Чужая душа

Катя Калинина, 16 лет       После похорон. Школа.       Я стояла у окна в своей комнате. Сзади, приобняв меня за плечи, стоял Рустам. Мы молчали. Да и о чём, собственно, говорить? Как в моей голове постоянно прокручивается та страшная и нелепая смерть, последние слова Данила? Что я рву себя изнутри на части из чувства вины?       — Я даже не знаю, что говорят в таких случаях, — тихо сказал Рустам, поглаживая мои плечи. — Я не так хорошо знал Данила, как ты и Артём, но он был хорошим парнем. Я даже не представляю, что чувствует Таня сейчас…       При упоминании имени подруги слёзы снова начали подступать.       — Не оставишь меня? Мне хотелось бы быть одной, — слегка повернувшись к Рустаму, сказала я едва слышно, стараясь сохранять лицо. Парень посмотрел на меня с сомнением, но всё же кивнул и вышел.       Мне стало трудно дышать, я открыла окно. Несмотря на то что был ясный солнечный день, а вид из окна был таким красочным и живописным, мне казалось всё серым и тоскливым.       Спустя какое-то время ко мне зашёл Артём. Он, медленно подойдя ко мне, положил свою руку на мою и тяжело вздохнул.       — Мы с Даней мечтали оторваться на выпускном, устроить фейерверк. Большой фейерверк, чтобы вся округа переполошилась, — задумчиво сказал брат, смотря в окно.       Слова Артёма резанули мне по сердцу. Я закрыла глаза, стараясь дышать ровно.       — Я позволила ему умереть… — слова вырвались из меня сами. Я вцепилась в подоконник так сильно, как могла. Он затрещал. Брат оторвал мои руки от подоконника и крепко прижал меня к себе, потом немного отстранился и взял меня за подбородок, чтобы наши взгляды встретились.       — Ты ни в чём не виновата, — твёрдо сказал Артём, проникновенно смотря глаза в глаза. — Я более чем уверен, что, если бы Даньке дали ещё один шанс, он поступил бы точно так же.       Я дёрнулась, пытаясь вырваться из рук брата, и у меня это получилось. Я заметалась по комнате и начала говорить резко и на повышенных тонах.       — В том-то и дело, что это моя вина, понимаешь? — я остановилась и посмотрела на Артёма, поджав губы. — Я позволила другому человеку сделать то, что должна была сделать сама, и умереть. Какой я лидер после этого? Какой, скажи мне?       Я подошла к Артёму настолько близко, насколько это было возможно, и посмотрела ему в глаза так, будто пыталась найти в них ответ на свой вопрос. Артём молча взял меня за руки.       — Ну, пошла бы туда ты, а не Даня, и? Что бы изменилось? — брат говорил спокойно, но довольно жёстко. Взгляд его был суровый. — Сегодня бы мы хоронили тебя, да? Филат — охотник, хоть и бывший, но тем не менее. Думаешь, он не обучил свой сброд всем премудростям старого ремесла? Их 15 человек, 15! А ты одна! Ну, поймали бы они тебя и в лучшем случае убили, а в худшем… Даже представить боюсь… — Артём извергал слова, будто огнедышащий дракон. Я не смогла выдержать его взгляд и отвела глаза. Брат поднял мне рукой подбородок. — На меня смотри!.. Нельзя сейчас поддаваться чувству вины. Твои враги так и ждут момента твоей слабости. Нельзя им это показывать. Ты меня поняла?       Я понимала, что брат прав, и кивнула Артёму. На этом наш разговор был окончен, и мы просто стояли у окна, крепко обнявшись.       Впереди оставалось самое тяжёлое: разговор с Таней.       … Дверь открыла Танина родная бабушка. Мы обменялись приветствиями, и женщина проводила меня в комнату подруги.       Таня сидела спиной к двери возле детской кроватки, покачивая её. На похоронах девушки не было, но тем не менее она была во всём чёрном: свободный балахон, платок на голове, полностью скрывавший её волосы.       — Он очень хотел девочку… Говорил, что назовем Олесей, — не поворачиваясь, сказала Таня, в голосе её прозвучали нотки истерической усмешки. — Но теперь он уже никогда не возьмет на руки нашу девочку.       После этого Таня медленно повернулась и скользнула по мне взглядом. У неё он был абсолютно пустой и ничего не выражал. Я не знала, что говорить. Да и что говорить: сейчас не помогут никакие слова.       — Я пришла узнать… как вы? — пролепетала я. Ей-богу, лучше бы молчала! Взгляд Тани не изменился никак, был всё такой же отстранённый и пустой.       — Честно? Не знаю… — помолчав, произнесла Таня, голос её был ровный, словно она рассказывала параграф по истории. — Я потеряла человека, который был мне дороже всех на свете, а внутри… Ничего. Я ничего не чувствую, совсем. Будто часть меня умерла с ним и её больше нет. У меня нет слёз, чтобы оплакать, нет боли от потери, которая разрывала бы моё сердце. Ничего нет. Одна лишь тёмная и непроглядная пустота.       — Потому что ты ещё не приняла это… — шёпотом сказала я сама себе, но Таня это услышала и метнула в меня прожигающий взгляд. Я стала говорить громче. — Когда ты всё осознаешь, боль появится, и она будет ни с чем не сравнима, но… Время будет идти, боль станет не такой острой, но не утихнет никогда. И к чёрту всех тех, кто говорит, что время лечит! Ничего оно не лечит! Но одно я могу сказать точно: если создать из боли щит, то она сделает тебя сильнее, — я немного помолчала, а потом добавила. — Филат ответит за это, обещаю тебе.       Я знала, что мои слова поддержки возымеют скорее обратный эффект. Но также я хорошо понимала, что жалость Таньке была сейчас нужнее меньше всего. И действительно, Таня задумалась над тем, что я сказала. Помолчав, она вдруг резко спросила, пытливо смотря на меня:       — Почему ты не обратила его?       Я ожидала этот вопрос, но внутри меня всё сжалось. Мой ответ, вероятнее всего, не понравится подруге.       — Я собиралась… Но Данил отказался. Сказал, что не создан для нашей жизни, — осторожно проговорила я, наблюдая за реакцией Тани. И, конечно же, я не ошиблась. Таня вскочила и начала орать на меня.       — Отказался? Ты дала ему право выбора, когда он был на смертном одре? Нет, ты позволила ему умереть, хотя знала, как он мне дорог! Ты испугалась взять на себя такую ответственность. Вот и всё! — Таня была в бешенстве. Казалось, ещё чуть-чуть и в меня ударит молния.       От шума дочка заплакала, и подруга нервно начала качать кроватку. Я встала и, стараясь сохранять спокойствие и не пугать ребёнка, сказала:       — Мы с тобой, как никто другой, знаем, каково это жить без права выбора. Думаешь, если бы я обратила его, он был бы благодарен?.. Ничего подобного. Данил бы возненавидел нас всех, и тебя в том числе.       — Ты и твой проклятый гуманизм убили его! — шипела Таня, её трясло от ярости. — Убирайся из моего дома!       Я не стала дожидаться второго приглашения уйти и вышла. Когда-нибудь Таня сможет это принять и понять.       … Приехав к себе домой, я сразу легла спать, не раздеваясь. На меня накатила дикая усталость.       Проснулась я от какого-то монотонного, но ощутимого покачивания, было довольно прохладно в комнате. В голове промелькнуло: Артём что-ли?.. Но тут в нос ударил резкий запах до боли знакомого парфюма. Я с трудом распахнула глаза и увидела перед собой Диму, он нёс меня на руках. И была я вовсе не дома, а в лесу. Что за ерунда?       Я заглянула за плечо Димы, передо мной открылась дикая картина, как из фильма ужасов. Возле одной из берёз возвышалась гора трупов: с отрубленными конечностями, вырванными сердцами, а некоторые просто были выпотрошены. Земля была пропитана кровью. В дупле дерева красовалась голова Филата…       Меня пробрало от ужаса: неужели это сделала я? Но как? Я совсем ничего не помнила.       Донеся до машины, Дима усадил меня на переднее сиденье. Только тут я заметила, что вся с ног до головы покрыта кровью, а моя одежда вся изрезана и местами разорвана, но на мне самой ни одной царапины. Тем временем Дима тронулся с места, и мы поехали.       — Это что, опять из-за медальона? — сформулировав, наконец, фразу, спросила я с нескрываемым страхом. Но Дима молчал, бросив на меня лишь быстрый взгляд и поджав губы. Я решила, что просто обязана его разговорить: Дима явно был в курсе того, что произошло. — Скажи хотя бы, куда мы едем?       — В клинику, — резко ответил Дима и прибавил скорость. Взгляд его был мрачный, но чётко проглядывался испуг. Дима явно раздумывал, стоит ли отвечать на мой немой вопрос: зачем? Собравшись, он всё же ответил. — Полагаю, ты беременна.