Стрелы и судьбы

      - Ну, ты просто представь, что ты – багбер! У тебя мама-багберша и папа-багбер… или, я не знаю, как устроено сообщество багберов у вас в горах. У тебя, может, большая община багберов, которые все твои мамы и папы… И вот ты живешь свою жизнь багбера, влюбляешься в милых багберш, с которыми знаком с детства, гуляешь под ночным небом, разговариваешь о жизни, обсуждаешь как всё происходит у багберов в штанах, что нового ты узнал за день… а потом приходят взрослые и говорят, что кучка сумасшедших уродов опять напала на них, опять убила твоих дядь и тёть, с криками: «За Айронфистов! За Серебряную МА-А-АТЬ», - для убедительности Нишка вкинула вверх руки, словно держит в них секиру и щит, - и так всю твою молодость! Твой старший брат уходит на охоту и потом его тело находят со стрелой в голове, а потом и тебе пора выходить за пределы поселения. Всё, о чем ты можешь думать, там они – плохие сумасшедшие дварфы. И вот, что я хочу сказать, для тебя-багбера Айронфисты – плохие ребята, которые злые и тупые, и убийцы, и осквернители!       - Нет, это ты не понимаешь, они – злые… и если бы я был багбером, то…       - Айронфисты были бы злыми! – закричала Нишка, не в силах сдержаться.       - Нет, погоди! Они – злые изначально!       - Вот, посмотри, - Нишка подошла к разложенной на столе шахматной доске, - белые и черные. Ты – эта белая пешка, и ты – враг этой черной пешки. Для тебя она – злая пешка. А для себя – добрая и хорошая. Да? А теперь представь, что ты – черная пешка! Кто белая пешка?       - Да ты задрала! Багберы – ужасные ублюдки по своей природе. Они своих детей не жрут только потому, что те невкусные! Черт возьми, у них глаза кровью застилает, когда они нас видят.       - А сколько вы их убили? Не говори, что вы – добрые жертвы, а они – плохие хищники. Вы все хороши! Всё, что я хочу сказать, жизнь сложнее, чем кучка злых ребят и кучка добрых ребят. Мы все – ужасные ублюдки по своей природе!       Келгар откинулся в кресле, закрыл лицо руками, затем скрестил их. Его лицо покраснело, на виске выступила вена. Он явно устал от этой беседы:       - И это всё началось с того, что я сказал, что как-то багбер выпрыгнул из засады и мой друг обосрался. Там вся суть была не в багбере, которого мы убили, кстати, черт возьми, а в том, ЧТО МОЙ ДРУГ ОБОСРАЛСЯ! Это смешно? СМЕШНО! Так и остался Кетил Обосранец. До сих пор, наверное, ходит с этой кличкой… кто тут злой в этой истории?       - Мерзкое общество злопамятных мужланов?       - Оно-то… наверное, так и есть! – хохотнул Келгар и нервно оглянулся, - ну, ладно, не важно. Давайте закроем тему?       Предложение прозвучало с раздражением. Нишка поджала губы.       Какое-то время Брай разглядывала их озлобленные лица, затем отвлеклась на проносящихся за окном птиц. Захотелось курить. Это было странное непривычное чувство, начинающееся где-то на задворках сознания. Сначала совсем незаметный, тлеющий шепот, в конечном итоге превращающийся во вполне понятную громкую фразу, всегда одну и ту же: «Хочу курить». Она как-то немного поразмышляла над происходящим, пока безуспешно пыталась уснуть, перегруженная бесконечными инструктажами и многоходовками. Когда хочется есть, бурчит в животе; горло пересыхает, если хочется пить. Но с папиросами всё иначе – дело не в лёгких, а именно в голове. Брай встала и подошла к окну. Юбки и корсеты остались в прошлом. На ней были привычные шерстяные штаны и аккуратная бурая рубаха с небольшой кожаной жилеткой – типичная одежда фермерши. На подоконнике стояла медная тарелка с десятком бычков и огнивом, рядом серебряный портсигар Кормика и мешочек с табаком, на случай, если папиросы кончатся. Брай рассеянно взяла в руки прохладный футляр, покрутила в руках. Каждый раз, прикасаясь к нему, она словно делала маленький шажок от той, кем была с Дейгуном, к той, кем становилась с Кормиком. И каждый этот шаг от образа, который знает и помнит отец, словно делал её менее правильной, естественной, возможно, счастливой. С другой стороны, она выполняет именно его поручение. Если бы не серебряные осколки, не было бы и всего этого.       