Стрелы и судьбы

Брай подошла к створчатому окну и какое-то время стояла, слепо уставившись в него, прежде чем вид начал проникать в сознание: знакомая старая ива на берегу неглубокой, но быстрой реки. Она была на кухне в родном доме, и даже запах высушенной солнцем травы и влажности, типичной для середины осени, соответствовал действительности. Снаружи со свистом проносились сойки и воробьи. Бабье лето подходило к концу, но теплый ветер всё ещё разносил по воздуху белые нити. Ошалело, Брай побрела к выходу, схватилась за ручку, чуть напряглась – старые петли давно пора было смазать – и открыла дверь. Разрозненные деревья по ту сторону реки отбрасывали короткие, четко очерченные тени; высокая трава уже пожелтела. За спиной послышались знакомые шаги отца. Пейзаж потемнел, как при затмении, воздух сгустился. Угроза неявная, но могущественная, окутала Брай, как плотное покрывало. Шаги приближались, становясь всё громче и громче. Каждый из них отдавался в голове и теле таким невыносимым грохотом, что хотелось заткнуть уши, зажмурить глаза и задержать дыхание. Темнота сгущалась и вскоре превратилась в равномерный чёрный цвет. Это не был туман или дымка. Брай видела свои руки и тело с кристальной четкостью. Однако, висела в этом мраке, как подвешенная на невидимые нити марионетка. И звук шагов - звон набата - душил её, вбивал в череп гвозди, выкручивал суставы, рвал мышцы. Она попыталась закричать, но крик выходил из дырки в щеке ровным и тихим потоком воздуха. Брай дёрнулась в сторону, в попытках обернуться. Всё стихло. На шее сзади она почувствовала чьё-то затхлое дыхание. Оно обжигало холодом, будто по коже водят кусочком льда. Брай оглянулась и обомлела от ужаса. Над ней возвышался распухший, бесформенный Кормик, улыбающийся избитым в кровь лицом. Ошалевшие глаза не имели радужной оболочки и на кроваво-красных белках дрожали и несинхронно метались маленькие кругляшки зрачков. Зубы у него были острые и длинные, как у блейдлингов и с трудом помещались во рту – черной дырке без губ. Переносицы не было: кончик носа и основание лба соединяла ровная костяная дуга. Он был мало похож на человека, но Брай знала – это Кормик. Длинные руки, доходящие до самых лодыжек, мягкие как тесто, овили её и притянули. От ужаса она не могла шевельнуться. Её втягивало и всасывало в его тело-болото. Не за что было уцепиться, некуда было деться. Она плотно сжала губы, зажала нос пальцами, но что-то густое и вязкое проникало в рот через рану. Оно вливалось в пищевод, заполняло собой желудок. Воздух кончался. Она уже была полностью внутри монстра, когда, наконец, не выдержала, вздохнула и моментально проснулась, захлебнувшись собственной слюной. Элани тут же метнулась к ней, помогла сесть. - Кашляй дальше, - сурово приказала она, когда Брай попыталась заставить себя прекратить, - кашляй, пока оно само не пройдет. В коридоре послышался топот и в комнату влетел Келгар с секирой в руках. Увидев красное натужное лицо Брай, он крепче сжал рукоять: - Что тут происходит?! - Я… просто…. подавилась, - с трудом выдавила из себя Фарлонг. Кашель потихоньку прошел, хотя сильное раздражение, похожее на жжение, в районе ключиц осталось. - Ты уж там давай, - Келгар опустил оружие и теперь неуклюже переминался с ноги на ногу в дверях, - аккуратнее спи! То тебя перекладина пытается убить, то давишься. Как ребёнок! Не дожидаясь ответа, он выскочил в коридор, но в комнату тут же зашла Нишка. - Выпей водички, - она протянула Брай стакан, - мы там убираемся в комнате. Хоть дышать чем стало. Подумайте над этим: чистота – залог здоровья. О мысль, а! Она быстро вышла, отставив Брай сидеть со стаканом воды и раскрытым от удивления ртом. - Они мне рассказали, что было вчера, - Элани элегантно встала, оправив перекрутившуюся рубаху, - ты уж с ними будь помягче. Они любят тебя и волнуются. - Любят меня? – в высокое тусклое зеркало были видны вытянутые вперёд