Багиры

Если честно, стараясь представить себе дом Джедайта Кашима, Рей рисовала себе именно такую картину, как оказалось в действительности: современная многоэтажка со всеми удобствами и стерильно обработанным подъездом, лаконичность отделки, спокойные пастельные тона; у каждой вещи — свое место и свое конкретное предназначение. Все словно рассчитано на минимум лишних движений и находится ровно там, где и должно быть — и с точки зрения удобства, и с точки зрения порядка. На взгляд Рей, это было вполне в духе Кашима, да и в ее, если уж на то пошло, тоже. Хино вообще с недавних пор иногда ловила себя на мысли, что они с Джедайтом, откровенно говоря, довольно похожи, даже с учетом разных темпераментов: оба любят порядок, оба гиперответственны, упрямы, язвительны и не слишком-то терпимы, даже дотошны. И, к тому же, совершенно на равных, иначе бы давно поубивали друг друга, что, однако же, казалось сейчас Рей почти невозможным, потому как ее отношения с Кашима со дня их знакомства все-таки если не потеплели, то устаканились. Вошли в колею, можно сказать, — комфортную для обоих, не слишком уверенную, но колею. И хотя со стороны их общение могло бы показаться далеким от дружественного, главное, что негатив между ними практически сошел на нет, даже с учетом прежних придирок. Согласившись перенести встречи в квартиру Джеда, Рей в глубине души с тревогой надеялась, что это и впредь не даст ему никаких преимуществ. По крайней мере, Хино собиралась вести себя с помощником Миура точно так же, как и раньше — напористо, даже нагловато, но не перегибая палку. Пускай в вопросе ремонта клуба явно появились какие-то сомнения, договоры еще никто не отменял. — Благодарю, что прислал за мной машину, — начала с вежливости Рей, машинально оглядывая аккуратную светло-желтую прихожую, однако все-таки не удержалась: — Решил устроить пижамную вечеринку? Видеть Джедайта в серых спортивных брюках и обычной голубой футболке было до того непривычно, что не поддеть его поэтому поводу — просто преступление. Да и как вообще можно начать их встречу без почти родного угрюмого взгляда Кашима? Честное слово, Рей бы потеряла всякое удовольствие от их совместного времяпрепровождения. — И я рад вас видеть, мисс Хино, — буркнул Джед, закрывая нос кипенно-белым платком. — Надевайте тапки, я схожу за вашей пижамой. — Очень трогательно, но зря я, что ли, так вырядилась? — несмотря на то, что необходимость ходить в офис пропала, Рей себе не изменила: лодочки, сиреневый брючный костюм и белая шелковая блуза. — Вам очень идет, — спасибо мрачно-издевательским ноткам — ни грамма ощущения, что речь идет о комплиментах. Что ж, 1:1. У Хино, откровенно говоря, на душе легче стало. Девушке даже самой себе было трудно признаться, что ее смущает смена места их встреч, а уж показать это Джедайту было бы просто провалом. Тем не менее, отрадно уже то, что, несмотря на явную неловкость, они оба держат марку. Вопреки всем ожиданиям и явной пустоте, светлая квартира Джедайта показалась Рей действительно уютной, но от похвал Хино, конечно, удержалась, потому что спуску Кашима давать не собиралась, пусть это было чистейшей вредностью. Даже находясь, можно сказать, у Джеда в гостях, она четко помнила о своем амплуа холодной и высокомерной девицы. Хотя кое-что все-таки привлекло ее внимание настолько сильно, что любопытство было трудно скрыть: помимо стандартной для гостиной диванной зоны отдыха, плоского телевизора, огромного книжного стеллажа и рабочего места с ноутбуком и аккуратно рассортированными папками (площадь помещения позволяла и такое излишество), в дальнем от окна углу стоял огромный аквариум без воды. Наверное, его магия была в том, что Рей не ожидала его увидеть в стерильной, лаконичной обители зануды Кашима. — Я погляжу, не очень-то ты и болен, раз огрызаешься, — заметила девушка, присаживаясь на мягкий вельветовый диван и не отрывая взгляда от аквариума. «Хорошо Кашима: спрятался за своим платочком, как за забралом, и не надо делать беспечный вид!» — Аллергия хоть и изрядно портит жизнь, все же не смертельна, по крайней мере, в моем случае, — прогнусавил Джед, занимая