Багиры

В это утро Макото была искренне рада оказаться вне стен «Багир», потому что все, как назло, шло не так: во-первых, будильник, который еще ни разу Кино не подводил, решил сделать себе выходной и посадить обитательниц клуба на диету, и если бы не внутренние часы, поднявшие девушку лишь на пятнадцать минут позже, с завтраком бы случилась существенная заминка; во-вторых, все вокруг Мако будто массово посходили с ума. Ами, которая, кажется, еще вчера была сама не своя от беспокойства и тревог, едва ли не вальсом кружила по комнате, явно оторванная от действительности и словно позабывшая все свои проблемы (что было бы, естественно, прекрасно, если бы ее поведение не казалось таким иррациональным и нелепым в сложившейся ситуации). Рей тоже проявляла чудеса рассеянности и мысленно находилась где-то ну очень далеко, не замечая никого даже тогда, когда с ней сталкивались практически лоб в лоб, и все попытки Макото переговорить с ней по поводу поставки продуктов не привели ни к чему, если не считать до скрежета сцепленных зубов Кино. Но это что — Минако так вообще заперлась в своем кабинете, как в бункере, и никого к себе не пускала, сославшись то ли на плохое самочувствие, то ли на гору неотложных дел. В итоге, вместо привычной умиротворенности и спокойствия, которые Кино обычно приобретала за несколько часов приготовления пищи и завтрак, девушка обзавелась головной болью и раздражением. Нагрузив себя книгами и журналами, которые надо вернуть, и прихватив блокнот с рецептами, Макото раньше, чем обычно, двинулась в библиотеку; она пожалела, что в столь прохладный час не взяла с собой куртку, а ограничилась только тонкой серой футболкой, потому что смугловатая кожа тут же покрылась мурашками пасмурного утра, однако возвращаться в клуб не хотелось до такой степени, что Кино предпочла перетерпеть, тем более, в местном библиокафе ее всегда ждал стаканчик ароматного черного кофе с шоколадным сиропом. Эта мысль хоть чуть-чуть, но придавала силы, и душевное равновесие вполне могло бы быть возвращено, если бы не одно важное и неприятное со всех сторон обстоятельство. На входе в библиотеку — ее любимую библиотеку, пока что единственную, в которую Мако ходила, можно сказать, в ее сакральное, священное место — стоял Нефрит Ли. Не заметить его было невозможно, причем не только Макото, но и другим людям. В этот ранний час, когда даже самые деловые и дисциплинированные трудящиеся давно были на ногах, мало кто выглядел так же свежо и бодро, как помощник Кунсайта Миура: сияющие чистотой ботинки, безукоризненно выглаженные бордовые брюки на подтяжках, ослепительно-белая закатанная до локтей рубашка, художественно-небрежная волна длинных волос, которые, черт возьми, шли ему настолько, что становилось досадно. Видело бы Небо, как ненавидела Мако идеальность Нефрита Ли и мысль, что он появился здесь по ее душу! И самое ужасное, что деваться ей было некуда: Макото могла простить себе и грубость, и нетерпимость, но трусость — никогда. Да и вообще — почему уступать должна именно она? Почему в этот и без того паршивый день Мако должна терять единственный оплот стабильности и покоя? В конце концов, это не она бегает за этим напыщенным аристократом, черт знает почему прицепившимся к столь неподходящей ему особе… Не видя ни одной возможности пройти мимо незамеченной, сжав челюсти, Макото, сделав лицо непроницаемым, двинулась к дверям, мечтая превратиться в невидимку. И в отношении других прохожих ей бы, наверное, это удалось, ведь вид у девушки был такой воинственный, что к ней вряд ли рискнул бы подойти хоть кто-то, однако ж Нефрит к «другим прохожим» не относился. Едва отыскав Кино глазами, мужчина расплылся в белозубой голливудской улыбке и шагнул насупленной Макото навстречу. — Мисс Кино, — певуче поздоровался он, галантно кланяясь, ничуть не сбитый с толку неприветливым видом Мако, — вы ранняя пташка. — Тебя что, уволили? — проигнорировав все знаки вежливости, Макото ловко обогнула Ли и зашла в здание библиотеки; Нефрит, как и ожидалось, скользнул следом. Стараясь всеми силами игнорировать нежелательного сопровождающего, хоть и чувствуя каждой