***
Чанёль был не в лучшем расположении духа сегодня с утра. И каким счастьем для него было заметить Бэкхёна как объект всех его бед в последнее время, чтобы выплеснуть весь свой негатив на него. Мальчишка только что проводил кого-то до двери и направлялся обратно на второй этаж, видимо, в комнату деда, но, завидев Чанёля на верху лестницы, он замедлил, а потом чуть ли не бегом стал спускаться обратно вниз, желая исчезнуть с глаз долой. Но Чанёль, перемахивая своими длинными ногами сразу через две, а то и через три ступеньки, нагнал его и, схватив за руку, резко развернул Бэкхёна к себе лицом. — А ну-ка иди сюда, мелкий паршивец, — зло проговорил Чанёль, на что Бэкхён стал вырываться из этого почти стального захвата. — Не трогайте меня, ГОС-ПО-ДИН! И минутку! Как вы меня назвали? — воскликнул Бэк, — последите за своими манерами! — А как мне ещё тебя называть?! Ты поступил недостойно! Заманил меня в ловушку, а потом ещё и шантажировал! Гнев в Чанёле закипал, глаза горели праведным гневом. Альфе и в голову не могло прийти, что он мог быть не прав. — Заткнись, Чанёль! А то тебе же будет хуже! — Что? Опять подсыплешь мне перец в кровать? Или, может, подмешаешь в напиток возбуждающее средство? Бэкхён отвёл в сторону глаза, чувствуя неловкость от того, что его раскрыли. — Ты думал, я не догадаюсь?! Только предупреждаю, если такое повторится, на этот раз я приду прямиком в твою спальню, и тогда твоей аппетитной заднице уже ничего не поможет. Отымею так, что встать наутро не сможешь. Бэкхён пунцово покраснел, понимая, на что намекает Пак. Точнее, он даже не намекал, а говорил прямым текстом. — И вот что я скажу ещё: я не встречал человека аморальнее тебя! У шлюхи и то больше манер, чем у тебя, Бэкки, — Чанёль говорил со злостью, сжимая кулаки, напирая на Бэкхёна так, что он прижался к стене. Его загнали в ловушку, но он не желал сдаваться. — А как насчёт тебя! — возмутился Бэкхён, стукнув кулаком по груди Чана, но тот, кажется, этого и не заметил. — Ты поставил на меня пятьсот долларов! Кто я, по-твоему?! Кусок мяса?! — глаза Бэкхёна были так чисты в этот момент в своём возмущении и обиде, что у Чанёля не нашлось, что ответить. Но альфа решил прибегнуть к проверенному методу: наезду и оскорблениям. — Меня от тебя тошнит! — Чанёль отступил и собрался уйти, но Бэкхён схватил его за лацкан пиджака, останавливая Пака. — Нет-нет! Теперь твоя очередь выслушивать меня! Чанёль нехотя остановился, поджал губы, не желая выслушивать обвинения в свой адрес. Он знал, что во многом был не прав, и сейчас в нём взыграл эгоизм, но показывать это Бэкхёну просто не мог. — Ты допустил ошибку, красавчик. Большую ошибку! Я не приз, который разыгрывают на Рождество! В словах Бэкхёна была правда. Его возмущение было оправдано. Но видимо, они не зря с Чанёлем были истинными: оба упрямы до невозможности, и Пак это осознавал даже сильнее, чем сам Бэк. — Можно я задам тебе один вопрос? — так же возмущённо спросил Чан. Бэкхён лишь кивнул головой. — Как ты узнал о пари? Это Кай тебе рассказал? Или Кёнсу? — Ни то, ни другое! — омега усмехнулся. Такое недоверие даже к своему лучшему другу удручало, а смех получился с привкусом горечи. — Кай ничего мне не говорил. Видишь ли, мы не в таких отношениях, чтобы вести задушевные разговоры. Да и Кёнсу он не говорил. Предполагаю, что у них есть куда более интересные дела наедине, чем трепаться языком, разнося сплетни. — Тогда откуда?! — Просто надо говорить потише! — В смысле? — В прямом! — Бэкхён насупился и скрестил руки на груди. — Ну какой же ты тугодум, Пак Чанёль! — Давай без новых оскорблений, — Чанёль нервно постукивал начищенным ботинком по ковролину. — Я был у тебя под кроватью. — Что-о? — Чанёль выпятил глаза и с секунду молчал, а потом сгрёб мальчишку в охапку, быстрым шагом повёл его наверх, в свою комнату. Омега даже не сопротивлялся, просто позволил увести себя. Оказавшись внутри, Чанёль отпустил Бэкхёна. — Ты был под моей кроватью? — уже громче спросил Чан, тыкая пальцем в спальное место. — Угу, — буркнул Бэк и покосился на широкую мягкую кровать. — Но зачем? — недоумевал Пак. — Так получилось. Я прибирался у тебя в комнате, а тут ты со своим другом… ну и я испугался и залез под кровать. — И когда это было? — Чанёль до сих пор не мог поверить в то, что говорит омежка, ведь должны же быть какие-то доказательства, или Паку верить на слово этому мальчишке? — Тогда, когда Вы назвали меня… в общем… — Бэкхёну было больно вспоминать до сих пор, но он решил говорить всё как есть, — когда Вы, господин, сказали, что я гожусь лишь на одну ночь. Чтобы мной можно было попользоваться и забыть, — Бэк закусил зубами внутреннюю часть щеки, чтобы держать эмоции в узде и ненароком не