Чужая душа

Дмитрий Валерьевич, 40 лет       Хлопок. Входная дверь моего кабинета чуть не слетела с петель. Катя метеором ворвалась в помещение, снеся кресло на своём пути, и нервно метнула фотографию на стол.       — Ничего мне объяснить не хочешь?!       Я редко видел Катю такой злой, но этого было достаточно, чтобы понять, что случилось что-то неприятное. Я внимательно рассмотрел фотографию, но ничего криминального поначалу не заметил. На снимке была Лада в советском форменном платье и с красным пионерским галстуком, повязанным вокруг шеи.       — Тебе не понравилось, как сделана фотосессия Лады в ретро-стиле, и пришла посоветоваться со мной, стоит ли убить фотографа? — сыронизировал я. Честно, мне был непонятен визит Кати, да ещё и в столь «шальном» настроении.       — А тебя не смущает, что этот снимок старше меня? — напирала Катя. Ещё чуть-чуть и из её ноздрей появится пар и задымит весь кабинет.       Тут до меня дошёл смысл её слов. Катя хочет сказать, что на фото не Лада? Тогда кто?       — Это не Лада? — наивно озвучил свои мысли я.       — Бинго! — воскликнула Катя, упав в кресло. — И в номинации «Самый догадливый» побеждает Дмитрий Мамедов, он же граф Мартин фон Хайлер сто пятидесятого колена. Браво! — девушка нарочито громко зааплодировала. — А теперь рассказывай все.       — Но я не знаю, кто это, Катя. Может быть, твой предок, поэтому такое сильное сходство? — предположил я, но сам не сильно верил в подобное.       Тот самый случай, когда нужно найти хотя бы одно отличие между человеком на снимке и живым человеком, но его попросту нет. На фотографии была точная копия Лады: та же улыбка, разрез глаз, форма черепа, даже структура волос и та идентична.       — Даже близнецов можно отличить, а здесь… — Катя насупилась, не договорив. А я ломал голову, ища увиденному хоть какое-то оправдание, хоть самое маленькое, но способное объяснить сходство.       Чтобы найти концы, нужно начать сначала. И самым логичным было спросить:       — Откуда вообще у тебя эта фотография?       — Волков принёс твоему другу Барбашову, — хмуро отозвалась Катя, теребя прядь волос и устремив взгляд куда-то за меня.       Мы с Ильёй когда-то давно действительно были хорошими приятелями. Убийство его жены развело нас как в море корабли. Барбашов впал в глубокую депрессию, виня себя в её смерти, жил только ради сыновей. Илья отказался от нашей дружбы, сославшись на то, что не хочет более никого из близких подвергать опасности. Но, полагаю, дело было вовсе не в этом: он просто возненавидел меня.       Барбашов знал, что я охотник. Он помогал братству найти остатки развалившегося клана Огня, который тогда представлял угрозу, убивая кого попало налево и направо и чувствуя свою безнаказанность. Каста раскалывалась. Софи не могла обуздать взбунтовавшихся убийц, которых теперь тайно возглавлял Волков. Он дал им название, известное сейчас всем — «Чёрная лагуна». Но тогда в банде не было ни Арины, ни её девочек. Ведь в то время они ещё даже не научились ходить. Группировка была чем-то вроде прототипа современной «Чёрной лагуны».       Илья, по сути, возглавлял расследование. Это не было каким-то секретом, и не единожды ему приходили письма с угрозой, но он все копал, копал, копал… А однажды, как обычно придя домой под утро после очередной «бурной» ночи в объятиях мыслимых и немыслимых версий и потенциальных подозреваемых, он обнаружил любимую жену задушенной, а рядом с ней — чёрную розу со срезанными шипами как символ предупреждения.       