Стрелы и судьбы

Впервые за несколько напряженных дней, переполненных гомоном и спорами, Брай осталась в тишине и одиночестве. Нишка, Келгар и Элани отбыли в «Утонувшую флягу» с первыми признаками заката. Кормик, после того как принёс целый мешок платьев, юбок и корсетов, не появлялся. Ро не приходил с самого заселения. Кажется, он должен встретиться с дружинниками на перекрестке перед управлением стражей. Чёткие инструкции по этому поводу были нацарапаны на бумажке, которую Нишка непредусмотрительно забрала с собой. Брай нахмурилась, скрестила руки, но тут резко выкинула вперёд: тугой корсет, корректирующий осанку, не позволял совершать привычные действия. Позвонки заныли, недовольные рассеянностью хозяйки. Разозлившись однажды, она метнулась за кинжалом, чтобы разрезать ненавистные кожаные лямки и шнурки, как вдруг остановилась. «Нельзя», - приказала сама себе и с тех пор корсету ничего не угрожало. Она отвернулась к окну. Всё тот же пейзаж: липовое дерево с желтеющими листьями, соседний дом с высокими окнами и белыми занавесками, море. Она подумала, что никогда не купалась в море. Вспомнился небольшой дикий пляж на берегу реки, отделявшей их дом от остальной деревни. Она уходила на него иногда, собирая по пути травы. Наверняка, быстрый поток пресной реки, всё время будто сбивающий в направлении своего движения, не то же самое, что необъятное пенящееся море. Ох, как же Эми просилась с ней, когда узнала. Этот тихий, нетребовательный, по-детски заранее обиженный голос, просьба в форме утверждения: «Мне бы тоже хотелось пойти». Словно она не знала наверняка! Как же раздражала Брай эта манера строить предложения. - Глупость, - прошипела она, вспомнив, сколько сил понадобилось, чтобы донести до Кормика толику своих чувств и желаний. Теперь оказывается, она только со спокойной, податливой как влажная глина подругой была молодцом. Самоутверждалась ли, глумилась ли, определить было сложно. Сейчас же, за сотню миль от деревни и после нескольких недель с её смерти, все эти воспоминания жгли, скручивали, разрывали душу. И почему она не могла просто взять её на этот чёртов пляж? Мутное овальное зеркало висело напротив кресел. Новое отражение взглянуло на неё из-под аккуратно выщипанных бровей. Женщина, имя которой стёрлось в череде новых знакомств: высокая, обладающая солидным весом и ростом, широкими скулами и лицом в форме сердца – последнее добавляло её виду странной безмятежности, практически силой заставила Брай самостоятельно обучиться искусству коррекции бровей с помощью двух шёлковых нитей. «Пытка какая-то!», - окрестил всё Келгар, на чьих ручищах они с Нишкой тренировались, - «Я теперь какой-то плешивый…». Хохоча, Нишка поцеловала каждый гладкий островок в густых волосяных зарослях, впервые не скрываясь и не юля. Прятаться утомляло. В этой тихой квартире, словно отрезанной от остального мира, они перестали скрываться, самозабвенно отдавшись воле обоюдной симпатии. В камине горели дрова и уголь, и Брай вдруг почувствовала безграничную радость при виде них, полулежащих в груде подушек. Ей было особенно лестно воображать, что именно она – причина этой идиллической картины. Радость доставляла и новая стрижка. Волосы ещё пару месяцев не будут расти, а как начнут, то продолжат быть черными ещё около года. Только вот отвар, которым Воган под конец сполоснул ей голову – его личное изобретение и предмет необычайной гордости, не имел запаха, но был жгучим и вязким. Запрет мочить волосы десять дней вызывал в Брай чуть не панику – единственное желание на тот моменты было опустить голову в чан на заднем дворе и не вынимать минут двадцать. Прошло лишь три, а она то и дело кончиками пальцев массировала зудящую кожу. Но тогда, слушая о многочисленных плюсах едкого варева, она только и заметила надменную улыбку Кормика. Уважал ли он труд парикмахера, его чаяния и надежды? Понимал ли насколько важно для него то, что происходило в комнате? Для инспектора