Yes

Пёс с отчаянной опаской скалит зубы, как только Купер оказывается в радиусе нескольких метров. Он и к Сэм относится подозрительно первое время, но та умудряется соблазнить его крекерами, спокойным голосом, ласковыми словами, прикосновениями и ещё чем-то неясным, что заставляет его лизать ей руки горячим языком. Сэм улыбается — впервые за долгое время без опаски и даже как-то радостно. — Кто тут такой хороший мальчик? Он мокрым носом тычется в ладошки, выискивая ещё печенье. Саманта гладит пса за ухом, треплет будто усыпанную серебряной пыльцой чёрную шерсть. — Я в детстве хотела собаку, но у сестры была аллергия, — уже Куперу, загружающему в кузов ящики, сообщает она. — Заберёшь её? Сэм моргает и удивлённо смотрит на Купера. Он абсолютно серьёзен и, кажется, не видит в этом ничего странного. — Боже, конечно, нет! Это не моя собака. — Будет твоя. — Так нельзя. Нельзя просто заходить в чужие дома и брать, что понравилось. Это называется воровство. — Если это во благо проекта… Глухое рычание из глубины груди Бумера сбивает поток мыслей Купера. Он морщит нос. Сэм только закатывает глаза, успокаивающими касаниями гладит пса. И не ясно, кого это успокаивает больше. Наверное, Сэм просто отвыкла от нежности, а потому доверчивые глаза Бумера, который ластится к её пропахшим крекерами рукам, вызывают у неё необъяснимое тёплое чувство. Она впервые думает, что хотя дети — не домашние животные, она вполне может чувствовать то же, держа на руках чертёнка. Но для этого он должен перестать быть чертёнком. Сэм это кажется маловероятным. — Мы приедем снова через две недели. И если вы опять попытаетесь обмануть нас, мне придётся сказать Джону. Думаю, ему это очень не понравится, — отчитывающим тоном кидает Купер в назидание. Саманта смотрит на две фигуры: блондинки и, судя по всему, её сына. Последний щурится, но больше не от солнца, а от ослепляющей злости. — Ублюдки… Слова ядом капают на плодородную почву фермы. Сэм выпрямляется, встревоженно обкусывая кожу по контуру нижней губы. — Ты что-то сказал? — Райан, иди в дом! — тут же срывается блондинка. Не нужно быть гениальным психологом, чтобы увидеть, как на лице Купера натягиваются мышцы. Сэм кажется, похожее выражение было у Джаспера. — Какой твой грех, парень? — у парня пересохло в горле. У него там прожжённая радиацией ненависти безжизненная пустыня. — Думаю, нам стоит выяснить. Всё происходит как-то быстро и кажется смазанным, будто Сэм смотрит на всё с карусели. Купер хватает парня за руку, тянет к себе. Его мать начинает жалобно стонать и умолять не забирать сына. Бумер лает. Райан успевает обернуться, схватить с бочки садовые ножницы и занести руку. Удар сбивает Рей-Рей, край лезвия проходит по коже, распарывает ткань свитера. От неожиданности Купер даже выпускает мальчишку и тот падает на землю. — Ах ты маленький… Раньше, чем он шагает к Райану, Сэм загораживает дорогу. — Нет! Оставь его в покое. Пожалуйста. Грудь от беспокойного дыхания ходит ходуном вверх-вниз. Сэм чувствует это ладонями, которыми будто бы может остановить мужчину. Он не двигается, только морщится от отголосков боли. Лезвие прошло по рёбрам. Он бросает резкий взгляд на хозяйку фермы, жжёным клеймом оставляя ей, как метку «Через две недели» и уходит в машину. Сэм оборачивается, чтобы выпустить воздух из сдавленных лёгких. — Ты в порядке? Райан кривит губы, как-то совсем по-максималистки отталкивая протянутую руку. — Жить буду. Сэм смотрит на Рей-Рей, потом на обеспокоенного пса. — Простите, что так вышло. Она даже не знает, за что конкретно извиняется, но хочется сгладить эти острые углы. Купер в машине оглядывает разрезанное полотно кожи. Видимо, парень собирался ударить ножницами куда-то повыше, возможно на стык шеи и