расплакаться. Даже Чанёль почувствовал стыд за свои слова. В тот момент, когда он их говорил, даже не размышлял особо, а сейчас те же самые слова, звучавшие из уст омеги, который нравился ему безумно, к которому тянуло, звучали как приговор, как несправедливое обвинение, и Пак даже почувствовал толику обиды, звучавшую в словах Бэка, как собственную. — Только знайте, я не такой, — упрямо, но грустно продолжил Бэкхён. — У меня нет метки. Я никогда не был с альфой, и если это произойдёт, то я постараюсь, чтобы это был именно мой истинный альфа и только тогда, когда я сам этого захочу, и уж поверьте, будет это не во время течки, когда всякий здравый смысл отключается. Я буду в трезвом уме! Чанёлю и правда стало стыдно за свои слова и действия. Несмотря на всю свою симпатию и чувства к Бэкхёну, он обижал его, потакал своей гордости и эго. В своём стремлении его сломить и подчинить себе альфа совсем стал забывать об элементарном человеческом приличии. — Почему? — задал новый вопрос Бэк, смотря прямо в глаза Паку. Тот смутился и переспросил: — «Почему» что? — Почему ты получаешь удовольствие, унижая людей? В частности меня? — Бэкхён, который до этого пытался сдерживать эмоции, больше не смог, и на глазах блестнули слёзы, что не осталось незамеченным Чаном. Альфа и не знал, что ответить. Любой ответ прозвучал бы, как оправдание, поэтому он сглотнул подступивший ком горечи и продолжил смотреть на омежку, который был чуть ли не вдвое меньше его и пытался защитить свою честь. — Что плохого в том, чтобы быть прислугой? Ты знаешь, какая трудная это работа? М-м? Ты знаешь, как прислуге трудно зарабатывать себе на хлеб с маслом? Не-ет! Ты понятия не имеешь! Прости, что я с тобой на «ты», но так мне легче объясняться. Прогони меня, если хочешь, но знай одно: ты понятия не имеешь, что значит работать! Чанёль присел на край своей кровати ближе к изголовью и продолжил смотреть на Бэкхёна: — Подожди, Бэкки, — решил хоть немного защититься от нападок омеги Чан и привести свои доводы. — Я тоже много работаю! Порой без выходных! — Ну и где ты работаешь? — Бэкхён упёр руки в бока и выпятил лицо вперёд, — в компании отца? В офисе с кондиционером? Делаешь телефонные звонки и ставишь подписи?! Слова Бэкхёна хлестали по самолюбию Пака, раня так сильно, но отмахнуться от слов омеги Пак не мог. Они проникали в самое сердце. Наверно, это сила истинного, который мог вот так, простыми словами, сломить весь цинизм. Чанёль чувствовал свою неправоту и вину, что, наверное, первый раз в жизни он расстроился так сильно, что сам поддался эмоциям, готов был прослезиться. — Нет, Чанёль. Ты не знаешь, что такое работать. У тебя всегда была мягкая постель, всегда была горячая еда. Ты не знаешь, что такое работать за троих, чтобы прокормить детей. Почему бы тебе не побывать в шесть часов утра на центральном вокзале? Сходи туда и увидишь, как люди едут на работу в переполненном вагоне. Вот они-то знают, что такое работать. А ты этого не знаешь! Чанёль совсем поник. У него не было сил смотреть Бэкхёну в глаза. Ведь несмотря на всю гордость и завышенное эго, Чанёль был сострадательным и добрым. Бэкхён — первый из омег, кто не вёл с ним светскую беседу о новых брендовых коллекциях и прочей чуши. Он говорил стоящие вещи простыми словами. Но говорил это с душой, со слезами, напрочь ломая самомнение Чанёля, заставляя переоценить взгляды на жизнь и если уж не изменить их в корне, то задуматься. Чанёль сглотнул подступившие слёзы. Пускать слёзы альфе не пристало и было чем-то постыдным. Поэтому Пак попытался это скрыть, но мальчишка сразу заметил и, спохватившись, присел на кровать рядом с Паком, пытаясь смягчить свои обвинительные слова. — Простите меня, господин. Стоит мне открыть рот, и меня не остановить. Несу всё подряд, что приходит в голову. Простите… Чанёль поднял всё же взгляд на Бэка, и мальчишка разглядел в его взгляде отчаяние и раскаяние. — Клянусь, Бэкки, я не хотел сделать тебе больно, — что-то в его голосе заставило Бэка поверить. Наверно, зря он это делал, что снова открывал своё сердце альфе, но почему-то по-другому не мог. — Я знаю. Альфы, как Вы, никогда не принимают во внимание то, что омеги тоже могут чувствовать, — Бэкхён неловко теребил краешек своей рубашки и делал это всегда, когда чувствовал неловкость и смущение. Особенно часто такое происходило рядом с Чанёлем. — Что мне сделать, чтобы всё исправить? — с мольбой в глазах спросил Чан. — Ну… Вы же заплатили мне, значит, мы квиты. — Да, но ты не дал мне сдачу, — уже тише проговорил Пак, притягивая за руку мальчишку к себе ближе. — Хочу получить её прямо сейчас. Бэкхён замер и задержал невольно дыхание перед такой близостью. И почему он всегда так реагировал на Пака? Даже когда злился или ненавидел, сердце замирало в предвкушении чего-то невероятного, как только альфа оказывался ближе, чем позволяло приличие. Вот и сейчас, когда губы Чанёля прикоснулись к губам Бэка, требуя тем самым «сдачу», сердце ускорило ритм и трепыхалось в груди, как пойманная птичка, а Бэк никак не мог вспомнить, как дышать, потому что все мысли были только о мягких, тёплых губах Чана и его терпком запахе миндаля и древесины.***