труд всей жизни этого человека был лишь мигом в череде жутковатых, пугающих событий, и полушагом на пути к утопической мечте. Проще говоря, ему было плевать на то, сколько бессонных ночей Воган провел в борьбе с упрямой формулой. Брай слегка покраснела. В последнее время, она только и думала, что о Кормике, о той его кривой улыбке. Он не был очевидно красив, как, к примеру, Епископ, но привлекателен и грубо по-мужски сексуален. Густые брови по форме напоминали распахнутые крылья орлана. Черты лица, особенно челюсть и скулы, были мягкие и плавные. Нос когда-то несколько раз поломан - дело рук дяди. А после хитрого прищура узких миндалевидных глаз, внимание привлекали тонкие губы. Когда он улыбался, от крыльев носа на щеках спускались две глубокие борозды, делая его образ зрелым. Опытность – вот, что можно было сказать при виде его профиля. Как он держал папиросу, зажав между большим и указательным пальцем, как выдыхал дым через ноздри, как внимательно слушал доклады подчинённых, чуть склонив голову на бок. В обычной кожаной броне, без длинного плаща и ножен с широким обоюдоострым мечом, он казался не таким тяжеловесным как в полном боевом облачении. Тяжести его виду прибавляла лишь короткая и широкая, как у молодого быка, шея. Голова была словно посажена на возвышение в центре широких плечей. Однако длинные мускулистые руки, мышцы на груди и плоский живот компенсировали недостаток фигуры. Брай могла думать об этом часами и не устать. Сейчас же, словно желая окончательно убедиться, что осталась совсем одна, она прошла из спальни в комнату с камином. Тусклые, остывающие угли тлели в куче пепла. Ещё раз взглянув на себя, теперь уже в другое зеркало, она представила, что бы сказал отец, и не смогла. В их доме было маленькое зеркальце в гостиной, рядом с широким столом, на котором обычно сушились травы, но Брай не помнила, чтобы глядела в него дольше пяти секунд. Теперь у неё формировалась новая привычка, и глаза, обычно побродив по комнате, предметам, мебели и присутствующим, неизменно находили зеркало, чтобы приклеится к нему намертво. Комната была смежной: другая дверь вела на кухню, откуда был выход в гостиную. Делать было нечего, поэтому медленно и торжественно, она прошла к печке, на которой громоздился медный таз, и опустилась на деревянную скамью. Из окна густым потоком вливался закатный свет. Руки её упали на колени, как у марионетки, чьи веревочки обрезало невидимое лезвие. Они теперь были тоже другие: на одной красовалась пара серебряных, недорогих, но элегантных колец, а на второй перчатка, которую нельзя снимать. Она дотронулась кончиками пальцев до щеки и почувствовала гладкую шелковую ткань. «Вуаль» - артефакт как раз для таких случаев, как у неё. Стоит лишь наложить зачарованную заплатку на татуировку, шрам или угорь, как она самостоятельно приобретает цвет и текстуру кожи. Одной вуали хватает на несколько дней. Для сохранности Кормик принёс сразу десять штук, пообещав восполнить запасы, как только понадобится. - Ну и дела! – восхищенно прогремел Келгар. Элани лишь любезно улыбнулась. - Прекрасно! – Нишка подошла к жрице сзади и навалилась, перекинув подбородок через плечо. Руками она обхватила её талию, сцепив пальцы над пупком. В последнее время, их отношения стали очень телесными и чувственными, отчего Келгар иногда нервно усмехался. И вообще с внешним видом теперь всё было решено: новая стрижка, новые брови, новая щека, новая одежда и обувь. Корсет для поддержания осанки и перчатка, которую ни за что нельзя снимать. - Даже если пойдешь с кем-то «наверх», - одними губами произнесла она и, желая как-то избавиться от этой фразы, высунула язык. Как хотелось бы, чтобы эти слова комочком упали на колени, а потом и на пол, и она придавила их каблуком женского и такого неудобного сапожка. И это тоже было частью особого очарования Кормика, его властности и силы. Как непринуждённо он произнёс это, глядя куда-то поверх её