***
У Бэкхёна был законный перерыв, и мальчишка решил по своему обыкновению пойти на главную площадь: продавать календарики. Стояла ужасная жара, и «маленький бизнес» сегодня шёл не очень хорошо. Омежка уже было хотел вернуться назад, в особняк, когда заметил в тени деревьев, где начинался парк, знакомую фигуру бездомного, с которым подружился недавно. Энергично помахав ему рукой, Бэк сразу же бросился к нему навстречу, приветствуя друга. — Давно тебя не было видно, — посетовал Хичоль в лице бродяги, — а у меня не так много друзей, поэтому я уже успел заскучать. Не представляешь, как я тебя ждал… — Хичоль осёкся. Он действительно очень хотел видеть Бэкхёна и буквально с первого взгляда влюбился, но для самого омежки он был всего лишь бездомным, что шастал по улицам. Нельзя было вот так обрушивать на него свою симпатию, иначе он удерёт от Хичоля тут же. — Ну и как ты меня ждал? — хихикнул Бэк. — Ну… сидел… ходил… и ждал, — так же усмехнулся бродяга, и они вместе уже рассмеялись в голос. — Я ведь тебе не обещал, что мы встретимся, — Бэкхён присел на лавочку, и Хичоль последовал его примеру. — Конечно нет. Но обычно ты всегда выходишь в это время. А несколько дней отсутствовал. — Так получилось, — немного погрустнел Бэк, вспоминая не самые счастливые моменты, которые приключились с ним в эти дни, но не делиться же этим с бродягой, которого знает без году неделя. — А что ты хотел от меня? — Хотел увидеть тебя, — прямо сказал Хичоль и посмотрел Бэкхёну в глаза, смущая того. Мальчишка не мог точно определить, какие чувства вызывает у него новый знакомый. Вроде бы и выглядел мужчина неопрятным и грязным, но вот неприятного запаха, который обычно исходил от бродяг, у него не было. Да и говорил он как образованный человек. Придя к выводу, что он, наверняка, обедневший богач, Бэкхён предложил: — Тогда я подарю тебе свою фотографию, и ты будешь лицезреть меня, когда захочешь. Мужчина отрицательно покачал головой. — Мне не нужна фотография. Мне нужно живое общение. Понимаешь, Бэкхён, меня сторонятся люди, и я почти всегда один… — Бедняга, — посочувствовал Бэк своему знакомому. — Но неужели никого нет, кто бы мог тебя приютить у себя? Старые знакомые? Родители? Хичоль горько усмехнулся и посмотрел вдаль. Перед глазами вновь возникла ужасающая картина раскорёженной машины, в которой он и его отец чудом выжили. — Когда-то у меня были жених и папа. Будущее казалось таким светлым и прекрасным. Но в один момент все разрушилось. Их не стало в моей жизни, а отца я ненавижу, и поэтому никогда не обращусь к нему за помощью. — Мы с тобой чем-то похожи, — грустно прокомментировал Бэк, смотря на свои кеды, — я тоже ненавижу своего отца, хотя никогда его не видел. Однажды я всё-таки его встречу и обязательно расцарапаю ему лицо. Но… — омежка встрепенулся, ярко улыбаясь своему другу, — давай не будем о грустном?! Хичоль кивнул головой и улыбнулся в ответ. Бэкхён покопался у себя в кармане, вытаскивая мелочь. Пересчитав монетки, мальчишка сказал: — У меня есть немного денег. Должно хватить на мороженое. Ты какое любишь? — Мне всё равно. Выбери на свой вкус, — предложил Хичоль. — Я люблю фисташковое. А мой друг Чондэ — клубничное. Не будем изменять традициям, поэтому я куплю тебе клубничное! — Хорошо, — снова улыбнулся бродяга и, вставая следом за Бэкхёном со скамьи, направился к ларьку с мороженым. Хичоль всё больше удивлялся Бэкхёну и доброте его души. В кармане мальчишки было практически пусто, но он, не задумываясь, решил разделить эти жалкие крохи с незнакомцем, угощая того мороженым. Хичоль и Бэкхён ещё долго разговаривали о разных отдалённых вещах, пока перерыв омежки не кончился, и он не был вынужден отправиться обратно в особняк.***
