promise of the model

Проходят дни, а ничего не меняется. Единственное, Минхёк перебирается жить к Чангюну в номер. На его ежедневный вопрос «ответил?» Ли отрицательно качал головой и ещё больше тускнел. Складывалось ощущение, что все решили его бросить разом. Но внутреннее «сам виноват» твердило об обратном. Прежде всего нужно начинать с себя, а не стараться найти изъяны в каждом вокруг. Это не самая лучшая позиция. Но даже сейчас в противовес своим словам он сидит и вспоминает тот день в кофейне и слова Чангюна. Постепенно до него тоже это доходит. Всё было для пиара лица. Да даже если это не так, и ему действительно нужна была помощь, зачем давать ложные обещания, по типу попроси и я отвечу, помогу. Минхёк ведь действительно в нём нуждался. Прежде чем идти к Кихёну просить прощения, нужно отпустить сначала розоволосого, разобраться, что именно им друг от друга надо. Но пока его игнорируют, он не решит этот вопрос точно. Будет сидеть на балконе и дальше курить. Чангюн ходит вокруг да около него и бухтит. Ли только не понимает, на него или на кого-то другого, но суть не в этом. Вечером, когда Минхёк возвращается в отель с белыми маленькими снежинками в своих русых волосах, замечает младшенького уж в слишком волнительном настроении. Похоже, он кого-то ждёт. Ли усмехается и открывает окна, впуская в комнату первый снег. С ним у него не так много тёплых воспоминаний, единственное всплывает, что именно в такое время года Чангюн любит пить горячий шоколад. Всё ещё маленький ребёнок. И не важно как часто, почти постоянно, он демонстрирует всем свою харизму. Даже сейчас он ходил по комнате от одной стены до другой, изредка поглядывая на время, с улыбкой до ушей. Попытки Минхёка вспомнить какие-то его планы на этот день не обвенчались успехом. Думалось, будто они совершенно не живут в одной комнате, а порознь, как раньше, потому что Ли до сих пор никогда не был в курсе расписания дня младшего. Следовало бы знать — это ещё не известно. Но чтобы отпустить таковой интерес, этим заняться стоит. А потом звонок. Держа в руках свой мобильный телефон до этого момента, Чангюн сразу же отвечает на приятную трель, кажется, колокольчиков и выбегает из комнаты. Всё ещё стоя возле окна, Минхёк подаётся вперёд, чтобы выглянуть вниз. Холодно, в воздухе застыли не оседающие снежинки, а этаж высокий. Но он видит большой чёрный фургон, из которого выходит давно знакомая фигура и следом достаёт какие-то чемоданы. Кажись, теперь до него доходит кто это, кого Чангюн весь вечер ждал и что всё это может означать. Улыбка постепенно тоже расплывается по его лицу, он решает последовать примеру младшего и встретить гостя, покидая номер. Сон Хёну — старший брат Им Чангюна. Ему всегда нравился этот парень. Он как крепкий орешек, большой такой, с большим количеством накаченных мышц. Каждый раз, когда тот приезжал, у Минхёка возрождалась привычка трогать эти мышцы. Не важно, где они расположены. Пусть будут это руки, плечи, пресс, попа — не смущает ничего. А Хёну такое внимание даже льстило и давало мотивацию на продолжение своих тренировок. Завидя Минхёка, он издаёт какой-то странный писк и, обнимая, сжимает парня в своих руках, чуть отрывая от земли. Они улыбаются. Слов приветствий и комплиментов не нужно. И так всё понятно. Они рады видеть друг друга полностью взаимно, ведь не так часто встречаются и проводят время вместе. А поддерживать связь на расстоянии всегда трудно. Может, Минхёк и не так близок с Хёну, как, например, с Чжухоном, но после долгих раздумий понимает, что, как никак, но Сон тоже его друг. Пускай дальний. Похер. Ему очень нравилось, что Сон старше, и он мог теперь называть хоть кого-то хёном. Правда, это утомительно, когда говорят, ну ты же старше, опыта может больше, реши то, то