***
Сегодня ночью всё должно было свершиться: мы либо спасём Алису, либо разделим с ней печальную судьбу. Третьего не дано. Под покровом ночи Лизу будут перевозить в штаб Ми-6 для дальнейших разбирательств — Аркаша, умница, договорился. Дима убедил Рустама в необходимости отдать Лизу спецслужбам. Парень после долгих уговоров со скрипом, но согласился: он считал, что это дело охотников — линчевать убийц, а Ми-6 пусть дальше занимается насущными человеческими проблемами и не суётся в дела союзников. Но отец доходчиво объяснил сыну, чем грозит упорство второго. И нет, с Димой мы не помирились, и сделал он это не ради меня, а ради старого друга. Ведь Лиза — родная дочь Аркадия. Я сидела на кухне, подкреплялась перед делом, когда в дверях появился Волков. Не дом, а проходной двор. Впрочем, я не была удивлена визиту «приёмного папочки». Разговор должен был состояться значительно раньше, меня спасало от него лишь то, что у доктора была внеплановая поездка в Москву. Но он вернулся и сейчас начнёт меня лечить. Роман был очень зол: лицо его сморщилось в сердитой гримасе, а губы сжались до побеления. Он не торопился подходить ближе, пристально разглядывая меня, стоя на пороге кухни. — Доигралась? — выдавил из себя Волков, судорожно то сжимая, то разжимая кулаки. Мужчина сделал шаг вперёд. Видимо, терпение его лопнуло, потому как в следующую секунду он уже орал на меня. — Кто дал тебе право принимать подобные решения без моего ведома?! Мало того, что ты самовольничаешь, так ещё и потеряла МОЕГО человека! — твоего человека? Ничего не перепутал? Я могла высказать Роману много «приятного», но молчала, ожидая конца гневной тирады. — Какого чёрта ты влезла в дела охотников?! Пусть сами разбираются между собой. Распалась бы каста, и дело с концом. А ты взяла и развязала войну… — Волков резко замолчал. В глазах его промелькнуло озарение. Я догадывалась, о чем думает злой гений. — Не может быть… Ты сделала это ради своего глупого мальчишки… — во взгляде Романа чётко читалось отвращение и неприязнь вперемешку с горьким разочарованием. — Что стало с той Ариной, которую я знал?.. Знаешь, я долго терпел твои выходки, но сейчас ты переходишь все границы дозволенного, и вынуждаешь идти меня на крайние меры. Я тебе обещаю, Мамедов-младший умрёт… — Только попробуй тронуть его! — сорвалась я, рявкнув в ответ. Ярость ярко-красной пеленой окутывала мой разум. Если с головы моего любимого хоть волосок упадёт, я размажу кишки этого ублюдка по стенке. — И я за себя не ручаюсь… — И что ты сделаешь, милая? Убьёшь меня? — усмехнулся Волков, изогнув губы в неприятную улыбку, но трясущиеся руки выдавали его состояние: Роман был в бешенстве. — Меня, человека, который подобрал тебя, когда ты осталась одна, который дал тебе смысл существовать дальше, который вернул тебя с того света, который вырастил тебя как собственную дочь, который всегда заботился о тебе, следил, чтобы ты ни в чем не нуждалась… Вот какой благодарностью ты хочешь мне отплатить, Арина? — и снова этот разочарованный взгляд. «Подобрал» — верно, как щенка с помойки и сделал своей игрушкой. «Как собственную дочь» — может, потому что твоя родная дочь сбежала от тебя, сверкая пятками. Странное у Волкова понимание «заботы»: приказывать убивать всех тех, кто по его мнению опасен. Роман разжигал всё больший и больший огонь ярости во мне. Уйди в закат, душный человечишка, пока я ещё держу себя в руках. — Я тебя предупредила, — коротко бросила я, с трудом сохраняя самообладание. — Не забывай, кто перед тобой, — последние мои слова больше были похожи на змеиное шипение, нежели на человеческую речь. — Кажется, это мне пора напомнить, кто перед тобой, — после этой фразы Волков достал из кармана тот самый стальной шарик «пыток», какой был и у меня, но его прибор был модифицирован, как минимум, внешне: он сверху донизу был покрыт какими-то символами, кажется, латынь. Я отступила назад. — Я сделал отдельную Сферу для тебя, милая. Позволяешь себе слишком много в последнее время, — холодно произнёс Роман с циничной улыбкой. — Если захочу: твоя кровь закипит, как вода, или станет льдом, а может и тягучим гелем… — мужчина безумно усмехнулся. Весь его вид кричал: «Я это сделаю с тобой. Впредь будешь послушной девочкой.» — Не смей! — закричала я и метнулась в сторону мерзавца, чтобы отнять то, что может причинить мне боль, или нанести вред моим детям. Но Волков оказался проворнее, Сфера щелкнула, и в мгновение онемевшие ноги заставили