Тао долго обдумывал, как бы всё провернуть в свою пользу. Он имел отношения с Чанёлем, но Пальён никак не хотел его оставлять. И, будь ситуация хоть немного проще, он бы, не раздумывая, выбрал старшего альфу, но всё обстояло таким образом, что Тао даже в этом искал себе более выгодную позицию. На данном этапе своей жизни ему следовало быть с Чанёлем. Но как пресечь Пака старшего? Выход был один: поговорить с Джунки. Он обрисовал себе примерный вариант разговора и с твёрдым намерением поставить все точки над I позвонил Джунки с просьбой о встрече, только после этого направился в дом к своему жениху. На пороге, по своему обычаю, его встретил дворецкий Сухо. — Здравствуйте, чем могу помочь, господин? Вы приехали к Чанёлю? — вежливо поинтересовался Чунмён, впуская омегу в гостиную. — Здравствуй. Я действительно приехал к Чанёлю, но перед этим хотел бы переговорить с Джунки. Это возможно? — Конечно. Я сейчас же его позову, — Чунмён поклонился и удалился наверх, оставляя Тао одного. Парень присел в кресло, ещё раз обдумывая свою речь. Его застали врасплох. Пальён первым спустился и, заметив парня, сначала был крайне удивлён. Но мужчина был не дурак. Прекрасно понимал, что Тао пришёл не к нему, а, скорее всего, к Чану, и новая порция злости захлестнула альфу. Он, не сказав ни слова, подошёл к домашнему бару, налил себе в бокал виски и, смотря в глаза Тао, проглотил напиток залпом. Атмосфера между Хуаном и Пальёном была напряжена. Они сверлили друг друга взглядами. Но не только злость витала между ними, но и едва уловимое сексуальное влечение. Они оба подавляли в себе эту страсть, но она всё равно проявлялась. Поединок взглядов прервал звук шагов по лестнице. — Тао, — с улыбкой начал Джунки и, когда спустился вниз, протянул руку молодому омеге, заставляя встать с кресла, — как я рад, что ты меня навестил. Я немного обеспокоен твоим звонком. Надеюсь, ничего страшного не стряслось? Хуан покосился на Пальёна, что не ускользнуло от цепкого внимания альфы, и пояснил: — У меня личный разговор, Джунки. Не могли бы мы уединиться, скажем, в кабинете? — предложил парень. Пальён приподнял одну бровь, как бы спрашивая, в чём дело и что за секреты хранит Тао от него, но не получил ответов. Хуан полностью игнорировал. — Если тебе так будет удобнее, то конечно, — улыбнулся старший омега, и они направились в кабинет, оставляя за собой подозревающего неладное главу семейства. Оказавшись в уютном небольшом кабинете, обставленном дорогой мебелью из красного дерева, с многочисленными стеллажами, омеги присели друг на против друга. Тао, как и планировал, напустил на себя сокрушённый встревоженный вид, заговорил: — Я бы хотел поговорить о твоём муже. Джунки удивился, но не стал делать поспешных выводов: — Я тебя слушаю, — мягко ответил мужчина. Тао поглубже вздохнул и продолжил: — Видишь ли, меня очень беспокоит Пальён. — Почему? — Мне кажется, он ревнует, — выпалил Тао и, не отрывая взгляда от Джунки, следил за его реакцией. Лоб омеги нахмурился, он отвёл глаза. — Ревнует? Это означает, что он что-то к тебе чувствует? Испытывает определённое влечение? Тао недоумённо усмехнулся. — Ко мне? — он всем своим видом показывал, как абсурдно звучат предположения Джунки. — Да. ты же сказал, что он ревнует. — Нет, Джунки. Что ты такое говоришь! Как он может что-то чувствовать ко мне?! Я говорю о другом! Он ревнует Чанёля. Джунки смутился и потёр виски, выдавая свою нервозность. Именно в этот момент Тао решил морально надавить, запутать омегу ещё больше и выйти из воды сухим, как если бы он совершенно не подозревал реальных причин ревности старшего альфы. — Возможно, он думает, что я отнимаю у него сына. Для Джунки такое предположение было невозможным. Чтобы Пальён ревновал и проявлял отцовские чувства? Да такого не было никогда и вряд ли будет когда-нибудь, но решил не выдавать своих мыслей, просто продолжил выслушивать парня. — Я думаю, Пальён меня ненавидит, — Тао огорченно покачал головой, сжимая пальцы в замок. — Он грозил мне увольнением. Просто как с цепи сорвался, когда узнал о наших отношениях с Чанёлем. Стал придираться по мелочам к моей работе. Но и это не всё, он пошёл дальше! Сказал, что если я выйду замуж за Чана, то он уничтожит его. Джунки вздрогнул от слов Тао. Отцовские чувства всплыли на