Flower Moon.

Когда солнце заходит за горизонт, туман опускается на скошенную траву, заползает в ряды пшеницы и опускается на гладь священного озера. Распускаются ночные фиалки и фрезии, источая сладкий запах. Эта ночь — единственная в году, когда все цветы распускаются ночью, отвлекая ароматом сильных альф от запаха омег, чтобы лишь истинная пара могла противостоять соблазну и соединиться навечно. Лидия расчесывает волосы брата, а затем надевает ему на голову венок из васильков, фрезий и магнолий. Она застегивает тяжелые серебряные браслеты матери на его запястьях и щиколотках, надевает золотой тонкий чокер с серебряной птичкой — символом их семьи — на тонкую шею и оставляет отпечатки пальцев с эфирным маслом на его ключицах. — Все будет хорошо, — тихо говорит она, добавляя в венок пару бутонов. — Ты выглядишь великолепно. — Спасибо, — дрожащим голосом отвечает Стайлз, отпивая ромашковый чай. Это должно его успокоить. Так сказала Лидия. А Стайлз должен ей верить. Только почему-то руки все дрожат, а губы постоянно беспокойно прикусываются зубами. Когда Лидия подает легкий ужин, Стайлз не может проглотить и кусочка. У отца дрожит рука, в которой он до побелевших костяшек сжимает вилку. Сама девушка лишь хмурится и поправляет в очередной раз платье, прикрывая совсем крошечное пятно на груди бутоньеркой. — Если это будет Эннис… — начинает отец, и его голос с хрипом надламывается. — Это не будет Эннис, папа, — говорит четко Лидия, бросая колкий взгляд зеленых глаз в сторону отца. Стайлзу кажется, будто он наблюдает за ними со стороны, находясь где-то в поле, среди высокой травы, которая спрячет его от всего. Он никогда не хотел этого: жениться, заводить детей, быть поддержкой и опорой альфы, смиренной и благочестивой омегой, вышивающей по утрам и готовящей ужин по вечерам для своего альфы. Особенно, если это будет Эннис. Вечно воняющий перебродившим пойлом и пережаренной свининой Эннис. Внушающий страх, лапающий через кожу самую душу своими грязными и жирными руками, побывавшими в каждой шлюхе города. Стайлз сглатывает, пытаясь вернуться мыслями за стол и проглотить хоть кусочек, потому что дома он появится лишь к завтрашнему полудню, если его выберут, и ночью он будет вовсе не спать. Когда раздается звон колокола, Лидия как раз заканчивает протирать посуду, а Стайлз молча сидит за столом, так и не двинувшись ни на сантиметр. Его тело было обернуто тонкими и легкими тканями, развевающимися к низу. Кроме этого на нем были лишь украшения, которые сегодня ощущались, как оковы. Лидия же была в своем праздничном голубом платье, кое-где украшенном цветами ночной фиалки и фрезии. Их отец был одет, как и всегда, не считая брошки с птичкой и бутоньерки с фрезией и магнолией. За окном наступила ночь. Они вышли из дома, держась за руки, и почти наощупь отправились к озеру. Дорогу освещали свечи, пока не начался лес, а там уже на свой пост вступили светлячки. Кое-кто из старожилов, включая Джона, вступали в будничную беседу, чтобы было не так страшно идти сквозь темную чащу. Молодежь же шла, опустив головы вниз и находясь в раздумье, рады ли они этому событию. Лидия крепко держала брата за руку, и звук покачивающихся браслетов на его руках отдавался эхом в их ушах. Их шагов не было слышно из-за босых ног, а трава смягчала поступь. В воздухе пахло цветами. Среди деревьев гулял приятный прохладный ветерок, развевая укрывающие от глаз альф одеяния омег. Альфы подходили с другой стороны озера в целях безопасности и честности выбора, но бывали и те, что кидались вслед за омегами в лес, но боги путали их в своих лабиринтах и выпускали лишь к утру, поэтому нападения постепенно исчерпали сами себя. Лидия вошла в воду вместе с братом, когда браслеты на лодыжках будто потянули его ко дну, и он запаниковал, крепко