плеча. — Поехали назад. Я зашью. Купер вроде бы и удивляется, а вроде бы так просто падает тень закатного солнца. — А ты умеешь? — У моего бывшего мужа было не самое миролюбивое хобби, так что пришлось выучить кое-какие основы оказания первой помощи. И зашивание небольших ран в том числе. Она пожимает плечами, будто это просто, как собрать пазл из четырёх кусочков. Хоть что-то хорошее Патрик оставил после себя в её жизни. Можно найти цветы и среди руин. Пока они едут, Сэм вглядывается в горизонт, пытаясь на билборде разглядеть знакомую тень. Две первых буквы выглядят ярче, белоснежнее последней. Но, возможно, просто так падает свет. На ранчо Сэм не без труда, но отыскивает аптечку. Она бросает взгляд на камин, над которым висит голова оленя. Но из наблюдателей здесь не только чучела со стеклянными глазами. Сэм мельком замечает фигуру за столом позади камина. Купер его не видит, а потому спокойно снимает порванный свитер. Она ставит непроницаемую стену наплевательства, сама не замечая, что кирпичики в этой стене все как один из театральщины. Сэм встаёт на колени, оттирая кровь и быстро накладывая стежки. Если задуматься, можно было бы обойтись и без этого, но так уж вышло, что это всё резко оборачивается спектаклем, в котором у Купера случайная роль, а зритель только один. Вот тебе и новая мишень для шрапнели. — Да у тебя просто золотые руки. Она ухмыляется лукавой улыбкой. Хуже всего, что Сэм не хочет признаваться. Стоит, опираясь коленями в доски пола, пальцами прикасаясь к чужому телу и ещё находит в себе достаточно наглости для Купера и яда для второго в комнате, чтобы бросить: — Ты даже не представляешь, что я ещё этими руками умею. Купер перестаёт шариться взглядом по обстановке, роняет его сначала на шрам, потом на её лисье лицо. Выражение собственного у него — сплошная христианская невинность. Даже слишком неуместная для человека с обнажённым торсом. — Полагаю, достаточно много. Разговор выходит каким-то опасно двусмысленным. Но если Купер этого в упор не видит, потому что не рассматривает однозначность всерьёз, то у Сэм на это и расчёт. Когда-то она слышала, что людям не обязательно давать полную картину. Достаточно лёгких мазков, звуков, намёков, чтобы человеческое воображение само дорисовало всё остальное. — Зависит от того, насколько далеко возможно зайти. Её грифельный набросок картинки, которую не видно из-за камина весь сплошь из неосторожных фраз и звуков прогибающегося дивана и её полушепчущего голоса на тонах прелюдии. Купер дёргает уголком губы, у него на лице эта насмешка, как у старшего брата над непутёвой сестрой после первой попойки. Но он-то его лица не видит. — А насколько далеко ты собираешься? Сэм, как безумная обкусывает губы, отчего те становятся красными, будто по ним прошлись не зубами, а другими губами. Ей ли не знать о важности деталей. Кровь приливает к лицу. Она поднимается с пола, глядя сверху вниз. — О, у меня большие планы. Она наклоняется в момент, когда шаги выдают приближение бури. Наклоняется будто к лицу Купера, даже задевает его волосами, бросает беглый взгляд вперёд, словно только сейчас обнаружив присутствие Джона и сжимает руками аптечку. Сэм поднимает её с дивана, выпрямляясь с лицом преступника, на которого нет никаких официальных доказательств. Потом медленно отступает и произносит самым будничным тоном: — Не забывай менять повязку, и всё заживёт через несколько дней. В этом приглушённом свете она дружелюбно смотрит на Купера, улыбаясь ему миролюбивой спокойной улыбкой. Потом поднимает голову и в упор смотрит на Джона, совсем ему не улыбаясь. И только после, ни сказав больше ни слова, уходит прочь, почти физически чувствуя жар на позвонках, которого слишком много даже для этой просторной гостиной.