передний план: стремление защитить своего ребенка и уберечь того от невзгод. — Прямо так и сказал? — тихо спросил Джунки, качая головой, словно отрицая услышанное. — Да, поэтому я и решил поговорить с тобой. Вы супруги и, может быть, разберётесь с этой ситуацией. Но мы с Чанёлем перешли уже на новый этап отношений. И не намерены останавливаться. — Я тебя понял, — Джунки был очень расстроен откровениями Тао. Он говорил так проникновенно и искренне, что заподозрить какой-то личный умысел не каждый бы смог. Вот и Джунки попался на эту удочку. Хуан был доволен. — Ты должен быть в курсе. Поэтому всё и рассказал, как на духу. А теперь позволь я поднимусь к Чанёлю. Хочу пригласить его на ужин в кафе. Ты не против? Старший альфа по-прежнему был в прострации и рассеянно кивнул Хуану. Тао вышел из кабинета один. Пальёна уже не было в гостиной, поэтому ничто не помешало омеге подняться наверх и без стука войти в комнату своего жениха. Даже если Чанёль находился там абсолютно голым, это бы не смутило Тао. Что он не видел? Но, оказавшись в комнате альфы, Хуан застыл на пороге, даже не прикрыв за собой дверь. Сидя на кровати, Чанёль и один из прислуги страстно целовались, даже не заметив присутствия постороннего. Бэкхён почти не проявлял инициативу, он лишь покорно принимал ласки альфы, в то время как Чан, казалось, всё с большим напором целовал молодого омежку, и была во всём этом не только похоть, но и сквозившая нежность. Он гладил пальцами щёки и шею Бэкхёна, обнимал очень трепетно. В голове Хуана мелькнула мысль, что по отношению к нему Чанёль не проявлял таких чувств. Но, может быть, Тао это только показалось? Не совладав больше с собой, Хуан произнёс: — Чанёль? Это тихое слово прозвучало как гром среди ясного неба. Альфа и омега отскочили друг от друга. Чан растерянно взирал на застывшего в дверях Тао, а Бэкхён, залившись краской стыда, вскочил с кровати и со словами извинения выбежал в открытую дверь. Ему было жутко стыдно и неловко. Чанёль называл его развратным в своё время. Оказывается, он был прав? Ведь Бэкхён целовался с альфой, у которого был жених. А это назвать приличным никак было нельзя. Он просто решил скрыться с глаз долой и у себя в комнате предаться самобичеванию. Чанёль встал с кровати. Его глаза панически забегали. Взгляд выдавал испуг, замешательство, но и возбуждение, которое не могло скрыться. — Тао, — охрипшим голосом сказал Пак и сам не понял, отчего голос звучал именно так: от испуга или от перевозбуждения, — я могу всё объяснить… Но Хуан словно не слышал его. Он поражённо мотал головой и смотрел сквозь альфу, погружённый в свои мысли. Когда организм испытывает сильный шок, мозги всегда начинают работать в два раза быстрее. Вот и у Тао сейчас был именно такой момент. В какие-то доли секунды он оценил происходящее, понял, что прислуга ему не ровня, и, скорее всего, сам крутил задницей перед Чаном, спровоцировав того. В данном случае разумнее было не устраивать сцены, а показать «кто в доме хозяин». — Всё… всё нормально, — медленно произнёс Хуан, и слова обращены были не только к Чану, но и к самому себе. Более осмысленно посмотрев на альфу, Тао приблизился к ошарашенному Чану, который по-прежнему бормотал извинения. — Нет. Прости и позволь всё объяснить, это ошибка, просто на миг поддался искушению… Но Тао и не слушал его вовсе. Он погладил альфу по плечам, замечая, как усилился запах альфы, и, кинув быстрый взгляд на пах Чанёля, удостоверился, что из-под домашних брюк выпячивается приличный стояк. Так значит, Чан захотел этого мелкого мальчишку? А как же ещё. Сущность альфы всё-таки берёт своё, даже не таких неприметных омег. Но Тао должен был как-то повернуть ситуацию в свою пользу. Чанёль должен был хотеть только его! — Успокойся, Чанёль, — улыбнулся Хуан, но тепла в улыбке не было. Больше рассудительность и холодный расчёт. — Ничего не нужно объяснять. — Разве? — ещё больше смутился альфа. — Я знаю прислуг, дорогой. Все эти омежки одинаковые и залезают в постель к хозяевам. Залезают, потому что хотят стать «Золушкой». Помнишь эту старинную сказку? Чанёль кивнул, не понимая, к чему ведёт Тао. — Так было всегда. Но они — всего лишь подстилка. Временное увлечение. Тебе не нужно искать замену на момент твоей несдерживаемой страсти. Я всегда смогу тебя удовлетворить, понимаешь? Мысли в голове Чанёля сейчас представляли собой кашу. Вроде бы и ситуация была щекотливая, и вина его на лицо, но конфликт улаживался сам собой. Да ещё это возбуждение не спадало. Тао подтолкнул Пака к кровати и уложил альфу на неё. Он вернулся к двери, запер её на замок и, когда подошёл к Чанёлю, бесстыдно стал раздеваться перед ним. Абсолютно голый залез прямо на Чанёля сверху, слегка поёрзав своими