левого плеча. Так словно не сомневался: она периодически ходит с кем-то «наверх», и соблазнить мужчину или женщину для неё не составляет особых проблем. Или ей только казалось, что он думает о ней так? Какое вообще у него о ней представление? Она негромко застонала, раздавленная потоком неразрешимых вопросов. Ей вдруг стало очень страшно. Она ведь уже сидела как-то в одиночестве на кухне, а за окном шелестела липа. Утром перед Ярмакой Жатвы, пока ждала, когда придёт отец. И та мимолетная, ленивая и сонная мысль была чистой правдой: «идиллия не может длиться вечно». Знала бы она, как разорвет её жалкие представления о будущем судьба. Знала бы, что окажется в конспиративной квартире, затянутая в корсет, с двумя серебряными осколками на руках и минус одной лучшей подругой, то… что? Как можно предотвратить падение метеорита на голову? Уединение больше не приносило удовольствие. Она вскочила. Когда она одна, она думает об отце и Шае, «пришла бы она ко мне с тобой, то я был бы твоим батей», вспоминает в стельку пьяного дядю, «типа потому что Дункан был в него влюблен», «даже если пойдешь с кем-то наверх», Эми, Эми, Эми, Эми… - Черт возьми, - прохрипела она, попытавшись согнуться. Словно кто вогнал иголку между лопатками, - блять, блять…! Тоска набухала. Мозг заполонили образы: огромные умоляющие глаза Нишки на подходе в форт Локе, уродливая рожа некроманта, поцелуй Гришанка, раздавленный помидор, девушка в канареечном платье, чулан в здании стражи, а у Ро в войне банд погибла вся семья. Спасительный лязг метала, бряцанье связки ключей, щелчки. Брай метнулась к выходу из кухни и, буквально, влетела в Кормика. Чтобы удержать её от падения – ноги запутались в многочисленных складках длинной юбки – ему пришлось выронить из рук свою поклажу. На пол с оглушительным грохотом упала деревянная коробка. - Ох ты ж, - выдавил он, - Хрона… Отныне и до окончания операции это её имя. - Что это было? – в его голосе звучала искренняя тревога. Как же ей было стыдно, что свидетелем этого эпизода хлипкой паники стал именно он. Что почувствовал на себе её новоприобретенную неуклюжесть, убогую мучительную слабость. Вот – висит в его руках оледеневшей тряпицей и одно только в ней чего-то стоит – идеально симметричные брови. С другой стороны, как же она была рада, что вошел именно он. - Я просто, - досада постепенно утихала, боль отпускала, - почувствовала, что если останусь ещё немного одна… Она неуклюже выпрямилась, не зная, куда деть руки. Он держал её за плечи. - У тебя какие-то проблемы? – он не отпускал её, сильнее сжал пальцы, - Хрона, я – твой куратор. Расскажи сейчас всё. - Поговорим внутри, - Брай, как могла, выгнулась назад. Ей показалось, что за завесу пряных духов, которыми её облил Воган, пробивается вонь грязных волос. Лицо побагровело. Она отступила на несколько шагов назад, подождала, пока Кормик поднимет коробку, и, крутанувшись на каблуках, чуть не побежала в комнату с камином. Он неспешно закрыл дверь, то ли давая ей время оправиться, то ли намекая, что ничего не собьет его с серьезного настроя, прошел за ней. Коробка осталась лежать на низком столике в гостиной. - Ты нервничаешь, оставаясь в одиночестве? - Я, - она запнулась, как всегда запиналась, начиная предложение с местоимения «Я», - просто ты сказал, что ты – мой куратор, и я должна тебе говорить обо всём, что меня беспокоит... - Так и есть. - И ты сказал, что предстоящая миссия – это диверсия… - Разведка, - поправил Кормик. - Да, - Брай ещё плохо понимала значение слова «диверсия», хотя о разведке кое-что слышала от отца. Дейгун не любил разговаривать о войне и знаниями на тему делился неохотно. Охота – другое дело. - Продолжай, - мягко подтолкнул Кормик. - И ты намекнул, - она собрала в кулак всё своё мужество и красноречие, чтобы выразить чувства в той полноте, в какой хотелось, - что может понадобиться… я не знаю… «пойти наверх»… с коррумпированными стражниками? - О боги, - Кормик