[This place is a shelter — Olafur Arnalds]
— Солнышко, у меня для тебя подарок, — Хосок загадочно улыбается, — примерь-ка. Атласная ткань, аккуратно сложенная в небольшую картонку, вызывает у младшего восторг. Идон довольно сжимает губы, оглядывая дорогую одежду, и мягко выуживает белоснежную блестящую блузу. Он протягивает руки в рукава, на конце которых рельефными волнами, как и его взлохмаченные волосы, тянется объёмное кружево. Разбросанные чистые капельки камней вдоль прошитого края на ткани отражают пламя расположившихся рядом свечей. Священник охотно помогает вдеть все пуговицы в миниатюрные узелки, а сам Идон уже тянется за не менее роскошным низом. Брюки, прошитые лишь к концу, наглым образом оголяют бедренные части, прикрытые змееподобным узором одними тонкими верёвочками. Пальцы мужчины одёргивают низ, а соскучившиеся губы благодарят кожу молодых ступней своим снизошедшим поцелуем. — Не забудь про них тоже, — Хосок поднимает вторую картонку, — Надевай. С характерным глухим звуком открыв следующую коробку, Идон удивлённо и не менее восхищённо улыбается. Выглядит по-детски как-то. Изящная пара лакированных туфель идеально дополняет несвойственному образу мальчишки новизну, обычно носящего одну единственную рубаху. Хосока греет блаженная, умиротворённая любовь. Выглядывающие из-под губ края зубов, подобно лепесткам спрятанных в поле ромашек, игриво открывающих свои бутоны рассвету после окропления ранней росой, хитро украшают его таинственную улыбку и подтягивают его веснушчатые лезущие на глаза щёки вверх. Священник поднимает на него своё изумлённое лицо и тянет руку к светлым волосам. — Тебе очень идёт. — Правда? — смеётся Идон, гордо приподняв подбородок. Он взбирается на кровать и вытягивает одну ногу вперед, чтобы следом опустить ступню в новых ботинках на колени священника. — Правда, малыш, — отвечает мужчина, нежно хватая мальчишку за щиколотку, — не играй так, — подмечает он, ловя в чужих глазах приглашение в знак благодарности, — я купил тебе, чтобы ты носил это. — Не снимешь с меня свой подарок? — жалобно, почти скуля, разочаровывается Идон, спуская с колен свою ногу. — Дай насладиться. Ты так прекрасен в нём, — мальчишка немного медлит с уходом и всё же возвращается. Он плавно, как бы спрашивая разрешение, садится обратно на колени и, мягко прильнув красными губами к чужим, обвивает мужскую шею пальцами, затем полностью обхватывает его руками, желая насытиться его теплом сполна. — Мне тебя не хватает, — шепчет он в ухо. — Не хватает, — прямо, без эмоций. Хосок теряется, услышав его серьёзный тон. В каком-то плане даже требующий и возмущённый, — Мы неразделимы, Вы помните? Мы одно целое, верно? — Малыш, — протягивает Хосок, поглаживая худую спину. — Мы сплетены одной судьбой, — продолжает шептать Идон, игнорируя его и запрокидывая голову назад. Он разглядывает высокие далёкие потолки, расписанные искусными мастерами, и одновременно ласкает пальцами чужое ободранное ухо, потерявшее кусочек себя в одной из давних битв, — Мы связаны, ты помнишь? Священник безмолвно смотрит на своего мальчика, разглядывает его раскрытую шею, намеревается что-то сказать, однако не решается. Не решается и отвечает ему: — Конечно, помню, — слабая улыбка украшает его грустное лицо. Сожалеющий взгляд теряется под ногами. Идон переминается на коленях, устроившись поудобнее, но голову не поднимает, все так же вися и глядя в потолки. — Не оставляй меня с ним. Мне страшно. У Чон Хосока нет выбора. У Чон Хосока за плечами огромные великие шаги на пути к светлому запланированному будущему. У Чон Хосока тяжелая цепь на шее, тянущая насильно его вперёд ко дворцу, к возвышающейся в небо лестнице. Чон Хосок обещал создать для них двоих безопасный мир, в котором они будут любить друг друга вечным нерушимым словом. И Чон Хосок жмурит глаза, чувствуя в носу знакомый аромат, преследующий его в ночных кошмарах. Чон Хосок клянется, что последует за своей хоть и тянущей на дно, но разгорающей душу глубокой любовью в тысячу миров. И отыщет его в каждой из них.* — Хорошо, малыш, — обнимает хрупкие плечи священник, прижимая всего его к своей тёплой груди, — Я обещаю.***