бёдрами по паху альфы. Потом омега склонился и подарил Чанёлю такой виртуозный, страстный поцелуй, беря инициативу на себя, что у Чана вмиг перехватило дыхание. — Ну? — спросил Хуан, у которого уже был свой стояк. — Какой поцелуй тебе понравился больше? Неумелого оборванца-омежки или мой? Можешь не отвечать. Я всё вижу по глазам. Но и это ещё не всё. Хуан сполз вниз, стащил с Пака его штаны вместе с нижним бельём, принялся ласкать член альфы языком, делая глубокий минет. И опять же постарался показать всё своё умение и опыт, сводя с ума только своим языком и ртом. Чанёль уже вовсю гортанно стонал и не мог ответить ничего внятного. Но и на этом Тао не остановился. Он пошёл дальше. Введя в себя член Пака, Хуан начал быстрые ритмичные движения, почти скача на альфе. Чанёль, в свою очередь, подмахивал бёдрами, проникая в нутро омеги глубже. Мысли о Бэкхёне напрочь вылетели из головы альфы. Ему сейчас до ужаса хотелось кончить. Но на языке по-прежнему витал аромат лесных трав и мяты, который мог принадлежать только Бэкки. Через десять минут, лёжа сцепленные узлом рядом друг с другом, Тао и Чанёль пытались отдышаться. Их тела покрылись испариной. Тао переместился немного вбок, чтобы удобнее было лежать, пока узел не спадёт, тихо заговорил: — Запомни, Чанёль, только я могу доставить тебе такое удовольствие. Ни один неумёха не сравнится со мной. Чанёль невнятно что-то пробурчал, проваливаясь в короткий сон. Он по-прежнему чувствовал аромат Бэкхёна, словно наваждение, которое преследовало альфу даже во сне.***
Не в правилах Джунки было навещать своего свёкра перед сном. Но сегодня дела и известия, что принёс Тао, были очень деликатными. Он просто не мог не поделиться информацией с самым главным членом семейства. Ведь только своего папу прислушивался Пальён, а это значит, что он может как-то подействовать на сына. Джунки сидел в кресле напротив свёкра и не знал, с чего начать. Но решил не ходить вокруг да около, а рассказать всё как есть. — Сегодня ко мне пришёл Тао. Парень был очень взволнован. Он поделился со мной своими опасениями по поводу того, что Пальён ревнует Чанёля к нему. Ревнует как отец сына. Но мы-то с вами знаем, что это не так. — А может быть, Хуан преувеличивает? — высказался Сонхи. — Тао? Не думаю. Пальён действительно ревнует, но именно его к Чанёлю, а не наоборот. Уж я-то в этом понимаю и смыслю. Меня беспокоит сей факт. Думаю, ваш сын влюблён в Хуана. Сонхи усмехнулся. — Не говори глупостей, Джунки. — Вы не знаете своего сына, — словно опасение высказал омега, огорчаясь, что его слова были приняты как надуманное. — А ты знаешь? — уже серьёзнее ответил старик. — Я? — удивился Джунки, — Мы прожили с ним более двадцати лет. Порой мне кажется, я даже знаю, о чём он думает, а порой он делает что-то, чего я никак не ожидал и не предполагал. Это весьма сложный вопрос. Он не прислушивается к моим советам. Становится неистовым в своих решениях. Ни во что не ставит моё слово. — Тогда зачем ты ко мне пришёл? — задал следующий вопрос Сонхи, смотря испытующе на мужа своего сына. — Просишь спасти несуществующий брак? Джунки с огорчением глянул на старика и вновь опустил глаза. — Давай говорить честно, Джунки, — продолжил дед, — когда это вы жили нормально? Когда? Пальён признавался тебе в любви хоть раз? Ты прекрасно знаешь, что ваш брак заключил мой муж и твой отец. Вы оба знали, на что шли. Да, конечно, у вас совместные дети, но они уже выросли, и вас ничего не держит вместе. Это просто видимость семьи. Как красивая коробка шоколадных конфет. Снаружи вроде бы украшена, красивая, а внутри пусто. Одно дело, если эти конфеты съели за какое-то время. Другое дело — ваш случай. Коробка изначально была пуста. Я поговорю с сыном, обещаю, но думаю, это вряд ли наладит ваши отношения и тем более мало прояснит ситуацию. Разговор был исчерпан. Джунки это понял и, попрощавшись со свёкром, вышел из его комнаты. На душе омеги по-прежнему было скверно.***
Бэкхён вернулся к себе в комнату, и она оказалась пуста. Кёнсу ещё накануне сказал, что будет ночевать у Кая, поэтому омежка чувствовал себя особенно одиноким. Ему не с кем было поделиться своей душевной болью. Обычно побыть его «жилеткой», в которую можно было поплакаться, вызывался Су или Чондэ. Но ни того, ни другого не оказалось рядом. Он слышал, как Лэй мылся в душевой, поэтому, чтобы он не заметил его расстроенных чувств, быстро разделся и лёг в кровать, накрывшись одеялом почти с головой. Его долго терзали разные мысли. Когда стыд отступил на второй план, Бэкхён начал проклинать себя разными словами, сетуя на свою омежью сущность, что каждый раз поддавалась на провокации Пака. Бэкхён прекрасно понимал, что поступил неправильно. И не только сегодня, когда