Не судите книгу

Книга, дожевывающая своего персонажа, едва уловимо подрагивает у Лили в руках. Шура идет к ним с двумя стаканчиками кофе — и смотрит недовольно исподлобья, когда он протягивает руку к одному из них. — У нас один на двоих, — хмуро поясняет Шура, — потому что тебе пить необязательно. Он удрученно вздыхает. — Спасибо, — Лиля с кивком принимает стаканчик и захлопывает книгу. — Это все на сегодня? Он покачивается с носка на пятку, пока Шура пьет кофе, а Лиля рассматривает какие-то кофты за витринами магазина. — Вроде бы все, — говорит за него Шура. — Если только у Ангелины Евгеньевны нет, конечно, плана нас угробить. Он уже открывает рот, чтобы ответить, что нет, Ангелина их всех очень любит, хоть и грозится иногда прибить тростью, но в этот момент у него звонит телефон. Шура оборачивается на него и смотрит с такой ненавистью во взгляде, что он даже смущается, но потом разводит руками. — Ты так и не научил меня обращаться с этой штукой. Шура раздраженно достает его телефон из заднего кармана джинсов, принимает звонок и сует ему трубку к уху. — Артур, объявилась еще одна буйная книга, — вместо приветствия говорит Ангелина. — Тень принесет ее вам. Оставьте Лилю снаружи, если ее насморк еще не до конца прошел. Он оглядывает Лилю и Шуру и почему-то думает, что сделать нужно как раз таки наоборот, но Ангелине об этом знать совсем не обязательно. — Понял, — отвечает он с необычайной бодростью. — Все будет в лучшем виде. Ангелина на том конце провода вздыхает. — Близнецы должны забрать у вас успокоенную книгу, и эта будет последней на сегодня. Только без происшествий, Соловушка, я тебя очень прошу. Он улыбается и чувствует, как мышцы рук немного покалывает от желания обнять Ангелину — потому что от такого грустного тона спасают только объятия. — Конечно, — он только кивает. — Не беспокойся. Он знает, что Ангелина сейчас очень хочет сказать то, что обычно говорит, целуя его в растрепанную макушку, но не может. Он улыбается — потому что, право слово, Ангелине не нужно говорить это, чтобы он почувствовал. — И я тебя. Шура и Лиля смотрят на него немного странно, но ему все равно, потому что Шура возвращает ему уже замолкший телефон, неловко ворча что-то о том, что он мог бы и сам засунуть его обратно в карман. А потом они замечают близнецов, которые уныло тащатся со стороны входа в торговый центр. Нового они им ничего не говорят, только протягивают Шуре бумажный пакет и забирают книгу, напоследок заметив, что кое-кому из них не помешало бы остаться в постели. Они втроем переглядываются. — Нет, — только и отрезает Шура. — Я в порядке и иду с вами. Лиля в стороне от них ловит тенюшку. Он вздыхает удрученно — какие же люди иногда упрямые, просто жуть, — и берет у Лили книгу. — Фу, сказки, — уныло тянет она, поглядывая на обложку. — Помню я, что в прошлый раз из сказки вылезло. Он только раскрывает клиентку и со вздохом бросает на пол. — Готовы? Шура философски возводит глаза к потолку; тенюшка тихо сползает с рук Лили. — А к такому когда-нибудь можно быть готовым? Он разводит руками. И шагает в книгу. Внутри тянет дымом так, что слезятся глаза, — он оглядывается на Шуру и Лилю нервно. Первый ожидаемо закашливается, вторая с трудом дышит ртом из-за заложенного носа. — Надо было вам остаться да отлежаться еще денек, — говорит он, стягивая у Шуры с шеи шарф и заставляя прижать ко рту, — так нет же, как это Женя с Ритой еще сверху смену возьмут, они же немощные, сломаются, — Лиля под его руководством прижимает ко рту свою шапку, он — рукав собственного свитера. Не видно ни зги, и они стоят пару минут на месте, тщетно пытаясь выгадать, откуда и куда бегут снующие под ногами кролики. А потом он замечает… печь. То есть, не то чтобы