и то, когда всю ответственность складывают на тебя. А толку? В его пустующей голове гуляет только ветерок с радужными листочками такой, в природе которых не бывает. И кажется, только при очень тесном общении можно догадаться, что он и вправду, как четырнадцатилетний подросток. И на следующий день, когда вся ночь была убита на разговоры, Чангюн отправляет Минхёка на железно-дорожный вокзал купить билеты. На вопрос зачем, Им начинает снова, уже в 5 раз за месяц, просвящать Ли в их планы: Хёну приезжает, они уезжают к Чжухону в канун рождества, который вероятней всего уже их ждёт. — Я думал, мы будем с твоим братом рождество встречать. Это всё-таки семейный праздник, — говорит Ли. — Может и семейный, но мы с Хёну друг другу не родные. У нас только отец один, а матери разные, — констатирует факт Им, пожимая плечами, пока рассматривал бумаги, лежащие на столе, — Тем более он мне говорил, что сам хочет встретить рождество со своим парнем. Я что, знаю с каким именно? Какой-то ещё один качок. Такой же, как он. Этим не интересовался, — договаривая, он тяжело выдыхает и смотрит на своего друга, который мнётся в дверях кабинета, держа в руках деньги и паспорта, свой и Чангюна, — Ай, Господи, по-моему, ты даже больше меня рад его видеть. Ну смотри. Я ждал его потому, что он пообещал в этот раз подменить меня, чтобы я смог съездить к Чжухону хотя бы на недели две. А ты рад видеть именно его. Вам же интересно время вдвоём проводить, согласись. Хотя тебе всегда со всеми интересно, это же ты, оптимист хренов. Но если не хочешь ехать со мной, можешь оставаться. Ага, чего б он оставался… пф, это смешно. Для того, чтобы праздник провести в одиночестве? Где выгода? В прошлый раз с ним был Кихён, теперь его нет. Значит ищем другие способы. Уже более менее, но он оправился. Не выкуривает сигареты пачками за раз, не питается одним лишь рамёном, а пробует даже сам что-то приготовить, иногда помогает Чангюну с делами или какими-то доставками по городу для отеля или для него самого. Сейчас едет в автобусе, прислонившись плечом к окну, не решаясь коснуться холодного окна открытой кожей, слушает музыку через наушники и наблюдает за сменяющимися картинками города. На улице снег валит большими хлопьями, в плейлисте играет вполне душевная музыка, что пробирает до дрожи. То ли от песни, то ли от холода. Он уже думал о предстоящей поездке и возможном весёлом времяпровождении. Стало так тепло. Простояв в очереди около получаса, когда уже стемнело на улице, решается обратно добраться на такси. Если бы оно ещё, конечно, приехало побыстрее, чем на самом деле, было бы замечательно. Водитель, извиняясь, ссылается на плохие дороги, на то, что их никто не собирается даже чистить, а снег скатывается и становится скользко. Он ругается ещё минут пять и спрашивает, кто сказал, что Корея — развитая страна? Минхёк смеётся и смотрит на руки мужчины, держащие руль. У него не было прав. Зато у Чангюна были. Теперь уже Минхёк ругается. Этот мелкий был лучше него во всём, и уже добился намного больше, чем он. За это его и пробирает гордость за младшего. Он уже такой большой. И Минхёк до сих пор удивляется, в кого он такой умный, такой заботливый. Что бы случилось и как бы дальше развернулись их жизни, не подойди он тогда к нему с призывом поесть мороженого, не знает. Благодарит себя, что хоть где-то стал пригоден. Хотя бы для блага друг друга. И сейчас, смотря на магазины, подумывает зайти в один из них. Просит водителя изменить маршрут до супермаркета, что находится рядом с отелем, и уже в голове составляет свой список того, что следует купить. Если билеты взяты на завтра, то лучше всего будет купить немного еды в дорогу и маленький подарок младшему, который будет буквально восхвалять наступившие с завтрашнего