клеточкой напряженного тела его присутствие, Кино с максимальным безразличием проделала все привычные библиотечные манипуляции. Втайне она надеялась, что Ли не предусмотрел пропуск, однако ж, к явному разочарованию девушки, Нефрит тут же растоптал эту надежду («Подсуетился, гад такой!»): мгновенно околдовав одну из молоденьких библиотекарш не самым скромным взором (уже за это Мако хотелось отвесить ему подзатыльник), Ли без всяких проблем прошел дальше. — Ну почему же? — спросил он Макото в спину, словно они как ни в чем не бывало вели непринужденную беседу. — Просто график слегка сдвинулся, и раньше полудня в офисе меня не ждут. — Какие вы все там «занятые», — явно съязвила Кино, не оборачиваясь, однако ж ее сарказм полностью проигнорировали. — Вообще-то очень. Просто моя должность предусматривает гибкий график. — Слушай, — быстро исчерпала лимит терпения Макото и, круто развернувшись, едва ли не столкнулась с мужчиной нос к носу, — я пришла сюда заниматься, и если уж у меня нет шансов выпроводить тебя отсюда, то, будь добр, просто не суйся ко мне со своей болтовней. Ну почему, почему он не выходит из себя? Почему ее слова отлетают от его скульптурного точеного лица, как горох, и, кажется, ни на секунду не задевают самолюбия? Вот есть же бараны… Никак не понимают, когда им говорят «нет». Слушают только себя, только свое «хочу» и думают, что мир угодливо вертится вокруг их персоны, раболепно предлагая то одни, то другие удовольствия. Самоуверенные, чванливые, тщеславные… — Хорошо, — миролюбиво улыбнулся Нефрит, приподнимая брови, — я тоже возьму себе что-нибудь почитать, пока ты занята. — Для тебя я всегда занята, — рыкнула Мако, отворачиваясь и усаживаясь за один из столов, демонстративно раскидывая по всей столешнице то, что осталось после возвращения прочитанной литературы, дабы Ли не вздумал сесть рядом. Однако ж, к удивлению девушки, Нефрит вовсе не претендовал на место по-соседству; он тут же двинулся между стеллажей и принялся что-то усиленно искать среди полок, будто точно знал, что ищет. У Макото возник стойкий соблазн улизнуть, пока Ли затерялся среди нескончаемых томов и проходов, однако ж она подавила в себе это желание, потому что твердо решила не поддаваться трусости. А Кино именно трусила. Трусила перед настойчивостью Нефрита, перед невозможностью достойно ему ответить; боялась, что уничтожит усилия Минако по переговорам с «Сириусом» и сломает то, что и так, кажется, висит на хлипком волоске. В самом деле, откуда Кино могла знать, что Нефрит не отомстит ей за решительный отказ? Как она могла ему доверять? Мако кожей чувствовала, что холеный красавчик играет на два поля, — слишком гладко стелет, и все у него на подхвате: и о Тамура разузнал, и Зойсайта легко провел, и с ней — ни одной лишней эмоции, сплошь благодушие и интеллигентность. А что там, внутри? Что за этой идеальной маской? Помощник Миура очень уж ловко тянул людей за невидимые ниточки, заставляя их действовать так, как ему хочется. Когда-то Кино не один год велась на сладкие речи и смазливую мордашку, теперь она не может себе такого позволить, даже если бы симпатизировала этому Ли (но, как говорится, да минет ее чаша сия). Не после того, как практически очутилась за решеткой. — Не сбежала? — Нефрит вынырнул как-будто из ниоткуда и уселся за серый стол впереди так, чтобы они были лицом друг к другу; в ухоженных руках его была книга — «Повесть о старике Такэтори». Неужели Мако так бесхитростна? — Вот еще, — Макото зло склонилась над своими записями как можно ниже, всем своим видом демонстрируя сосредоточенность, которой не наблюдалось и в помине; девушка была натянута туже, чем струна, а головная боль только усилилась, превращаясь в отвратительную тупую пульсацию, и настроения работать не было никакого. — Это любимая книга моей мамы, — зачем-то пояснил Нефрит, видимо, никак не желающий понять, что сейчас Макото меньше всего нуждалась в собеседнике, — есть и мультфильм — «Сказание о принцессе Кагуя». — Очень интересно. — Быть может… — Помолчи уже, а. И без тебя тошно, — не выдержав, Кино невольно поморщилась и потерла виски. — Ты