ноги в царапинах и обезображенная рука. Кожа на ней, словно обветренная и натруженная работами в полях, выглядела старше, чем должна была. Брай с трудом понимала, как можно любить такую руку. Перед глазам всплыли пальцы Сэнда, держащие бокал вина. - Конечно. Почему нет? - Не знаю, - Брай продолжила сидеть, вперившись в пустоту остекленевшими глазами. Сейчас она двинется и увидит своё лицо, своё новое лицо – кривую рожу. Ей захотелось разрыдаться. - Вставай, - голос у Элани был мягкий и уютный, но сейчас по воле хозяйки в нём легко зазвучали грозные приказные нотки. Подчиняться Брай всегда умела, поэтому послушно поднялась. Мелькнувшее в зеркале отражение было приятнее воображаемого. Она - всё ещё она, пускай и с новым шрамом. На полу рядом с сапогами лежали штаны, поверх скомканного плаща раскинула рукава рубашка. Подмышки у неё были бурого цвета и, наверняка, сильно воняли. Внезапно Брай предположила страшное и громко выругалась вслух. Она неуклюже дёрнулась, чуть не запутавшись в собственных ногах, прыжком преодолела небольшое расстояние, бухнулась на колени – им это не понравилось - и дрожащими руками начала ощупывать карманы. Только когда серебряные осколки оказались крепко сжаты в кулаке, она смогла судорожно, болезненно задышать снова. Элани, наблюдавшая всю сцену с нескрываемым ужасом, элегантно села рядом: - Брай. Брай уставилась на свои руки, лежащие теперь на коленях. Каждая из них обладала по смутной цели её существования: осколок номер один и осколок номер два. Они были абстрактны, как и любая цель, но при этом ощутимы, как и любой объект. «Сделай то, не знаю что, сходи туда, не знаю куда». Глупые, холодные и опасные кусочки метала – шрам от молнии, и дырка в щеке, и кинжал в спине, и рассечённый висок, и обвинение в неоказании помощи, и стража города Невервинтер, и Элани, и длинные острые зубы блейдлингнов, и Эми… - М? – еле выдавила из себя она. Ей была ненавистна собственная безответственность. Вчера она чуть не погибла из-за таинственных артефактов, а затем просто пустила всё на самотёк. Они могли вывалиться в том переулке, или в лавке у Сэнда или на пути в «Утонувшую флягу»: от этой мысли волосы на голове и руках встали дыбом. - Нужно привести себя в порядок, постирать вещи и поменять простыни, - Элани было глубоко плевать на каждый из перечисленных пунктов. Она могла годами жить в лесу, не заботясь об одежде и кроватях, но город – этот пугающий каменный исполин – был требователен и жесток. Ему нужны были жертвы, он жрал людей и эльфов, и, что страшнее, животных и птиц. Он требовал с отупляющей жестокостью любимых песен: хохота толпы, рыданий обездоленных, крики ужаса в переулках, шепота куртизанок и звона бокалов. И он требовал чистоты, хотя сам был грязен до невозможности, переполнен пороком и похотью, загрязнен безумием, отравлен горем, но и припудрен дорогой пудрой, и обвешан красивым шелком – он был многолик и прекрасен, и Элани ненавидела его. Она знала, что нужно Брай, чувствовала своей природной интуицией. Ведь эта девочка в панталонах и перевязи, худая и жилистая, избитая, растрёпанная молодая деревенщина – идеальная жертва для этого чудовища. - Д-да, - кивнула та с тупым, покорным выражением лица, - точно… В этот момент опять зашла Нишка: - Чего расселись? Брай, я то, что у тебя одолжила тогда, постирала. Сушится на заднем дворе, - она чуть понизила голос, - Всё хорошо? Ладно, это Келгар постирал. О, Боги, вы такие унылые, что я не могу перестать говорить глупости… Ей было неудобно видеть подругу в таком состоянии: она сидела на коленях, сгорбившись, и буравила взглядом пустое пространство. - Ну, хватит так смотреть… Брай медленно встала, положила осколки в сумку, оделась в грязные вещи и побрела вслед за Элани. Она не ответила Нишке, но слегка улыбнулась. Раненая нога от резвого скачка разболелась сильнее. Келгар с закатанными рукавами возвращался из общей залы. Он отнёс