дня настолько долгожданные для него выходные. Поэтому в корзину летит всё. И рамён на всякий случай, и фруктовые пюрешки, и диетические батончики, и сами фрукты. То бишь всё, что быстро можно подать, но что одновременно достаточно хорошо питает. В подарок, как и хотел, он достаёт из морозильника мороженое. Фисташковое. Кассирша смотрит с удивлением, ещё больше укутываясь в свой свитер под фартуком. Минхёк улыбается и, расплачиваясь, выходит из магазина. Вставая под маленькую крышу у крыльца, достаёт пачку с сигаретами и закуривает одну из них. Едкий дым пронизывает каждую клеточку внутри, вызывая такие странные и приятные ощущения. По времени он курит не мало, его губы плавно выпускают кольца, а глаза падают на деревья, что не успели скинуть ещё с себя листья жёлтого, оранжевого, красного цветов. Волосы Кихёна имели точно такой же оттенок, в голове зарождается новая идея. Ли достаёт из кармана телефон и смотрит на время и сегодняшнюю дату. Не так уж и поздно, как он считает. Меняя взгляд с деревьев на магазин, из которого он минут пять назад вышел, думает как поступить. Стоит или не стоит? Прогонит или не прогонит? «Да похуй, бесит меня», — шипит он и заходит в магазин, достаёт с полки дорогое и самое любимое вино его бывшего и подходит к кассе, чтобы снова рассчитаться. Девушка, выполняющая свою работу, смотрит на него с подозрением, но на вопросительный взгляд Минхёка говорит, что ничего, и предлагает вино положить в отдельный и более красивый пакет. Ли не зная зачем, кивает и, после того, как бутылку упакуют, забирает её и выходит во второй раз из магазина, больше не возвращаясь в него за этот вечер. На улице ловит первое попавшееся такси и называет адрес по сути своего дома. Во время поездки молится, что этот паренёк окажется у себя и не будет сильно занят, не вызывая у того ещё большего смущения. Ну по крайней мере, чувство неуравновешанности в своих действиях всё-таки чётко присутсвует. Из-за этого он ещё долго стоит возле двери, замерев с пальцем на звонке. Стоит на него только нажать, а сердце падает вниз. Нет, он всё ещё не равнодушен к Кихёну, только что открывшему ему дверь. Понимает это, смотря в эти бездонные его глаза. Но так не правильно. Пока он будет думать дополнительно о розоволосом, не позволит себе с кем-то ещё встречаться. — Ты же знаешь, я не могу без тебя. Давай будем друзьями? — спрашивает Ли и поднимает пакет с вином повыше. Кихён смотрит на него и не верит ушам. Он не этого ожидал. Крики, слёзы, ладонь, удар, всё, что угодно, но только не «давай друзьями». Щипает свою ногу со внутренней стороны бедра, жмурясь от боли и продолжая смотреть на парня перед ним, и спрашивает себя, чего он добился. Ничего, только сделал ещё хуже. С этим ничего не поделаешь. Он должен был подумать о других развилках событий. Но ничего не шло. Он каждый день смотрел на картину розоволосого и спрашивал у себя, чего он сделал не так, что теперь в его жизни на белую накрылась чёрная полоса. Но выбора не остаётся. Он кивает и приглашает Минхёка зайти. Ощущение, будто в доме этом он находится впервые. Совершенно другая атмосфера. Не та, что он знал. И не понимает причину. Осматриваясь, он осторожно заходит в кухню и садится за стол. Пока Ю открывал бутылку, Ли подсчитывал, сколько вечеров подряд он продолжает проводить время в компании с алкоголем. Если всё правильно считано, то около десятка дней точно. Когда Кихён ставит бокал с красным вином пред ним, мешкается. Зачем он сюда пришёл? Он ведь даже не понял, помирились ли они. Спрашивать стрёмно, поэтому он просто пьёт, убивая тугую боль в животе у диафрагмы. Кихён смотрит на него и спрашивает, почему он такой. На него обижаться нельзя. Это такой человек, которым одним лишь видом вызывал умиление и желание прикоснуться