Вперед в прошлое

Они попрощались на рассвете на опушке леса рядом с деревней, но девушка не торопилась уходить: теперь времени хватит на всё. — Ну и куда ты теперь? — спросила она. Зосо посмотрел на Белль и загадочно улыбнулся: — В том-то и прелесть — куда угодно. В этом и есть смысл быть свободным. — Удачи тебе, Зосо, и спасибо ещё раз за всё, — она обняла его за шею, привстав на цыпочки, чтобы дотянуться. — И тебе удачи, Белль, — он обнял её в ответ и с игривой улыбкой растворился в фиолетовом дыму. А девушка стала неспешно спускаться в деревню. Первым делом увидеть Румпеля, а уж потом — всё остальное. Белль немного волновалась: ведь она так внезапно исчезла, вдруг он не получил записку или сердится, или вообще забыл её. Она подсчитала, что находилась в избушке чуть больше месяца, — многое могло случиться за это время. Подойдя к дому, красавица неуверенно постучала и почти тут же услышала стук посоха. Румпель открыл дверь и удивлённо посмотрел на Белль. Она улыбнулась, и слёзы стали щипать ей глаза. — Румпель, я вернулась. — Белль… — он дотронулся кончиками пальцев до её щеки, стирая катящиеся слёзы, и девушка прильнула к его руке в поисках ласки. Его голос был полон надежды, когда он спросил: — Ты надолго здесь? — Если хочешь, до конца жизни. Отбросив свой посох, он обеими руками обхватил её, прижал так крепко, как будто боялся, что она вот-вот испарится, как дым; а Белль продолжала неотрывно смотреть в его глаза сквозь пелену набегающих слёз. Их губы встретились в нежном, трепетном поцелуе, заставив тьму отступить. И началось её «долго и счастливо», даже несмотря на то, что совместную жизнь пришлось отложить. В первую очередь из-за Бэя, который тяжело воспринял предательство матери. Он был зол, даже винил отца, что тот не остановил Милу. Как будто это было вообще возможно. В любом случае, мальчику нужно было время. На остальные причины, вроде той, что это неправильно — переезжать незамужней девушке к мужчине, что люди станут её осуждать, Белль лишь отмахивалась. Общественное мнение было последним, что волновало её, но Бэйлфаер — другое дело. Ради него она готова потерпеть. Потсы радостно приняли новость, что Белль решила вернуться в деревню. Она объяснила им, что из-за работы дядюшки приходилось слишком часто переезжать с места на место, а ей это тяжело давалось; и к тому же девушка очень скучала по Флоре, да и работа в таверне была ей в радость. Мистер Потс посетовал, что достойную замену Белль он всё равно найти не смог, поэтому был счастлив завалить девушку накопившейся документацией. Постепенно жизнь вошла в свою колею. Если Белль работала вечером, Румпельштильцхен проводил с ней время в таверне; а если она была свободна, то составляла ему компанию, пока он прял. Они проводили много времени вместе, в том числе на людях. И несмотря на опасения Румпельштильцхена, их отношения не вызывали никакого осуждения. Даже миссис Потс, понаблюдав за парочкой, благословила их. Румпельштильцхен относился к Белль с огромной заботой и уважением, а та светилась от счастья. И постепенно все в деревне привыкли к этой немного странной паре — красавице и хромому прядильщику, всегда рука об руку, с обожанием глядящих друг на друга. Но не всё, конечно же, было идеально. Так, например, Белль огорчало, что она не может рассказать Румпелю всю правду: о перемещении во времени, о магии, о том, что было между ними раньше, но это была малая цена за то счастье, что они делили друг с другом. Главной же проблемой оставался Бэйлфаер. Белль пыталась наладить с ним контакт — ведь раньше они были друзьями; но мальчик пресекал любые попытки к общению, мог даже нагрубить ей. Всё это неприятно поражало Румпельштильцхена, ведь его сын всегда был добрым и отзывчивым ребёнком. — Я не понимаю его, — сокрушался Румпельштильцхен как-то вечером, когда они с Белль сидели за чашкой чая, а Бэй, едва увидев их, демонстративно ушёл, хлопнув погромче дверью. — Ладно, он злится на Милу, на меня, но ты-то здесь при чём? — Я не обижаюсь, Рум, всё так резко изменилось для него. — Белль подошла к его стулу и мягко сжала плечи мужчины, разминая уставшие после долгой работы за прялкой мышцы. — Может, тебе стоит провести с ним день? сходить куда-нибудь вместе, пообщаться? Может, он поделится с тобой тем, что его так беспокоит? — Хорошая идея, милая, — Румпель перехватил её руку, прижимая к своим губам. Девушка улыбнулась и присела к нему на колени, целуя в губы. Поцелуй становился всё более горячим, и Белль, оторвавшись на мгновение, чтобы перевести дух, со смехом сказала: — Румпель, мы не можем, вдруг Бэй сейчас вернётся? Нахмурившись, мужчина