Вот только Илью это не остановило. Он продолжил копать с удвоенной силой. Барбашов практически рассекретил Софи, а я не мог этого допустить и уничтожил все, что он нарыл. Дальше были депрессия, бутылки крепкого спиртного и конец нашей дружбы. Илья догадался, что я приложил к этому руку, но не подал виду. Только после смерти Софи он высказал все, что думал обо мне. Старый друг стал врагом. Он добивался моей казни, как предателя, а когда ничего не вышло, то и вовсе отошёл от дел, уволился из Ми-6 и уехал из Липово вместе с сыновьями. Позже Илья вернулся, но стал значительно сильнее и влиятельнее, занял высокий пост в соседнем отделе.       И то, что сейчас они с Волковым вдруг резко стали друзьями, навевало странные мысли. Что это? Месть мне или уловка Джокера?       Но сейчас меня больше волновало, кто же все-таки на фотографии. Нельзя исключать вероятность родства. Вместе с письмом и медальоном Софи передала мне семейный фотоальбом, который я никогда не открывал. Нет, не потому что мне было не любопытно, а потому что он был с потайным замком, предполагаю, с секретом. Привезя сюда альбом, я благополучно убрал его в сейф и совершенно забыл о нём, завалив важными бумагами, потому и не отдал его Кате вместе с медальоном, который был для меня единственным напоминанием о Софи.       Небольшой с позолоченной тесьмой фотоальбом уже через минуту лежал перед девушкой. Катя повертела вещь и искоса посмотрела на меня, не совсем понимая, чего я хочу от неё.       — Там замок, — пояснил я и указал на маленькое круглое отверстие возле корешка. — Полагаю, открыть его можешь только ты.       — И как ты предлагаешь мне это сделать? — Катя выгнула бровь, а в глазах застыл немой вопрос «Ты за дурочку меня держишь, Дима?». — Я впервые вижу эту «семейную реликвию» и ключа точно не имею.       Я лишь развёл руками, ведь и сам искренне не понимал, что нужно делать. Замок есть — ключа нет. Катя тем временем пыталась расковырять отверстие: сначала шпилькой, затем ножом, — но все усилия были напрасны. Альбом никак не шёл с нами на контакт. В конце-концов Катя просто засунула туда палец.       — Ай! — прошипела она, резко отдернув руку. Выступило несколько капель крови. — Чёртов талмуд! — выругалась Катя, прижав палец к губам, и отшвырнула альбом.       Раздался щелчок. Затем ещё один. Форзац, прижатый до этого момента намертво к страницам, слегка раскрылся.       Ну, конечно! Магия крови. Причём работает только на потомках Гернштальд. И как я сам до этого не додумался? Впрочем, пальцы я никуда не засовывал: запасных у меня нет и новые не отрастут тоже.       Первые страниц двадцать фотоальбома были Кате абсолютно неинтересны. Она пролистывала их быстрее, чем я успевал рассмотреть хотя бы один снимок. Но тут рука Кати резко остановилась, зависнув в воздухе с вцепившимися мёртвой хваткой пальцами в следующую страницу.       — А вот и она, — мрачно произнесла Катя, разглядывая снимок.       Я перегнулся через стол, чтобы посмотреть, что там нашла девушка. На фотокарточке в альбоме была действительно та же девочка, что и на принесенном Катей снимке. Один в один. Только на этой фотографии девочек было две. И вторую я узнал: Софи.       — Это Лизи, сестра твоей матери, — со вздохом констатировал я факт, указав на девочку, так похожую на Ладу.       В голове песочный замок уже построился. Катя будет недовольна правдой. И «недовольна» — это ещё мягко сказано.       — По глазам вижу, что ты знаешь намного больше, — таранила Катя меня взглядом, а с каждым словом её голос становился все суше, превращаясь в пустыню.       — Мне не известны все тонкости, — начал я осторожно, наблюдая за реакцией Кати и подбирая слова. — Лизи умерла при весьма странных обстоятельствах. Роман пытался её спасти. Как-никак Лизи была его девушкой, он безумно любил её…       Но Катя уже услышала от меня все, что ей было нужно.       — Волков. Чертов Волков! — взвилась она, вскочив с места. Девушка сложила два плюс два. — Любовь у них была, говоришь? — закричала Катя, глаза её налились чернотой, а руки затряслись. Видимо, в моём кабинете намечается внеплановый ремонт. — Он не сумел её спасти и решил создать новую! — Катя схватила со стола органайзер и швырнула в стену. — По крайней мере, теперь мне понятны мотивы этого ублюдка. Ему нужна Лада. Потому что Лада — это новая Лизи, — следом в стену полетела моя любимая кружка.       Катя сильно спешила с выводами. Если бы все было так просто. Если бы.       — Ты полагаешь, что Роман создал клон Лизи, но это не так, — поспешил переубедить я девушку, пока она не отправилась искать Волкова, чтобы придушить. Не то чтобы мне его было жалко, просто Кате не нужны сейчас лишние проблемы. — Он лишь обманул твою природу, слегка модифицировал, чтобы ты могла родить от охотника.       Я поздно понял, что сболтнул лишнего. А Катя уже оказалась позади меня и, крепко сжав рукой шею, запрокинула мою голову на себя.       — Ты все знал и молчал, — угрожающий змеиный шёпот Кати, почерневшие от гнева глаза не сулили ничего хорошего. В таком положении я был абсолютно беспомощным: задушить, свернуть шею, оторвать голову, — все это Катя могла сделать одним лёгким движением руки. — Ты знал, что я забеременела не просто так.       — А что бы изменилось от моих слов? — попытался оправдать я себя. Катя надавила мне на кадык, отчего стало тяжелее дышать. — Ты бы пошла и убила ребёнка?       Девушка, придя в себя, ослабила хватку и отпустила меня.       — Жаль, ты не позволил мне убить его тогда.

***

      5 лет назад. 15 апреля.       Тот самый день, когда я узнал о сделке Софи и Романа. Я тогда остановил Катю, которая была готова уже наброситься на Волкова. Вместо этого выволок его на улицу. Пару раз хорошенько вмазал.       — Что, ты меня убьёшь? — мерзавец хохотал, лёжа на земле, и плевался кровью.       — Я не стану марать об тебя руки, — а очень бы хотелось. — Считай, мы в расчете. Жизнь за жизнь. Я помню свои долги и всегда плачу по счетам, — я сжал руки в кулаки. — А теперь убирайся. И если ещё раз появишься на пороге этого дома — убью.

***

      — Если это не клонирование, тогда что? Не очередное ли пророчество часом? — Катя села на место и с прищуром посмотрела на меня, словно пытаясь прочесть мои мысли. Она была не так уж и далека от истины.       — Не совсем. Это скорее легенда, — честно признался я.       На самом деле, я даже бы и не вспомнил о ней, если бы не вся эта ситуация. Когда впервые услышал, то даже не понял, о чем речь. Зато теперь все встало на свои места.       — О, моё «любимое» подъехало — легенды. Ими объясняется в этом бренном мире любая ересь, не поддающаяся логическому объяснению, — съязвила Катя, скрестив руки на груди, и закатила глаза.       К подобному она всегда относилась настороженно. Что пророчества, что легенды можно истолковать по-разному. И те, и те — субъективны.       — Вообще, я не слишком верю в легенды, но в последнее время многие из них подтверждаются на практике, — я скрестил руки в замок и приготовился читать лекцию. — Если кратко, то эта легенда о «Близнеце стихии». А если конкретно, то о том, что произойдёт, если медальон уничтожить.       — Ага. И ты рассказываешь мне это только сейчас, — напряглась Катя, выпрямившись в кресле.       — Ты не спрашивала меня об этом.       — Черт с тобой, Дима, — отмахнулась Катя, устало откинувшись на спинку. — Едем дальше.       — Когда медальон разрушается, то его носитель в некотором роде умирает…       — Это как? Что-то из разряда: чуть-чуть беременна? — раздраженно перебила Катя, слегка вынося мне мозг своими вставочками ни к селу, ни к городу.       — Дослушай меня, а потом разглагольствуй. Дело серьёзное, — суровым взглядом я прошёлся по девушке, чтобы она осознала, насколько близка буря. — Так вот. В медальонах стихий заложена мощнейшая тёмная энергия. Кристалл по своей сути её оболочка, удерживающая разрушительную силу. Когда в камне появляется брешь, эта энергия вырывается наружу и поглощает весь «свет» своего носителя, — Катя больше не улыбалась, а внимательно ловила каждое моё слово. — Носитель в буквальном смысле теряет свою человечность: становится беспощадным монстром, внутри не остается ничего, кроме жажды крови. И единственный способ остановить процесс — убить носителя до того, как от него останется только человеческое обличье.       — Это и случилось с Лизи? — на Кате не было лица. Дрожащие пальцы выдавали её ужас. Я знал, что самый жуткий страх девушки — потерять себя.       — Не могу утверждать на сто процентов, но больше похоже на правду.       — А моя дочь? Какое она имеет к этому отношение? — нахмурилась Катя, все ещё не понимая, к чему я веду.       — На всякое действие всегда найдется противодействие. Когда медальон раскололся, Лизи поглотила тьма. И вот теперь мы плавно подходим ко второй части легенды, — я собирал разрозненные отрывки сказания воедино, чтобы представить воображению Кати полную картину настолько, насколько это возможно. — В мире должен быть баланс. Нельзя, чтобы существовало только зло, или только добро. Именно в этом случае и появляется на свет «Близнец стихии», полная копия носителя с мёртвой душой. Как правило, это всегда близкий родственник или потомок.       — То есть, ты хочешь сказать, что Лада — противодействие, светлая сторона души моей тётки? — подвела итог Катя и в недоумении выгнула бровь.       Это казалось абсурдом даже для меня. Но кто сказал, что правда не может быть бредовой?       — По легенде «близнец» должен победить испорченный оригинал и создать новый медальон взамен уничтоженного.       — Погоди, я запуталась, — хлопнула девушка по столу. Взгляд её был полон сомнений: «Дима, а не пора ли тебе сходить к психиатру?». Да я и сам уже, по правде говоря, мало что понимал. — Ты мне десять минут назад сказал, что Лизи умерла. Кого тогда должна победить Лада?       — Выходит, что Лизи жива, — я осёкся, сам испугался собственных выводов.       Ведь если все так и есть, угроза висит не только над моей семьёй, но и в целом над всем миром. Тьма живущая в Лизи делает её практически бессмертной и не поддаётся контролю. К тому же, её душа уничтожена, а значит, девушка, пардон, уже женщина, не может испытывать никаких чувств и эмоций. Она бесчеловечна. Но где же Лизи? Волков спрятал в своей лаборатории, чтобы не натворила делов?       — Ты меня не радуешь, Дима, — скривилась Катя, переведя взгляд на окно. — Что ни день, то новая проблема, — девушка задумалась, а затем сняла медальон с шеи и положила передо мной. — Сохрани его. Кто знает, что будет со мной завтра. Шоу должно продолжаться.       — С ума сошла? — ошарашенно проговорил я. — Ты же оставляешь себя без защиты.       — Он мне не поможет, если Танечка решит воспользоваться клинком, — поморщилась Катя и придвинула медальон ближе ко мне. — А так хотя бы он не попадёт в руки Волкова.       Да, я уже знал ситуацию с Таней, но не думал, что Катя пойдёт на подобное. Сняв медальон, девушка лишила себя большого преимущества. Но в чём-то она была права: против клинка Верности медальон бессилен.