их поцелуй застукал Тао. Всё изначально было неправильным, что касалось Пак Чанёля. Но ведь сердцу не прикажешь?! Видит Бог, Бэкхён пытался, но ничего не выходило. Он не мог противостоять своим чувствам и напору альфы. Он шёл против течения. А течение было очень сильным, что сбивало с ног. И когда он падал под натиском своих чувств, всегда оказывался в объятиях Чана. Сколько ещё это будет продолжаться? Пока он не сдастся окончательно? Он не хотел оказаться в кровати альфы и хотел одновременно. Разрывался на две части. Омега приводил себе кучу доводов и доказательств того, что Чанёль беспринципный и похотливый самец, которого интересует лишь секс. Он целовал Бэкхёна всякий раз, когда ему хотелось, а потом преспокойно шёл к Тао, как будто так нормально. В конце концов, Чанёль спорил на него! А это было совсем отвратительно в глазах омеги. Почему тогда он не мог выбросить Чанёля из головы и своего сердца? Почему не мог забыть окончательно этого альфу? Может быть, потому, что они истинные? Но как это проверить? Как убедиться окончательно? Бэкхён не знал. Он ведь был совсем неопытным в отношениях. Что, если к таким действиям его подталкивает лишь сущность омеги, что чувствует своего истинного? А может быть, он просто влюбился так сильно, что не замечает запах никого другого? И в первом, и во втором случае исход был печальным для него. Истинность, как правило, можно подтвердить во время течки, когда ты тонко чувствуешь феромоны своего партнёра и точно можешь определить, кто есть кто. Но Бэкхён дал себе зарок никогда не оказываться рядом с Паком в такой период. Ведь, будь он истинным или же нет, омега не устоит всё равно. Чувства к альфе были настолько сильными, что Бэкхён знал наверняка: он поддастся своим желаниям. С такими неутешительными мыслями Бэкхён уснул, и ему снились кошмары вперемешку с картинками, как он занимается сексом с Паком. Первый раз в жизни Бэкхён проснулся от того, что кончил во сне. У него не было поллюций до этого. Встав с кровати, омежка направился в душевую, смыть с себя семя и освежить голову, натереться специальным средством, подавляющим запахи. Стоя под тёплым душем, Бэкхён тёр себя мочалкой, а когда рука прошлась по паховой промежности, мальчишка невольно поглубже вздохнул, потому что именно то место напряглось снова, а внутри налилось тепло. Он никогда раньше не мастурбировал. Обычно в приюте он делил комнату с Чондэ, а душ принимали сразу несколько омег одновременно. Ну и когда было до экспериментов? Сейчас же до ужаса хотелось прикасаться к себе и не останавливаться, пока это напряжение не спадёт. Бэкхён обхватил свой небольшой член ладошкой и пару раз провёл ей, оголяя головку. Из горла вырвался тихий стон. Он не хотел, но это получилось само собой. И чем дольше он двигал рукой, тем сильнее нарастало возбуждение. Оно скапливалось в одном месте между ног и, несмотря на то, что вода была не горячей, кожа стала настолько чувствительной, что ощущалась каждая капля, падающая на неё. А ещё появилось странное ощущение в анусе. Там словно свербило, и хотелось почесать. Бэкхён облокотился плечом о прохладный кафель, выпятил задницу вперёд и, не прекращая двигать рукой на члене, завёл вторую за спину, прикоснулся пальцем к анусу, погладил его. Ощущения удвоились, стало совсем жарко. Он боялся проникать внутрь, поэтому ограничился лишь поглаживаниями. Но и этого стало достаточно, чтобы мальчишка кончил, пачкая руку и пол под собой своим семенем, которое утекло в водосток вместе с водой. Отдышавшись и придя в относительную норму, Бэкхён вышел из душа, замечая в запотевшем стекле, насколько у него раскраснелись щёки, а глаза горят какими-то внутренними искорками. Он познал, что такое оргазм. Сравнивать было не с чем, но даже так Бэк понял, насколько это прекрасно. Омега натёрся специальным средством, и, когда вышел из душа, Лэй уже сидел в кровати, потирая глаза. В этот момент в комнату зашёл Кёнсу. Парень был сонный, зевал на ходу, но довольный. Понятное дело, видимо, они с Каем провели бурную ночку, и друг опять будет клевать носом, выполняя свою работу.***
