Yes

Тук-тук-тук. Нервная дробь похожа на стук капель. Купер долго и терпеливо смотрит, как пальцы отстукивают на подлокотнике этот ровный ритм, прежде чем заговорить: — Не волнуйся так. Сэм моргает, вырванная из какой-то нирваны, и смотрит сквозь Купера. — Я не волнуюсь. Тук-тук-тук. В ответ ей, заключённое в простое «Хм» летит «Ещё скажи, что Африка — не континент, а Солнце — не звезда». — Они не попали вглубь бункера, — спустя какое-то время молчания сообщает Купер дошедшие до ранчо новости. Несколько сопротивленцев, переодетых эдемщиками, сорванный перебежчиком ключ, взрывчатка — не так много, но войны начинали и из-за меньшего. Сэм кажется у неё внутри хаос, как в бардачке машины: можно отыскать всё, что угодно: от дозы внутривенно до диспута о том, почему Плутон — планета. Но вместо всего этого она выдаёт невпопад: — Долго едут. Она поднимается из кресла, когда тишину крошит шум машины. Ураган приходит почти неслышно. Сэм вглядывается в силуэты людей, выходящих из машины, но первым делом видит не Джона, а Джозефа. Тот идёт размеренным шагом, одной рукой прижимая к себе собственного сочинения библию, идёт по ровной траектории к дому, которая будто пунктиром отмечена — таким же белым, как строчка на его пиджаке. За ним следом, как побитый пёс, идёт Джон. На нем ни царапины. Удачливый чёрт. У обоих лица, как куски мрамора. У одного — на памятник, у другого — на могилу. Сэм следит за Отцом до тех пор, пока он не поворачивает голову, чтобы в упор прошить её взглядом. Сама не зная почему, она опускает голову, будто и она чем-то провинилась. Всеобщий трепет холерой разносится по ранчо и не отступает даже когда хлопает дверь внутри дома. Сэм идёт в гостиную, подошвой шаг в шаг повторяя чужие следы. Следом за ней заходит Купер, несколько эдемщиков и ночная прохлада. Никто ничего не говорит. Каждый варится в своих чувствах, главенствующее из которых — страх. Все ждут первого удара молнии. Он раздаётся тяжёлым хлопком, будто падет книга. Или кто-то швыряет её на стол. Сэм кажется, крики должны доноситься даже сюда со второго этажа. Но криков-то нет. Джозефу Сиду не нужно кричать, чтобы внушать страх или выражать недовольство. Единственный раз Сэм кажется, она слышит повышение тона, когда голосом Отца от стен отдаётся: «Ты не можешь защитить бункер, так как ты сможешь защитить невинные души?». Гром приходит следом. Раскрывается дверь, Джозеф на секунду оборачивается через плечо, смотря куда-то назад. Потом спускается по лестнице в компании брата. Они говорят о чём-то на полутонах на крыльце. Назад Джон возвращается уже один. — Где эти грешники? Каждое слово звучит чётко, будто на пол падают гильзы. Сэм догадывается, что речь идёт о сегодняшних нападавших. Ей не видно лица Джона: диван, под который она пытается мимикрировать, стоит спинкой ко входу. Ей не хочется видеть его лицо. — Наверху. Святая святых. У кого-то будет весёлая ночка. — Вы нашли Джаспера? Сэм жарко, будто пол под ногами Джона Сида пылает адом. Она подтягивает свои ноги к себе. — Нет, но… Буря всё-таки приходит. — Так какого чёрта?! Журнальный столик с грохотом переворачивается. Стеклянная столешница разлетается тысячью маленьких осколков. Сэм кажется, половина из них впились ей в спину. — Может быть, вы забыли ради чего мы трудимся? Может быть, вы не верны больше Отцу? Может быть, вы не хотите прийти к вратам Эдема? Мм? Кажется, хрустят чьи-то кости. Саманта втягивает голову в плечи и молча, не опуская глаз, находит рукой запястье Купера. Сжимает его. Есть много видов страха, но такой, обволакивающий льдом все органы, Сэм испытывала всего три раза в жизни. Два из них — рядом с Джоном. Из-за Джона. — Мы