вёдра на место и сейчас спокойно улыбался, предчувствуя, как завернет за угол, а там чистая, светлая – оказывается, стёкла были грязными и тусклыми от грязи, а не от времени – комната. Он увидел глаза Нишки, её чуть заметную, но очевидную бледность, затем перевёл глаза на Брай: - Плоховато ты выглядишь. - Я просто хочу помыться, - на выдохе ответила она, - голова чешется, всё воняет. Уборка – отличная идея. Она не остановилась, не притормозила, а просто прохромала мимо, произнося, по её меркам, целый театральный монолог. Оставив позади шепотом переговаривающихся влюбленных, они с Элани оказались снаружи. Просторное, но запущенное пространство, под стать самому трактиру, не вдохновило бы на написание поэмы или картины. Взвившись спиралью, с шорохом носились первые опавшие листья; пустые бочки валялись тут и там. Дункан безалаберно относился как к общей зале и комнатам, так и заднему двору. Рассказы капитана Флинна находили вокруг массу доказательств своей правдивости. Возможности и потенциал были нехилые: если расчистить завалы, подстричь траву, можно было бы сделать отличный летник или террасу. Но громкий храп владельца и бывшего искателя приключений, доносящийся даже, казалось, до соседних зданий, ясно свидетельствовал о том, что Докам никогда не выпить пива на свежем воздухе. - Ой, - девушка, проводившая уже вторую ночь на коленях у Епископа, слегка поморщилась при виде Брай. Она прижала к себе канареечного цвета платье из дорогой ткани. Её тонкие белые руки, будто выточенные из мрамора, приятно гармонировали с рассыпанными по ним тёмно-коричневыми волосами. Не сказав ни слова, Брай схватила свободный таз, набрала в него воды, стянула со спины грязную рубаху. Элани распустила волосы и аккуратно сняла сапоги. Ощутив ногами холодную живую землю, эльфийка испустила стон наслаждения. - Ой, - снова отозвалась девушка, и быстро отвернувшись, просунула голову в платье. В районе почек у неё было несколько крупных синяков. Чуть выше лодыжек и кистей алели тонкие отметины. Она оглянулась так резко, что Брай попросту не успела отвернуться. - Что? – в голосе прозвучали нотки ярости. Отсутствие какого-либо акцента, областных признаков указывали на местное происхождение. Брай подняла глаза и вгляделась в бледное лицо с суровой отстранённостью Дейгуна. Брови – две ниточки – соответствовали веяниям последней моды. Ни одного шрама, ни одного дефекта не портили идеальную фигуру. Как можно было догадаться по брезгливо поджатым губам и лёгкой надменности, собственная красота не была для неё секретом. - Ничего. Перед глазами встало изображение этой же девушки через двадцать лет: полная и одышливая, сохранившая остатки былой изящности, но приобретшая несмываемые печати скорбности тяжелой жизни. Необразованная, без полезных навыков, оглупевшая от алкоголя женщина, сидящая на коленях уже не столь привлекательных мужчин, которые тоже бьют её, но уже не скрываясь. Эта картинка так подняла Брай настроение, что невольная улыбка растянулась от уха до уха. Шрам сложился пополам, рисуя на её щеке кривую, но отчётливую букву «У». Она не знала, откуда в ней столько злобы и обиды, но была рада даже маленькой фантазии упадка менее опасной, более спокойной, чем у неё, жизни. - Ты же, - девушка будто не заметила пугающей гримасы, - офицер стражи? Голос её слегка дрогнул, точно надломился. Глаза загнанного зверя - глухое отчаяние, подавляемое долгое время. Оно беззвучно кричало, махало руками, металось в черепной коробке. Улыбка Брай не пропала, но застыла неуместная и ненужная: старая кукла с прожженной рукой и огромной трещиной на фарфоровом лице. - Да, - еле выдавила она. Ей понадобилось волевое усилие, чтобы расслабить мышцы щёк. Осеннее солнце лениво вылезло из-за серой тучи. - Я… Громкий свист прорезал воздух как стрела. Так свистят гончим псам на охоте. Брай резко обернулась. В окне верхнего этажа виднелся Епископ. Девушка