расслабился, мягко улыбнулся, прижал ладонь ко лбу, затем провел этой же ладонью по виску к подбородку, - нет. В смысле, да, я понял, почему ты так могла подумать. Я скорее имел ввиду… что если ты вдруг заведешь романтические отношения в образе Хроны Дэрин, не снимай перчатку и вуаль. Он тоже невольно думал о том странном комментарии, пытался проанализировать пусть не смысл, но тон, с которым он произнёс эти слова. Его бросило в жар. Раздражение дёрнулось в грудной клетке, как связанный по рукам и ногам, но ещё не отчаявшийся пленник. Брай не расслабилась, продолжила смотреть на него выжидающе. Прямая как палка, она теперь казалась выше, что поначалу могло сбивать с толку. В новой одежде, с новой прической её красота засияла более искусственными, ненатуральными, но утончёнными красками. Широкие плечи, затянутая в корсет талия, пышная юбка, добавляющая бёдрам объема. Он вспомнил, как вглядывался в неё в форте Локе. Угрюмое выражение лица и нелюдимость в общении никуда не делись, но это даже придавало ей загадочности, привлекательной недоступности. - А если так выйдет? - В смысле? – ему стало очень некомфортно. Словно перед ним в платье и корсете стоит сам Дейгун. - В смысле, я попаду в такую ситуацию, где деваться будет некуда... - Что ты имеешь ввиду? – в его голосе проскользнуло искреннее недоумение. Даже мнительной Брай не удалось бы считать тон как презрение или отвращение. Чего она не почувствовала, так это следующего после невероятного желания высмеять наивность, растоптать недалёкость, задушить глупость. Кормик сжал кулаки, чтобы ни в коем случае, не позволить себе выйти из себя, оборвать, напасть. Подобные вспышки начали происходить чаще, чем хотелось бы. Он боялся времени, когда спокойствие исчезнет совсем, оставляя только яростный поток в направлении всепоглощающей жестокости. - Я не знаю, - она раздраженно вскинула руки, - я не готова пойти на схватку с диким медведем, но если он напал в лесу, что останется делать? - Невервинтер - не лес. - Это полевые условия, - повторила она, услышанную когда-то от Ро, фразу, - всё, что угодно может произойти. Мне необходимо хотя бы знать, как уклониться в этом мешке, выйти из… я не знаю… Я не собираюсь никого соблазнять! Соблазнять будут меня! Кормик вдруг понял, что ни разу не спросил её согласия на проведение этой операции. Под ложечкой засосало, он нервно сглотнул. Ему и в голову не пришло: как спросить себя самого, хочет ли он участвовать в этом важном для города задании? Но она – другое дело. Да, несомненно, она была продуктом воспитания Дейгуна, но также и женщиной. Все аргументы, произносимые в длинных полуночных солилокивиях, вдруг превратились в умышленное отвлечение от коренных различий в восприятии, сознательное замалчивание рациональной опасности. Конечно, подсознательно он всё знал, всё понимал, но упрямо не хотел видеть. Стоит ли карьерный трамплин того риска, с каким она может столкнуться? Дружинники не всегда будут рядом. Он понял, почему тайными агентами редко назначают женщин. И, вот, не рассказав обо всех возможных сценариях развития событий и последствий, он просто сказал за неё «да». С его мужской точки зрения, жизненного опыта, разведка ни разу не была очень опасным занятием. Пару раз страсти накалялись, кто-то даже хватался за рукоять меча, но никто не смотрел на него, как на кусок аппетитного мяса. Он по-отечески, окончательно и без прикрас разволновался за свою подопечную. Всё-таки они одной крови, готовы рисковать, пусть даже и заставляют. Но она такая же неопытная, каким был он, когда пришел в Невервинтер. И, если подумать, его кураторша, а теперь невеста – его беременная невеста, будущая жена Брелейна, капитан всей стражи Невервинтера - научила его всему, что он знал о жизни, работе и любви. И научила, как соблазнять женщин. Он вспомнил, на что шел, ради успеха в поле, и слегка поморщился. А как ему научить женщину не быть, пусть соблазненной, а