Багиры

Кунсайт смотрел на посеревшее лицо Минако и уже, вопреки твердому обещанию насколько возможно держаться от Айно как можно дальше, готов был выйти ей навстречу, как девушка, взяв себя в руки, все-таки начала говорить, но Миура мало вслушивался, что именно. Не прошло и часа с прихода «багир», с той минуты, когда Миура увидел Айно, а у него окончательно иссякло хваленое терпение. Кого он обманывал? Ничего еще не кончено. Их расставание лишь номинально: он, он сам, как миленький бросится к ее порогу и не позволит больше сказать «нет». К чему все эти мучения? К чему этот никому не нужны спектакль, когда они изнывают друг без друга? Долг? Занятость? Высокие интересы? Да чихать он на все хотел, если это будет стоить ему ее бледных щек, ее дрожащего голоса, ее отчаяния, исходящего из тонких, сжатых на его предплечье пальцев? Как он там пытался себя убедить? Ему не пятнадцать? Да, черт возьми, не пятнадцать, чтобы разбрасываться дорогими ему людьми, чтобы малодушно плакаться о несправедливой судьбе и прочих превратностях! Он уволочет Айно в свою квартиру, запрет ее, никогда не выпустит ее из своей спальни, даже если ей вздумается трепыхаться. И пусть его считают варваром, злодеем, тираном или как там сейчас модно называть таких мужчин, как он. Это глупо — ломать то, что другие не в состоянии даже построить. Это жестоко. Довольно быть жестокими. — Или у меня галлюцинации, или я вижу Цукино? Если честно, Кунсайт успел позабыть, что рядом с ним встал Джиба, который, однако же, несмотря на занятость и отсутствие желания слыть щедрым, довольно охотно принял предложение посмотреть на «спасительную операцию» «Багир», но сейчас, судя по недоуменно вытянувшемуся лицу, такому несвойственному для уравновешенного Мамору, воспылал к мероприятию куда большим интересом. Зойсайт не мог не позвать избавителя своей дражайшей возлюбленной, а узнать непочтительную помощницу банкира было просто: даже в дорогущем розовом платье от именитого бренда она казалась девочкой, примерившей наряд не по возрасту. Да и эти смешные хвостики… — Она пришла сюда со своим отцом, адвокатом Цукино. Представляешь, твоя секретарша оказалась птичкой высокого полета, — негромко заметил Кун, не отрывая взгляда от передавшей слово Рей Минако, и лишь затянувшееся отсутствие реакции заставило Миура взглянуть на друга внимательнее. — Ты не знал? Вопрос был чисто риторическим, но Джиба помотал головой, сверля белобрысый затылок Цукино немигающим взглядом. — Она казалась мне такой… такой… — никак не мог найти слова Мамору, и Миура даже стало жаль его: едва ли Кунсайт мог вспомнить за все продолжительно знакомство с уверенным бизнесменом такое его растрепанное состояние. Недаром же Кунсайт был уверен, что Джиба неровно дышит к своей подчиненной! — Ребячливой? Невежественной? Наглой? — слегка ехидно спросил Кун, за что получил негодующий взгляд друга: — Простой и добросердечной. Абсолютно неиспорченной. — Вижу, она стала нравиться тебе больше, когда выяснилось, что у нее много денег, — Кунсайт откровенно подтрунивал над Джиба, но он, кажется, этого совершенно не замечал. — Она нравилась мне и со скромным окладом секретарши! — натурально оскорбился Мамору. — Так почему ты не сказал ей это? — Потому что она уволилась. И потому что я — идиот. А ведь и правда: сколько раз Мамору хотел позвонить Усаги и хотя бы узнать, почему она так внезапно ушла. Он не стал пытать ее, когда девушка, заикаясь, попросила расчет, и это было скорее актом беспомощности с его стороны, чем благодушия начальника. Он не посмел на нее надавить, не стал уговаривать остаться. Растерялся. И на какое-то время ему даже показалось, что все к лучшему. Больше не будет докучливых вопросов, не будет вечных напоминаний, что он засиделся, и это, между прочим, очень вредно («Мистер Джиба, вы растолстеете!»), не будет дурацкой грелки-медвежонка, которую притащила ему Усаги из дома, узнав, что он работает с простудой. Какая-то часть Мамору ни много ни мало возликовала, что он наконец сможет избавиться от наваждения