Лэй направлялся в комнату к Сухо, чтобы поговорить, когда столкнулся с ним в коридоре. Дворецкий как раз выходил из двери, прикрывая её за собой, и на секунду замер, столкнувшись со взглядом Исина. Взгляд был уже родным и любимым, но мужчина быстро совладал со своими чувствами. Ему не впервой было замыкаться в себе и не показывать то, что испытывал на самом деле. Чунмён боялся этих последствий. Он ведь взрослый бета, который не должен быть падким на омег. И несмотря на то, что Лэй ему нравился с каждым днём всё больше, он глубоко запирал эти чувства в себе, не давал им выхода. И всего раз поддался искушению, надеясь на то, что Лэй проснётся и всё забудет. Или сделает вид, что забыл, а он продолжит жить, исполняя свои обязанности и изредка предаваясь воспоминаниям. Но одним разом не ограничилось, и Лэй всё чаще бывал у него в комнате. Радовало ли это Чунмёна? Одновременно да и нет. Иметь отношения хотя бы на физическом уровне было для беты прекрасным исполнением мечты. Но он отдавал себе отчёт, что это всего лишь мечта. Омеги всегда выбирают альф: инстинкты, продолжение рода и прочее. Рассчитывать на то, что Лэй всерьёз посмотрит на бету, было, как минимум, глупо. — Чунмён, — несмело начал Лэй, делая шаги навстречу дворецкому, — я понимаю, что мы ни о чём не договаривались… — омега замолчал, не зная, как сказать обо всём, что его тревожит. — Ты можешь мне не верить, но я говорю правду: между мной и Инхо ничего нет уже давно. А то, что ты видел в прихожей, всего лишь его попытки вернуть отношения. — Ну и как? — поднял глаза Сухо на омегу, прежде смотря себе под ноги, игнорируя Исина взглядом. — Хотя, не отвечай. Я и сам видел, что попытки господина Инхо были удачны. — Но это не так! После того, как ты ушёл, я ему ясно дал понять, что между нами не будет больше отношений, — Исин говорил искренне, пытаясь вразумить своего любовника, но тот, казалось, выстроил между ними невидимую стену, и пробиться сквозь неё было очень трудно. — И ты всем своим любовникам так внятно разъясняешь, что после этого они интимно тебя обнимают?! Видимо, так хорошо объясняешь… — в голосе дворецкого звучал неприкрытый сарказм. Лэю стало очень неприятно и обидно от его слов. Конечно, он не был девственным омежкой, трепещущим перед первой близостью, лелеющим мечты об истинности и любви до смерти. У него были любовники и до Инхо. Но никогда парень не позволял себе иметь отношения на стороне, когда есть постоянный партнёр. Так же и с Сухо. Он не альфа, да! Но он человек, он, в конце концов, мужчина, его сексуальный партнёр, и Лэй воспринимал на данный момент его своей парой. Какой-то дурацкий инцидент с бывшим так легко смог убить в Сухо доверие к нему? Лэй просто не мог в это поверить. — Знаешь, Чунмён, — омега поджал губы, справляясь со своей обидой на бету, — твои обвинения в мой адрес несправедливы! — В общем, поиграли и хватит. Мы оба взрослые люди и прекрасно понимаем, что такие отношения ведут в никуда. Дворецкий двинулся вперёд, по-прежнему стараясь не смотреть в глаза Лэю, и когда он оказался за спиной у омеги, в голове Исина вдруг мелькнула догадка. Ведь Сухо ревнует! Это не иначе, как ревность! А человек не может ревновать кого-то, если не испытывает к нему влюблённости. И пускай слова беты были неприятны и обидны для Лэя, он решил не опускать руки. Парень развернулся в сторону дворецкого и, пока тот не ушёл далеко, быстрым шагом нагнал и обнял мужчину со спины, прижимая крепко, показывая тем самым, что не намерен отпускать, и чувства его сильны. Омега прижался щекой к тёплой спине своего любовника, и тот замер в ожидании. Только вот Сухо и сам не знал, чего ожидать. Сердце так приятно сжалось, а в груди разлилось тепло от одного такого отчаянного объятия омеги. Чунмён не хотел признаваться ни себе, ни Лэю, что влюблён, и уже давно. Но стена дала трещину. — Пожалуйста, Сухо, не веди себя так, будто тебе всё равно. Потому что мне не всё равно! Ты мне нравишься. Как-то так само собой получилось… Сегодня я приду к твоей двери, как обычно. Если ты и на этот раз не откроешь её и не выйдешь ко мне на встречу, я пойму, что это конец, и больше не потревожу тебя. Но, пожалуйста… дай нашим отношениям ещё один шанс! Сухо вдруг до ужаса захотелось погладить эти ладошки, что скрепились в замок на его животе, но мужчина сдержался. — Я подумаю, Исин, — тихо проговорил Чунмён, и только после этого омега расцепил свои руки, высвобождая бету из своих объятий. Исин остался стоять в коридоре, смотря в спину удаляющемуся дворецкому.***