***

      Союз Ильи и Романа мне не нравился от слова совсем. Нужно быть начеку. И я решил проследить за Барбашовым. Возможно, попытаться переубедить его сменить сторону, что маловероятно.       Сначала ничего подозрительного я не увидел. Работа, дом, магазин… А потом Илье позвонили, и его за каким-то чёртом понесло в лес. Чтобы он меня не заметил, я взял машину у нашего сторожа. Старенькая Волга неприметна, да и я старался не подъезжать слишком близко, держась на приличном расстоянии. За мостом Барбашов остановился и, выйдя из автомобиля, скрылся в лесу.       Как же я люблю большие старые деревья с толстым стволом! Шпионить, прячась за ними, одно удовольствие. Притаился и наблюдаешь, не боясь быть раскрытым. Лес сегодня был на удивление спокойным. Никакого ветра, полная тишина. Лишь скрипящий снег под ногами выдавал чужое присутствие.       Шли мы довольно долго. Илья все время оглядывался, а мне все время приходилось выдерживать немаленькую дистанцию, чтобы не потерять его из виду.       Мужчина вышел на поляну, а я остался среди деревьев наблюдать. Но мы там были не одни.       Катя сидела спиной к Барбашову и показывала что-то Ладе, которая тоже не замечала чужака увлечённая занятием.       — Как мило, — протянул Илья с нотками омерзения в голосе, остановившись в десяти метрах от девочек.       Катя вздрогнула и резко обернулась, прикрывая собой дочь. Я же вынул пистолет на случай непредвиденной ситуации и снял его с предохранителя. Но опоздал. Барбашов уже навёл оружие на Катю. Я мог бы выстрелить ему в спину, но побоялся промахнуться из-за расстояния. А это риск. В первую очередь для Кати и Лады.       — Подобным тебе опасно доверять таких ценных детей, — покачал головой Илья. — Чему ты сможешь научить её? Как убивать? — усмехнулся мужчина.       Мне показалось, что он нетрезв. Илья, которого знал я, никогда не позволил бы себе таких слов.       — Уходите, пока живы, — прорычала Катя.       От расправы её удерживал даже не наведенный прицел, а дочь за спиной. Меньше всего девушке хотелось, чтобы Лада увидела её истинную сущность. Ещё один страх Кати — быть монстром в глазах собственного ребенка, подать плохой пример, сделать из дочери вторую себя.       — Отдай мне девочку, и, возможно, я позволю тебе уйти, — Барбашов будто издевался, чувствуя в данный момент своё превосходство. — Хотя нет. Лгать не буду, я позволю тебе умереть не на её глазах.       Кто этот мужчина? Я не узнавал в нём своего старого друга. Будто бес какой вселился. Что с ним сделал Волков?       Пришла пора вмешаться. Я осторожно вышел на поляну, стараясь ступать бесшумно. Катя сразу же меня заметила, но не подала виду. Наоборот, она отвлекала Барбашова.       — Никогда, — тихо произнесла девушка. — Никогда я не отдам свою дочь Волкову, — категорично мотнула головой Катя и нервно сглотнула. — Почему вы это делаете? Зачем принимаете сторону этого ублюдка? Он же использует вас как пешку в своей грязной игре, из которой живым сможет выбраться только он сам.       — Я ничью сторону не принимаю, — повысил голос Илья и махнул рукой с пистолетом. На мгновение я замер. — Я лишь хочу вернуть своих жену и сына, — уже тише добавил он с болью. Что за бред несет Барбашов? Что наплел ему Роман? — А этот ребёнок… Она сможет все исправить.       — Я не знаю, что пообещал вам Волков, но исправить можно все, кроме смерти. Мне жаль, — произнесла Катя с сочувствием и крепче сжала ручку Лады.       — Замолчи! — крикнул Илья, руки его затряслись. В таком состоянии он и выстрелить может. Нужно поспешить. — Такие, как ты, не должны жить! Вас нужно убивать сразу, как только родились…       Холодное дуло пистолета коснулось затылка Барбашова, и он оборвал свою «душещипательную», полную ненависти речь.       — Опусти оружие, — спокойно приказал я, крепко держа мужчину на мушке.       Илья медленно опустил пистолет и развернулся ко мне. Он сразу поменялся в лице. Обида. Горькая обида за моё предательство. То, что я видел в его глазах.       — Время идёт, а ты не меняешься, Дмитрий, — понуро проронил старый друг.       Его слова больно ранили, резали по-живому. Но если выбирать между друзьями и семьёй, то выберу семью. Да кого я обманываю?! Все, что я делаю с тех пор, как вернулся сюда, — ради Кати. И никого более. Я снова сбился с правильного пути, снова иду той же тропой, по которой когда-то шёл за Софи. Но какой тогда правильный путь? И существует ли он для меня? Быть может, мою грешную душу уже не спасти.       — Уходите, — обратился я к Кате.       Девушка взяла Ладу на руки и быстрым шагом удалилась. Мы остались вдвоём. Только я и он.       — Ты снова вступаешься за них, — обида сменилась презрением. Нет, Илья был в здравом уме. — Почему? Столько простых людей гибнет из-за убийц, а ты продолжаешь защищать их.       — Волков хорошо запудрил тебе мозги.       — Причём тут Роман? — болезненно усмехнулся Барбашов. — Ты охотник. Охотник на убийц, Дима. Что скажет твой сын, когда узнает, что ты предатель?       — Вряд ли ты это увидишь, — дыхание перехватило. Выбора не было. Либо я убью его, либо Илья все расскажет.       — Думаешь, я боюсь смерти? — в глазах никакого страха, как и смысла жизни. Он давно все решил для себя. — Покончим с этим. Стреляй!       Никогда мне не было так тяжело прежде. Одно дело — выполнять не пыльную работенку по сокрытию тайн Кати, и совсем другое — убить ради неё человека. Я никогда не убивал невиновных, только отпетых преступников.       — Стреляй же!       Я спустил курок.

***

      Труп я сбросил в заброшенную шахту за посёлком, предварительно вытащив пулю. Если меня выследят, я невольно потяну за собой остальных присутствующих. Раскроется много тайн, которым лучше продолжать оставаться тайнами.       На душе было паршиво. Тело отказывалось мне подчиняться, руки дрожали, а глаза за пеленой стоящих в них слез ничего не видели. Я убил человека. Невиновного человека. Когда-то очень близкого мне человека. Я предатель. Я убийца.       Вернувшись в школу, первым делом пришлось подчистить записи с камер в лесу. Делал я это на автомате, а в мыслях до сих пор стояли глаза Ильи, полные боли и отчаяния.       В попытках прогнать наваждение, я откупорил бутылку виски и, бросив мимолётный взгляд на стакан, залпом принялся опустошать её прямо из горлышка. Обжигающая внутренности жидкость не помогала. Не помогала избавиться от дикого чувства вины и желания сдаться к чертовой матери.       Когда Катя вошла в кабинет, я стоял склонившись над столом с полностью отсутствующим взглядом.       — Как ты? — девушка подошла ближе и заглянула мне в глаза.       Жалость. То, чего сейчас хотелось меньше всего. Именно таким взглядом смотрела Катя. Меня захлестнула волна ярости, а выпитый алкоголь ударил в голову.       Почему она стоит и смотрит на меня так, будто сама совершенно не при чем? Строит из себя невинную овечку, против которой ополчился весь мир. Меня это бесило. Но больше всего меня бесило, что я люблю её. Люблю.       Я чувствовал себя Парисом, который впервые увидел Елену и захотел отнять её у Менелая. Катя стала яблоком раздора, заставив скрестить мечи две могущественные касты. Как Елена, разрушившая Трою, она разрушает клан охотников, манипулируя и своим братом, и моим сыном, и мной. Я ненавидел её. Ненавидел и любил.       