Она с раздражением нажала на застёжку, пружинка расправилась, портсигар раскрылся в ладони. Аккуратные длинные цилиндры из тонкой бурой бумаги расположились ровными рядами готовые к употреблению. В них таилась непонятная легкость, умиротворение, спокойствие. Брай медленно провела пальцем по рядам от одного конца до другого. Цилиндры зашелестели проворачиваясь на месте.       Нишка подошла к ней, грубым движением взяла папиросу:       - Тем не менее, жизнь сложнее, чем «наши» и «ваши». Жизнь…- она затянулась от протянутого ей огонька, - очень сложная!       - Конечно, сложная, - рассердился Келгар, - все это знают. Не нужно думать, что… слушай, я понимаю, что она сложная! Не совсем идиот! А ещё я понимаю, что это понимание мне ничего не даёт. Ну и что, что я поставлю себя на место багбера? Понять, что они тоже чувствуют и любят, и страдают, и смотрят на звезды… зачем это все? Итак, сложно!       - Потому что жизнь сложная! – Нишка с раздражением стряхнула пепел в тарелку, - как жить без этого понимания в сложной жизни? Будет только сложнее, прости, друг.       «Другом» она называла его всякий раз, как разгоралась очередная ссора.       - Ну да! Но это не значит, что мы должны превращать простые смешные истории про обосранные штаны в долбанную дискуссию с шахматными примерами! Все живут по-простому в сложном мире: навешивают ярлыки, тупят, унижают других, просто потому что те другой расы, пола, социального слоя, и ничего – нормально. Им нормально! Может быть, тебе так сложно живется, потому что ты сложно ко всему относишься?!       - Ребята, - Брай вяло развела руками, - давайте как-то спокойнее.       - А ты чего вообще молчишь? – раздраженно спросила Нишка, - что тебе нечего сказать? Он наезжает на меня!       - Боги! Я просто хотел посмеяться над Обосранцем! А мне устроили головомойку, что я не люблю багберов!       Брай уставилась на шахматную доску. В голове было пусто. Из общей залы вышла Элани. Громкие голоса полные ярости смущали её. Увидев, что комната опять утопает в табачном дыму, она недовольно фыркнула.       - Я всегда ненавидела, - наконец выдавила Брай, - что мальчишки в деревне давали всем клички и унижали тех, кто слабее них или живет хуже. Меня они замечали редко, но другу моему досталось. Да, он был маменькиным сынком, но… Я, короче, против такого.       Она стряхнула пепел и толкнула оконную раму. Вид хмурой Элани раздражал. Это не Брай вдруг решила, что нужно уметь курить, чтобы не выделяться из толпы в таверне. И как сложно было начать, как неприятно, даже болезненно. Но она сумела выработать привычку. И что в итоге? Без осознанного применения, без конкретной цели она казалась угнетающей помехой, постоянным напоминанием новой внутренней несвободы. Сквозь завесу табачного дыма всё казалось чуждым, непривычным. А Кормик всё навешивал и навешивал новые требования, диктовал условия, добивался перемен. Казалось, что всё в ней из Западной Гавани вызывает в нём нестерпимое чувство досады. И Брай устала от этой требовательности и эгоизма; это не её вина, что он ненавидит их родную деревню! Но больше всего она устала от этого трепета, натянутости, дрожи, которой рябила ясная гладь их