он имеет что-то против печей, но в конкретно данном случае скачущая печь его не устраивает хотя бы потому, что с ним двое студентов, которых она может задавить. А еще он отлично помнит, что в этой сказке печь не должна так агрессивно прыгать по людям. Еще его несколько смущает бегущий и кричащий человек, так что он отнимает рукав и делает несколько шагов ему на встречу, когда ловит краем уха беспорядочный поток мата, среди которого цензурной оказывается только фраза «бегите, она же вас снесет!» — Лиза, поворачивай! Лиза — одежда не изменилась, он даже не частично это замечает, а видит как данность, — делает что-то с печью, и та останавливается, но, в общем-то, ненадолго. Лиля испуганно вскрикивает. — Это вы все! — человек тычет в них пальцем, пока книга постепенно корежится в приступах боли. — Что вы ей сделали, что она так на вас прет? Неумело, думает он, неумело врет, неумело притворяется, неумелый человек, неловкий — и успевает только притянуть Шуру и Лилю к себе, не давая печи задавить их. Так он их и находит — у себя, под боком. Лиля носом в грудь утыкается, шляпку где-то потеряла; Шура — уже поднимается, садится рядом, на какой-то странный свернутый ковер. — Одна из них не книгочейка, — говорит Шура тихо. — Я почти уверен, что вряд ли в мире Иванушки кто-то носит очки и куртки последнего сезона. Он только кивает. Лиля без лишних слов достает листы из тетради. — Я буду следить отсюда, чтобы не мешаться. Он оглядывается на поврежденную тенюшку в центре зала, где все кричит о чем-то Иванушка. — Попроси ее о помощи, если понадобится. Мы постараемся быстро. Лиля только вздыхает, мол, знаю я ваше быстро. На Иванушку смотреть больно — потому что поднимается что-то в душе неприятное, горькое, такое, что смотришь и думаешь, что очень хотел бы помочь, да не знаешь, как именно, кроме как впихнуть грубо в родную стихию да захлопнуть снаружи рукою Шуры. Эхом в голове отдаются слова Ангелины. Действия на автомате — потому что в голове целый рой мыслей, — а в итоге прошедшая через руку пуля. И Иванушка хохочет где-то там, убивает своим смехом, заставляет поджилки дрожать и рваться. Действия на автомате, — а в итоге взгляд напряженный глаза в глаза. — Хотите сдохнуть? — Шура шипит как будто из другой реальности. — Пожалуйста. Тебе-то плевать, а твой друг — книгочей, его Дурачок прибьет и бровью не поведет. Он сжимает левую руку в кулак, пока правой сжимает шурино плечо. Потому что это, очевидно, не те люди, с которыми стоит разговаривать. Но девушка опускает пистолет. Парень в стороне от нее ворчит что-то о варварских методах и любви стрелять в нужных людей. Иванушка все еще заставляет сердце рваться на куски. И, когда он уже думает, что у них ничего не получится, потому что тем двоим удается разозлить Иванушку настолько, что они едва успевают броситься врассыпную от вонзившегося в пол огромного шипа (он не уверен, но, кажется, шип этот толщиной с рост взрослого жирафа; Шура как-то показывал ему картинки с жирафами), в пространстве открывается знакомый проход. И Лиля из своего укромного места машет им зажатым в руке телефоном. Он не успевает обрадоваться толком: только работает слаженно, отточено, как привык; тенюшка, отпущенная Лилей, пару раз помогает ему избежать участи быть превращенным в ежа. А когда все уже кончено, Шура первым замечает, что странных незваных гостей и след простыл. — Хрен бы ж с ними, — Ангелина тяжело опирается на трость; он осторожно подхватывает ее под другую руку. — Все целы? Они только кивают болванчиками. А потом Лиля, оборачиваясь перед тем, как уйти, зачем-то говорит: — А вы еще говорили Рите с Женей нашу смену взять. Что бы с ними тут случилось? И, право слово, Соловей не хочет знать ответ на этот вопрос.