В то утро Пальён по своему обычаю заглянул в комнату к своему папе, чтобы пожелать доброго утра, но добрым оно не заладилось. — Пальён, будь добр, задержись немного. У меня есть, что тебе сказать. Предполагая, что вопросы могут касаться фирмы, Пальён прошёл в комнату и сел напротив Сонхи. — Надеюсь, это ненадолго? — Смотря как пойдёт разговор, — начал дед, сцепив пальцы в замок. И он так всегда делал, когда начинал «долгий серьёзный разговор» за жизнь. — Я бы хотел поговорить с тобой об отношениях Чанёля и Тао. — Ты попросил меня задержаться, чтобы обсудить эту глупость? — Их отношения — это не глупость. Раз они объявили себя парой, значит, всё довольно серьёзно. — Это безумие. Неужели ты не знаешь, что Тао старше него? Пусть ненамного, но всё же. — Да, это правда. Но сегодня сей факт никого не смущает. — Папа, да что ты говоришь! — Пальён чувствовал, как в нём снова закипает раздражение, но в разговоре с ним он никогда не позволял себе подобной вольности, старался сдерживаться. — Не думаю, что дело дойдёт до свадьбы. Они слишком разные. Но они друг другу нравятся. Страсть держит их вместе, но если сыграют свадьбу, то сразу разведутся, — развёл руками Сонхи. — Сейчас легко это сделать. — Я так не думаю, папа, — возразил Пальён. — Просто в своё время ты не осмелился сделать такое, — с холодными нотками в голосе заявил дед. Пальён, несмотря на весь свой твёрдый циничный характер, поник. Он мог показывать настоящие чувства только перед своим папой, который знал сына лучше самого себя. — Что ты такое говоришь. — Ничего такого, чего бы ты не знал. Но я позвал тебя поговорить не о твоём браке, а о Чанёле и Тао. Альфа внутренне встрепенулся, и былое раздражение снова вернулось. — Оставь их в покое, — уже мягче попросил Сонхи, надеясь достучаться до совести сына. — Особенно Тао. Пальён недовольно фыркнул, будто его папа произнес очередную глупость, но Сонхи прожил долгую жизнь и мог с лёгкостью различить, где человек говорит правду, а где лукавит, скрывая настоящие чувства под маской безразличия или незаинтересованности. — Не делай такое лицо! Я знаю, что он тебе нравится, но он не для тебя. — Почему это не для меня? — Он жених Чанёля! — Ты знаешь, как я отношусь к Чану… — Не важно! — прервал сына Сонхи, повышая голос. — Хуан не для тебя! Ты уже пропустил много поездов: один из них — юность, другой — твоя истинная любовь, которую ты предал в угоду достатку. Поэтому забудь о Тао. Оставь его в покое. Пусть он будет счастлив хотя бы с Чанёлем. Напоминание его прошлого всегда доставляло боль Пальёну, но мужчина за столько лет научился скрывать её под маской раздражения, поэтому альфа встал с кресла, намереваясь уйти. — Ты это хотел мне сказать? Ради этого меня позвал? — В общем-то, да. — Думаю, я услышал тебя, но поверь, папа, я сделаю по-своему. — Ты всегда так поступал. Жаль только, в отношении Донука проявил слабохарактерность. Альфа со злостью поджал губы и, не попрощавшись, вышел из комнаты. Он не намерен был больше выслушивать наставления своего папы, который всё время давил на больную рану, которую с годами так и не получилось залечить.***
— Ты сегодня как сонная муха, — пожурил своего друга Бэкхён, вытирая пыль с фарфоровых статуэток и изваяний, что стояли в коридоре на втором этаже. — Прости, Бэкки, — стал канючить Су, мокрой тряпкой вытирая косяки дверей, — когда я с Каем, то забываю о времени, а потом сам же страдаю от недосыпа. А ещё у меня жутко болят мышцы на ногах. — Вы там что, выполняли акробатические номера у него на кровати? — прыснул от смеха Бэк, замечая, как Кёнсу заливается румянцем смущения. — Посмотрю я на тебя, когда ты встретишься со своим истинным и будешь испытывать подобное. Ой, мне же ещё надо протереть пыль в комнате Пака младшего, — простонал Су и неохотно побрёл к нужной двери. И снова Бэкхёновские чувства взяли верх. — Давай я сам вытру? — предложил тот, — а ты поспишь чуток. — Правда? — неуверенно переспросил Дио. — Тебя это не обременит? — Всё в порядке, Су, — кивнул Бэк и открыл уже знакомую до боли комнату. Обрадованный тем, что у него выдалось лишнее время для отдыха, Су вручил Бэкхёну свою тряпку и тут же испарился. Омежка зашёл внутрь, оглядел комнату. Нужно было заправить постель, потому что она была разворочена, а постельное бельё — заменить. Когда мальчишка закончил с кроватью, стал орудовать тряпкой по всем стеллажам и наткнулся на фотографию Чана в рамочке, стоящей на полке. Бэкхён взял её в руки, отложив тряпку в сторону, провёл пальчиком по улыбающемуся изображению Пака. Он был таким красивым на фото, представительным, в строгом костюме. Но вот его кудряшки, которые торчали в разные стороны, разбавляли строгий имидж своей незаурядностью. Бэкхён сразу вспомнил, как впервые наткнулся на Чанёля в клубе, и именно его волосы привлекли внимание мальчишки. Он посмеялся тогда над альфой, но понимал сейчас, что сразу влюбился. Бэкхён так и стоял, любуясь фотографией Чанёля, когда в комнату через открытую дверь зашёл Тао. Парень с утра забыл папку с важными документами и приехал, чтобы забрать их. — Поставь на место! — властно и громко приказал Хуан. Бэкхён вздрогнул, развернулся и машинально прижал фото к своей груди, как бы защищая своё сокровище. Но потом опомнился и отдёрнул руку. Он не знал, что ответить Тао. Выкрутиться из ситуации и наврать, что вовсе не залипал на его жениха, а