Лухан и не думал, что в нём сокрыто столько похоти и сексуальности. Подчас он, вспоминая секс с Сехуном, нещадно краснел, потому что альфа заставлял вытворять его такие вещи, от которых даже воспоминания бросали в дрожь удовольствия и смущения одновременно. Но это было лишь тогда, когда они занимались повседневными вещами: ели, ходили на экскурсии, катались на катере… А во время самого секса, когда удовольствие и похоть становились на грани безумия, смущения совсем не было. Оно вытеснялось диким желанием, чтобы его имели во всех позах и как можно дольше. Лухан начал осознавать свою сущность. Всю жизнь он поддерживал образ воспитанного богатого мальчика, достойного сына своих родителей. Даже имел отношения только с «правильными» альфами, которых бы одобрило элитное общество. К слову о позах в сексе. До знакомства с Сехуном Лухан знал лишь о двух. Если разъясняться простыми словами: спереди и сзади. Такие уж попадались ему партнёры. В один из вечеров, когда Лухан, измотанный долгой поездкой на очередной экскурсии, заснул на кровати, Сехун снова раздел его. Но на этот раз не лёг спать на диване. Он разделся догола сам и лёг рядом с Луханом. Сквозь сон омега почувствовал лёгкие поцелуи на своей спине, позвоночнике, ягодицах, плечах. Приятная истома сразу же проявила себя, даже несмотря на сонное состояние. Сехун не позволил ему перевернуться на спину, а взял его именно когда Лухан лежал на боку. Альфа лишь согнул верхнюю ногу Лу в колене, отодвигая её вперед. И именно в такой позе занялся с Луханом сексом. Когда омега грезил о том, чтобы иметь дикий секс с Сехуном, чтобы он не просто занимался сексом с ним, а именно трахал, омега не предполагал, что будет настолько приятно. И, несмотря на всю пошлость всего, что они делали в кровати (а зачастую и не в кровати), пресекать или прекращать не хотелось вовсе. Сехун оказался доминантом во всех смыслах, а Лу и не был против. Наоборот: такому невероятно сексуальному альфе хотелось подчиняться, что с удовольствием и делал Лу. Омега нежился в бассейне, что располагался на открытом балконе их номера, подставляя своё лицо закатному солнцу, и понимал, что сейчас его жизнь поистине полная. Он не хотел думать, что будет, когда они вернутся обратно в Сеул. Хотелось просто наслаждаться этим моментом. Лухан почувствовал движение в воде и тень, что заслонила его лицо от солнца. Омега томно приоткрыл глаза, утыкаясь взглядом в голую грудь Сехуна. Поднял взгляд выше и встретился с горящим страстью взглядом альфы. Когда они были наедине, Сехун не сдерживал себя и своих порывов. Только от одного такого взгляда живот Лу скрутило в узел удовольствия. Омега не успел ничего вымолвить, когда сильные руки приподняли его за ягодицы выше, а сам альфа пристроился между ног Лу, прижимаясь бёдрами к омеге. Парень отчётливо почувствовал крепкий стояк, упирающийся в его собственный. Без особых прелюдий и слов Сехун начал властно целовать его в губы, проникая языком в рот омеги. Боже, как он целовался! Лухан не мог припомнить никого, кто бы его так же целовал хоть когда-нибудь. Властно, с напором, но одновременно томно и нежно. Когда губы омеги стали слегка пульсировать от такого напора, Сехун переместился на шею, пуская в ход зубы. Нет, он не оставлял метку, но то, как они прихватывали кожу, порой до легкой боли, вызывали в Лухане толпы мурашек, которые всегда сосредотачивались между ног. Сехун рывком посадил Лухана на бортик бассейна так, что теперь его разведённые ноги и пах были на уровне лица альфы. На Лухане не было нижнего белья. Когда они оказывались у себя в номере, омега обходился без него. Властный рот накрыл твёрдую головку члена, и Лу не смог сдержать стона удовольствия. Сехун довольно ухмыльнулся и принялся ласкать её языком, задевая уздечку, залезая кончиком в дырочку уретры. Альфа словно играл с омегой. То увеличивал темп, то снижал его, доводя Лухана до крайнего возбуждения, когда дыхание становилось шумным, со вздохами, стонами, всхлипами. Несколько раз Сехун подводил его к черте оргазма, но каждый раз не давал кончить, пережимая пальцами основание члена. И только когда Лухан сам попросил трахнуть его, альфа спустил омегу обратно в бассейн и после недолгой подготовки взял его сзади прямо в воде. На этом вечер интимных ласк не закончился. Лу и Сехун перебрались в номер и на кровати второй раз занялись сексом. Засыпая под боком у Сехуна, Лухан подумал, что это было самое правильное место: рядом, в обнимку с этим альфой.***
