Багиры

Вечер спустился на город внезапно, принеся прохладу, тишину и покой, и, стоя на крошечном балконе гостиничного номера с бокалом легкой вишневой настойки, Макото, опершись локтями на узкий парапет, с удовольствием вдыхала свежесть приближающейся ночи. Гасли и зажигались огни и окна, смолкали разговоры, прятались по углам шорохи, запирались двери, однако Кино чувствовала себя будто бы нараспашку, безмятежная и умиротворенная. Это был трудный день. Длинный. Насыщенный. Такой бесконечно-разный, словно утро было в другой жизни, однако Мако ощущала благодарность к тому, что он был именно таким — с терпким ароматом моря, хвои, с шумом водопада, с сочувствием, с усталостью в ногах и пылающими щеками. Макото ощущала себя новой. Не такой, как год назад, и не такой, как вчера. Нефрит был прав: это было начало. Начало чего-то абсолютно иного, абсолютно небывалого в ее жизни, ступень, с которой она уже не захочет обернуться назад. Нефрит появился бесшумно, однако Кино моментально почувствовала его присутствие еще до того, как он встал рядом, его слегка самодовольную улыбку и расслабленность. Его план удался, и они оба это знают, так чего же скрывать? Ей хорошо. Ей спокойно. И пусть прошедший день не отменяет того, что было раньше, теперь они другие. — Не боишься, что мы завтра проспим поезд? — Я разбужу тебя. Они улыбнулись друг другу и одновременно отпили из бокалов, и у Макото немного закружилась голова — от слабого алкоголя или от того, что ее переполняли эмоции, необычные, но удивительно послушные ее новому «я». — Не жалеешь, что поехала? — Нефрит покрутил ножку бокала, и темно-бордовая жидкость качнулась внутри, описывая почти идеальную окружность. — Ты же знаешь, что нет. А ты? — Мако повернула к мужчине лицо. Черт, ну ведь до чего же хорош! Здесь, под звездным небом маленького городка, обдуваемый легким ветром, заставляющим развеваться живописные каштановые кудри, с бледным хмельным румянцем на смуглых щеках, Ли казался особенно притягательным, особенно… близким? И дело не в том, что ей достаточно крошечного, мимолетного движения ладонью, чтобы коснуться его крепкой и сильной руки, почти полностью скрытой хлопком белоснежной рубашки. Ушел страх. Ушла боязнь оступиться и сделать что-то не так, показаться жалким, глупым или смешным. Наверное, Ами назвала бы это своеобразным «катарсисом» — перерождением, освобождением эмоций и обновлением всего, что есть между ними. Макото обуяло странное, волнующее тепло, тепло, которого она так избегала, но перед которым оказалась бессильна. Ей нравился, нравился Нефрит Ли! И что там про одни и те же грабли?.. — «Железнодорожный билет возбуждает больше надежд, чем лотерейный». Поль Моран. Французский писатель. — Вы как всегда стараетесь сумничать, мистер Ли. — Будто вы не пытаетесь, мисс Кино. Пойдем, становится холодно. Макото, конечно, могла еще поехидничать, но сейчас у нее не было никакого желания упражняться в злословии. В последний раз втянув поглубже воздух, девушка прошла сквозь любезно открытую для нее балконную дверь в облитую светом бра желтую комнату. На небольшом журнальном столике, как и вчера, ее ждал ужин, чуть более скромный, чем предыдущий, но зато увенчанный темной бутылкой вина. На полу расстелена клетчатая салфетка. — Ты что, решил меня споить? — вполне серьезно поинтересовалась Макото, предупредительно присаживаясь на пол вместо коварного пружинистого дивана. — Это легкое фруктовое вино, даже легче, чем твоя настойка. В мини-баре и не такое имеется, — показывая честные намерения, приподнял ладони Ли, а потом откупорил бутылку. — А вообще, я просто хотел обеспечить нам крепкий сон, мне кажется, мы его заслужили. Особенно если учесть, сколь паршивы местные матрасы… — Окей, уговорил, — благосклонно пожала плечами Макото, кладя руки на колени, — но такими темпами