просто стирал пыль? Он знал, что это не прокатит. Видя, как мальчишка растерян и держит до сих пор фоторамку, Тао подошёл к Бэкхёну, буквально выдернул фото из рук омежки. — Знаешь, а у тебя, видимо, совсем нет стыда, — парень говорил строго, глаза были наполнены ненавистью. — Что ты делаешь с фотографией? Бэкхён опустил взгляд в пол, не зная, что ответить. — Я пришёл убраться и… — пробормотал он, не смея смотреть в глаза Хуану. — Так значит; убраться? — злостно усмехнулся Тао. — В таком случае вымой пол, протри пыль, заправь кровать… Ах, кровать -то ты уже заправил, как я посмотрю. Молодец. А то мы с Чанёлем совсем её разворошили, пока до утра занимались сексом, — Тао не без удовольствия заметил, как Бэкхён огорчился, а в глазах блестнули слёзы. — Но что делаешь ты? Ты смотришь на фото своего хозяина, а не продолжаешь убираться. Быстро! Давай убирайся, — и Тао стал раскидывать по комнате вещи, что были сложены до этого Бэкхёном. На пол полетели все канцтовары со стола, из шкафа были вытащены вещи и валялись на полу, и Бэк понял, что теперь, прежде чем развесить их вновь, нужно будет всё погладить. Но и на этом Тао не успокоился. Со стеллажа полетели книги в эту общую свалку вещей. — Что ты любуешься фотографией? — зло прошипел Хуан, подойдя к Бэку и почти тыкая фоторамкой ему в лицо. Омежка не знал, что ответить. Он просто стоял, переминаясь с ноги на ногу, готовый провалиться сквозь землю. — Вы правы… я просто хотел… — стал мямлить еле слышно Бэк, но его снова прервал злой голос Тао. — Что? Мне не нужны твои объяснения. Я в них не нуждаюсь. Я могу тебе только приказывать, — Хуан поднял пальцем лицо Бэкхёна за подбородок, чтобы тот посмотрел в его глаза и увидел всё презрение и ненависть, которую сейчас испытывал к нему Хуан. Чтобы омежка понял, что с ним связываться себе дороже. — Послушай, я тебе приказываю: чтобы это было в последний раз. Понял?! Ты меня понял? — он указал на фото Чанёля, но Бэк на него даже не взглянул. — И дело касается не только фото. Я имею в виду то, что произошло вчера. Помнишь? — Я не понимаю, господин… — Бэкхён решил уточнить, что именно Пак первый полез к нему с поцелуем, и так было всегда. — Ты всё прекрасно понимаешь, — всё с той же злостью проговорил Хуан, не желая выслушивать оправдания Бэка. — Перестань соблазнять моего жениха! Я тебе этого не позволю! Я Хуан Цзытао, и я вырос в состоятельной семье с хорошей родословной. Меня не подобрали, как щенка на улице, в отличие от тебя. Поэтому я даже слушать тебя не желаю. Слова Тао больно отзывались в груди омежки, и с каждым новым словом он, казалось, сжимался и опускал взгляд в пол всё ниже и ниже. — Пока что я Хуан, но скоро стану мужем Чанёля. И вот, что я тебе скажу: я не хочу, чтобы ты на него вешался. Я тебя предупредил! Стоит тебе только приблизиться к Чанёлю, и я попрошу уволить тебя или сам вышвырну отсюда. Поверь, мне хватит смекалки всё это провернуть. Понятно? — Да, — тихо ответил Бэк. Он сминал тряпку в руках, пытаясь успокоить свои стыд и смущение, а ещё боль и обиду, что так разом навалились на плечи омежки. — Да, господин Хуан, — уточнил Тао, говоря прямым текстом, чтобы Бэк обращался к нему только так. — Да, господин Хуан, — повторил Бэк, и удовлетворённый тем, что поставил зарвавшегося мальчишку, Тао взял нужную папку, подошёл обратно к двери, но перед тем, как выйти, он развернулся к полке, на которой стояла красивая дорогая ваза, и толкнул её на пол. Она упала и разбилась вдребезги, разлетаясь на много мелких осколков по дорогому паркету. — Ой, какой же ты неуклюжий мальчик. Вот ещё и вазу разбил. Думаю, её стоимость вычтут из твоего жалования. Ну ничего, уроки по воспитанию нужно принимать с уважением. Тао наконец покинул комнату, оставляя Бэка одного со своим горем. Мальчишка сгрёб все вещи Пака, ненавидя их за то, что, несмотря на стирку, всё равно пахнут своим хозяином, уложил всё на кресло, начал заново заправлять кровать. А перед глазами стояла картина того, как Чанёль и Тао занимаются на ней сексом, и это было нестерпимо больно, потому что Бэк понимал: всё произошло сразу же после того, как они целовались. Мальчишка держался, хоть и смотрел на всё сквозь слезы, видя очертания предметов расплывчато. Но когда он стал собирать осколки с пола и нечаянно порезался об один из них, то нервы не выдержали, он расплакался в голос, зная, что его никто не услышит, ведь все хозяева в этот час отсутствовали дома. Он плакал, вытирая тыльной стороной ладошки слёзы, а порезанный палец зажимал в кулаке, желая хоть немного остановить кровь. Никто не слышал горького плача Бэкки, кроме Тао, который стоял в коридоре, решив на минутку задержаться. Хуан зло усмехнулся и теперь уже точно направился на выход.