под именем Усаги Цукино. Никакого пролитого кофе. Никакого поломанного принтера, в котором забились фантики от конфет и ореховая скорлупа. Все будет правильно и вовремя: Мамору, пожалуй, успел подзабыть, каково это, когда все твои поручения выполняются неукоснительно и как надо. И первые три дня наслаждался обществом новой секретарши, покуда у него зубы не заскрипели от ее идеальности. Она раздражала его. Бесила до дрожи. И Джиба понять не мог, что с ней не так, ведь все было так! К нему не сразу пришло понимание, что отныне его рабочее место лишилось львиной доли своего уюта и человечности. Новая секретарша, опытная в своем деле женщина сорока восьми лет, относилась к нему исключительно как к начальнику, и ей было плевать на Мамору с высокой колокольни. И Джиба вдруг с ужасом понял, что привязался к Цукино куда больше, чем ему думалось. Ему нужна ее неуклюжая забота! Нужна ее круглая улыбающаяся мордашка с ямочками на спелых щеках, ее звонкий голосок, который поначалу казался Мамору писклявым. Ему нужно, чтобы ему притащили нелепую грелку! Ему нужна его прошлая секретарша Усаги Цукино! Но Мамору, как юнец, никак не мог заставить себя хотя бы позвонить ей и выяснить, почему она так вдруг покинула его. И вот, пожалуйста, дочка известного адвоката… Зачем ей вообще работать? — Вот и не будь больше идиотом. После презентации подойти и скажи ей, что думаешь. Скажи, что любишь, когда в твой кабинет вламываются посреди переговоров и всё такое. — Где твой такт, Миура? — прищурился Мамору, наконец улавливая сочащийся в свою сторону сарказм; это заставило его хоть на секунду оторваться от созерцания прически Цукино. — Такт — это последнее, что тебе сейчас нужно, Джиба. Не повторяй моих ошибок — не молчи. И не жди, когда именитый папочка подберет своей дочурке толстосума-жениха, предложи свою кандидатуру для начала. Кунсайт отвернулся и снова посмотрел туда, где стояла Минако, но ее уже не было. Миура и не заметил, как инициативу полностью перехватила Рей, а Айно, судя по всему, присела куда-то в первые ряды. — За время существования клуба в нем получили помощь свыше четырехсот женщин, оказавшихся в трудной жизненной ситуации… — уверенно вещала первая помощница, а Кунсайт искал глазами Айно, убежденный, что она точно не проходила мимо него. И вот действительно — золотистые вьющиеся локоны, сиреневые кружева по плечам… Минако была неприлично хороша, но больше нравилась Куну в летнем желтом сарафане и с безыскусно распущенными волосами. Кунсайту захотелось накинуть на нее свой пиджак, потому что ему показалось, будто Минако знобит, но рядом с ней, кажется, ее подруга. Точно, Ами. И Зой. Это слегка успокаивало, потому что Като, пожалуй, лучший, кто мог бы подбодрить и согреть. Пусть он сделает это за Кунсайта — в последний раз. Мужчина с видимым усилием перевел взгляд на сцену и заставил себя слушать Хино. Он все для себя решил. *** — Я пойду и принесу тебе что-нибудь выпить, — Зойсайт уже метнулся в сторону фуршетных столов, и Минако бледно ему улыбнулась: — Лучше бы воды. И Като исчез, довольно незаметно лавируя между гостями. Минако и правда чувствовала себя паршиво, с трудом подавляя желание панически озираться по сторонам. Ведь ей же почудилось, да? Ей просто показалось? Она не видела Хидеки Наканаси несколько лет, и он мог здорово измениться, потому что был всего лишь на пару лет старше самой Минако. Никто не мог пригласить его сюда, да и он бы и не пошел. Имя Айно для всех родных Старикана — табу. Грязный, постыдный факт его биографии, на который не хватит никаких миллионов, чтобы избавиться. Стал бы Хидеки провоцировать к себе такой интерес? Бередить приутихнувшую утку о малолетней любовнице отца? Была ли его ненависть к ней настолько сильной? Рука Хидеки недвусмысленно сжала грудь Минако сквозь тонкую ткань платья, заставляя девушку шарахнуться от боли и испуга. Кругом никого, коридор пуст, и дом слишком огромен, чтобы кто-то услышал ее жалкие попытки сопротивления. Хидеки выбрал правильный момент. Девушка до искр из глаз