сжав руку сестры. — Я здесь, Стайлз, — одними губами проговорила она, встав на цыпочки и поцеловав его в висок. — Это будет Эннис, Лидс. Я чувствую это, — прохрипел он, а его голос надломился, сдавленный паникой и начинающимися рыданиями, как девушка легко ударила его по плечу ладонью, приводя в чувство. — Боги не настолько жестоки к тебе, — шепчет она, когда альфы обходят озеро и становятся прямо напротив омег, а семьи уходят в глубь леса, наблюдая уже оттуда за ритуалом. Полная луна взошла, становясь во всем своем величии прямо над озером, и в один момент вода стала подниматься выше и выше, заставляя ткань нарядов промокнуть. Омеги сбросили черные плащи, оставшись в тончайших тканях. Стайлз не смотрел на других омег. Его рука дрожала под водой, поднимающейся уже до груди, а губы были сжаты, пока сердце ударами отдавало в уши. Лидия так крепко держала его под водой, что ему казалось, что их ладони останутся сухими, когда вода уйдет. Затем под воду ушел Айзек. Боги обнаружили на нем метку альфы. Он не был девственно чистым для полного ритуала. Он успел лишь громко вдохнуть, после чего его выкинуло на берег прямо под ноги его пары. Ткани на нем не было — лишь украшения, которые мог снять только его альфа. На его шее красовалась метка альфы, и Стайлз с интересом наблюдал, кто же из альф окажется избранником. Из толпы вышел Питер Хейл, как всегда улыбаясь своей плотоядной улыбкой, опускаясь перед своей парой на колени, снимая оковы из украшений и поднимая омегу на руки. Айзек широко улыбался и крепко вцепился в шею мужчине, уже что-то шепча ему на ухо. Омеги, не достигшие возраста совершеннолетия вышли из воды, после чего Стайлз ощутил, насколько тяжелыми вдруг стали его ноги. Когда уровень воды опустился чуть ниже колена, в воду зашли альфы. Стайлз не хотел поднимать глаз, но рычание и плескание привлекли его внимание, и он сделал это, сжав зубы. Дерек Хейл шел прямо, ровно от того места, где он стоял, словно знал, куда ему нужно было прийти. И это был вовсе не Стайлз. Это была Эрика Рейес, девушка с волосами цвета золотистых колосьев пшеницы и глазами цвета весеннего неба. Конечно, Дерек Хейл должен был выбрать ее. Стайлз почти обрадовался за их пару, когда почувствовал отвратительный запах, подкатывающий к горлу, клокочущий в его груди истерическим страхом и забившийся в его подкорку как само определение ужаса. Эннис был в шаге от него. Его кровавая радужка сверкала в бликах луны и воды, а его руки уже жестко, словно он был мясником, а Стайлз — лучшей свининой в их городе, облапывали его оголенное бедро. Кусок ткани спал с плеча Стайлза с уходящей водой, и теперь участок оголенной кожи горел в желании быть защищенным. По щекам Стайлза потекли слезы, когда рука Энниса добралась до его щиколотки, пытаясь сломать водные замки и освободить омегу, чтобы забрать ее себе. В тишине выбора Стайлз слышал, как на берегу скрывая ладошкой свои всхлипывания, плачет Лидия. — Отойди от моей омеги, — раздался снова, как и днем, спасительный голос прямо за Стайлзом, и ему захотелось рухнуть назад, утонуть в этой безопасности, ощущающейся со спины на уровне древних инстинктов. — Он не твой омега, — прорычал Эннис, и тут Дерек Хейл появился прямо перед Стайлзом, поднырнув под его рукой и выныривая, снося с ног Энниса, словно затаившийся в водах Ганга Тигр, и бросая его в воду. Стайлз знал, что происходит. Это был поединок за омегу. И это было абсолютно не тем, чего он хотел от сегодняшней ночи. Он дрожал и все еще плакал, пока Дерек, наполовину обращенный в волка, впервые вышедший из себя, выпустивший когти, зубы и всю альфа-силу, буквально сносящую с ног, дрался насмерть за Стайлза. Стайлз не мог шевельнуть даже рукой, скованный в движениях водой, пока Дерек раз за разом вспарывал кожу Энниса когтями, ловко