отношений. То схватит за руку, пока они играют, и переплетёт свои пальцы с её, то пройдёт мимо, не поздоровавшись, плюхнется в кресло, весь вечер будет игнорировать, хотя он – куратор, и не может позволять себе подобное поведение. Это совсем не одно и то же, что и с Дейгуном – понятным, прямым, как стрела, следопытом из Топей. Они работают вместе, а не в игры играют. Во всяком случае, не только в игры играют. Она ухмыльнулась, продолжая смотреть на шахматы. Победить ей ещё не удалось, но пару ничьей вырвать сумела. Она поперхнулась дымом, какое-то время сдавлено кашляла, затем снова погрузилась в размышления.       Чувство, что её принуждают делать что-то, на что она заведомо неспособна, давно пропало. Способна! Может сделать практически, что угодно. Только бы уже что-то делать, а не торчать в опостылевших четырех стенах. Две недели прошло с того их разговора у камина. Легенда переписана – она больше не купеческая дочь, а простая крестьянка. Об акценте можно не беспокоиться, о чтении тоже. Подготовка проделана – она знала имена всех нужных людей, как они выглядят, где их искать. Экипировка изучена – конечно, она привыкла к более увесистым и длинным лезвиям, но и я маленькими ножами наловчилась обращаться более-менее сносно. Она устала бояться таинственного страшного «поля». Всё не должно быть так сложно. Слежка – не высшая магия. Уж подслушать чужой разговор она сумеет и без каждодневных инструктажей.       - Ну, ладно. Не будет вам больше веселых историй. Усвоил урок.       - Ничего ты не усвоил, - буркнула Нишка.       - Ты меня достала!       Ответом послужил лишь нервный взмах хвостом.       - Все нервничают, потому что сегодня вечером начнется работа, - мягко проворковала Элани, проговаривая эту банальность скорее для своего успокоения, чем для других, - но ничего страшного не произойдёт. Всё будет хорошо!       - Почему всё будет хорошо? Всё хорошо? Всё сложнее, чем хорошо или плохо!       - Да раздери тебя Клангеддин!       - Хватит! – Брай сделала шаг вперёд. Корсет чуть-чуть помог: она меньше сутулилась, что придавало её фигуре весомости, стати, - всё, правда, сложно. Единственное, что я знаю, и могу утверждать наверняка: мы можем положиться только друг на друга! Мы все должны прикрывать друг друга, как фигуры… ладно, к черту шахматы. Мы все – команда. Хватит собачиться!       На неё без энтузиазма взирало три пары глаз. Пробормотав что-то про доблесть клана, Келгар вышел из кухни. Элани спешно последовала за ним.       - Ну, разве тебя не раздражает этот тупоголовый болван? – Нишка проводила их презрительным взглядом.       - Меня сейчас всё раздражает, - Брай выкинула окурок в окно, - сегодня хотя бы начнём делать дело.       - Кормик слишком носится с тобой. Эта лишняя неделя для дополнительной подготовки… Что тут готовить ещё? Разве что он пытается перестраховаться. Слишком прикипел. Ещё вся эта хрень с шахматами…       - Шахматы – это здорово!       - Просто уже потрахайтесь.       - Что ты несе…       - Да я шучу, Брай, - хохотнула Нишка, - ой, Хро-о-она! Всё нормально! Нормально. Не злись.       - Я… - Брай хмыкнула, - это странно! Ты меня нервируешь.       Нишка смерила её выжидающим взглядом, как бы призывающим к откровенной беседе.       - Я не знала, что ты куришь, - Брай, как могла, попыталась сбить её с этого настроя. Ей не хотелось заканчивать разговор, но и продолжать его в том же духе было сложно. Если Нишка в плохом настроении, это настоящее испытание.       - Ну, тяжело не закурить в доках, когда ты брошенная всем миром сирота… и как он вообще может осуждать меня, за то, что я осуждаю его?! Хотела бы я родиться в клане, где все друг за друга горой? Эээ… да!       - Где тебя до конца жизни будут называть Обосранцем, если ты случайно навалишь в штаны?       - Ну, да, это отстой. Но он же оттуда ушел, и я бы ушла.       Опять повисло напряженное молчание.       - Ты думаешь, что Кормик слишком носиться со мной?       Нишка устало вздохнула:       - Он печется о тебе – это хорошо. Идея с курением странная, но… может быть, он и прав? Здесь, правда, много курят. Это же столица, не болото какое. И это хорошо, когда кто-то печется о тебе, даже если это тупоголовый болван.       - Он довольно умный, - слегка обижено ответила Брай.       - Да я не о нём… не знаю! – она отвернулась, вздохнула, подняла глаза, словно ища Келгара на прежнем месте, - Кормик – нормальный мужик.       - И я тоже не о нем. Келгар – довольно умный.       - Да ладно! Он говорил, что если очень-очень быстро пить пиво, то мозги не успеют понять, что это пиво, и ты не опьянеешь!       - Это же, очевидно, шутка очень пьяного веселого дварфа, - вздохнула Брай, - Нишка, хватит на него бросаться, потому что он родился в клане, где все друг за друга горой, и видит мир немного более радужным, чем брошенная всем миром сирота.       - Я не осуждаю его за это!       - Но это выглядит так… Словно ты наказываешь его за что-то. Он просто хотел нас рассмешить историей…       - Совершенно идиотской историей!       - …про его друга, который...       - Обгадил штаны! Мой утонченный вкус это оскорбляет. Разве нет?       - Короче, ладно, - Брай обогнула стол, - сейчас придет Ро, и мы пройдём мимо постов. Можешь прогуляться с нами до лавки Сэнда. Обсудите свои утонченные вкусы.       - Ой, да ладно, - рассмеялась Нишка и уже хотела ответить что-нибудь язвительное, но Брай ушла.       В комнате было светло и удивительно просторно. Белые стены отражали солнечный свет, воздушные занавески слегка подрагивали от сквозняка. Из приоткрытого окна доносились отдалённые звуки оживлённой улицы. Элани и Келгар сидели на софе. Увидев Брай, они не прекратили разговор, но слегка приглушили голоса.       -…лучше сходить туда всем вместе.       Брай тихо подошла к креслу и оперлась о его спинку локтями.       - Хорошая идея. Думаешь, они тебя ещё не забыли?       - Не забыли, конечно. Я там шороху навел, - Келгар ухмыльнулся, замолчал, посмотрел в сторону. В ярком солнечном свете его каштановая борода отливала золотом. Волосы Элани превратились из медных в рыжие.       Брай хотелось сказать ему, что история была смешной, что Нишка неправа, что всё, как бы банально это не звучало из уст Элани, будет хорошо. Но она не могла выговорить ни слова. Не могла даже сформулировать подходящие предложения в голове. Так и застыла с непроницаемым видом, не в силах оборвать свои мысли. Это ведь всё не важно. Они просто мучительно ожидают развития событий, запертые в маленькой квартире, как те зомби из руин. Ожидают долго и все устали, и все злы. И это всё, все эти ссоры и глупые рассказы, и усталость, и снова ссоры, от их скуки. И это не её вина. Чего тут стыдиться? Если бы они только оставили её наедине с размышлениями о партиях, анализом ходов, с её новым увлечением, подаренным Кормиком, но она ведь не может находиться в одиночестве - задыхается и не может перестать думать о нападении, мечется по квартире, стонет. А если она не одна, то даже одно их дыхание выводит из себя. И всё кажется каким-то тяжеловесным, неразрешимым. И всего этого так много, что попросту невозможно открыть рот и сказать: «История была смешной. Нишка неправа. Всё будет хорошо».       Послышался привычный тайный стук. Со вздохом облегчения Брай прошла к двери.       - Пора, - сурово приказал Ро.