кресло; видимо, он перехватил взгляд Рей, потому что тут же спросил: — Хочешь взглянуть? Наверное, ей стоило остаться в своей роли и небрежно заметить, что, вообще-то, она приехала к Кашима по делам и не имеет никакого желания тратить свое драгоценное время на всякие глупости, однако же отчего-то промолчала. «А почему бы и нет?..» — решив, что в этом и правда ничего такого, девушка кивнула и поднялась со своего места; Джедайт последовал за ней. То, что Рей увидела в аквариуме, определенно произвело на нее впечатление, однако не из приятных. Вместо умильной черепашки или семьи щекастых хомячков на грунтовом дне сидели две крупные коричневые улитки. — Фу! — не удержалась Рей, таращась на Кашима во все глаза; она, конечно, догадывалась, что Джедайт явно не любитель пушистых кроликов, однако ж точно не ожидала, что ему нравятся подобные существа в качестве домашних животных. — Очень тактично с вашей стороны, мисс Хино, — наконец убрал от лица платок Джед, явив миру ярко-красный нос, — это просто ахатины. Между прочим, не только самые крупные сухопутные моллюски, но и крайне умные звери, у них даже есть мозг. — У сотен животных есть мозг, но ты выбрал самых отвратительных! — Ну, во-первых, не я, а моя сестра, которая оставила мне своих любимцев на время отъезда, а во-вторых, не такие уж они и отвратительные, — назидательно заметил Джед, аккуратно укладывая одну из улиток себе на ладонь, и Рей с отвращением увидела, как склизкая подошва моллюска расползается от его запястья практически до кончиков пальцев. — Даже и не думай ко мне это подносить, — отстранилась от мужчины Рей, ставя между собой и Кашима руку. — Не ожидал, что ты такая брезгливая. Морепродукты, небось, уплетаешь, — Джедайта, кажется, крайне забавлял тот факт, что Рей противны улитки. — Я люблю их есть, а не разводить у себя дома. Да и это не морепродукт. — Но чертовски вкусный представитель брюхоногих. — И как твоя сестра решилась оставить улиток тебе? — ужаснулась Рей, глядя на Джеда и его ладонь с прежней опаской. — Неужели у нее не закралась мысль, что ты вполне способен приготовить из ее питомцев ужин? — Как раз-таки на меня у нее самые большие ставки. Если бы она решила оставить Гиневру и Ланселота отцу или Юмото, боюсь, их история любви была бы трагичнее, чем у тех бедняг, в честь которых их назвали. Рей с трудом заставила себя прикусить язык. Ей до такой степени хотелось завалить Джедайта вопросами, что это было уже практически неприлично, уж не говоря о том, что такой шаг полностью бы разрушил ее невозмутимый и безразличный ко всему образ (пожалуй, Хино стоило признать, что это случилось гораздо раньше). Хотя Джедайта легко можно было приписать к людям вредным, высокомерным, занудным и упрямым, Рей все-таки приходилось признать, что временами он был еще и интересным: начитанным, грамотным, остроумным. Он глубоко разбирался во всем, за что брался, дотошно въедался в каждую мелочь, но в итоге его придирки если не доводили дело до совершенства, то приближали к нему. Конечно, Хино было с ним тяжело, даже очень. Джедайт обладал той степенью жесткости, переходящей в деспотичность и непримиримость, находиться под гнетом которой несладко человеку даже с ну очень крепкими нервишками. Другое дело, что и Хино была не так проста и умела отвоевать свое — достаточно твердая, чтобы противостоять Кашима, и достаточно гибкая, чтобы вовремя реабилитировать их отношения и двинуть их в нужное русло. «Быть как стебель и быть как сталь…»  — в жизни Рей чаще приходилось принимать вторую ипостась, однако в отношении Джедайта ей то и дело нужно было лавировать, проявить чуть больше мудрости, даже расчетливости, и это постепенно врослось в ее поведение. Рей привыкла, что терпят именно ее — нетактичную, неуживчивую, заносчивую. В клубе ее не любили так, как любили Минако: Хино не была столь сострадательной, чувствительной, старалась отгородиться от чужих переживаний и не слишком эмоционировать на их счет. Если честно, Рей не считала это чем-то плохим, наоборот, это позволяло сохранять трезвость и собранность там, где было необходимо. Но с появлением в ее жизни Джедайта Хино едва