изнасилованной, задушенной, выпотрошенной? В желудке словно разлилась ледяная вода: о чем он думал? Это же четырехлетняя девочка, протягивающая ему платок. Захотелось схватиться за голову руками, но он удержался. Брай тревожно, словно наступила ногой на хитроумную опасную ловушку, решила смягчить тон: - Помнишь Флора? Кстати, всё время хочу спросить о деле… - Забудь. Ты мертва. Его помню. - Я думаю, что стражники, в большинстве своем, они как Флор. Ну, то есть, недалёкие… - она замялась, не зная как продолжить оскорбительную, возможно, мысль. - Недалёкие мужланы, тупые девицы? - Этот Флор пытался меня соблазнить, - Брай хмыкнула, потому что собственные слова показались ей комичными, карикатурными, - и это после сна в лесу, побега из логова людоящеров и… нападения на… - Я понял, о чем ты, - прервал её Кормик грубо, - и я знаю, как решить этот вопрос. Но мы вернемся к нему позже. Хорошо? - Хорошо, - Брай не кивнула и не улыбнулась, а только повернулась к тлеющему камину. Ей хотелось закончить своё предложение. Сказать «Западную Гавань» и ещё сказать «смерти Эми». Но было уже поздно. - И ему удалось? – попытка разрядить обстановку шуткой оказалась провальной. Со стороны могло показаться, что они на допросе. Брай хмыкнула. Новый уровень отношений, образовавшаяся после искреннего диалога ранним утром, ей нравился, но сравнить Кормика с Бивилом – единственная более менее тесная связь, после отца, с миром мужчин – было невозможно. Она никогда не думала, что Бивил интересен, или красив, или остроумен, или обольстителен. И ей было на Бивила совершенно плевать. Инспектор - другое дело. То, что она чувствовала было новым, сильным и упрямым. Единственная надежда - Нишка поймет и поможет советом. - Ты нервничаешь, оставаясь в одиночестве? Ответь односложно. - Да. - Почему? - В голове всё гудит, - короткие волосы обнажили скулы и уши, - воспоминания одолевают. Он подошел и встал рядом. Оба неотрывно смотрели в камин. «Она – не четырехлетняя девочка. Она пережила, сколько на несколько жизней не хватит», - подумал он и помрачнел. Ему не хотелось осложнять жизнь ни ей, ни себе. Интерес не должен распространяться за пределы профессиональных отношений. К сожалению, не помогало даже чёткое понимание этого факта. - А ещё я вся в этих слоях одежды, - точно пытаясь оправдать причину своего недовольства, она глубоко вздохнула, и корсет трансформировал вздох в невнятный всхлип, - всё время думаю, а если блейдлинги ворвутся? Я ничего не смогу сделать… - Да, оставлять тебя совсем одну – глупая идея, - отозвался Кормик и, сам себя не контролируя, положил ей на плечо руку. Каменная стойкость. Она не прогибалась под тяжестью, не кривилась и не морщилась. Она оставалась собой и под гнётом гнева, и под чистым выражением любви. Карие глаза в свете полуживого камина и догорающего заката стали по-кошачьи желтыми. Она чуть повернула голову, показав красивый изгиб шеи. «Беременная невеста, будущая жена Брелейна», - повторялось в его голове с интервалом в полминуты. Но сердце всё равно пропустило удар, когда она на него посмотрела. Вся эта интимность, витающая в воздухе: молодая неопытная девушка и матёрый, закалённый во всех печах наставник… Или ему всё только мерещиться? Беременная невеста, будущая жена Брелейна была другой. Это она была матёрой, закаленной во всех печах наставницей, а он молодым и неопытным юношей. Ему пришлось так долго завоёвывать её жесткое сердце, а тут, казалось, только руку протяни… Его мизинец коснулся её шеи. Она почувствовала таинственный призыв, распознать который была не в состоянии. В тазу разлилась непривычная истома, как тогда в темном коридоре при женских стонах. Это ощущение не на шутку пугало. Она отпрянула. - Извини, - тут же все внутренности перекрутило от отвращения к собственной чрезмерной нервности, - я просто сама… не понимаю… что происходит… Он устало кивнул. Так было лучше для всех. Одна только мысль, во что могло вырасти прикосновение этого