[Light of the seven — Ramin Djawadi]
Вычурно подведенные нескромным величием глаза нотариуса, повторяющего речь, сужаются в тонкую линию и опускаются на старый пергамент, бегая по строчкам слева направо. Зал заполняют приезжие люди, все подготавливаются к церемонии, а взволнованные юные принцы получают новые осуждения со стороны учтивых господ за неприемлемые движения и позы. Высшие слои усаживаются по своим почётным местам, шурша костюмами и оглядываясь по сторонам, рассматривая каждую деталь на тёмно выкрашенных стенах и натёртых до блеска зеркалах, вот ещё вчера хранивших толстый слой пыли. Сердце Чона пропускает удар, когда перед его невозмутимым лицом щёлкает посеребренная дверь, чтобы распахнуться и открыть взор гостям на своего будущего короля. Рядом стоящий мужчина легко кивает, и Чонгук выходит вперёд под сотню любопытных взглядов съехавшихся аристократов и попадает во внимание восхищенного королевского совета. Музыканты неспешно затягивают мелодию скрипок; стоящие вдоль вытянутого ковра мужчины из великой армии, созданной покойным отцом, поочередно опускаются на одно колено и упирают подбородки к груди, в честь повиновения и принятия нового короля. Роскошный, вышитый по заказу известного портного подол ласкает бордовые полы серебристыми языками — пучками, прикрепленными к краю ткани. Принц не помнит, как проходит до конца, как поворачивается лицом к залу, не слышит мужское: — Чон Чонгук — наследный принц королевства Чон Хеина, третий... Но отчетливо заостряет свой слух на далёком женском: — Старший его брат был бы лучшим. Чонгук не знает, это помутнение его фантазии со смесью внушения или же отчётливая суровая реальность. Из двух зол выбор стоит за неокрепшей спиной, не готовой к тяготам отца. Пустой взгляд принца оседает в растерянности вниз. За толстой кромкой скрипучего дерева под дорогими коврами всплывает вопрос: «Клянешься ли ты, Чон Чонгук, нести обязательство короля, поддерживать социальный строй, а также обеспечивать правосудие?» Понимает, что голос этот вовсе не в голове, что вопрос задан ему лично, на глазах у всего делового народа. — Клянусь, — в горле немного першит. Королевский совет сжимает губы. Нотариус вновь опускается к пергаменту и продолжает: — Клянешься ли ты, Чон Чонгук, выполнять обязанности короля согласно кодексу? Отец с рассерженным лицом маячит перед ним фантомом. В той самой комнате, в последний день, когда принц видел его живым. Он рычит, кусается, срывает на пути тумбу, кричит во весь голос слова ненависти, направляется к сыну и замахивает для удара руку. Чонгук, прикрыв глаза, отвечает: — Клянусь. Чонгук не хотел, чтобы отец ушёл с жизни, так и не увидев в своём родном сыне то, за что смог бы гордиться. Чонгук не хотел расстраивать отца. Чонгук не хотел, чтобы отец умер с мыслью, что его сын — глупое избалованное дитя, и с грузом на груди, переданным от него же. Чонгук не хотел, чтобы его отец покинул этот мир, так и не выслушав от сына слова, которые тот нёс на протяжении всей жизни. Которые по сей день переносит на бумагу в надежде быть услышанным и