ли не впервые пришлось проявлять уступчивость и мобильность. Рей бы назвала это частью дипломатии. Однако сейчас о дипломатии речи не шло: девушка не изображала заинтересованность, не пыталась как-то улучшить их с Кашима отношения, ей и правда хотелось разговаривать с ним, расспросить его о сестре, отце, о том, кто такой Юмото, да и имена улиток показались Рей странными, хоть и отдаленно знакомыми. Это было… непонятно. Ведь Кашима — чужой. Кашима — почти что враг, временный и не слишком надежный союзник, в любую секунду готовый стать противником. Его нужно знать ровно настолько, чтобы не попасть впросак, а любопытство Рей явно переходило границу безразличия. К тому же, Джед относился к «багирам» ощутимо холодно, пусть и не говорил этого вслух, по крайней мере, Рей. Да и ее тоже не жаловал. Тогда что же, черт возьми, заставляет ее лезть не в свое дело? Желать узнать то, что не имеет к их работе совершенно никакого отношения? От этой мысли Рей стало еще более неловко, чем в тот момент, когда ей все-таки пришлось пересилить себя и позвонить в дверь Джеда. — Кажется, мы заболтались, — напомнила Кашима Рей и отвернулась от аквариума, лишь бы мужчина не заметил смятения, наверняка промелькнувшего на ее лице. — Не будем затягивать твою пижамную вечеринку. Быть может, такой поворот разговора несколько обескуражил мужчину, но вида он не подал; аккуратно вернув улитку на положенное место, он показал Рей на компьютерный стол. — Я тут кое-что подготовил. Посмотришь? Хино предпочла не отвечать. *** Их встречи стали ежедневными. Джедайт по-прежнему не выходил из квартиры и лечил свой красный нос, и Рей приходилось ездить к нему домой практически так же часто, как посещать кабинет Минако. Разработка первого документа была почти полностью окончена и ожидала своего вердикта с обеих сторон сделки, и Рей с Джедом решили, не теряя запала, приступить к написанию второго, пусть и судьба его была под большим вопросом. За половину недели, что Рей фактически провела у Кашима дома, в его квартире появились ее тапочки, кардиган, крем для рук, расческа и кружка. Как заметил Джедайт, осталось только полочку в ванной заставить, и тогда создастся полнейшее впечатление, что Хино к нему переехала; даже в комнате, кажется, пахло ее шампунем, которого Рей, видимо, для своих длинных волос не жалела. Они оба были поглощены работой с какой-то странной маниакальностью; Рей замечала за собой, что готова часами сидеть за бумагами, хотя раньше не имела такого рвения. Ей было необходимо быть занятой каждую секунду, лишь бы не думать о своем напарнике и о том, насколько они невольно сблизились, пока прописывали каждый пункт, каждую черточку. Со стороны их отношения ни капли не изменились: все тот же сарказм, те же споры, то же нежелание уступать и бесконечная критика; с другой — неяркие, но важные детали, как мазки кистью, пролегшие между ними и раскрасившие то, что раньше было пустым, белым: Джедайту не нужно было спрашивать, сколько кусков сахара класть в чай Рей, он знал, что она его не любит; Рей сама точила десятки карандашей, стоящих на столе Джеда, — он обожал, чтобы все они были идеально острыми, но ненавидел работать точилкой; Рей уходила на кухню, позволяя Джедайту спокойно посмотреть вечерние новости, потому что сама их принципиально не смотрела, а Джед в свою очередь раз в час или два делал для Хино «музыкальную паузу» и включал канал с попсой, которая не была Рей слишком-то любима, зато позволяла ей отдохнуть и настроиться на работу. По сути, все это были просто мелочи, но крайне личные, можно сказать, интимные, такие, какие недоступны чужим людям. Повздорить для них не стоило ровно ничего. Как только Рей что-то не нравилось в задумках Джедайта, он тут же принимался за свою, как Хино выражалась, «диктатуру», и они ругались почем свет стоит, временами не стесняясь в выражениях. Но стоило провести в напряженной тишине минуту или две, как кто-то из них обязательно предлагал попробовать что-то еще, и дело шло на лад. Им по-прежнему было трудно договориться, но с каждым новым днем ими все легче и легче улавливалось, когда нужно сказать заветное «стоп», чтобы