уворачиваясь от пьяных и размашистых в неловкости ударов. Эннис пытался вывести его из себя, рыча непристойности, которые он сделает со Стайлзом, когда Дерек погибнет этой ночью, и когда он дошел до своего члена в Стайлзе, Дерек вспорол ему глотку, окрашивая лунную воду в багровый цвет. Труп Энниса на секунду застыл в нападении, а затем будто сдутая надувная кукла, ушел под воду под ледяное молчание всех вокруг. Стайлз понимал, что кровь окутала его с ног до груди, а вода поднимается и поднимается, и он задыхается в крови Энниса, когда Дерек ныряет под воду, срывая украшения и выходя на берег, взяв Стайлза на руки. Лидия хлопает в ладоши, рыдая и стоя на берегу, а ее плечи сжимает дрожащими пальцами Джон, и на его лице широчайшая улыбка из всех возможных. Их путь, как новоизбранной пары, освещает луна. Старейшие альфы опускаются на колено перед сильнейшим в поединке, пока тот крепко прижимает к себе голого омегу. Стайлз прячет свое лицо в изгибе шеи Дерека, пока тот идет через лес, а затем сворачивает на непривычную Стайлзу дорожку до своего дома. Когда он открывает дверь с ноги, Стайлз вздрагивает на его руках, понимая, что отключился во время рыданий. Его все еще трясло от воспоминаний вида крови и холодных вод священного озера. Дерек относит его в ванную, усаживает в гладкое деревянное корыто и уходит. Стайлз обнимает колени, пытаясь сжаться до такой степени, чтобы его вообще не стало. Кровь Энниса, мертвого Энниса, на его ногах уже подсыхает, выглядя, как иссохшая кожа старика. Стайлз смотрит на полную луну, чей свет пробивается через небольшое окошко, и молится, тихо прося неизвестно о чем. Дерек возвращается, внося исходящее паром ведро. Он набирает ковш воды и подносит его к Стайлзу, чтобы тот проверил температуру, и омега молча кивает, кусая губу. Дерек наконец проливает на омегу воду, и тот почти стонет от блаженства и тепла, закрыв глаза и чуть запрокинув голову. — Знал бы, что произойдет, набрал бы полное корыто, — усмехается Дерек тихо, запуская руку в волосы Стайлза, перед этим надев его венок на себя. — Не стоило. Ты не обязан был этого делать, — тихо говорит Стайлз, очищая грубой щеткой ногти на руках и ногах от засохшей крови. — Делать что? — спрашивает Дерек, намыливая волосы Стайлза и заставляя его запрокинуть голову, чтобы смыть. — Становиться моим альфой. Ты не обязан меня спасать каждый раз, когда ко мне пристает альфа, — проговорил Стайлз четче, и глаза Дерека залил красный цвет. — Что ты несешь?! Ты думаешь, я убил другого альфу в поединке только потому, что мне стало жалко тебя?! — Дерек рычит на букве «р», после чего ручка ковша трескается в его хватке, но он продолжает мыть Стайлза, и его прикосновения остаются невероятно нежными. Стайлз кусает губу, подчиняясь Дереку в его движениях, отклоняясь и приближаясь, когда нужно, поднимая руки и опуская. Спустя несколько минут давящего молчания, Дерек достает с полки большое и пушистое полотенце, кутает в него омегу и снова подхватывает того на руки. Дом Дерека сложно разглядеть изнутри в темноте, но Стайлз чувствует, что здесь тепло, пахнет выпечкой и травами: не как дома, но очень схоже, по-новому, будто их запахи объединились и существовали в этом доме задолго до рождения их самих. Он замечает медвежью шкуру перед камином, куда и несет его Дерек. Стайлз молит всех богов, чтобы у Дерека была хотя бы кровать, потому что альфы бесчувственные животные. Что ж, кровать у Дерека есть, и он сажает на нее Стайлза, сам уходя к камину, чтобы подкинуть еще дров. Сегодняшняя ночь холодная. Боги меняют погоду для того, чтобы омегу и альфу тянуло друг к другу в желании согреть, защитить от холода. Стайлз вертит головой, разглядывая всю комнату, когда дрова разгораются достаточно для того, чтобы мягким светом осветить