нездорова? — ах, как, оказывается, у него убедительно получается изображать тревогу! Кино, если бы могла, даже бы ему похлопала! — Мне кажется, занятия на сегодня отменяются, — решительно поднялся со своего стула Нефрит и тут же сгреб вещи Мако в кучу, — пойдем, оформим на дом. — Никуда я не пойду! — вознегодовала Кино от такой наглости. — Уйди. Не смей мной распоряжаться. — Молодые люди, вы мешаете, — строго заявила библиотечная дама, смотря на расшумевшуюся парочку с неподдельным укором и даже угрозой. — Мы уже уходим, — с самым приветливым видом улыбнулся Нефрит, подтягивая Кино за локоть, и девушке уже ничего не оставалось, кроме как подчиниться, чтобы не лишиться абонемента за хулиганство и нарушение порядка. Кино с трудом заставила себя спокойно выйти на улицу. От боли, а еще больше от подкатывающего едкими волнами гнева кружилась голова, и если бы у Мако было сегодня чуть больше сил, она бы разразилась такой тирадой — всем бы худо стало. Но Макото устала, вымоталась и окончательно вышла из себя. Она и правда не понимала, что ей делать, и от этого мозг туманился еще сильнее. Мако прекрасно знала, что гнев — плохой советчик, но эта истина, как правило, приходила на ум гораздо позже, чем было бы нужно. — Хорошо. Идем, — жестко заявила Кино, хватая Нефрита за руку и заискивающе оглядываясь; заметив знакомую броскую вывеску всего метрах в трехстах, она двинулась вверх по улице, вынуждая Ли следовать. — Куда? — мужчина ладони не вырвал, но на красивом лице его расплылось такое искреннее недоумение, что Мако обозлилась на него еще больше. — Как куда? В гостиницу, — даже не став слушать, что ответит на это Нефрит, девушка заскочила в прозрачную дверь и решительно направилась к сияющей стойке регистрации. — Давай паспорт. Оформляй номер. Нефрит опешил до такой степени, что Кино едва ли не силой вырвала из его рук документы и сама обратилась к администратору. Ей было все равно, как это выглядит, и уж точно до лампочки, что по этому поводу думает Ли. Макото клокотала от ярости, почти что искрилась невидимыми молниями, готовясь расправиться с предметом своего негодования. Всё, точка. Довели. Пусть расхлебывают. — Плати, — жестко приказала Мако, болезненно-грубо толкая Нефрита в бок и заставляя его, покрытого некрасивыми красными пятнами, неловко сунуть администратору карточку. Получив ключи, как прежде не глядя на Ли, Макото также бесцеремонно потащила мужчину к лифту и едва ли не засунула в кабинку, благо ехать было всего лишь на третий этаж. Ее трясло от нетерпения и раздражения. Едва за ними захлопнулась дверь с трудом открытого номера, Мако кинула книги на первую попавшуюся горизонтальную поверхность и, сделав всего несколько шагов в центр небольшой комнаты, в которой главным и практически единственным предметом мебели была двуспальная кровать, устланная синим в катышках покрывалом, стянула с себя рывком футболку. Ей не было стыдно. Ни капельки. По крайней мере, Кино пыталась себя в этом убедить, хотя щеки ее предательски пылали. И пусть любуется, пусть. И на ее простое, можно даже сказать, видавшее виды, больше удобное, чем приличное нижнее белье, и на ее развратную, вульгарную выходку. Разве ему не этого хотелось? Не этого ли добивался привыкший получать, что пожелает, золотой помощник Миура? Вслед за футболкой на пол полетели ботинки и джинсы, а когда снимать с себя стало почти нечего, Мако с трудом заставила себя поднять взгляд на замершего у двери Ли, и все едкие, жгучие слова так и замерли на ее губах. На Нефрите практически в прямом смысле не было лица, и если сейчас он притворялся, Макото была готова вручить ему все мыслимые и немыслимые театральные премии. В его глазах не было ничего, похожего на похоть, или презрение, или что там Мако ожидала. Ничего, кроме недоумения и, как показалось Кино, безоружной, беспомощной неловкости. Пожалуй, еще никогда Нефрит не был с ней так откровенен в своих истинных эмоциях. И Кино вдруг почувствовала себя так паршиво, как давно, а может, никогда себя не чувствовала. Мако с неимоверным трудом заставила себя не стащить с кровати синее покрывало и не закутаться в него по самое горло. Происходящее