Riptide

«Сегодня наши тела стали громадными, Они выросли на краю мира». — Пабло Неруда

Песок прилипает к подошве ботинок Чонгука. Соль застревает в волосах. Он вдыхает её, делая шаг вперёд к воде, слушая пение чаек на Пусанском берегу. Начался очередной год, и он опять дома, как и всегда в начале января, когда пляж кажется пустынным, а океан — бесконечным. Воздух в 2016 пахнет приятно и ново; капли с моря попадают на лицо, на горизонте вырисовывается силуэт Чимина, отбрасывающий длинную тень на пляж. Он подходит к нему, кладёт руки на талию, и старший поворачивается с такой яркой улыбкой, что она могла бы затмить закатное солнце за ними. Пак приветствует Чонгука прикосновением к запястью, притягивая его так, чтобы они стояли плечом к плечу, их обувь почти мокнет. Кончики пальцев танцуют на запястье младшего, и тот тает, несмотря на холод. Хорошо опять быть здесь с Чимином, они на год старше, у них больше опыта. Он втаптывает каблук ботинка в сырой песок и думает, что они опять находятся в начале, судьба пришла на гребне волны и забрала их. Теперь они другие, но Пусан тот же; океан всё ещё омывает берег. Здесь всё знакомо, потому что это дом. — Ты шёл целую вечность, — жалуется Чимин. — Скоро придёт мой брат. Чон натягивает чёрную шапку хёна ниже, чтобы она закрывала ему уши, улыбаясь, когда парень пытается казаться раздражённым. — Я знаю. — Ненавижу скрывать что-то от него. Кажется, что я лгу. — Это не ложь, — Чонгук толкает его в плечо. Они уже говорили об этом перед отъездом из Сеула, решили пока подождать, не усложнять. Они расскажут семьям, когда будет правильный момент. Нет нужды спешить, пока всё нормально; парни счастливы просто от осознания того, что они вместе. Будущее — огромное море, и у них есть время, чтобы никуда не спешить. — Мы просто… делаем то, что от нас требуется. Чимин кивает, толкая его в плечо в ответ. Это хреново, и они оба прекрасно это понимают. — Я видел собаку, пока ждал тебя, — произносит Пак, меняя тему, ведь он так хорош в этом. Он улыбается волнам. — Она напомнила мне о тебе. Чонгук смеётся. — Да? Чем? — Она была большой и продолжала толкать меня, когда я не хотел с ней играть. Он смеётся сильнее, и Чимин присоединяется к этому смеху, заглушая крики чаек. — Она всё равно была милой, — добавляет парень, быстро смотря на него, пока Чонгук кусает губы. Он всегда говорит самые неловкие и стыдные вещи. — Так, ты, наконец, больше полюбил собак? — Ты всё ещё думаешь об этом? — он начинает идти по пляжу, и Чонгук следует за ним. — Это очень серьёзно, хён. Чимин драматично вздыхает, но улыбается. — Возможно, однажды ты переманишь меня на свою сторону… Однажды. Сейчас это звучит странно достижимо; мечта, которая отделяется только временем. Он думает о том большом доме в Чикаго со скрипящими деревянными ступеньками и мягким светом, проходящим через занавески, как он был наполнен теплом. И, может, однажды они перестанут притворяться, когда уже станут старыми и противными, их голоса станут хуже, а колени Чимина начнут болеть. Пак будет убивать все растения в их доме, и они будут голодать, потому что никто из них не умеет готовить, но у них будет мягкая кровать и собака, пробуждающая их каждое утро. — Что, если мы приведём собаку в общежитие? — Думаю, нас выгонят. Они останавливаются на краю пляжа, где песок встречается с травой, вдалеке от людей, и Чимин садится, скрестив ноги, перед водой, держа Чонгука за руку и указывая сесть рядом. Их колени соприкасаются, пока они смотрят на море, солнечный свет отражается на волнах, а их пальцы остаются соединёнными. Старший берёт палку и начинает писать что-то на песке другой рукой. Чону приходится наклонить голову, чтобы прочитать написанное. — О, да ладно, ты прикалываешься? Прекрати. Чонгук стонет, и Чимин только хихикает, как ребёнок, заканчивая выписывать «Чонгук+Чимин» на песке. Он забирает у него палку, волны уже смывают слова, и парень начинает писать что-то своё. Пак облокачивается на него, наблюдая за движениями руки. «Чимин дурак». За это младший получает удар в плечо. — Чон Чонгук, клянусь… — Клянёшься что? — он усмехается, держа палку так, чтобы парень не достал, и Чимин просто качает головой, пытаясь не засмеяться. Они продолжают писать разные вещи на песке, глупые фразочки, вызывающие улыбку, и плохие портреты друг друга, из-за которых они слишком громко смеются, вдыхая солёный воздух, холодящий всё внутри. Он бы остался здесь навсегда, если бы не чувствовал, что может отморозить себе пальцы. Его нос уже побаливает, а щёки Чимина розовые, как и облака над ними, мешающиеся с закатом. Чонгук смотрит, как парень пытается нарисовать собаку на песке, прикусывает язык от усердия, и каждый раз из-за этого сердце младшего замирает: он вспоминает, как влюблён. Телефон Пака звонит, вырывая их из собственного мирка, когда тот смотрит на экран с небольшой улыбкой. — Мой брат здесь, — он убирает палку в сторону. — Думаю, ты ему понравишься. Чонгук кивает, пытаясь успокоить нервы, отпуская руку старшего, когда они встают. Он глубоко вдыхает, как будто сейчас произойдёт что-то важное, новое начало для них с Чимином. — Всё в порядке, — успокаивает парень, держась за локоть Чона, когда они начинают идти по берегу. — У нас всё будет хорошо. Он смотрит на Чимина, и это удивительно, как тот изменился, как они оба изменились, чтобы дойти туда, где Пак говорит, что всё будет хорошо, и верит в это. Потому что даже если у них никогда не будет ничего легко и просто, они хотя бы будут в порядке; пока они вместе, пока они являются частью того совершенства, созданного вместе. Это что-то. Неважно, что произойдёт, думает Чонгук, они всегда будут «чем-то» друг для друга.