, — начинает Пак и, не глядя, опускает пустую чашу на тумбу, — внутри холодный чай. Юнги щурит глаза, сверля в потолке отмеченные точки, затем его лицо каменеет, когда становится понятно, что это была королевская насмешка. Он разочарованно прыскает и тут же виновато тупит взгляд вниз, опомнившись, что сидит рядом с Чимином. — Прошу прощение, что отвлек Вас своими разговорами. Иначе чай бы не остыл. — Когда ты уже перестанешь это? — закатывает глаза Пак и, скрещивая руки на груди, теперь смотрит в окно, — Не извиняйся впустую. Будь собой хотя бы при мне. Это приказ. Вот только король не знает, что Юнги только при нём ведёт себя подобным образом. Ведёт себя так, будто бы провинился в чём-то и теперь замаливает свои грехи за прошлое. Пак возмущённо переводит дыхание и с укором глядит на юношу. Он отшвыривает от себя одеяло и в одних лишь хлопковых ночных штанах срывается с кровати и под вопросительным чужим взглядом встаёт позади неё. — Иди сюда, — король тычет пальцем на место перед собой. — Вам нужно быть в кровати, — серьёзно, и с тем же самодовольно произносит парень и плетётся к Паку. — А тебе нужно встать сюда, — перебивает грубо король, — Повернись ко мне спиной. Юнги пару секунд ещё смотрит на короля, выискивая в чужих глазах намерение, и разворачивается лицом к окну. Песня птиц по ту сторону немного успокаивает. Кадык перебегает на секунду вниз, Юнги сглатывает слюну. Кажется, это было слишком громко, Пак сзади коротко хмыкает. — Разведи руки в стороны. Парень плавно выдыхает. — А теперь расслабься, — Чимин настолько близко, прильнув к уху, говорит, что у Юна невольно слабеют ноги. Задумки короля разогревают в нем интерес, — И падай назад. Юн хочет обернуться и переспросить, но Чимин, громко цокнув, поворачивает его голову обратно. — Смотри вперёд и падай. Я поймаю. Проверю, есть ли у тебя доверие ко мне, — второй раз, прислоняясь кожей губ к мочке, повторяет, — Не разочаруй. Деваться некуда, бежать глупо. Возможно, опасно. Юнги жмурит глаза и собирает волю в кулаки, чтобы качнуться чуть назад и провалиться в омут бесконечного падения, равного половине мгновения. В животе что-то резко подскакивает, и вот — Чимин крепко держит его за спину и смотрит на зажмурившееся лицо. Юнги медленно открывает глаза, осторожно, совсем аккуратно, будто спрашивая разрешения у всей Вселенной на возможность посмотреть в зрачки, наполненные невесомым чувством доброты и легким избытком желанного упования. В них порхают белые бабочки, в них гуляет полупрозрачный ветер, лаская лоб прохладными поцелуями. В них — жемчужные перья исполняют медленный вальс, в них отражение замеревшего лица, в них вся сущность на секунду останавливается, позволяя живительным качелям немного отдохнуть. Отдохнуть, чтобы вновь сглотнуть слюну, взирая наверх на чужое лицо. Картина, повёрнутая к верх ногами, наклоняет голову. И если Юнги в нём видит высокую и открытую чистоту, то у Чимина на этот счёт своё видение. Перед ним фарфоровая умиротворённость, желанная мягкотелая кукла, впитавшая в себя весь аромат белоснежных весенних бутонов. Юнги — чёртова тонкая игла, застрявшая в проходе перед сердцем. Однако она не кровоточит и не перекрывает путь, наоборот — позволяет душе заполниться свободным воздухом. Юнги — один из способов дышать. Поэтому, чтобы ещё раз проверить данный неугомонный факт на прочность, чтобы повторно отбросить мысль, что юноша в королевских руках — не что иное, как прихоть жадного сердца, он тянется вниз, прикрывая глаза. Взгляд напротив обволакивает туман, и Юнги, покорно размякнув в чужих руках, приподнимает подбородок. Перед носом в густом