чертового пальца, приводила в леденящий ужас. - Но ты же понял, о чем я? Я же стала красивая? – неуверенно спросила Брай, после короткой паузы. Поражало, насколько она ждёт ответа. Весь мир замер. Информация, о необходимости которой три дня назад не было и речи, вдруг стала ядром всего сущего. Утверждение подтвердило бы опасения, но и подарило бы невиданную ранее, желанную и странную надежду. Кормик, с присущей ему профессиональной серьёзностью, и бровью не повёл: - Ты и была красивая. - Нет, нет, - от волнения, она широко улыбнулась, отчего «вуаль» покрылась складками, - я была красивая для Флора, но ему сгодилась бы любая деревенская девка. А это совсем другое! Я стала красивая и для других. В качестве иллюстрации, она провела перед собой рукой от макушки до пояса. Хотя ответ она знала и сама. Все эти бесконечные вглядывания в окружавшие её зеркала раскрыли секрет: красота. И это новое приобретение было опаснее армии дуэгаров. Теперь иметь дело приходилось с совершенно незнакомой областью, доступ в которую был закрыт нелюдимой полудикой охотнице. Область взглядов, шепота, вздохов – область телесного. И теперь каждый встречный мог оказаться потенциальным врагом. Она вспомнила Гришанка и Нишку. - Брай, - забыв о собственном строгом наказе, сказал Кормик, - у меня есть теперь план, хорошо? Не беспокойся на этот счёт. Ты сообщила о проблеме, а я её решу: так это работает. Да, на тебя будут обращать внимания мужчины. Возможно, все мужчины на пути, но это не повод для тревог. Всё будет хорошо. Теперь ей захотелось обнять его, но заломив руки, отвернувшись и, насколько позволял корсет, сжавшись, она лишь замерла, слушая пронзительные крики чаек. - Пойдём, я тебе кое-что покажу, - не дожидаясь её реакции, он скрылся в дверном проёме. И она пошла сразу, не раздумывая и не стыдясь предыдущего эпизода. Лучше всего она себя чувствовала именно в таком мягко-приказном тоне. Внутри словно расправлялась пружина, когда она слышала: «Ответь односложно», «пойдём», «не беспокойся на этот счёт». Всё это были приказы Дейгуна, обернутые в голос и тело другого начальника. Сейчас без своих кос, одежды и оружия, и даже имени, ей хотелось сохранить лишь одно – это бессознательное чувство защищённости, когда кто-то другой проводит тебя сквозь невзгоды. - Ты знаешь, что это? – Кормик раскрыл перед ней футляр, обитый красным бархатом. Внутри стройными рядами лежали маленькие резные деревянные статуэтки. Она непонимающе переводила глаза с одной на другую. Буря в груди утихла, уступая место привычной мрачной сосредоточенности. - Шахматы, - в голосе его зазвучал трепет, сравнимый с произнесенным именем своего бога, - неужели не слышала? - Меня подруга как-то пыталась научить играть, только у нас были… типа такие пуговицы, - она соединила указательный и большой пальцы вместе, демонстрируя размер, как говорила Эми, то ли фишек, то ли шишек. - И они перепрыгивали друг через друга? - Вроде бы, - Брай тогда не проявила интереса; деятельность прибило к земле, на которой Эми заботливо расчертила палочкой сетку, как молодой цветок под гнётом холодного летнего ливня. - Это вообще не то! – глаза Кормика зажглись, - садись! Это уже не был Дейгуновский приказ – слишком радостный, слишком нетерпеливый. Он умело расставлял фигуры на обратной стороне коробочки: в раскрытом виде она представляла собой средних размеров доску, разделённую на квадраты из светлого и тёмного дерева. - Почему, ты спросишь, - хотя она никогда не позволила бы себе задать подобный вопрос, - я хочу научить тебя играть в шахматы? Тебе полезно знать! Брай ещё ни разу не видела его таким. Кормик вдохновлённый, Кормик взволнованный. Радовался ли он своей идее научить её чему-то или пытался искусственно сменить настрой? Шел ли сюда, трепетно предвкушая знакомство нового человека с чем-то столь ему дорогим, или использовал сейчас игру лишь как возможность убежать от неудобного разговора? Она снова широко