ударилась затылком о стену, но это было совершенно не важно. Важно, что у нее есть только один шанс из ста избежать своей участи: Хидеки не видел ничего предосудительного, чтобы делить любовницу со своим отцом, и, судя по всему, устал ждать, когда Минако перестанет ему отказывать. Он пришел, чтобы взять свое. И спасти ее некому. — Неужели тебе так нравится мой старик? — издевался Хидеки, вжимая девушку в стену, продолжая безжалостно мять нежную, чувствительную кожу груди, и крик застрял в горле Мины, так невыносимо мучительно ей было. — Тебе понравится, вот увидишь. Ты еще добавки просить будешь, маленькая порочная дрянь. — Может, мне отвести тебя в дом? — озабоченно предложила Ами, поглаживая ее руку, но Айно только беспомощно покачала головой, показывая, что не в состоянии говорить. Не в состоянии дышать. Боже, ей никогда не было так плохо! Пусть это прекратится! Надо успокоиться. Взять себя в руки. Это просто воображение. И усталость. Она так устала за последнее время! Но это не повод уничтожать труд стольких людей. Как она будет смотреть им всем в глаза, если позволит себе какую-нибудь выходку? — Вот вода, — Зой, опустившись на соседний стул, тем самым зажав Мину между ним и Ами, мягко подтолкнул к ней стакан, и девушка, не размыкая век, сделала жадный глоток. — …Помимо психологов, клуб сотрудничает с наркологическим отделением больницы… — голос Хино, как из трубы. — Я позову Нефрита, — озабоченно сказал Зойсайт Ами, игнорируя вялые протесты Минако, — он должен знать, где аптечка. — Хорошо. Минако, давай лучше выйдем сейчас, пока тебе не так плохо. Мы вернемся, как только тебе полегчает, Рей справится со всем сама. Скоро перерыв, мы успеем до твоей речи, — словно непослушного ребенка, шепотом принялась уговаривать подругу Мицуно, и Минако наконец покорно кивнула, отдавая ей стакан. — Вот и славно. И мистер Ли здесь. — Нефрит, — машинально поправил Ами он, тревожно наклоняясь к Минако и неожиданно внушая ей спокойствие, словно она оказалась в нужных руках. — Не волнуйтесь, Минако, мы выйдем совсем незаметно. Минако готова была отсыпать ему тысячу благодарностей за то, как ровно сияла его светская улыбка и как играючи окольно он смог провести ее по краю платформы прямо в дом: обмениваясь вежливыми взглядами, абсолютно ненавязчиво. Никто и не обратил внимания на его спутницу, тем более, Зой и Ами догадались не следовать за ними, и никаких серьезных перемещений вроде бы не произошло. Мероприятие шло своим чередом, а Минако уже сидела на кухне, отпивая воду из другого стакана, тут же поданного ей Ли. На пороге возникла Макото: — Что случилось? — она перекинулась взглядом с вернувшимся с аптечкой Нефритом и дотронулась до холодного влажного лба Минако. — Я просто переутомилась, — пробубнила Мина, позволяя осматривать ее. — Слабость. Чуть-чуть. И голова кружится немного. Пустяки. — Ты серая, как моя жизнь! — возмутилась на попытки оправдаться Мако. — Сначала померяем давление. Если что, я вызову врача, — сохраняя хладнокровие, отчитался Ли скорее Макото, чем своей неожиданной пациентке. — Успокойтесь, пожалуйста, ничего со мной такого нет, — попыталась рассердиться Минако, но выглядела просто жалко. — Полчаса тишины привели бы меня в порядок. — Тогда я проведу тебя в спальню, — подав девушке какую-то пилюлю, предложил Неф, вопросительно глянув на Макото, и Айно даже слегка стало досадно, что ее мнение не учитывается. — Но после измерения давления! Давление действительно оказалось низким, и Минако безапелляционно была уложена в постель Нефрита, прямо как есть, в платье и с прической. Интересно, Рей расстроится, увидев, что ее старания безбожно уничтожены? Кино никак не хотела покидать Айно, и после долгих уговоров и обещаний, что подруга обязательно вернется в самом лучшем состоянии, а если нет, то тут же поедет в больницу, комната наконец опустела. Минако закрыла глаза и правда постаралась восполнить утерянные силы, вслушиваясь в отзвук голоса Рей за окном. Но кошмар никак не хотел отступать. Он был здесь, совсем рядом.