В погоне за призом

      Солнце уже закатилось за горизонт, но одинокая машина на берегу реки все так же не двигалась с места. Сжигая мосты, Нацу остервенело впивался в податливые губы Люси, хотя клялся себе не раз, что ничего эта девушка в его жизни значить не будет. Забыл и о своем внутреннем обещании не целовать женщину в губы, чтобы не травить лишними чувствами душу. Дрожащими пальцами отрывая пуговки на тонком кружеве льняного платьица, он сдавался без боя, забыв о мести, преследующей его с порога своего детства. Только добраться бы сейчас до молочной пышной груди, которой он почти бредил последние недели. Только добраться бы, чтобы утопить ее в поцелуях, забыв обо всем…       — Моя малышка, — хрипло простонал он, справившись с упрямой тканью, оголившей, наконец, вожделенные полушария, не утяжеленные жестким панцирем девичьего лифа, спустив летящую фактуру платья вниз по белым плечам притихшей одноклассницы.       Люси отчего-то не сопротивлялась. Ей это даже не пришло в голову, ибо в эти мгновения в точке женского начала сворачивался узел, заставляющий девушку нетерпеливо ерзать на мужских коленях, запуская пятерню в непослушные розовые волосы. Тело просто звенело от пьянящего удовольствия, с радостью принимая рваные ласки, будто так и должно было быть.       Парень покрывал ее нежную кожу шеи и плеч сумасшедшими поцелуями, и никак не мог остановить ритм сорвавшегося с катушек сердца. Остановить себя не представлялось возможным, потому что даже ее запах изводил его, сводил с ума. А звуки, которые она неуверенно издавала, что ничего ранее не значили в его жизни, приводили мышцы всего тела в напряжение, как у ягуара перед прыжком за ягненком. Он спятил! Горел, как в пламени ада, пока она дрожала в его руках, позволяя сжимать себя в руках, рассыпаясь в странных ощущениях вместе с ним.       — Ты уверена? — срывающимся от недостатка воздуха голосом, потребовал он, хоть и не было сил оторваться от ее шелковистой восхитительно ароматной кожи. — Уверена?       Люси нашла в себе силы найти его затуманенные серо-зеленые глаза, стараясь выразить ответ пламенным золотисто-карим взглядом, но язык отказался облечь мысли в слова, потому она лишь протянула руки к вороту его черной шелковой рубашки, удивляясь, когда они успели скинуть верхнюю одежду, чтобы расстегнуть маленькие пуговицы. К чему глупые вопросы? Разве, она была бы сейчас рядом, не будь уверена в том, что происходит между ними?       Нацу правильно понял ее негласный жест, обхватив пышные полушария ладонями, чтобы чуть более ощутимо сжать их, сорвав с ее губ очередной неуверенный стон, обласкавший мужской слух. К черту пари! К черту школу со всеми бабами! Лишь бы вот так слушать ее возбужденные полувздохи, и гореть каждый день, насколько хватит их обоих…       Странные тягучие ощущения в пальцах заставляли блондинку чуть сильнее сжимать розовые пряди Драгнила в ладошке, комкая их то в большие, то в маленькие, будто пересыпая кинетический песок между пальцами. Руки порхали с его волос на плечи и обратно, поглаживая и сжимая удивительно красивую смуглую кожу, в которой горели последние блики уходящих сумерек. Дьявольски красив, так бы она сказала, но признать это, значит, окончательно вручить себя в его руки, а нужно ли это кому-то из них, она не знала, или не хотела бы знать.       Она не боялась. Не прикрывала себя ладонями. Целиком отдавалась его нетерпеливым рукам и губам, позволяя себе бесстыдно раздвигать ноги, пока его пальцы задирали и без того короткую юбку тонкого платья, чтобы добраться до кружева тех самых черных трусиков, которые были на ней в тот день, когда он прикасался к ней в первый раз. Ей так и не удалось проверить теорию о синих плавках в горошек, но это сожаление не стоило и выеденного яйца, пока по коже ползли мурашки, пробегая вдоль позвоночника, затем к макушке, и обратно к пальцам ног…       Звуки, роняемые ею в тишине, казались неприлично громкими, но подавлять их не было возможности, и копить их в горле девушка банально не могла, высыпая их в воздух, пока Нацу упивался ими сполна. Окна салона затянуло, и уже не ясно было, то ли от вечерней прохлады, то ли из-за жара, окружавшего двоих, познающих друг друга так, как хотелось уже давно.       