вздрогнула, медленно, будто ей было физически трудно сделать это, подняла голову и вскинула руку – то ли приветствуя, то ли прикрывая глаза от света. Лицо у неё словно втянуло в точку посередине, плечи взметнулись до самых ушей. Епископ перегнулся через подоконник, фыркнул. Высокий лоб, тонкие губы, точёные скулы казались неуместными на фоне покосившейся от старости рамы. На длинной шее вздулась яремная вена. Понять что-либо было решительно невозможно: он в бешенстве или рад? Епископ чуть мотнул головой назад и захлопнул окно. Его силуэт уже пропал из виду, а девушка всё продолжала стоять с поднятой рукой, слегка дрожа на ветру. Брай не знала, на кого именно смотрел мужчина, и была рада, что не успела ещё снять штаны. Ей вдруг стало противно. - Он бьет… - Мне пора! – агрессивный тон вернулся и, не оборачиваясь, незнакомка скрылась в темноте коридора. Брай опять представила её через двадцать лет и почувствовала невыразимую печаль. Пока она намыливала волосы, картинка испуганных зеленых глаз стала тусклее, но никуда не делась. Ненависть за то, что та свободна и не должна никуда идти, сражаться, работать, показалась постыдной. Ненависть за то, что у неё красивое платье и красивый мужчина – хотя последнее, ввиду новой информации, уже не казалось таким заманчивым – красивая кожа – что сказал бы об этом отец? Элани помогла ей вымыть спину. - Если он жестоко обращается с ней, мы его искореним, - догма богини Милики прозвучала медово сладко. Брай вспомнила все свои жертвы – лесных зверушек истерзанных во времена взросления. Прикосновения эльфийки перестали быть приятными. - Это не наше дело, - буркнула она и отстранилась. Процедуру закончили в напряженном молчании, после чего Элани ушла в комнату, громко захлопнув за собой дверь. - Другой человек! – Келгар с грохотом опустил на стол пустую кружку из-под пива. - Да, - кивнула Брай, усевшись напротив него рядом с Нишкой, - это правда. В общей зале было непривычно много народа. В солнечном свете летали пылинки. Сэл за стойкой полировал стаканы и что-то тихо напевал под нос. Епископ и его подружка сидели в дальнем углу. «Не думай о том, чего не в силах изменить», - слова отца ритмично повторялись снова и снова. У неё есть дела важнее, нежели помощь брезгливой девице с синяками на спине. - Ты как? – тифлинг чуть наклонилась в сторону и их плечи соприкоснулись. - Нога побаливает, - Брай благодарно привалилась к ней, заставив воровку затрепетать от удовольствия. Она обожала естественные моменты близости. - Какие планы на день? – спросил Келгар. После утренней уборки он чувствовал счастье и умиротворение. Нишкина босая нога, вытянутая вперед, лежала рядом с его бедром. - Если вы всё ещё хотите, запишем вам в добровольцы, а потом в храм. Последнее слово отдалось в них ударом молнии. Бессознательно переглянувшись, они тут же с ужасом отвели глаза. - Или, если не хотите, - спешно добавила Брай, заметившая выражения их лиц, - то я сама. - А что тебе нужно сделать в управлении? – спросила Нишка, поджимая ногу под себя. Келгар нахмурился. - Поговорить с Ро… Словно дожидаясь именно этого момента, дверь таверны раскрылась, в залу вошел Кормик. Его блестящая броня и длинный плащ стражи моментально обратили на себя внимание публики. Разговоры прекратились и даже, казалось, затих ветер, гуляющий сквозняком в коридорах. Инспектор хмуро оглядел залу, махнул Брай рукой, как бы подзывая к себе, и направился к свободному столику. Сцена не продлилась и тридцати секунд, но показалась Фарлонг длинной и вязкой, как тёмный зимний вечер. Два мордастых кадета, будто высеченных из грубого камня, двигались медленно и величественно. Части посетителей, словно кто беззвучно заорал «Пожар!», срочно понадобилось уйти. Взгляды оставшихся приковало к новоприбывшим тяжелой цепью бездельного интересна. - Доброе утро, - прежде чем сесть, Кормик провел по поверхности стула кончиками пальцев. Он привык к