к нему, потрогать, забрать. Это всё, и даже больше, было ему доступно до какого-то момента. Он опять не сдержался и сорвался на этого русого засранца. А он позволил и вытерпел, дождался, только потом собрал вещи и ушёл. Кихён чувствовал перед ним вину и стыд. Извиняться опять же должен он. И за ту картину тоже. Это он не уследил, что Минхёк начал проявлять к кому-то ещё симпатию, помимо него. — Всё нормально, мы друзья, — наконец успокаивает он Минхёка и выходит с кухни. Пусть делает, что хочет, ему плевать. Они теперь друзья, так что Ли сможет сам о себе позаботиться. Кихён с яростью кидает попавшуюся под руку подушку в стену с фотографиями со всей силой, что имеется, рамки сразу же падают на пол, разбивая стекло в дребезги, как только Минхёк благодарит и уходит. Кончено же, Ли ожидал немного другой реакции. Более воодушевленной. Но это Кихён. Либо так либо никак. Чтобы не смущать друг друга ещё больше, он уходит спустя десять минут, как пришёл. В отеле он решается собрать нужные вещи, пока мелкий работает, и как можно более компактно их упаковать, чтобы завтра утром просто встать, позавтракать и двинуться. И действительно без проблем они добираются до нужного пункта назначения уже поздно вечером, весь день проведя в поезде. Чтобы не скучать, Чангюн скачал на свой Мак большое количество фильмов. Если первый Минхёк ещё смотрел, слушая в пол уха о чём там речь, то от второго начало тошнить. Не из-за странного вкуса его друга, он сам тащился от таких фильмов, просто был не в настроении. Как бы не пытался, всё, каждое действие будто специально настаивало помнить и понимать, от кого или от чего он убегает. Кричать своему внутреннему я «заткнись» было бесполезно. Пытаться успокоить себя, что всё нормально — тоже не катит. Кажется да, что всё слишком просто. Но для начала, чтобы хотя бы смело судить человека, нужно почувствовать этот вкус горечи, той тоски, оседающей где-то между рёбрами. Вроде так близко, но одновременно так далеко. Он снова улыбается. В последнее время в его голове так много всяких разных мыслей заместо ветерка с радужными листочками. Мыслей, от которых хочется то ли смеяться, то ли плакать. Они вроде и грустные, и вроде такие тупые до ора. На данный момент он только и может делать, что благодарить судьбу за то, что мысли автоматически не озвучиваются вслух, и за то, что читать их втихоря ещё никто не научился. Если бы кто разделил с ним подобное, то давно сошёл бы с ума. А он привык как-то. У него это как моментный поток. Он раз, есть, потом раз, и его долго нет. Но когда он есть, хочется спрятаться. Ли накидывает на свою голову капюшон от толстовки и скручивает руки под подмышками. Плыть вместе с этим потоком не хотелось. Иначе он так окончательно сорвётся, намокнет и превратится в тряпку. — Ты ж мужик, — Чжухон бьёт его по спине, подбадривая, и забирает какие-то вещи с их рук, чтобы помочь отнести их в дом. Благодарить за поддержку не надо, всё прекрасно, Чжухон и так знает, что его все вокруг любят. Он угощает парней горячим чаем из разных трав, чтобы согреть. В его городе ещё более снежно, чем где-либо. Ступая на покрытый снегом асфальт, буквально проваливаешься до середины голени. Такое явление Минхёк мог наблюдать, когда ещё только учился в начальной школе. Тогда это было весьма забавно, сейчас ещё больше. Появляется желание полностью плюхнуться в него всем телом, чтобы тебя накрыло, не было видно, и никто бы не спрашивал о твоём существовании. Чангюн ругается, спрашивая, где тот им любимый оптимизм в этом человеке. Он пожимает плечами и переключает каналы телевизора. На одном из них сейчас идёт программа новостей мира и моды. Он интуитивно останавливается на этом канале и откидывает пульт от себя в сторону. Чжухон и Чангюн болтали о