Пальцы Нацу вновь нащупали чувствительную горошину, доводя Люси до исступления, утоляя жажду, которой страдало тело с того самого вечера, когда он решил сыграть роль благородного рыцаря, оставив ее гореть от собственной неудовлетворенности. Трусики намокли именно так, как хотелось ему с того самого дня, являя силу возбуждения подруги. И это, черт возьми, уже не таблетки были виноваты, а он сам.       Без зазрения совести, и мыслей о завтрашнем дне, она горячо стонала ему в рот, пока он сжимал ее талию до хруста. Горела так же, как он, увлекаемая в мир плотских наслаждений. Сама насаживалась, превозмогая первые приступы тянущей боли. Порывисто дышала, выпуская воздух из груди со свистом, позволяя сплетать свои пальцы с мужскими, оставив весь окружающий мир за пределами этого вечера. Ей жалеть не о чем. Она получила то, что хотела, так, или иначе. Ей просто было хорошо. Восхитительно! А причиной всего этого стал ОН, к сожалению…       — Увези меня домой, — прошептала Люси, неуверенно натягивая испорченное платье, и пересаживаясь с его колен.       Нацу выполнил ее просьбу, решив, что ей не по себе от такого резкого перехода. Высаживая ее у крыльца дома Хартфилиев, он потянулся к ее губам за поцелуем, но она отрицательно покачала головой, не поднимая глаз.       — Не нужно…       В душе разлилась тупая боль, затопив от макушки до пальчиков ног, что зябко ежились в тесных белых туфлях. Все можно пережить, и задушить в себе глупую надежду тоже можно, не надеясь, что под ними снова небо поплывет. Ей давно не десять!       — Люси… — его голос странно надломился, но блондинка не заметила, целиком поглощенная собственными страхами.       — Мы в расчете теперь?       — Какой еще расчет? — почти крикнул он, напрасно решив, что до нее можно достучаться.       — Приз… — глотая слезы, пролепетала она, — ты его получил…       — Прекрати!       — Все хорошо, — кукольная улыбка тронула ее губы. — Так и должно было быть, и я уже дала слово, что не стану мучить твоих друзей. Ты добился всего, чего только хотел…       Впервые за много лет, Нацу захотелось разгромить первое, что попадется под руку. Он, что, совсем неадекватный идиот, чтобы дважды угодить в одни и те же сети? Больной на всю голову? Мало она посмеялась над ним много лет назад, или понравилось на себе эксперименты ставить? Воспаленный мозг в неверии метался, в поисках хоть одного более-менее сносного объяснения, но его снова не было. Сердце сжали знакомые тиски…       — Люси, в чем дело, твою мать?       — Дело в том, что ты – Нацу Драгнил, — с расстановкой выстрелила она, — а я всего лишь новый пункт в твоем длинном списке…       Поспешно запахнув плащ, она выскочила из машины, не дожидаясь унизительного вранья, или уверений, что все это плод ее больного воображения. Он сам научил ее не верить в сказки много лет назад, и эту науку она запомнила, как мантру. Ее нельзя провести снова. Цинично наплевать в душу она больше не позволит никому…       — Люси! — крикнул ей вслед парень, до которого дошел смысл ее слов, но она уже хлопнула входной дверью. — Дура! — беспомощно уронив голову на руль, процедил он. — Какая же ты дура, Люси, уму непостижимо…

***

      Тронув собственные губы, Люси задумчиво наматывала собственный локон на палец, с силой натягивая, чтобы поверить, что все еще жива. Кровать в собственной спальне казалась несопоставимо огромной, будто насмехаясь над тем, что тревожило и бередило ее душу.       Никого не целует в губы…       Девочка и конверт с ромашками…       — Нацу! Смотри, какие красивые, — промурлыкала Люси, демонстрируя любимому другу крепкие красные яблоки. Глаза маленькой девочки горели гордостью и неподдельным счастьем. — Я сама лезла за ними по дороге в школу. Я больше не боюсь высоты, благодаря тебе, — протягивая яблоко Нацу, девочка вдруг наткнулась на холодный равнодушный взгляд. — Ты чего? Не будешь?       — Ешь их сама, — буркнул розоволосый, грубо отпихнув ее руку, так, что яблоко покатилось по асфальту в школьном дворе. — Мне они ни к чему, впрочем, как и ты, избалованная королевишна!       — Нацу? — Люси неуверенно прижала к груди оставшийся фрукт. — Почему ты так говоришь со мной? Разве королевишны залезут на самую верхнюю ветку за яблоками для друга?       Мальчик невольно цыкнул, пнув камешек под ногами, забытый дворником. Какова лживость этой девчонки! Посмотришь, и даже поверишь, что она ни в чем перед тобой не виновата, и не кидала тебя, разрушив самое теплое, что росло в нем: глупая детская любовь. Как только угораздило втрескаться в эту стерву?       — Вот только не надо строить из себя Лару Крофт, — с усмешкой буркнул Драгнил. — Я не нуждаюсь в твоей благотворительности, ясно? Можешь и дальше править в своем маленьком королевстве, принцесса, а я в этом фарсе больше участвовать не намерен! Прощай, Люси! А то как бы не увидели тебя в обществе ничтожества, вроде меня…       Смотря в пока еще узкую спину мальчика, Люси чувствовала, как дрожат собственные губы от подкативших к горлу слез, но гордость не позволила бежать за ним, чтобы потребовать объяснений. Он сам сделал свой выбор…       Сопоставив моменты, и выстроив их в логическую цепочку, Люси все больше тонула в воспоминаниях, ища ответ. Наверное, именно тогда какая-то девочка отказалась идти с ним в кино, выкинув в окно дурацкий конверт, а он оторвался на ней, навсегда перечеркнув в собственном сердце все человеческое. Тогда родился женоненавистник, позже записывающий в список всех, кто хоть раз был сражен его внешней красотой…       Кто была та девочка? Одноклассница? Кто-то со школы? Из двора? Из соседнего дома? Как ни напрягала девушка память, но никого подходящего в окружении не находила. Она даже не могла сейчас сама себе объяснить, почему ищет ответ на этот вопрос? Почему это так, черт побери, важно для нее? Понятно же, что того мальчика не вернешь. Впрочем, он даже в детстве был лживым бабником. Целовал ее на лужайке, чтобы потом позвать другую в кино!       — Ненавижу тебя, Драгнил! — прошептала сквозь слезы Хартфилия, задушив рваный хрип в подушке. — Как я тебя ненавижу…       Успокаивая себя, ей хотелось залепить себе пощечину. Да, она переспала с ним, и что с того? Это не меняет ровным счетом ничего в его жизни, как и в ее, собственно. Она, в конце концов, никому не обещала беречь девственность до свадьбы, или делать из нее культ…       В первую очередь она предала девочек, которым вдалбливала, что все мужики самцы, нацеленные на то, что у девушки под юбкой, во вторую, предала саму себя, ведь, ей были чужды чувства, которые ему удалось в ней пробудить. Ощутить себя женщиной она избегала больше всего, но с другими мальчиками никогда не испытывала ничего подобного. Не горела от простого касания губ, банального скольжения пальцами по плечу. Что он с ней сделал? Как ему удалось сбить ее с пути? Что за дьявольские силы попутали их обоих?       — Это все лишь эпизод, Люси, — требовательно прошипела она сама себе. — Обыкновенный секс, который еще не раз будет присутствовать в твоей жизни. Он не один такой! Они все одинаковы! Соберись, тряпка!       Слезы новым потоком хлынули на подушку, заставляя ненавидеть себя в этот момент. Гребаная размазня! Сама ругала Джувию за слабость в прошлый год, и сама же рыдает, как больное животное, жалея себя. Как они это делают? Как заставляют женщин смешивать себя с грязью, чтобы потом поливать соплями собственную потерянную репутацию? Дура! Беспросветная дура! Реальность оказалась такой болезненной, что хотелось выть на луну, сродни оборотню. Он, все-таки, растоптал ее в очередной раз, пройдясь грязными ботинками по ее чувствам, а, ведь, она клялась себе, что больше никому не позволит причинить себе боль, и не сдержала слово. Какая же из нее королева школы теперь, если она попала в тот же капкан, что и остальные девочки? Зачем ей все эти титулы, если сердце ноет так же, как и у Джу, и у Леви, и даже у Лисы, пусть и на пару мгновений? Что ей теперь со всем этим делать? У кого самой простить совет?       Заснула Люси от собственной истерики, когда усталый организм нашел единственный выход во тьме без сновидений, однако, перед тем, как окончательно отрубиться, она все же решила первым делом найти ту, с которой все это началось. Ту, чья рука без зазрения совести спустила в окно конверт, одновременно спустив все чувства Нацу в унитаз…