подобной реакции на значок в злачных заведениях, поэтому не позволил раздражению захлестнуть себя. - Здравствуй… - Брай замялась, - те. - Да ладно, - улыбнулся он, обнажив ряд белых ровных зубов, - мы же земляки. Он замолчал, ожидая, когда Брай сядет. - И ты здесь живешь? – его лицо не изменилось, но в тоне можно было уловить слабые нотки брезгливости. - Да, - Брай стало стыдно за то, что она – это она, - а что? Она подавила в себе желание оглянуться, точно причина недовольства этим местом находится за её спиной. - Ничего, - он сцепил челюсти, положил руки на стол, но тут же убрал – кто-то разлил на нём имбирный эль, поверхность была липкой. - Сейчас, сейчас, инспектор, - Сэл уже бежал к ним с тряпкой, заставив Брай покраснеть. Она не была ответственна за всю несуразность, за всю очевидную убогость дядиной таверны, но продолжала смущаться. Похожее чувство испытывают зрители, наблюдая бездарную игру актеров. Кормик смиренно ждал, пока бармен протрет стол. - Что-нибудь будете? За счёт заведения! – возможно громче, чем нужно, протараторил Сэл. - Нет. Ей подайте завтрак. Только оказавшись наедине, он продолжил: - Здесь вроде как заправляет брат Дейгуна? - Да, - она заметила направление его взгляда и прикоснулась рукой к щеке, пытаясь прикрыть шрам. - Послушай, - он резко дёрнулся вперёд, схватил её руку, притянул к себе, - я сюда специально пришел, чтобы сказать… Его ладонь была холодной и сухой. - Это всё… - несмотря на подготовленные заранее аргументы и отрепетированную речь, ему было трудно, - это всё не так… страшно. Он криво улыбнулся и разжал пальцы. Теперь рука Брай лежала на столе, подобная мертвой змее. - Мы говорим о том, что случилось в лавке, или о нападении? – она не смогла удержаться от уточнения. - У меня мурашки по коже, - Кормик невесело рассмеялся, - как будто мне снова пятнадцать и я сижу на кухне в вашем доме. - Мне сегодня как раз приснилось, - по-детски, что заставило Кормика замереть от удивления, улыбнулась Брай и снова дотронулась до щеки, - кухня… Она осеклась, вспомнив вторую часть сновидения. Рука безвольно упала на своё место. - Как ты себя чувствуешь? - Нормально, - Кормик – не Нишка. Брай не могла сказать ему про ногу, даже если бы та почернела и вздулась. Отчасти поэтому она хотела поговорить с Ро. Его отстраненную жесткость она понимала лучше, чем изменчивые метания инспектора. В отличие от её земляка, лейтенант оставался спокойным островком стабильности. Только несколько тучек в виде изменения протокола витали на небе, да пара недовольных взглядов-птиц. Это Фарлонг простить могла. - Значит, больничные можно отложить, - утвердительно кивнул Кормик, - у нас прорыв в деле: те бандиты из лавки Хагена немало наболтали. Брай нахмурилась. Наверняка слова задержанных активно расходились с отчётом. Это могло стать проблемой. - И об этом я тоже хотел поговорить, - Кормик пальцем указал Брай на лоб, точно прочитал мысли, - Ро рассказал мне о твоих проблемах с… пятый вымогатель – он там был заводилой, понимаешь? - Нет, - честно призналась Брай. - Если бы он сидел там с ними в кутузке, дожидаясь допросов, то накрутил бы всех, заставил молчать. Мы ничего не узнали бы, будь он там. А тут они все открылись, как бутылки вина в руках умелого пьянчушки. Всё вышло идеально. - Откуда тебе знать? Кормик осёкся. Дочь Дейгуна была абсолютно в своей манере; он сам предложил ей перейти на более близкий уровень, но подчинённые так давно не говорили с ним подобным тоном, что это сбивало с толку. - Потому что я уже десять лет работаю в этом проклятом городе, - сурово ответил он, - и отсюда и знаю – они все одинаковые. Этот хрен – Луказ – ничем не отличается от остальных. Он привлекался по целому вороху статей. На каторге даже успел побывать за, чертов выродок, изнасилование 14-летней девчонки. Вернулся Сэл с графином воды и двумя стаканами. Брай начала улавливать ход мыслей собеседника и надежда