своём, лежа на ковре, и Минхёк не понимал о чём именно. Они были как две подружки со своими приколами, секретами и фишками, а находящийся здесь третий был лишним. По дружески ревновать мелкого к Чжухону было глупой идеей. У него с ним свои заморочки, более тесные, ввязываться в эти подробности не было желания. Но стало и так всё понятно, когда Чжухон распределял места, кто где именно будет спать: Минхёка отправил в гостевую комнату, а когда Чангюн поплёлся за хёном, он остановил его и сказал, что младший будет спать вместе с ним. По глазам Има можно было прочитать, что он готов провалиться сквозь землю от смущения. Сейчас Минхёк краем уха услышал, как какая-то знаменитость разорвала контракт со своим агенством, но не обращал на это внимание. Ему вдруг стало интересно, почему эти двое вроде как не встречаются, но ведут себя как новоиспечённая парочка. — Лол, что? Сакура бросила свой модельный бизнес? — смеётся Чангюн, выводя тем самым Минхёка из мыслей. Ли робко вздрагивает смотрит и пустующим взглядом смотрит в экран телевизора. — Плевать, — отвечает он. — Оой, не строй из себя обиженного, — говорит Чангюн, — он тебе ничем не обязан. — А что, Минхёк-а его знает? — удивляется Чжухон, и Чангюн кивает, далее посвящая его во все подробности, — Тогда если у него давно не было обновлений на аккаунте и сейчас выясняется, что он разорвал контракт, то это естественно, что тебе не отвечают. Обычно при таком раскладе дел, у знаменитостей вообще забирают всё, даже имя. Не парься и спроси у нашего фотографа Ю Кихёна, у него точно найдутся связи. Минхёк вздрагивает от услышанного имени, хмурится, сохраняет спокойствие, а в душе взрываются петарды. С сотнями тысяч вопросов. Ему интересно, как розоволосый посмел бросить работу, которая по сути связала их. Теперь где ему искать его? Он ведь пообещал, сказал, что добро должно отдаваться добром. Теперь даже не имел единой ниточки, за которую можно было схватиться и удержаться. Он чувствует, как поток обрывает его и несёт в неизвестное направление. Все последующие дни он медленно намокал, но дальше этого не уходил. Тряпкой уже был, хватит, больше не хотелось. Сейчас поставил себе задачу отдохнуть от всех и, возможно, сделать то, что не делал никогда. Он ставит будильник на пол 6 утра, чтобы успеть увидеть рассвет. Заваривает себе кофе, идёт обратно наверх, на второй этаж, к себе в комнату, покрывает подоконник одеялом и садится на него. Ещё буквально несколько минут, и он видит, как небо начинает меняться в цвете. От чёрного к тёмно-синему с проблесками розового в далеке. Как звёзды тускнеют, давая дорогу самой главной и большой из своего рода. Солнце лениво поднимается из-за горизонта, и по мере этого лучи уже настелили собой снег вокруг. Это белое, пушистое и до жути холодное явление блестело, красиво переливаясь. Минхёк одевается потеплее и выходит на улицу. Хватая орудия уборки, начинает чистить снег во дворе. Сначала это большой совок, размером в два раза больше него самого, затем тонюсенькая метёлка. — Эй, Цицерон, тебе кто такую смешную кликуху дал? — облокачиваясь о деревянную часть метлы, подзывает он собаку небольшого размера, вышедшую из дома вместе с сонным хозяином. Время сейчас уже около десяти, Минхёк успел вычистить весь двор. Ему абсолютно нечем заняться. А так хоть добрым делом отплатит за то, что приютили, что Чжухон, что Чангюн. Первый из-за двери очень странно на него смотрит, протирает глаза ладонями, ещё раз смотрит и, ничего не понимая, возвращается домой в тепло. Руки Ли давно уже замёрзли, покраснев, и ждут, когда же и они, наконец, окажутся в тепле, чтобы начать нормально функционировать. Вместо того, чтобы помочь им, Минхёк достаёт пачку и закуривает сигарету. Пачка голубая. Он сразу вспоминает о Кихёне и его