паре сознания слабо улыбается Аннабель. И с тем же мгновенно растворяется, безмолвно прося Юна сжать губы. Чимин почти успевает коснуться спелого нектарина, как в двери стучится прислуга, вот уже мысленно посланная королём в кипящий котёл за лишнее вмешательство. — Ваше Величество? — Нет! — тут же кричит в ответ король. Он поднимает Юна на ноги. Окинув парня беглым взглядом, продолжает, — Кто? Тонкий, виноватый голос по ту сторону произносит короткое, но достаточное для того, чтобы ещё больше разозлиться: — Аннабель. Я принесла ещё трав. Вам должно помочь. — А ты должна быть у себя. Я не помню, чтобы разрешал тебе появляться здесь, — Чимин зол, это видно. Лишь раздраженно танцующая прядка стучит по лбу и раскачивается в стороны. — Тебе сюда нельзя, — затем продолжает более спокойно, — сама знаешь. Хочешь, чтобы наш сын… — Нет, что Вы, я всё поняла, — перебивает его супруга, огорченная своей провинностью. Слово «наш» греет её одинокую душу. Через дверь попрощавшись с королём, передав нужное личной страже, охраняющей королевские покои, Аннабель облегчённо удаляется к себе. Юнги всматривается вперёд, боясь, что девушка всё же войдёт. Увидит того, в ком хоть и не сомневается, но лишний раз грустит, замечая рядом с её мужем не того, кто должен быть. Он тихо вбирает грудью воздух, стоя позади короля. — Мне нужно идти. Чимин оборачивается и хмурит брови. — Нужно? Парень мешкается с ответом, и Чимин понимает. — Ложь. Останься со мной.***
[So Close — Olafur Arnalds]
За лопнувшим, будто яйцо на горячем камне под палящим солнцем, закатом сгущается тьма. Она нарастает подобно густой чёрной краске, случайно попавшей в питьевую воду, и поражает напиток тёмной невозможностью испить его. Так же и Тэхён. Мрачной тенью оседает вниз на колени, пробует пальцами рыхлую землю и поднимает лицо в глаза ярко-рыжей бестии, что лукаво сжирает очередную деревню по секундам. Вампир беззвучно хмыкает. Люди в припадке кричат о помощи, прикрывая собой детей, а хищники цепляют острые взгляды за любую жертву, легко попадающуюся в смертельные когти. Даже отец, позади него стоящий, высматривает со спокойствием горящую дотлевающую поляну и мило улыбается тёплому серому возвышающемуся в рассерженное небо столбу. Тучи затягивают дымное полотно, предлагая людям малую услугу за страдания. Однако дома сожжены, уже поздно что-то менять. Вместе с огнем внутри Тэхёна догорает последняя порция сожалений. Он больше ни о чем не жалеет. Всё ведь впереди. Оглядываясь назад, в самые глубины хвойного леса, он мельком замечает белого оленя. Он стоит вдали, неподвижно, укоризненно глядя на парня. В его добрых глазах блестит разочарование. И Тэхён слышит из его обездвиженных уст самое последнее и слишком чёткое: — Ошибка. Белое пятно ускользает во мрак. А Тэхён слабо смеётся в лицо судьбе. С вызовом оборачивается к полю и, вобрав побольше воздуха, кричит в пустоту. В свою зияющую, всепоглощающую пустоту. Кричит так надрывно, что саднит горло. Отец не перестает с невозмутимостью наблюдать за умирающими людьми. Подошедшая рыжеволосая девушка опускает голову на Тэхёново плечо и утешающе гладит его напряжённую спину. Дышать становится сложнее. Вампир задыхается. Он движется. Он становится ближе. Уставшие и мокрые впалые глаза вымученно пробегаются по горизонту, сверкая своей ослепительной изумрудной радужкой, и возвращаются обратно. Он смотрит на свои багровые ладони, рассматривая каждую морщинку, заполненную чужим алым соком, ведёт дорожку вдоль витиеватых нитей и, вдруг не выстояв, увидев в них грубый облик тёмных фиолетовых зрачков, ослабленно падает на землю. «Он идёт за мной.»