Бэкхён сидел в комнате Сонхи, насупившись и совершенно того игнорируя. Он пытался всем своим видом показать, как возмущён тем, что старик решил его учить всем премудростям и тонкостям этикета. — Нет, ну вот Вы мне скажите, чему может научить меня этот напыщенный болван? — мальчишка скрестил руки, кидая возмущённые взгляды на деда. — Напыщенный болван? — Сонхи развернулся в сторону Бэкхёна, отвлекаясь от ноутбука, на котором хотел включить и продемонстрировать всю красоту пятой сонаты Бетховена. — Это ты про кого? — Как «про кого»? Конечно, про вашего внука! — Мой Чанёль — напыщенный болван?! — Конечно, — упрямо ответил омежка. — Ты не прав. Он утончённый и чуткий молодой человек. Бэкхён не выдержал и засмеялся в голос. — Ой, уморили! Он-то утончённый? Вы так говорите про него, потому что не видели своего внука, каким он бывает за пределами своей комнаты! Их диалог прервал стук в дверь. Дед и Бэкхён перевели взгляд на источник шума. Сухо деликатно её приоткрыл: — Господин Сонхи, к вам пришли. — Ко мне? — удивился старик. — Да, это отец-настоятель из монастыря святого Патрика. Мужчина в строгом одеянии вошёл в комнату, и Бэкхён тут же расплылся в улыбке, кинулся обнимать священника: — Отец-настоятель, как я рад, что Вы тут! Ой, а что я вам сейчас расскажу! Кстати, как там Чондэ? — мальчишка затараторил, и Сонхи в сотый раз убедился, что манер у Бэкхёна совершенно нет, и его настрой на то, чтобы обучить Бэка, только усилился. — Бэкхён, — мягко прервал мальчишку священник, — я тоже очень рад тебя видеть. Только в этот раз я пришёл не к тебе, а к господину Пак Сонхи. — Это весьма приятно. Но что привело Вас сюда? — заинтересованно спросил старик. К нему нечасто заглядывали гости, и поэтому визит священника был чем-то новым в его жизни. — У меня есть нечто важное, что бы я хотел обсудить с вами. — Вы меня заинтересовали. Так что же Вы должны мне сказать? — вежливо и тепло улыбнулся старик. — Мне бы хотелось поговорить о забеременевшем омеге, что работал тут много лет назад. Лицо старика вмиг изменилось. Он заволновался и привстал со своего кресла, на котором до этого сидел. — Вы хотите поговорить о моём внуке? — голос старика задрожал, глаза излучали такую надежду, что невозможно было не проникнуться. Бэкхён это заметил вмиг и подошёл к старику, беря его за ладонь, мягко поглаживая, как бы успокаивая, чтобы тот сильно не волновался. — Да, именно так, — кивнул священник. — Вы знаете моего внука? — на глазах старика уже блестели слёзы, а голос всё больше дрожал. Священник чуть помедлил, посмотрел на Бэкхёна и перевёл уже решительный взгляд на Сонхи. — Думаю, что да, — твёрдо ответил отец-настоятель. Старик старался держать себя в руках, но эмоции взяли своё. Он так сильно разволновался, что Бэкхёну пришлось усадить его на кровать. — Умоляю, скажите, что Вы знаете. Я не выдержу ещё одного разочарования. — Успокойтесь, Господин, — теперь уже Бэкхен заволновался не на шутку. Он не видел Сонхи никогда в таком состоянии и боялся, что могут быть последствия. Замечая, что старик совсем разнервничался и хватается за больное сердце, Бэкхён, не дожидаясь приказа, кинулся к телефону, вызывая их семейного доктора. Священник, что по-прежнему был в комнате и помог старику улечься поудобнее в кровати, посмотрел на Бэкхёна и после со словами извинения сказал, что подождёт в гостиной, пока Сонхи не успокоится.***