улыбнулась в качестве сигнала – я принимаю решение тоже отступить. - Когда ты так улыбаешься, - и снова вернулся Дейгун, - «вуаль» морщится. Она задержала дыхание, словно пыталась остановить приступ икоты, и расслабила лицо. Забытое чувство обиды на отца за недооцененное старание проснулось, но тут же скрылась под давлением силы воли. Тем более, что Кормик снова вернулся на своё место: - Итак, - он растёр ладони, - что ты видишь? - Резные штучки… - Фигуры! – и продолжил чуть мягче, - Резные штучки называются «фигурами», - он указал сначала на ряд светлых, затем на ряд тёмных, - они бывают белыми и чёрными. А это, - палец стукнул сначала по светлому, потом по тёмному квадратикам на доске, - поля. Поняла? - Фигуры и поля. - Всего тридцать два белых поля и тридцать два чёрных. Видишь цифры и буквы? Ну, это позже! Сначала фигуры. Брай с ужасом подумала, что он может оказаться плохим учителем. Слишком необузданный, слишком динамичный. В отличие тихой Эми, рассказывающей о правилах «не того» с расстановкой и последовательностью, и Дейгуна – лучшего преподавателя, по её скромному мнению, во всём мире, Кормик уже успел обратить внимание на, очевидно, ненужные вещи, а затем резко вернуться к началу. - Вот это – Король. Самая важная фигура, - в его руках оказалась чёрная вытянутая статуэтка, увенчанная аккуратным шпилем, - его нужно оберегать и всячески защищать от любых возможных атак. Он практически беззащитен. Ну, о том, как фигуры ходят и бьют, мы поговорим позже. Брай нервно сглотнула. - Это – Королева. Самая сильная фигура, - статуэтка была чуть ниже и увесистее, и, в отличие от первой, «талия» её была тоньше, а вместо шпиля на верхушке красовался небольшой аккуратный шарик, - и самая дорогая. Королева стоит девять пешек. Он аккуратно, словно вещь была стеклянной, поставил Королеву рядом с Королем. Затем взял в руки одну из множества маленьких приплюснутых конусов: - Пешка самая слабая. В отличие от всех остальных, может ходить только вперед. - как в подтверждение своих слов, он приземлил её на два поля впереди изначального, - А это, - он тут же схватил маленькую резную лошадиную голову, - Рыцарь. Ну, это позже. Сначала, вот, Башня – стоит пять пешек – и Епископ - три, - он поднял самую, по мнению Брай, красивую фигурку, обладающую раздвоенным каплеобразным верхом. Брай хмыкнула. Перед глазами всплыло лицо таинственного посетителя из «Утонувшей фляги». - Рыцарь тоже три пешки. Понятно? - Королева – девять пешек, Башня – пять, Епископ и Рыцарь – по три. - Отлично! – Кормик просиял, - продолжим. Король может пройти на любое соседнее поле вокруг себя, но только на одно… За окном догорел закат: листья липы слились в сплошной поток черни, луна еле пробивалась из-за туч, завывал ветер. Когда Элани тихо зашла, пользуясь выданным Ро ключом – устройство замков не поддавалось её пониманию, но сам принцип использования не вызывал трудностей – давно перевалило за полночь. Она увидела два силуэта, склонившиеся над столом. Фарлонг избавилась от корсета, и теперь тот сиротливо лежал на полу. Кормик расстегнул пуговицы камзола. Рубаха без воротника казалась оранжевой в мерцании свечей. Элани лёгким шагом прошла к ближайшему креслу. Она плотно поужинала в «Утонувшей фляге» и даже позволила себе два стакана клюквенного сока. Налох, семенивший у ног хозяйки, довольно громко фыркнул. Ничего не произошло. Глаза были прикованы к происходящему на доске. Природа угрюмого молчания Брай не была для неё секретом, но подобной концентрации, предельной собранности и фокусировки она не видела, даже когда дочь следопыта стреляла из лука. - И что теперь?! – сердито спросила она. - Ходи! – хмыкнул Кормик. - Я могу только сюда. - Ну. Она резким, грубым и каким-то отчаянным движением сдвинула одну из деревяшек в сторону. Элани непонимающе моргнула. - Вот… и… - Кормик передвинул другую деревяшку, - всё. Шах и мат. - Давай снова, - грозно пробурчала Брай и он весело рассмеялся.