Trust me, I am... Eve

      Ева улыбается в ответ — что же, если им и правда позволят пойти сейчас ниже, это может быть вовсе неплохо.       Или ты думала прятаться от остальных пленников до самого конца и так больше ни с кем и не встретиться?       — Идем, — легкий кивок, даже не согласие, но обозначение принятого решения.       Босые ступни быстро перескакивают со ступеньки на ступеньку, словно она сейчас спускается в подземный переход, а не на этаж, где ее ждет еще один странный тест от человека, который решил, что сможет       Научить нас доверять, хотя сам нам не доверяет       Ева хмурится — странная, неуместная мысль. Почему ей вообще должно быть хоть какое-то дело до того, доверяет ей тот, кому она разбила нос, или нет.       Должно быть, если ты хочешь выйти отсюда живой       — Чушь несусветная, — неразборчиво бормочет она, разворачиваясь на лестничной площадке, и замирает на месте. — Подожди.       В небольшое, расположенное чуть выше уровня глаз окно, бьет солнце, рассыпается по бетонному полу ворохом теплых лучей.       Сделать это в первой комнате было бы удобнее       Губы сжимаются в тонкую линию, почти исчезают с лица, стоит только опустить коробку и одежду на пол. Ладони почти по запястья ложатся на широкий подоконник. Мышцы становятся нитями, — тонкими, но прочными, — пронизывают руки своим множеством, собираются в узел в центре спины.       Оттолкнуться от пола, взлететь вверх, почти чувствуя ладонями не нагретый солнцем камень, но напряженные плечи партнера, и замереть.       Да ладно       Взгляд скользит от строения к строению, не останавливаясь ни на одном из них, не вычленяя из большого цельного паззла ни единого кусочка.       Твою же мать       Выдох застревает меж стиснутых зубов, отскакивает от них обратно в горло, оседает тяжестью уже в желудке.       — Я думала, что жертв похищения обычно отвозят в другой город, чтобы снизить шансы побега, — собственная усмешка кажется непривычно ледяной, равно как и стена, в которую Ева упирается лбом.       А не на место казни       — Ну, чтобы им было страшно не только от того, что с ними сделают, если поймают, — уже спокойнее продолжает она, подхватывая вещи с пола       Ты же цепляешься за них, как за проклятый буек на границе зоны заплыва       — Но и от того, что они окажутся в совершенно незнакомом месте, — заканчивает Ева, уже привычно усмехаясь. — А мы все в том же славном Ричмонде, пусть и на его окраине.       — У похитителей, как и у террористов, например, нет единственного паттерна поведения, по которому можно было бы легко предугадать дальнейшие действия, — Бемби едва заметно       Иначе было бы слишком хорошо       пожимает плечами. — Но с учетом имеющихся особенностей, поступки Дождя соответствуют общей логике.       — Потому что когда ты действуешь без помощника, крайне сложно вывозить своих жертв за пределы города на достаточно большое расстояние, — кивает Ева, начиная спускаться. — Особенно, если ты собираешь их по одному, а не закидываешь бессознательные тела в какой-нибудь грузовик, как поленья в камин.       Тебе ли не знать, Ева       — В логике тебе не откажешь, — в голосе Бемби слышится настороженная усмешка.       Ты можешь просто спросить, какого черта я это знаю       — Готова?       Они останавливаются у полупрозрачной двери       Ты заказывал партию одной модели?       с уже знакомой нишей в центре.       — Вроде того, — усмехается Ева, сжимая пальцы на рукояти, дергая ее вниз, и медленно выдыхает, когда выскочившая из едва различимой прорези металлическая полоса, обхватывает руку.       Тонкий красный луч сканера скользит по коже, считывая нанесенную недавно татуировку, на мгновение замирает на последней букве, словно раздумывая, что делать дальше, а затем гаснет.       Металлическая полоса исчезает в нише.       — Это можно понимать, как положительный ответ? — недоуменно уточняет она, обернувшись к Бемби.       — Сейчас проверим, — отвечает та, повторяя процедуру сканирования. И кивает, когда толстый пластик разъезжается в стороны, пропуская их внутрь. — Можно.       Еще одна больничная палата       Дверь закрывается за их спинами, когда Бемби начинает тихо говорить.       — Нам нужно синхронно поворачивать ручки с парными цифрами. Удобнее всего это делать, когда кто-то один считает вслух.       — В том, где скрывается подвох, разберемся позднее, — хмыкает Ева, снова опуская вещи на пол у самой двери. — Мои черные. Цифры.       Так правильно       — Начинай считать, когда будешь готова, — предлагает Бемби, взявшись за черную рукоять с белой единицей.       Ева кивает, медленно обходит небольшую комнату, высматривая не только свою первую цель, но и несколько следующих, прежде чем остановиться у той, с которой необходимо начинать испытание.       — Три, два, — она начинает резко и отрывисто, чтобы замедлиться на последнем слове, произнести его почти по слогам, пропеть, как одну из строчек песни. — Поворачиваем.       Ручка плавно двигается в сторону, едва слышно щелкает затворный механизм.       — И? — Ева удивленно трясет головой, поворачивается к Бемби, которая уже идет в другой угол. — Можно считать, что у нас получилось?       — Да, — напарница кивает, сжимает в ладони новую следующую ручку. — Ты почувствуешь, когда мы ошибемся.       — Нас снова ударит током? — усталая усмешка проскальзывает в голос, изгибает бровь в невысказанном вопросе.       Бемби кивает.       — Я должна бы радоваться, что училась лучше этого маньяка, но как-то не получается, — тихо смеется Ева, прежде чем начать новый отсчет.       И еще один.       И еще.       — Я правильно понимаю, что в этом доме автоматики и электроники должно быть не меньше, чем бетона? — спрашивает она, обхватывая пятую ручку пальцами, и тут же уточняет. — Потому что едва ли он смотрит на наши руки крупным планом, чтобы проверить, синхронно ли мы все делаем.       — Скорее всего.       — Хорошо, — Ева кивает, задумчиво прикусывает губу, прежде чем поднять взгляд на камеру. — Какова вероятность того, что эта автоматика даст сбой, Миротворец? Что один из миллионов       или сколько ты там их сюда напихал       датчиков просто выйдет из строя и не распознает одновременность движения? Или датчик все сделает правильно, а, например, лампочка не загорится?       — Никакой, — ровный, лишенный эмоций голос звучит из динамика камеры после едва слышного щелчка. — Если один из датчиков выйдет из строя, то его тут же заменит другой.       — Ясно, — она снова кивает, принимая ответ, и продолжает, уже улыбаясь. — Вопрос, конечно, глупый, но я не могу не попробовать. А сколько датчиков уже вышло из строя? И сколько еще осталось резервных?       Или у тебя там целый склад?       Она несколько мгновений ждет, прежде чем рассмеяться.       — Я поняла, на глупые вопросы ты не отвечаешь, — пальцы сжимают металл, локоть поднимается чуть вверх, готовый к новому движению. — Три, два, поворачиваем.       Разряд тока пробегает по пальцам на шестой ручке, впивается в контур губ тонкими иглами, заставляет улыбку дрогнуть, на мгновение исчезнуть с лица,       Иначе было бы слишком хорошо       чтобы уже через секунду изогнуться усмешкой.       — Отлично, значит, нам нужна новая тактика? — Ева оборачивается к стоящей в нескольких шагах Бемби. — Теперь считать нужно как-то иначе? Или я просто должна передать тебе право голоса, чтобы не получилось, что это тебе все время приходится доверять,       Потому что ты не доверяешь, ты просто слушаешься       но и я оказалась на твоем месте?       — Обычно это помогает, — соглашается напарница. И сразу же добавляет. — Еще можно считать хором.       — Оставим этот вариант на случай, если мы не сможем действовать одновременно на твой счет, — еще один кивок, пальцы отпускают металл, вздрагивают, будто сбрасывают с себя остатки электричества, как капли воды, снова сжимаются. — Готова.       — Один, два, — Бемби считает в обратную сторону, делает небольшую паузу, прежде чем произнести последнее число. — Три.       — Отлично, — Ева улыбается, делает два шага в сторону, останавливаясь рядом с седьмой ручкой, и продолжает уже задумчиво. — Знаешь, что мне кажется? Что Миротворец ничерта не понимает в том, что такое доверие.       — Ммм? — Бемби удивленно хмурится, не торопясь начинать новый отсчет, барабаня пальцами по металлу.       — Ну вот ты бы пыталась измерить доверие автоматикой? — плечи ползут вверх и тут же опускаются. — Например, тем, смогут ли два человека одновременно повернуть железные ручки с цифрами? Или мне одной кажется, что такое действие — просто способность подстроиться под другого?       — А по-твоему доверие можно проверить только одним из дурацких конкурсов вроде того, когда нужно повернуться спиной и упасть в руки других?       — Так его тоже не определишь, — Ева качает головой и смеется. — Ну, конечно, если не подразумевать под доверием полное отсутствие инстинктов самосохранения. Готова.       Две следующие ручки они поворачивают почти в тишине.       Отсчет времени нельзя считать разговором       — Интересно, — отстраненно произносит Ева, склоняя голову к плечу.       — Что именно?       — Ммм? — она несколько раз удивленно моргает, прежде чем понимает, что начала говорить сама с собой. — Подумала, что Миротворец не умеет доверять людям, зато с легкостью делает это по отношению к технике.       — Странный вывод.       — А как, по-твоему, он проверял работу своих тестов?       — А ты думаешь, что он их проверял? — Бемби щурится, словно проверяет, как звучит эта идея, и насколько логичной она может быть.       Ты сейчас звучишь, как коп на допросе       — Мне хочется в это верить, — Ева снова смеется, отпускает ручку, опирается плечом о стену. — По крайней мере я считаю логичным проверять работу того, во что ты вложил столько денег.       — Вероятнее всего, ты права, — кивает Бемби, не разжимая пальцы. — По крайней мере некоторые в доме считают, что он не похож на того, кто стремится убивать.       — Уже хорошо, — палец скользит по краю металла, повторяя его контур. — Так вот, мне интересно, как он проверял работу этой автоматики? Готова спорить, что напарника или помощника у него не было. Тесты, как он говорил, можно пройти только вдвоем. И мне чертовски любопытно, с кем он проходил, например, вот этот?       Кого он представлял рядом с собой в этом боксе?       — Любопытство сгубило кошку, — полные губы сжимаются, не выплевывают слова, но произносят их так, словно хотели бы сделать это. — Готова?       — Но я Ева, — она улыбается,       Ты знаешь ответ, не так ли?       медленно кивает. — Готова.       Разряд перетекает с пальцев на ладонь, поднимается по руке до лопатки, растворяется где-то там.       Потому что ты сейчас мне не доверяешь       — Еще раз твой отсчет или попробуем хором?       — Хором, — выбирает Бемби и сразу же объясняет: — Так надежнее.       Как скажешь       — Ты торопишься вниз, — спрашивает она, переходя к новой ручке.       — Я хочу выйти отсюда, — в чужом голосе слышится легкая усмешка, словно говорящая не уверена, насколько она будет уместна.       Из этой комнаты или из этого дома?       — Я тоже этого хочу, — согласие звучит почти равнодушно. — Один, два, три.       Если бы наше время в этой комнате было ограничено, мы бы сейчас танцевали       — Но ты торопишься именно вниз, — равнодушие перетекает в уверенность, спокойную, как стоячая вода, когда они берутся за новые ручки. — Это другое.       Бемби бросает на нее быстрый взгляд.       