затрепетала в её душе маленьким огоньком: - Он был жестоким? - Он был мразью каких поискать. Хотя, - Кормик огляделся, - здесь несложно найти парочку. - То есть, если бы я его не убила, то мы бы получили на руки пятерых бандитов, немых как рыбы, а Хаген продолжал бы быть в опасности? И он был ублюдком, который портил жизни других людей? - Да. Брай откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. Она отвела взгляд от лица начальника, и теперь смотрела на истоптанные сапоги молодого матроса. Ноги у него были короткие и волосатые – одна штанина была порвана и висела кривыми полосками бахромы. Посмотрев в другую сторону, она снова наткнулась на зеленые большие глаза девушки в канареечном платье. Та смотрела прямо на них и что-то быстро шептала Епископу. - О чем ты думаешь? – осторожно спросил Кормик. Важный момент, когда нужно перевязать ранку, мог наступить прямо сейчас. Его смущала сумбурность их диалога. Брай посмотрела ему в глаза – медовые капли на серой радужке - и благодарно улыбнулась так широко, как только могла. Она наклонилась вперёд, обхватила пальцами стакан воды: - Я рада! – шаткое подобие того, что можно было бы назвать равновесием, воцарилось в её душе и приобрело образ Кормика, - я боялась, что он просто пешка – запуганный отец восьмерых детей, а девятый на подходе. Она рассмеялась, не в силах сдержаться. Кормика охватил холодный спазм восторга, озноб, как будто он услышал декламацию чудесного стихотворения, облеченную в смех дивную музыку. Облегчение – непередаваемое чувство, которое они оба очень давно не испытывали, осветило пространство серебряным теплым светом. Интимное чувство близости пронизало их с головы до пят. - А я боялся, что ты будешь посыпать голову пеплом до конца жизни. Но нет, ты – дочь Дейгуна. На этих словах Брай перестала улыбаться, но он не заметил. - Я ведь тоже, в какой-то степени, продукт его воспитания, - Кормик хмыкнул, - моральная ценность поведения или поступка определяется их полезностью... Он сложил локти на стол, закрыл ладонями глаза. Они снова замолчали, ощущая причастность к чему-то большему, чем они есть по отдельности. Фигура скрытного следопыта бросила на них тонкую, но тяжелую тень: они барахтались в ней, как в паутине, не в силах выбраться, но были относительно счастливы. Счастье, правда, состояло лишь в том, что они не чувствовали себя несчастными. Пасмурным осенним утром, после всех пережитых потрясений, этого было более чем достаточно. - А вот и завтрак! – Сэл ворвался в их тихую гавань с изяществом дикого кабана. Кормик медленно отнял руки, выпрямился. - Спасибо, - перед Брай спешно развернулся поистине королевский пир. - Я уже опаздываю, - перед ней опять сидел мрачный инспектор – гроза офицеров и заключенных, - как доешь, направляйся к Ро. Теперь над делом работает он, но ты на подхвате. Нужно быстрее делать карьеру, потому что в Черное Озеро прохода не будет ещё очень долго. - Хорошо, - она неуверенно взяла вилку. - До встречи, - он положил ей на плечо тяжелую руку, пару раз увесисто похлопал и двинулся к выходу. Остекленевшие глаза смотрели прямо перед собой. Кадеты вытянулись по струнке смирно и, дождавшись, когда он приблизится, выскочили на улицу. Чуть только дверь закрылась, к Брай подлетела Нишка: - Уж потереться о него – святое дело, - её громкий шепот заставил Брай прыснуть со смеху. Благодушное настроение после хороших новостей стёрло все переживания утра: кошмар, шрам и синяки на спине не забылись, но отошли в сторону, уступая место чему-то более светлому. Она была свободна от чувства вины. - Так и? – Келгар уселся на место Кормика и воткнул в сочную сосиску, специально принесённую для этого дела, вилку, - о чем болтали? - Нужно на работу. Будем определять моральность поступков их полезностью… - Ради лорда Нашера, - продолжила Нишка. - Ради лорда Нашера, - серьезно повторила Брай. Взрыв смеха заставил обернуться даже Епископа.