меня упасть перед ублюдком на колени. Я перестала чувствовать свои конечности, холод быстро сковывал всё моё тело и медленно подбирался к сердцу, кровь заледенела и больше не циркулировала на замёрзших участках. Стало трудно дышать, разум помутился: он был на грани отключки. А потом я ощутила пинок внутри живота и всё резко прекратилось: лёд оттаял так же быстро, как им стал… Я медленно поднялась с колен под ошарашенный взгляд Волкова, мужчина тряс сферу и лихорадочно переключал режимы в абсолютном непонимании того, что происходит. И только я догадалась, что это было. Мои малыши спасли меня. Кровь охотника, текущая в их жилах, отразила удар. С дьявольским оскалом я двинулась на Романа: теперь ему ничто не поможет. — Стой, где стоишь! — испуганно крикнул Волков, отступая назад под моим гневным взглядом, я же продолжала приближаться к мужчине. — НИКТО не смеет приказывать мне, Арине Исаевой — шестнадцатой графине Катарине Гернштальд, НИКТО не смеет меня унижать, — мой зловещий шёпот звенел в каждом уголке дома. — Убирайся отсюда и никогда больше не возвращайся! Я даю тебе последний шанс — шанс на жизнь, — (зря, надо было всё же убить его тогда, пока была такая возможность). — Ни я, ни «Чёрная лагуна» больше не станут тебе подчиняться. НИКОГДА, — огромным усилием воли я подавляла в себе желание схватить Волкова и отрезать от него по кусочку, пока этот гад будет издавать предсмертные хрипы. — И да, если хочешь убить меня — убей. И нет, я не боюсь смерти. Мама всегда говорила, что нужно бояться потерять не жизнь, а душу. Роман выставил руки перед собой, обороняясь, я двинулась на мужчину, но тот резко обогнул меня, встав лицом к двери, я машинально развернулась и оказалась спиной ко входу в кухню. Грубо говоря, мы поменялись с ним местами. Вот глупец, он же только что перекрыл сам себе шанс на спасение. Сразу видно: в школе учился плохо. — Раз уж ты заговорила о Софи, то тебе следует кое-что знать о ней. Видит Бог, Арина, я хотел оставить у тебя светлые воспоминания о матери и до последнего надеялся, что ты одумаешься, и мне не придётся этого делать, но теперь терять нечего, — снова заговорил Волков, в глазах его читался страх. Чего он боялся больше: меня или смерти? Думаю, всё же второго, хотя в его понимании я и есть смерть. Роман никогда не отличался особой храбростью, он всё делал только ради того, чтоб спасти свою шкуру. Всегда. — И что ты можешь мне сказать? — усмехнулась я, сверля мужчину взглядом. Гнев мой немного поутих от осознания того, что я уже победила, а Роман из последних сил пытается наставить меня на путь «истинный». Волков достал из внутреннего кармана куртки несколько сцепленных между собой листков и бросил на стол. — Что это? — спросила я, не двинувшись с места. Что за бумажки о моей матери он хочет мне показать? Я напряглась не на шутку, ведь от Волкова можно ожидать чего угодно. — Скажем так, это что-то вроде «договора купли-продажи», — произнёс Волков с усмешкой и торжествующе окинул меня взглядом. Что он только что сказал? Я отказывалась понимать, к чему ведёт Роман. — По этим документам ты принадлежишь мне. Твоя мать отдала тебя мне за очень хорошее вознаграждение, — ядовитая улыбка появилась на лице Волкова. Нет, нет, нет! Это всё ложь. Сплошная ложь. Мама никогда бы так не поступила. Волков просто пытается вывести меня из равновесия. — Не веришь, — усмехнулся Роман с нескрываемым нотками издёвки, заметив моё смятение. — Посмотри бумаги. Твоя цена — лишь 900 тысяч рублей, Арина… — Ты лжец! Это всё враньё! — кричала я, срывая голос. — Убирайся, ублюдок! Пламя ненависти и ярости запылало во мне с новой силой. Я собиралась уже «помочь» Волкову покинуть этот дом, но чья-то сильная рука крепко схватила меня за плечо, остановив мою попытку разобраться с так ненавистным мне человеком. В следующую минуту Дима уже за шиворот тащил Волкова к выходу. Я прекрасно слышала о чем говорили мужчины, но не понимала значения слов, ибо моя голова вся целиком и полностью была занята тем, что пыталась переварить слова Романа, и эти документы… Дрожащей рукой я потянулась к бумагам. Всего лишь несколько предложений, написанных до боли знакомым почерком, и витиеватая роспись, легко идентифицирующая своего автора, способны в миг разрушить все те воспоминания, что грели душу годами, поднимали с колен в сложное время, напоминали о том, ради чего стоит жить дальше… «Я, Сафранова Софья Алексеевна, в случае своей смерти и смерти моего мужа прошу передать