голубом домашнем свитере, а ещё о том, что сказал Чжухон. Если Кихён — фотограф, а Хёнвон — модель, то шансы, что у этих двоих действительно есть между собой связи, очень велики. Воспользоваться им будет очень хорошей направленностью для него. Он уже достаёт телефон, но резко останавливается на середине движения, так и замерев. Ему становится до жути интересно, можно ли у бывшего спрашивать про парня, которого Ли нарисовал. Чтобы его побить, нужно было к кому-нибудь сходить. Тот же Цицерон толку больше даст. Минхёк заходит в дом, слышит шум со стороны кухни и проходит прямиком именно туда. Чжухон стоял у плиты и готовил завтрак, Чангюн сидел на одной столешнице, болтая ногами в воздухе как маленький ребёнок. Они о чём-то болтали, их речи были медленные, спутанные, сонные. Так забавно. Ли опирается о косяк двери и продолжает наблюдать за ними. «Они точно встречаются», — улыбаясь, прокручивает у себя в голове этот факт. Парни и дальше бы не замечали его, пока Цицерон бы не доел свой завтрак из миски и не подбежал к нему, весело виляя хвостом. Минхёк опускается, приседая на корточки, и чешет собаке за ухом. Эту породу он не знал, но окрас шерсти был вполне красивым. Жаль, что Цицерон — мальчик, так бы Ли забрал себе одного, будь он оплодившейся матерью. За эти секунды Минхёк уже построил планы на щенка: дал ему кличку, смоделировал ошейник, построил для него дом, назначил личный уход профессионалом. Потом вдруг вспомнил, сколько у него денег на карточке и отпрянул от Цицерона. Тот жалобно заскулил и убежал. Чангюн спрашивает, в чём дело, а Минхёк отвечает вопросом про Кихёна на вопрос. Тот кивнул в знак согласия. — Алло, Кихён-и, ты знаешь Че Хёнвона? Розоволосую модель такую? — спрашивает Ли, чуть отходя от кухни с шумными сожителями. — А ты думаешь, я тогда взбесился чисто из-за рисунка с нарисованным парнем? — надрывно смеётся он в трубку телефона, — Да, знаю, и я его терпеть не могу. Этот ебырь слишком многое о себе думает. Мне давалась возможность работать с ним, мне не понравилось. Как модель он хорошая, как человек — просто дерьмо. — То, что он разорвал контракт, ты тоже знаешь? — Минхёк старался игнорировать все возможные оскорбительные слова в сторону розоволосого, но сердце от чего-то ужасно ныло. — Слышал, — вздыхает Кихён, — Для компании это будет слишком убыточно, в плане, что многие акционеры соглашались с нами сотрудничать только из-за него, а теперь я даже не знаю, как там дела. С выходных выйдем, я пойду на работу и узнаю, — обещает Ю и слышит, как Ли благодарит за данную информацию, — Не бегай за ним, прошу. Не как твой парень, а как друг прошу. Он не стоит тебя. Ли соглашается и отключается. Так просто он не ступит назад. Уже слишком много таких шагов сделал. Хватит. Теперь его цель — вернуть розоволосого обратно. Образумить, и не важно каким образом. Как человек, он не должен был так поступать. У компании были на него большие надежды, а то, что он там хочет или не хочет — не волнует никого. Такова жизнь. И, если по словам Кихёна, всё будет настолько убыточно, то впоследствии его друг-бывший тоже потеряет работу. От одного розоволосого столько всего значило, что оставлять всё в таком состоянии — слишком смешно. Падать с такой высоты слишком больно, слишком унизительно. Минхёк не смотрит на то, что сам является безработным. Но и из-за этого он ведь тоже страдает, стыдится своего положения. И почему-то он сейчас чувствовал на себе груз ответственности. Как и за Хёнвона, так и за Кихёна. Эти два парня — всё, что заставляет дышать его неровно, порывисто, что заставляет переживать из-за каждой мелочи. Минхёк думает, что он сходит с ума. Любить одновременно двоих, при том, что с одним из них виделся всего лишь раз, — слишком извращённо и так неправильно.