вдруг показалось ей страшной, постыдной нелепостью, в котором непонятным было все: и этот наскоро снятый среднего пошиба номер, и ее едва прикрытая лифом грудь, и Нефрит у двери, и она — среди комнаты. Макото словно и сама не могла понять, как очутилась здесь и зачем так поступила, хотя еще пару минут назад вполне видела свою цель (и ничего, кроме нее) — проучить этого избалованного красавчика, избавиться от него раз и навсегда, пусть ей и самой потом будет противно. Но противно стало не от того, что он, как Макото ожидала, воспользовался случаем… противно-то стало от себя… Не произнеся ни звука, опустив взгляд, Нефрит поднял девичью футболку, которая упала практически к его ногам, и положил ее поверх кинутых на тумбу книг. Мако поняла, что он сейчас уйдет, и совсем не удивилась, когда это произошло: Ли тихо, почти осторожно вышел, аккуратно затворив за собой двери. Куда больше ее удивили слезы, вдруг с силой хлынувшие по щекам, слезы некрасивые, грязные, униженные, от которых не становилось легче, а, наоборот, только горше. Макото знать не хотела, почему ей так плохо, ведь ей, напротив, было чему порадоваться. Да какая тут радость? Наверное, сейчас она больше понимала Ами, только вот подруга теперь ее не поймет. Мако знала, что не сможет рассказать о случившемся никому. Такое вообще лучше сразу же забывать. А получится ли? *** Впервые за долгие месяцы, а может, годы, мысли Макото были сосредоточены только на себе. Ей было все равно, из чего она будет готовить завтра, и все равно, почему Ами вдруг стала иррационально весела. Ей не были интересны рецепты, которые еще вчера так увлекали ее, обещали мир, где Мако будет счастлива, где она будет своей… Всё как-будто перевернулось с ног на голову, и что с этим делать, девушка пока не имела никакого понятия. Кино хотелось бы верить, что Нефрит сам виноват в ее выходке, довел, дожал, да и давно бы мог сообразить, что Макото не хочет иметь с ним ничего общего. То же мне, неженка… Ранимая душа. Обиделся. Оскорбился. Но обиделся и оскорбился не он, а она. Будто сама себя удешевила, и непонятно, в чьих глазах больше. Вот что значит, когда ты трус. Кунайо презирала за то, что хвост поджал, а сама побоялась даже мысли, что кто-то может относиться к ней серьезно, добиваться ее внимания, видеть в ней человека, нуждающегося в ухаживаниях, заботе… Не то чтобы Нефрит сильно старался, его флирт и неоднозначные намеки не вызывали у Кино никакого доверия, они казались Мако поверхностными и пустячными. Однако впервые Макото поняла, что вокруг нее, да и она сама, обычные трусливые девчонки. Побитые, брошенные, затюканные, пытающиеся всеми силами снова подняться на ноги и не знающие, как это сделать, не верящие, что могут быть счастливы, а оттого убивающие даже возможность этого самого счастья. Макото предал человек, которого она любила, которого боготворила, и теперь ей казалось, что все вокруг — потенциальные предатели. По крайней мере, мужчины. И внимание Нефрита Мако расценивала как попытку предать ее, неважно, каким образом, почему, — Кино уже видела исход. Ее снова поломают и растопчут, и не суть, что будет этому предшествовать, важно, что второй раз, быть может, сил уже подняться не найдется. Мако не любила жаловаться ни на Кунайо, ни на судьбу, и мало кто видел ее слезы. Со стороны Кино держалась мужественно и стойко, прямо согласно своему образу. Но в душе Макото была огромная, зияющая дыра, полная отчаяния, несправедливости, страдания и тоски, полная агонии той первой, но сильной и страстной слепой любви, которая обернулась для девушки, еще все-таки неокрепшей и уязвимой, таким ударом. Мако была согласна на все напасти мира, лишь бы больше никогда не любить… лишь бы ни у кого больше не было шанса сделать ей больно. Макото Кино была трусихой. Еще одной среди десятков других вокруг, и она была готова лелеять свое спокойное одиночество до конца. Но слезы еще бежали по щекам — те самые, болезненные и униженные, и Мако все еще сидела в номере, прямо на полу, закутавшись в потрепанный синий плед. И время послушно шло вперед, не облегчая, не спасая. Нет хуже предателя, чем ты сам.