получили послание сегодня с утра, — хрипит кто-то. — Джаспер хочется встретиться у билборда. Завтра, в восемь. Где-то в глубине она отлично понимает, что это страх, посеянный Отцом. Джон всего лишь попугайчик, повторяющий за старшими братьями. Чтобы хоть немного отлегло, она представляет себе каков же тогда гнев Джейкоба или, что ещё хуже, Джозефа. Это позволяет слегка ослабить хватку на руке Купера. Кажется, он сам побелел. — Он хочет поговорить? Хорошо… Мы воткнём ему крюки в сухожилия, привяжем к машине и привезём сюда. Вслед за словами отдаются шаги. Только когда в помещении остаётся лишь запах гари от пылающего гнева, все немного выдыхают. Кто сипло, кто тяжело, кто давясь. Сэм разжимает руку, чтобы встать с дивана. Ей мерещится, что где-то среди этих напряжённых вздохов, теряется чей-то взгляд, мол «Ты же с ним спишь, иди, успокой». Под раздачу попасть нет никакого желания, но ещё больше Сэм не хочет, чтобы их всех тут смыло волной совершённых им глупостей. Её собственных и так хватает. Сэм смотрит, как свет переливается в осколках столешницы, будто это бриллианты. Сэм смотрит на Купера, улавливая на его отходящем от напряжения лице какое-то неясное выражение. Сэм смотрит на лестницу, которая такая длинная, будто ведёт на Голгофу. У всех же свой крест, да? Шагов до двери оказывается ровно пятьдесят. Сэм нервно перебирает смягчающие вещи. Что вообще сойдет для ситуации? Успокоительное? Ромашковый чай? Расслабляющий секс? Как ни кстати, ничего из этого она предложить не может. Уже войдя, Сэм ловит себя на мысли, что не стучалась. Хотя следовало бы. — Что ты делаешь? Вопрос из разряда не требующих ответа. И так всё видно. Джон держит в руке нож, будто примеряя, где лучше будет смотреться очередная метка с грехом. У Сэм сердце колотится в горле не столько от страха, сколько от этого зрелища «за секунду до». Она пересекает комнату, чтобы остановить руку с лезвием. — Это ничего не изменит. Он какое-то время смотрит с раздражением, потом включается режим безумного религиозного фанатика. Сэм даже не знает, что конкретно должна делать. Техника безопасности говорит, что нужно эвакуироваться. — Да, ты права. Не стоит мелочиться. Пришло время выпотрошить этого грешника. Выволочь его на свет, вырвать по позвонку за каждое богопротивное деяние, по ребру за каждое лживое слово. Что-то подсказывает, что у Джаспера просто нет столько костей в организме. Но Джону-то что, он изобретательный. Сэм отнимает руки, как от бешеного животного. — Ты хоть на секунду можешь успокоиться? — За спокойствие наши братья и сёстры платят жизнями, — резонирует на повышенных тонах. Сэм немного отступает. Судьи Джейкоба кажутся ручными шпицами по сравнению с этим волком. Она ловит волны невозмутимости и спокойствия, не давая панике прорастать наружу. — Я лишь пытаюсь сказать, что, возможно, стоит подумать. Не стоит верить всем словам Джаспера. Он много чего говорит и… И опять речь обрывают. Сэм даже испугаться как следует не успевает. — Значит я вырву ему язык, и он вообще больше не сможет говорить! Нож входит в стену в десятке сантиметров от её виска. Они оба дышат, как загнанные звери. Вот только разных видов. Саманта чувствует на себе пробирающий взгляд, а сама смотрит на «уныние» на груди, ниже которого всегда висел ключ. Сейчас он в кармане жилета, видно порванную верёвку, торчащую наружу. — Уходи. Она пытается проглотить ком в горле, но горло изнутри сплошь наждачная бумага. — Что? Джон отступает, оставляя лезвие торчать в стене. Берёт с тумбы Слово Джозефа. — Мне нужно сосредоточиться. Она принимает это за удачный момент, чтобы ретироваться. Пытаться сейчас что-то изменить — себе дороже.