Семейный доктор прибыл в особняк уже через пятнадцать минут. Он осмотрел Сонхи и поставил диагноз: старик просто переволновался, и на этом фоне у него поднялось давление, а посему Сонхи желательно остаток времени провести в постели, в тишине и покое. Джунки проводил доктора до машины и вернулся в гостиную. — Слава Богу, всё обошлось. Мой свёкр совсем себя не бережёт. — Это я виноват, — стал оправдываться священник, действительно чувствуя вину, — такая сильная эмоция. После стольких лет… — мужчина задумался, а Джунки, почуяв неладное, переспросил. — После стольких лет что? — Я пришёл, чтобы сказать господину Паку, что, по-моему, я знаю, где его внук, которого он искал столько лет. Джунки и сам готов был снова вызывать семейного доктора. Пульс от услышанной новости подскочил, перед глазами замелькали мушки. Стряхнув с себя дурное предчувствие, старший омега осмотрелся вокруг, проверяя, нет ли где лишних ушей, которые могли бы подслушать их разговор, и, удостоверившись, что они со священником совершенно одни, решил действовать решительно. — Нет, отец-настоятель, мы столько лет усердно искали, свёкр нанимал кучу детективов, и всё безуспешно. Вы наверняка ошиблись. — Но все факты сходятся. Медальон, беременный омега, даже возраст ребёнка! — настаивал на своём священник, хмурясь и не понимая, отчего Джунки так нервозно себя ведёт. Черты лица заострились, губы вытянулись в тонкую линию, взгляд стал холодным, а движения — импульсивными. Мужчина вскочил с кожаного белоснежного дивана, на котором восседал секундой ранее, попивая чай, что принесла прислуга, стал ходить перед священником туда-сюда, показывая свою нервозность. — Но это же невозможно! Полная чушь! И не пытайтесь объяснить причины, заставившие Вас поверить в эту абсурдную идею! Я знаю одно: Вы разрушите мою семью! Священник был поражён таким заявлением. Он лишь хотел принести радость в этот дом, приятную новость, а его обвиняют в том, чего у него и в мыслях не было. Мужчина развёл руками: — Как я её разрушу? — Конечно! Если вы скажете это моему свёкру, если обнадёжите относительно внука, которого он ищет уже двадцать лет, то я уйду из этого дома. Уйду немедленно, отец-настоятель! Это было чистой воды провокацией и давлением со стороны омеги, но он просто не мог по-другому. В опасности оказались его дети и семья, которую он так берёг все эти годы. — Этот ребёнок был не моим, а моего мужа, ещё до нашей свадьбы. Ребёнок прислуги! Вы представляете, какой это позор! Какие заголовки в газетах появятся! Новости в прессе и по телевизору! — у мужчины нарастала паника, а шаги по комнате становились всё быстрее. — Разве вы не понимаете?! Я не выдержу такого унижения! Пресвятой отец! Это давно погребено в нашей семье. Даже Пальён уже не вспоминает о том периоде своей жизни. С каждым словом Джунки настроение и настрой священника снижался. Он уже и не знал точно, что будет правильным в данном случае: сказать правду или же скрыть её и закрыть навсегда дверь в прошлое? Он был на распутье. — Выбор за вами, — Джунки остановился и умоляюще посмотрел на мужчину. — Если вы вернёте покойника, то разрушите мою семью. Сверху по лестнице раздались быстрые шаги, и из-за угла показался Бэкхён, словно злой рок, как бы судьба посмеивалась над самим мальчишкой и священником в их стремлении прояснить ситуацию, обрести наконец омежке ясность и возможную семью. В груди священника появился горький ком, сердце сжалось от огорчения и несправедливости. Ему вдруг стало так жалко Бэкхёна, что не выразить словами. Он такой молодой, открытый, простой и добрый. Одним словом — чистая душа, а жизнь с самого рождения устроила ему такие трудности. — Извините, что прерываю ваш разговор, — несмело начал Бэкхён обращаясь, сразу и к Джунки, и к священнику, — господин Сонхи желает снова поговорить с вами, отец-настоятель. Это возможно? Священник поднялся с дивана. — Да, Бэкхён. И мужчина двинулся следом за омежкой, но Джунки остановил его и на последок сказал: — Выбор за вами, отец-настоятель. Мужчина коротко кивнул и поднялся по лестнице на второй этаж. Помедлив возле двери в комнату, священник обратился к Бэкхёну: — Бэкки, прости меня, — начал тот. Мальчишка удивленно оглянулся на священника, не понимая, за что тот просит прощения. — Вы о чём? — Не важно, — с огорчением ответил мужчина, — просто хотел это тебе сказать. Омега пожал плечами и добавил: — Вы же знаете, что я не могу на вас обижаться. Вы и приют заменили мне семью. — Так будет и впредь, не сомневайся, Бэкки, — священник обнял омежку и ступил в открытую дверь.