опекунство над дочерью, Исаевой Ариной Александровной, Волкову Роману Валентиновичу…» «Я, Волков Роман Валентинович, обязуюсь инсценировать смерть Сафрановой Софьи Алексеевны и Исаева Александра Евгеньевича по достижению их дочери 10 лет…» «Перевод от Романа Валентиновича В. Сумма: 900000 руб. Получатель: Софья Алексеевна С…» Перед глазами всё поплыло. — Нет, нет, нет… — шептала я, а слезы уже сами по себе текли по щекам. Жгучие боль, обида, разочарование и ненависть к самой себе переполняли меня всю и щемили сердце, не оставляя внутри свободного пространства и доводя до дикой истерики. — Как она могла?! И вновь очередная волна неистовой ярости потопила мой самоконтроль. Я выпала из реальности… … В чувства меня привёл перепуганный голос Димы, мужчина то легонько тряс мои плечи, то похлапывал по щекам. С трудом сфокусировавшись, я окинула мутным взглядом кухню: она была разнесена в хлам, словно по ней прошёлся ураган. Стол и стулья были переломаны без шансов на восстановление, на полу валялись осколки разбитого окна, шкафчики кухонного гарнитура с нижней стороны были насквозь проткнуты всеми возможными ножами, что находились в доме, дверцы шкафов были вырваны с корнем, а побитая посуда горой обломков красовалась у противоположной стены. Сама же я сидела на полу в дальнем углу помещения и тихо всхлипывала, а в руках был зажат корень зла — те самые бумаги. Дима осторожно поднял меня, вытирая ладонью солёную воду с моих щёк. Я подняла на мужчину заплаканные глаза и протянула ему документы. — Как она могла?.. — с болью прошептала я и, вновь захлебываясь слезами, уткнулась в плечо Димы. Мужчина выхватил из моих рук бумаги и быстро начал перелистывать страницы. — Это какая-то ошибка… — тихо произнёс Дима, снова и снова шурша страницами туда и обратно, словно содержание их должно было вот-вот измениться. В конце-концов, он швырнул бумаги на пол к остальной куче мусора и крепко обнял меня. — Ты знал? — спросила я, опустошенная до предела узнанным. — Нет, конечно, нет! Клянусь, — успокаивающе прошептал Дима и ещё крепче прижал к себе. Безопасность — то, чего я не чувствовала последние три дня, и сейчас я нашла её в объятиях отца моего любимого. Как же это странно. — Тебе лучше остаться сегодня дома, Катя. Мы справимся без тебя. — Нет! Я заварила эту кашу, мне и расхлёбывать, — проговорила я, отстранившись и быстрыми движениями вытирая слезы. — Ну, тогда нам пора ехать. — Ой! — резкая боль внизу живота спутала все мои карты. — Дима… — жалобно произнесла я, хватаясь за живот. Дима тут же подскочил ко мне, подхватив под руку. — Кажется, началось. — Что, прямо сейчас? — шокировано произнёс мужчина. — Нет, блин, через полгода! Дима, не тупи!... … Дима гнал в клинику на максимальной скорости, что смогла развить его машина. Я же старалась правильно дышать и не обращать внимание на боль, но такое было крайне трудно не замечать. Даже обращаться в первый раз легче, чем рожать, черт возьми! — Они без нас справятся? — спросила я в перерыве между схватками. — Уфф… — Справятся, — мрачно оборвал Дима, резко выворачивая руль и обгоняя грузовик. — Ты не о том думаешь, Катя. Лучше дыши, а я пока позвоню Рустаму.***
16 апреля в 3:15 на свет появились мои чудесные малыши: мальчик и девочка с разницей в 3 минуты. Как только я взяла своих крох на руки, чудовищная боль, тяжёлые роды, крики, что больше не выдержу, и даже слова Волкова: всё это мгновенно забылось. Я испытывала абсолютное счастье, глядя на эти большие глазёнки, милые вздёрнутые носики и маленькие ручки и ножки. В палату, наконец, прорвался Рустам, который уже несколько часов дежурил в коридоре в ожидании моего разрешения. Увидев нас троих, парень вначале застыл, а потом медленно подошёл к нам, поцеловал меня и осторожно присел на край кровати. Восторг, восхищение и безграничная любовь отражались в глазах Рустама. — Как назовём? — шепотом спросила я, осторожно передавая нашего мальчика любимому. — Я всегда думал, что если у меня будет сын, то назову его Егоркой, — произнёс Рустам. Глаза его искрились от счастья, глядя на сына. — Тогда дочка пусть будет Ладой, — проговорила я, поглаживая малышку по крохотной щёчке. Лада — мой маленький огонёк. И Егор — глоток свежей воды для меня в будущем. — Мои маленькие охотники, — прошептал Рустам. Я вздрогнула от его слов, зная, как далеки они от истины. Парень перевёл на меня сияющий взгляд. — Кать, спасибо за всё! Ты сделала меня самым счастливым человеком на планете.