понятым. — Клянёшься ли ты, Чон Чонгук, что оправдаешь наши надежды, сделаешь всё для процветания нашего народа и королевства, клянёшься беречь и поддерживать мир и общественное спокойствие? Чонгук не хотел разочаровать отца. Чонгук просто хотел быть любимым ребёнком. Всего-то. В итоге платит за своё простое желание горьким металлическим послевкусием на зажатых в тисках зубов губах. — Клянусь. Он не слышит вопросов, отвечая на каждое из них монотонным «клянусь». Глаза так и не находят Чимина. Хотя он его и приглашал. Ноги начинает ломить от усталости. Церемония затягивается. Музыканты не прекращают исполнять одну и ту же мелодию. Мужчина в дорогих тканях спускается по пергаменту ниже, а учтивый совет перебирают свои бумаги для подписания подлинности Чонова статуса. — Клянёшься ли ты, Чон Чонгук, защищать эти земли от вражеских нападений, препятствовать несправедливости, а также по справедливости наказывать неугодников, идущих против правил наших устоев? Место отца сменяет он. Тэхён. Единственный непобеждённый и самый главный враг, ползущий словно тень позади него, ищущий подходящий момент для нападения. Чонгук жмурит глаза и шепчет реалистичному миражу острое: «Там тебе и место. За моей спиной. Ты меня не превзойдешь.» «Правда?» — слышит лукавое за ухом, — «Однако будучи за твоей спиной, мой глупый, я могу делать всё, что угодно, а ты и не увидишь. Ты так и будешь в неведении, потому что твоя голова по природе своей повернуться назад уже не сможет.» Тэхён сгустком чёрного дыма исчезает в воздухе, посмеявшись принцу в лицо. Руки чешутся, сжимаются в кулаки. — Клянусь. Мужчина задерживает дыхание, чтобы, наконец, задать завершающее. — Несогласных попрошу поднять руку, — нотариус оглашает последнее долгожданное и поворачивается к залу. Внимательная стража под наблюдением совета бегает глазами по намеревавшимся поднять ладонь, однако те вовремя передумывают, зная, что если не согласятся с титулом нового короля — всенепременно понесут шею на гильотину, — Что ж, раз несогласных нет, имею право огласить имя нового короля королевства Чон. Отныне, с этого дня, под согласием и свидетельствованием совета, от имени королевского почетного нотариата провозглашаю Чон Чонгука, наследного принца, сына династии Чон, новым королём и правителем королевства. Музыканты сменяют мелодию. Мужчина, что всегда держался поодаль, кивает в сторону. Совет подписывает необходимые бумаги, а молодой подготовленный юноша, облаченный в алый шёлк, преподносит на бархатной подушке золотую корону со множественными изумрудными вкраплениями по заказу теперь Его Величества. Не успевает парень опустить её, как Чонгук сам хватает корону и надевает на голову. Данный жест никого не смущает. Это же сын Хеина, который поступил в свои молодые годы точно так же. После отпевания в церкви ближе к вечеру гости начали собираться за длинным столом. Чонгук, восседавший на своем великом и мощном по габаритам троне наблюдает, пока дамы умолкнут и перестанут шептаться с соседками, а затем, перекинув взгляд на свою равнодушную супругу, вот недавно появившуюся, жестом указывает подданным, что пора начинать танцы. Музыка в купе с рисовым вином разогревает щёки молодым принцам. Новоиспеченный король то и дело кидает на их румянец беглый взгляд. И под роскошными большими гобеленами Чон, задержав глаза на одном, легко кивает в сторону и выходит из-за стола под вниманием супруги. Выбранный королём черноволосый юнец переглядывается по сторонам и, стерев с губ капли алкоголя, покорно следует за ним. Лёгкое посасывание в желудке обостряет чувство голода с первым бодрящим глотком ночного воздуха. Ещё