Хочешь сказать, что хорош болтать, но не можешь, не так ли?       — Давай мы просто пройдем этот бокс? Ты сюда только попала, но я в этом доме уже несколько недель.       И хочешь поскорее оказаться дома в теплой постели?       — Один, два, три.       Поджатые губы, стиснутые сильнее нужного пальцы — Ева уверена, в этом они сейчас похожи.       Вот только отношение к разговорам у нас разное       — Почему? — ровным голосом спрашивает она, когда разряд в четвертый раз проходит через ладонь.       — Последняя ручка дается тяжелее всего, — встряхивая рукой, отвечает Бемби. — Скорее всего, здесь минимальная вероятность погрешности и мы должна сделать это не просто одновременно, а…       — Почему ты торопишься вниз, Эмберлин Дилейни?       Чужое лицо застывает немой маской, разлетается обрывками спрятанного в памяти слайда.       Почему ты соврал, Роджер? Почему не сказал, что хочешь просто убить его, а решил потребовать никому не нужный выкуп?       Равнодушие и спокойствие закипают и в голосе, и во взгляде, обволакивают и тело, и словно всю комнату.       — Я…       — Так, стоп, — Ева качает головой и разжимает пальцы. — Он мне всю крышу и все время наверху говорил о том, что мы здесь ради того, чтобы научиться доверять.       Ты знаешь его имя, но молчишь. Ты молчишь о том, почему так торопишься вниз       Бемби смотрит на нее не то с раздражением, не то с усталостью. Возможно, в ее взгляде есть и еще что-то, но разобрать это Ева не может.       — Займемся этим, когда выйдем из бокса.       — Нет, — Ева снова качает головой, уже резче, уже позволяя кончикам волос коснуться щеки. — Он не просто так поставил меня в пару к тебе.       — Он не ставил, я раньше была парой с Элишей, потом проходила боксы с Элли.       — Ты проходила с ними боксы, но ни одна из них не была твоей парой, иначе я бы сейчас спокойно или не очень спала в своей квартире, — задумчиво произносит Ева, кивая своим мыслям. — Он считает, что мы с тобой лучше подходим друг другу, как бы это сейчас ни звучало.       — Слушай, давай оставим…       — Нет, — получается громче, чем ей хотелось бы. Но чужое, неуместное сейчас упрямство злит до покалывания пальцев. Или это кто-то пустил ток по полу, решив, что так можно заставить упрямых напарниц продолжить испытание? — Мы сделаем это сейчас. Для начала ты расскажешь о себе. Кто ты такая? Пара слов. Как если бы тебе надо было описать себя в двух предложениях.       На нее смотрят уже с нескрываемой злостью.       Что такое? Я отнимаю твое время?       — Мое имя у тебя на руке, коп, не замужем, детей нет. Твоя очередь.       Ева почти давится лезущей на губы усмешкой, дергает головой, поднимает взгляд на камеру и заходится смехом.       — А у тебя есть чувство юмора, да, ублюдок? Такое же странное, как и ты сам, верно? — она продолжает смеяться, запускает пальцы в волосы, натягивая идущую от наручника цепь.       — Твоя очередь, — голос напарницы звучит жестче. Как при аресте. Или на допросе. Хотя, на допросах с ней почти всегда говорили мягко, если не считать пары моментов.       Ева смотрит на нее, не переставая смеяться.       Ты правда не понимаешь? Или мы единственные напарники, которые оказались связанными чем-то большим, чем просто пленом?       — Твоя…       — Мое имя у тебя на запястье, — не переставая улыбаться, отвечает Ева. — Вдова, детей нет. Танцовщица.       — Ничего общего, как видишь.       — Как посмотреть, — она пожимает плечами, смотрит напарнице в глаза и продолжает: уже медленно и без тени улыбки на губах. — Я убила троих полгода назад. Выпотрошила, как свиней. Потому что они убили моего мужа.       Я позволила им побыть на его месте       — Наше общее — это система, хотя мы и стоим по разные стороны, — Ева хмыкает, переводит взгляд на камеру. — Хотя, это тоже, как посмотреть, верно, как тебя там?