Когда-то давно Полина сказала, что я давно вижу в Кате не Софи, а её саму. И как же, черт возьми, она глубоко копнула. Полина увидела то, чего не увидел я. Если бы тот Дима только прислушался и на корню перерубил эти чувства, которые тогда только зарождались. А вместо этого он, ошалелый счастьем, весело прыгал на одни и те же грабли с разбегу, разбивая вдрызг лоб.       — Я убил человека, который когда-то немало значил для меня. И ты спрашиваешь: как я? — истерический смешок сам слетел с моих уст. Я двинулся на Катю, которая и не думала отходить.       — Ты защищал семью, — твёрдо произнесла девушка.       Я подошел так близко, что слышал размеренный стук её сердца, ощущал на своей щеке её горячее дыхание, которое пьянило похлеще любого виски.       — Семью? — и снова неконтролируемая усмешка. — Семью, говоришь? Нет… Я защищал тебя, — я склонился над ухом Кати и обнял её за талию. — Потому что люблю.       Она сделала шаг назад, высвободившись из моих объятий.       — Ты устал, Дима, и много выпил. Тебе нужно отдохнуть, — абсолютно проигнорировала моё признание девушка и направилась в сторону двери.       Её слова только больше распалили огонь, бурлящий внутри. Обида от неразделенных чувств переполняли меня. Я забыл о том, что она жена моего сына, что у них есть дети. В тот момент мне было уже всё равно.       — Есть ли в тебе, помимо имени, хоть капля человечности, Катя? — выпалил я. Девушка остановилась, сжав до побеления костяшек ручку двери, а затем развернулась ко мне. — Ледяная, как айсберг в океане. А я Титаник, пробивший днище, напоровшись на тебя. А айсбергу плевать, он тупо наблюдает, как тонет корабль.       — В чем ты меня обвиняешь, Дима? — рассвирепела Катя. Её нервы тоже сдали. Непонимающий взгляд сверлил в моём лбу дырку. — Очнись, я замужем за ТВОИМ родным сыном. Какого ответа ты ждёшь от меня?       — Почему Рустам? — что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Здравый рассудок улетел куда-то вдаль и не обещал вернуться. Я переходил уже все границы дозволенного. — Что такого в нём, чего нет во мне? Он даже не знает, кто ты такая. А я знаю. И принимаю тебя настоящую, — я говорил и не мог себя заткнуть. А стоило бы. — Напомни, когда у тебя проблемы, к кому ты бежишь? Конечно, к Диме. А когда нужно выговориться? Тоже Дима. Дима жилетка для слез, Дима поможет, Дима все решит. Но в конечном счёте выбираешь Рустама. Ни справедливости, ни логики.       — Да ты сам только что ответил на свой вопрос! — всплеснула руками Катя. — Рустам любит меня, как и я его, носит на руках и ничего не знает о моей второй жизни. И не тыкает меня каждый раз при любом удобном случае в истинную сущность. Чего я не могу сказать о тебе, — Катя сбавила обороты. А меня уже было не остановить.       — Ты создала иллюзию своего идеального мира. Только вот, когда Рустам обо всем узнаёт, думаешь, он продолжит смотреть на тебя так же, как сейчас? — загнанный обидой я неосознанно вскрывал заново глубокие раны девушки. — Нет. И ты это знаешь. Твой идеальный мир рухнет, а сама останешься на его пепелище, если, конечно, сумеешь выжить.       Глаза Кати наполнились слезами. В очередной раз я причинил ей боль. И все из-за своего глупого эгоизма, который так не вовремя прорвался наружу.       — Спасибо, что не даёшь забыть мне о том, что я «такое» на самом деле.       Катя вылетела из кабинета, громко хлопнув дверью. А я как подкошенный рухнул на диван, закрыв лицо руками. Легче не стало. Отрезать бы себе язык, стать немым и мило улыбаться. Одним ударом топора я разрубил все ниточки доверительных отношений между собой и Катей.