я вообще вряд ли до кровати доползу. Так и свернусь калачиком здесь, что при моем наряде, скажем так… — она красноречиво указала взглядом на свое голубое платье. — Встречаемся через пять минут. Да здравствует пижамная вечеринка! — объявил Нефрит, и они разошлись по своим комнатам. Макото со странным волнением открыла свой рюкзак: почти все свои вещи, приготовленные в поездку, она уже надевала, если не считать теплого джемпера из ангоры, который Ами засунула ей в последний момент. Его и… Мако с каким-то опасением достала со дна аккуратно сложенную ночную рубашку кремового оттенка, которую обнаружила только сегодня утром, когда стала собираться к Нару. Но тогда ей было некогда размышлять: голова была забита совершенно другими проблемами. Сейчас же ее взяла легкая досада: нет, Мицуно определенно отбилась от рук! И хотя рубашка была вполне пристойной, без всяких слишком уж фривольных вырезов, Кино моментально залилась краской при мысли, что Нефрит может увидеть ее в таком виде. На несколько секунд Макото перевела сосредоточенно-вопросительный взгляд на несвежие спортивные шорты и серую футболку, и, выдохнув, вышла в общую гостиную, чтобы запереться в ванной. Быстрый душ с использованием полиэтиленовой шапочки занял от силы три минуты, гораздо больше времени потребовалось на то, чтобы облачиться в полуприталенную рубашку (срам какой: на полторы ладони выше колена!), застегнуть ее непослушными пальцами и найти в себе силы выйти наружу: она слышала, как Неф переключает каналы телевизора, а это значит, он вряд ли не обратит внимание на ее появление. Начесав волнистые волосы практически до состояния наэлектризованности и с трудом пригладив получившееся пушистое облако, с ощущением странной паники, Кино с натугой заставила себя открыть двери и едва ли не на цыпочках скользнула к столу, неловко приземлившись на пол, больно досадив мизинец на правой ноге. Нефрит смотрел на нее во все глаза, забыв в очередной раз нажать на кнопку пульта, и девушка машинально натянула подол на бедра, ощущая, как становится невыносимо душно. Да что вы знаете о неловкости?! — О-о… — выдал нечто глубокомысленное Неф, одетый в простые серые спортивные брюки и белую майку, но потом исправился: — Выглядишь… — Прекрасно. Я слышала, — нервно отмахнулась Макото, сморщившись от стеснения и залпом осушив остатки бокала вишневой настойки, заставившей ее уже не гореть — пылать. — Хочешь обсудить мои ночные туалеты? — Ну, такие ночные туалеты можно и обсудить, только, я думаю, ты вряд ли оценишь мою инициативу. — Мне встретился джентльмен — какая удача! — Ты красива, — констатация факта и этот пронзительный, глубокий взгляд, от которого, несмотря на жар алкоголя и смущения, пробирают морозные мурашки: в голосе Нефрита удивления не слышалось. Это был не первый раз за день, когда Мако ощущала себя беспомощно. Не первый раз, когда она ловила на себе подобный взгляд Ли — оценивающий и любующийся. Но как и раньше он заставлял Мако усомниться, что все это с ней, что кто-то смотрит на нее так… так по-мужски. Макото никогда не считала себя красивой. Ей нравились ее густые волнистые волосы, которые она по обыкновению забирала в хвост, нравились зеленые глаза, а в хорошем настроении и фигура: несмотря на то, что худышкой ее назвать было проблематично, Кино могла похвастаться идеальными «песочными часами». Однако в целом Макото считала себя несколько тяжеловесной и откровенно неизящной. Не то что бы девушка тосковала по образу Дюймовочки: ей действительно были куда ближе тертые ботфорты и пацанские толстовки, чем воздушные платьица и шпильки. К тому же, ее пристрастие к агрессивной одежде, например, никак не помешало ей сойтись с Кунайо (чем бы их отношения не закончились). И все же именно женственно ей удалось почувствовать себя только с Нефритом. Поразительно, насколько