не переступить черту дозволенного. Рей и сейчас не доверяла Джедайту; она не хотела ни упрощения, ни усложнения их отношений, но движение было просто-напросто неминуемо, и Хино оставалось только стараться не углубляться в свои чувства и ощущения по отношению к временному напарнику. Рей предпочитала думать, что неспособна испытывать симпатию по отношению к мужчинам; ей казалось, что она умнее и дальновиднее этого. Уж кто-кто, а она не допустит того, чтобы стать настолько слабой, беспечной и мягкотелой, и для этого у нее была отличная защита в виде изуродованного лица. И если бы для Джедайта она была чудовищем, ей было бы даже легче. Только вот он один на свете, кажется, и не замечал ее отталкивающего изъяна. Изъяна не замечал, но и ее — тоже. Рей была уверена, что Джедайт после стольких часов неприязни наконец-то к ней равнодушен. Но нравилось ли ей это? Хино боялась отвечать на этот вопрос. *** Рей смотрела на последний лист готового документа и своим глазам не верила. Временами ей казалось, что это мгновение не настанет никогда, и она будет вынуждена вечно сидеть взаперти с Джедайтом и ссориться по поводу каждой строчки; скорей уж «Багиры» развалятся естественным образом, чем они останутся довольны получившимся результатом. Но вот он тут, перед ними, помаргивает курсором после финальных строк. Они с Кашима выполнили свою миссию и теперь могут быть свободны — и от контракта, и друг от друга. Остальное — не их ума дело. Вероятно, они вообще никогда больше не увидятся. — Сколько сейчас? — Что? — Рей не сразу поняла, что к ней обращаются; в последние несколько часов они работали так напряженно, что девушка успела потеряться во времени. Оказывается, перевалило за полночь. Раньше они так не засиживались, наверное, потому, что финал их труда еще и не маячил, а сегодня был явный стимул не отрываться от работы. Рей только сейчас заметила ужасную усталость: у нее изрядно ломило шею, и в глазах была такая сухость, словно под веки засыпали песок. Страшно даже прикинуть, сколько часов она провела на стуле, и страшно представить, что будет, если она попытается выпрямиться и встать. — Да… Мне пора, — спохватилась Рей, прикрывая больные глаза и массируя пальцами виски. — Минако, наверное, извелась. — Ты можешь позвонить ей и остаться здесь, у меня есть гостевая комната, — предложил Джед, тоже явно помятый от длинного трудового дня. — Не думаю, что это удобно, но спасибо. Вызовешь такси? Джедайт подчинился. Бывали моменты, когда он совершенно с ней не спорил и ни на чем не настаивал, словно понимая, что не имеет на это никакого права. Что ж, так оно и было. Если Рей предпочитала не разговаривать о личном, Кашима не требовал, хотела ехать домой — пожалуйста, вот такси. Он принимал те границы общения, которые устанавливала она, и это еще раз доказывало Рей, что он совершенно к ней равнодушен. Она боялась мысли, что могла бы нравиться ему. Хино бы не знала, что с этим сделать, и, наверное, оттолкнула бы любые ухаживания просто из страха. Но и мысль, что ему нет до нее никакого дела, доводила ее до дрожи. Почему? Что такого в этом упертом, язвительном, скрытном человеке? Ты. Рей видела в нем себя. Видела кого-то сильнее себя. Уравновешеннее, спокойнее, отрешеннее. Бесконечно понятного и чужого одновременно. — Вышли, пожалуйста, документ по почте. У Рей почему-то не было сил даже на прощание, словно уже завтра утром она снова будет лицезреть его красный нос и злословить по этому поводу, попутно думая, как еще обставить все так, чтобы контракт был как можно выгоднее. — Конечно, — голос Кашима был как всегда ровен, но Рей не услышала в нем тревогу. — Вот на такси. — Нет, ничего, я сама, — она, не поднимая глаз, почему-то оттолкнула его протянутую руку, хотя всегда ездила за его счет, и вышла в подъезд, не желая, чтобы ее провожали до машины. Рей не понимала себя. Не понимала, что с ней творится и почему, но сейчас ей было бесконечно одиноко, словно она снова осиротела и осталась совсем одна, брошенная на обочину жизни, не знающая, куда приткнуться и в какую сторону идти. Кто бы мог подумать, что все оно так обернется… Кто бы мог подумать.