помещение. Кровать Дерека аккуратно застелена, пол вымыт, как и окна, закрытые легкими шторами, а дрова были аккуратно сложены, а не раскиданы у камина. Стайлз ложится на кровать, немного наплевав на свое обещание не спать всю ночь и держаться от альфы подальше, когда его взгляд ухватывает что-то белое на полке у кровати. В вазе стоят бережно сорванные каллы, фрезии и васильки. Цветы Стайлза, собранные к ночи, но растерянные по дороге. Стайлз точно знал, что это срывал он, потому что только он надрывает стебель руками, а не ножом, как делают все в их деревне. Ему хватает секунды, чтобы вспомнить, когда и где он их обронил. Он считал, что шел по лесу в полном одиночестве, но так ли это было на самом деле? — Ты преследовал меня? — спрашивает Стайлз, снова садясь и не отрывая взгляда от цветов. — Я боялся за тебя, — поправляет его Дерек. Щеки Стайлза краснеют, и он поглаживает лепесток фрезии, ложась на спину и стягивая с себя полотенце. Дерек старается не выглядеть настолько заинтересованным, но Стайлз чувствует его трепет от запаха омеги в этом доме. Дерек медленно встает, стягивает с себя жалкие остатки одежды после битвы и ложится рядом со Стайлзом, даже не касаясь его. — Ты рад выбору богов? — спрашивает он, ложась на спину и закинув руки за голову. Стайлз пытается не разглядывать его, но сначала его взгляд падает на руки, привлеченный звуком, затем ниже, вслед за темной дорожкой волос от пупка. — Ты убил причину моего страха с четырнадцати лет. Убил причину страха за мою сестру. Ты невероятно сильный, Дерек Хейл, — не отвечает на вопрос Стайлз. Дерек мягким кивком принимает благодарность. — Я хотел предложить тебе метку раньше. Гораздо раньше, — Дерек останавливается на секунду, вспоминая, как смотрел за созревающим, как бутон, Стайлзом, когда тот купался голышом в озере, когда собирал цветы, играл в снежки, как он из ребенка становится взрослой омегой, — но я знал, что если я заберу тебя, то у меня не будет причины убить Энниса безнаказанно, а, значит, у тебя останется причина бояться за Лидию. Стайлз выглядит потрясенным. Он кусает губу и поворачивается к Дереку, ложась набок. Он осторожно просит у альфы его руку и переплетает их пальцы, после чего целует костяшки, на что тот отвечает рваным выдохом и дрожью. Стайлз улыбается. — Я бы стал твоим в любую секунду, как только ты бы попросил, — прошептал Стайлз, снова и снова проходясь губами по костяшкам Дерека, пока тот не сорвался и не перевернулся, оказываясь на Стайлзе и утробно низко рыча. Стайлз заходится в возбуждении, раздвигая ноги и пропуская между ними Дерека, снова кусая свою губу, после чего, ровно через секунду, это уже делает альфа, куда нежнее и страстнее, запуская сердце Стайлза с тысячекратной скоростью, целуя его, пробуя его всего на вкус. Наконец-то. Наконец-то. Стайлз чувствует, будто его грудная клетка вот-вот разорвется, а его член так крепко стоит, что он не может сдержаться и подается бедрами вверх, и Дерек показывает красные глаза и волчьи клыки, заставляя Стайлза обнажить шею для метки и подчиниться. Он смыкает зубы на шее ровно в тот момент, как входит в Стайлза, и тот стонет так громко, что вся деревня слышит. Его пальцы сжимаются в судороге удовольствия на широких плечах Дерека, к которым он так давно мечтал прикоснуться именно в таком ключе, и щетина Дерека колет его ключицу, а его руки жадно исследуют его тело, и он чувствует себя так правильно в этом положении, двигая бедрами, приподнимаясь и опускаясь в ритм, иногда морщась от боли, но позволяя Дереку забирать ее и дрожать вместе от удовольствия. Дерек двигается все быстрее, Стайлз дышит все чаще, сильно зажмурившись, потому что боится кончить раньше, боится, что все это кончится, и божественное ощущение метки пройдет, а он так не хочет, чтобы это заканчивалось.