один и тот же человек способен опустить твое самолюбие на дно и одновременно — заставить почувствовать себя истинно по-девичьи. Наверное, Ли хотел найти какую-то ненавязчивую юмористическую передачу или музыкальный канал, однако телевизор был позабыт. Автоматически отключив его и сунув пульт куда-то в тумбу, мужчина повернулся всем корпусом к Мако и сел напротив нее, не переставая изводить ее странным откровенным взглядом. Макото пришлось самой разлить по бокалам вино, к тому же, это был прекрасный повод опустить глаза. — Почему ты не хочешь дать мне шанс? Бутылка в руке Мако качнулась, и на салфетку упало несколько золотистых капель. Взгляд невольно метнулся к Ли: — Что? — Неужели я тебе совсем не нравлюсь? Макото почувствовала, что краснеет пуще прежнего. Прямо как пятнадцатилетняя школьница, чтоб его, и ничего с этим поделать не может! Смотрит, а сама изнывает от стыда, от понимания, что долго врать не получится. — Да, тот парень обманул тебя, но ведь это не значит, что я поступлю также. Его слова звучали до глупости наивно, и Кино поразилась, какой сухой неприятный смех вырвался из ее горла: — Хочешь сказать, что будешь верен мне до самой смерти? — почти зло спросила она, ощущая, как под веками предательски защипало. — Не хочу, — совершенно спокойно возразил Ли, глядя на девушку абсолютно серьезно, так и не притронувшись к своему бокалу, — этого никто не может сказать. Не ведись на такие словечки. Но зато я хочу сказать, что ты мне очень нравишься, Макото Кино, я хочу ухаживать за тобой, хочу проводить с тобой время, узнавать тебя. Хочу, чтобы тебе было хорошо со мной, чтобы ты могла на меня положиться. Я бы мог сказать что покрасивее. Мог бы навешать тебе лапши на уши, но… — Но ты понял, что такая тактика со мной не прокатит. — Она со всеми прокатывает, нужно только знать, что сказать. Мне неприятно, что ты думаешь, будто я вру тебе. Он так оскорбленно и печально сложил ярко очерченные губы, что Кино захотелось рассмеяться еще злее: неужели она так похожа на дуру? Наверное, это все вино, которое она вновь отхлебнула из своего бокала. Где ее хваленая гордость? Где стойкость, с которой Кино сносила все неоднозначные намеки Ли? Ей безумно стыдно и мучительно, что в это мгновение она так сдала! — Не выйдет, Нефрит, я больше не хочу собирать себя по кускам, не хочу заставлять себя жить и радоваться, делать вид, что я такая кремень-баба, которой все по плечу. Кунайо — червяк. Я больше о нем не думаю. Но и подставляться, стелиться под чужие ноги я больше не желаю. — Мако… — Давай закроем этот разговор. Ты неплохой человек, Нефрит, и, возможно, сейчас ты говоришь и чувствуешь искренне. Только мы с тобой не пара. Мезальянс. Однажды ты исчерпаешь ко мне интерес и снова пойдешь на поиски новых ощущений, весь такой великолепный и самодостаточный, а что останется от меня? — Мако яростно стерла под глазами несколько вырвавшихся слезинок. Нет, однозначно нужно идти в спальню, иначе она ляпнет такое, за что вовек себя не простит. Так откровенничать — это слишком. И так, можно сказать, сдала себя с потрохами. — Я не верю тебе. Наверное, эту фразу должна была сказать она, фразу, которая бы развела их друг от друга безвозвратно. Но из уст Нефрита она прозвучала странно. Иррационально, отчаянно. По его убеждению, Кино не верила себе, не верила ему, однако ни разу Ли не заявлял, что не верит ей. — Ты говоришь, говоришь… и всё лжешь. Его горячие руки властно легли ей на предплечья, исступленно прошлись вверх-вниз. Макото пораженно замерла, как дикая птица, сжатая в ладонях. Лицо Нефа оказалось так близко, что Кино не могла произнести ни слова, не могла вздохнуть, а лишь осоловело глядела в его синие глаза, как завороженная его яростным шепотом. — Ты так настойчиво повторяешь, что между нами ничего не может быть, чтобы успокоить