за столом Чона не интересовала еда и напитки, сейчас он трезв и ясен в своих желаниях. Король достигает конца заднего двора в месте, где никого нет: все пьяные танцуют внутри замка, отмечают коронацию, когда сам виновник торжества, завидев брюнета, тут же прижимает мальчишку к ближайшему дереву. Пальцы зарываются в пышное жабо и сдирают нелепое украшение в сторону. Прикрыв глаза, Чонгук вдыхает юную кожу, задевает кончиком носа его разукрашенные скулы и нарочно смазывает большим пальцем нарисованную на щеке родинку. Юнец начинает задыхаться, стоит королевским губам соприкоснуться с его напряженной шеей. Затем Чонгук, немного отстранившись, выпрямляется и, опустив ладонь на его кудрявую макушку, давит вниз, ставит на колени. Смотрит на него, разгорячённого мальчишку, что, впрочем, и не против приступить к делу без прелюдий. Король хватается за ветку, почувствовав тёплые нежные губы там, где давно не ласкали. Где давно не удовлетворяли. Где давно не любили. Тонкие юношеские губы умело скользят по стволу, не обделяя языком уздечку. Юноша помогает себе рукой, интенсивно водя по инструменту, который, к сожалению, не хочет. Чонгук не понимает. Он грубо хватает мальчика за волосы, пытается резко войти, но все попытки тщетны. Король не возбуждён. Глаза его, наполняющиеся постепенно нелестным осознанием, пустеют. — Это не то, — хрипит разочарованно, почти раздраженно, — это не то. Он ещё стоит перед мальчонкой пару секунд, затем так же неудовлетворительным выходит изо рта и швыряет на землю три монеты. А юнцу остается, стоя на коленях, проводить короля взглядом. Яркая луна на черном куполе неба освещает путь до дворца, однако король возвращаться не спешит. Он проходит в одиночестве до края садика и неспешно сминает подошвой рыхлую землю. Чего Чонгук добился, будучи принцем? Чем может похвастаться за миг, пока не принял тяжелый вес титула на плечи? Как королю ему стыдно. Как простому сыну страшно. В неведении собственных настоящих желаний, закопанных львами, всё ещё живущих в грудной клетке, он опрокидывает живую чашу предубеждений и принципов. Отныне он действует, как велит внутри голос. Он больше не заложник родительских правил, он теперь сам по себе. Винить некого. Издалека со стороны замка доносится отклик. Чонгук слышит своё звание. В сумерках виднеется блеклое чёрное пятно, вырастающее медленно в запыхавшегося посыльного. — Ваше Величество! — задыхается парень, упираясь о колени, чтобы немного передохнуть и сбавить свое участившееся от беготни дыхание, — Печальная новость, не серчайте. Твёрдому камню в лице Чона можно только позавидовать. — Отличное начало моего правления, — он упирает руки в бока и важно, наигранно вскинув брови, продолжает, — Что там? — Деревня, западная деревня сожжена, Ваше Величество. Прошу, не гневайтесь, посыльный вот-вот прибыл с весточкой. Король молчит. Молчит, а внутри под кожей закипает черная лава. Знает прекрасно, чьих рук дело. И если бы не статус, если бы отец был жив и смог бы быстро замять смерть простого посыльного, он бы в этот же момент свернул парню шею; и виной тому не весточка, а до боли стягивающее в животе желание разукрасить свои костяшки о чьё-нибудь лицо. Желательно то, что сейчас наверняка похабно ухмыляется: там, за лесом, прожигая последние куски невинной земли, улыбается и ждёт от короля ответа. А он, в свою очередь, его всенепременно получит. — Живо передай приказ от меня собрать лучших людей из армии, и чтобы они были готовы выдвигаться завтрашним утром для ответного удара, — каждое слово будто выплевывает в горизонт, — Я поклялся защищать свои земли. А значит я это и сделаю.