себя. Тебе страшно, что всё уже есть. Что это реальность. И тебе легче придумать плохой конец, пережить его, растоптать свое сердце самостоятельно, чем позволить существовать хоть крошечному шансу, что это могу сделать я. Его губы легли ей на пылающую щеку, ладони скользнули по спине; Макото чувствовала, что совершенно беззащитна, ее разум и тело перестали подчиняться ей, и все те тщательно возводимые ею бастионы не значат ровно ничего. Она следует за этими руками. Следует за этими губами, выводящими палящие узоры по ее лицу. Она податлива и пластична, как глина в ладонях искусного гончара, подчинена его воле и замыслу, и вот уже внутри нее рождается ответ, импульс, заставляющий прильнуть к мужской груди, скользнуть по напряженным мышцам широких плеч, ощущая собственную первозданную власть. Никто бы не снял с Макото рубашку столь аккуратно, как это сделал Нефрит. Никто бы не очертил так линии груди и бедер — настойчиво и нежно. И никто бы не касался с такой повелительностью и восхищением, заставляющими трепетать от страсти, бездумного наслаждения быть вместе. Лететь вместе. И падать, падать, падать… В эти мгновения Макото ничего не боялась. Она со всей откровенностью и раскованностью отдавала все, что могла отдать в эти минуты: свое тепло, свою ласку, свою искренность. И брала. Упивалась тем, что сейчас, этой ночью, в этом городе и в этом гостиничном номере (какая ирония!), он только ее. Быть может, это только момент, безумная случайность, одна на миллион. И все же это произошло. И другое уже не имеет значения. *** На вокзале уже было душно; поезд до Токио должен был прибыть с минуты на минуту. Макото с Нефритом, так и отключившиеся на полу общей комнаты, почти проспали, несмотря на хваленые внутренние часы, и все оставшиеся до такси полчаса честно пробегали по всему номеру, едва ли перекинувшись парой фраз. Макото даже была рада, что у них нет времени на душещипательные беседы, да и путь до Токио не займет больше двух часов. Сейчас ей меньше всего хотелось выяснять отношения и то, много ли значила для них минувшая ночь. Может, боялась отвечать, а может, боялась ответа Нефрита. В любом случае, она была ему благодарна, что он не стал начинать разговор, к которому никто не готов, и до столицы они добрались в подчеркнуто дружелюбной атмосфере — слегка натянутой, но и не слишком напряженной. Они стояли друг напротив друга на оживленном перроне среди равнодушно снующих людей и не знали, что сказать. Нет, не так. Что они могут сказать. Прощай? До встречи? Я буду скучать? Странно, но Мако не чувствовала обиды или сожаления, не ощущала того, к чему себя так готовила и от чего предостерегала. Она честно смотрела Нефриту в глаза и, если бы не легкий румянец на щеках, выглядела бы вполне спокойно. — Спасибо за поездку, это было незабываемо, правда, — мягко улыбнулся Неф, и Кино не стала читать между строк, что он может подразумевать под этим. — И тебе. И за колокольчик, — она слегка качнула прозрачный в фиалку фурин, который побоялась убрать в рюкзак. — Подвезти? — Нет, я сама. Нам ведь не по пути. Они улыбнулись. Никто не хотел двусмысленности, однако как-то все равно получалось помимо воли. — Мне нетрудно. — Не стоит. Все в порядке. Они немного потоптались на месте, не зная, что еще могут сделать друг для друга, одновременно шагнули в сторону и, смутившись, рассмеялись. — Удачи, Макото, — с чувством произнес Неф, на несколько секунд стиснув девичьи пальцы, все-таки заставив девушку взволнованно вздрогнуть и на мгновение задержать дыхание. — Удачи, Неф, — последний пристальный взгляд. Молодые люди пошли к разным выходам из вокзала, и Макото не стала оборачиваться, искать Ли в толпе, не стала смотреть, ищет ли ее глазами он. Кино не хотела этого знать. Лишь так она могла заставить жить надежду. Надежду, что не все потеряно.