неохотно отстранился чуть дальше и с досадой произнёс: — Как мне надоели эти прятки, Белль. Пока лето — это ещё терпимо: мы можем отправиться к озеру или в лес, чтобы побыть вместе… а когда наступит осень, зима? Это глупо, в конце концов. Я завтра отправляюсь в соседнюю деревню, продавать пряжу, возьму Бэя с собой, и… — Только не дави на него, — видя, как Румпель всё больше кипятится, размышляя, что же именно он скажет сыну, Белль поспешила его успокоить. — Не хочу быть причиной вашего разлада. Вы всегда были так близки… — Не вини себя, дорогая, — он обхватил ладонями её лицо и заглянул в глаза. — Ты делаешь меня счастливым. От чего бы ни злился Бэй, уверен, это не связано с тобой. — Я надеюсь, — девушка тяжело вздохнула и поднялась на ноги. — Мне пора домой, уже поздно. — Тебя проводить? — Румпель с готовностью поднялся следом за ней. — Не стоит, любимый, там вот-вот дождь пойдёт, я быстренько добегу сама, — она улыбнулась ему проказливой улыбкой, звучно чмокнула в щёку и выбежала за дверь. Румпельштильцхен вернулся за прялку и принялся ждать сына. С тех пор, как Белль вернулась в деревню, прошло уже почти два месяца, и хотя они не делали тайны из своих отношений, но и вызывающе себя никогда не вели, особенно по отношению к Бэйлфаеру. Отцовское сердце разрывалось от обиды и непонимания, чем такая прекрасная девушка могла заслужить волну презрения от некогда восхищавшегося ею мальчика. Наконец дверь скрипнула, и Бэйлфаер, мокрый с головы до ног, вошёл в дом. За его спиной вовсю хлестал дождь. — Иди скорей к огню, — засуетился Румпель вокруг сына, стаскивая с него мокрую рубашку. — Куда тебя в такую погоду понесло? — Я гулял, — хмуро ответил он, не глядя на отца. Румпель накинул ему на плечи тёплый плед, и мальчик завернулся в него как нахохлившийся воробей, продолжая сверлить глазами пол. Тогда Румпельштильцхен не выдержал и обратился к сыну: — Ну скажи уж наконец, что у тебя с Белль не так? Я думал, она тебе нравится — ты только о ней раньше и говорил, — а теперь даже в одной комнате с ней находиться не желаешь. — Да, она мне нравилась… — неохотно согласился Бей и коротко добавил: — Раньше. — Раньше чего? — переспросил мужчина, желая докопаться до истины во что бы то ни стало. — Раньше, чем мы с ней… стали проводить больше времени вместе ? — попытался он уточнить, сам кривясь от такой формулировки. Бэйлфаер помолчал, как бы обдумывая, стоит ли отвечать на вопрос отца вообще, но всё же решился внести ясность: — Раньше — до того, как она уехала со своим дядей. — А что изменилось? — Румпель был озадачен ответом сына, а тот заёрзал на стуле и расстроенно ответил: — Ты мне не поверишь, если я скажу. — Сынок, — мужчина осторожно присел перед Бэем, чтобы встретиться с ним глазами, и мягко сказал: — Ты же знаешь, я всегда тебя выслушаю и постараюсь понять. Просто расскажи мне, что тебя тревожит. Бэйлфаер посмотрел на лицо отца, полное искреннего участия и любви, и, оглянувшись вокруг, будто их могут подслушать, вымолвил: - Она изменилась. В ней… как будто Тьма поселилась… Мне сложно объяснить, но в ней есть что-то плохое, злое. Я боюсь… Румпельштильцхен думал, что речь пойдёт о Миле, о ревности, предательстве, любви — о чём угодно, на что у него бы нашёлся разумный ответ, но такого он не ожидал. — Бэй… — начал мужчина растерянно, но сын, увидев его глаза, вскочил на ноги и отбросил плед. — Я так и знал, что ты не поверишь!.. — он со слезами убежал прочь из комнаты, а Румпель поднялся, тяжело опираясь на стул, устало потёр лоб и попытался собраться с мыслями. Бэйлфаер всегда был мальчиком впечатлительным, чувствительным, умеющим сопереживать и улавливать настроение людей. Возможно, этому отчасти способствовала нестабильная и взрывоопасная обстановка в доме, где Бэю доставалась роль некого буфера между матерью и отцом. С возрастом эти качества только усилились, и Румпельштильцхен понимал, что признание сына нельзя проигнорировать или отвергнуть, посчитав выдумкой. Нужно было только понять, как правильно дать толкование его ощущениям. Румпельштильцхен отправился вслед за сыном и застал его в темноте напротив окна, глядящим, как стекла заливает дождём. Мальчик слышал перестук посоха отца, но даже головы не повернул в его сторону. — Бэй, — снова начал Румпель, присев рядом с сыном. — Я верю тебе, если ты говоришь, что чувствуешь что-то тёмное, но ты ведь не попытался даже поговорить с Белль об этом. Если с ней случилось что-то плохое, это ведь не делает злой её саму, правда? Бей промолчал, но хотя бы слушал, что уже было неплохо для начала. — Ты всегда был справедливым и добрым, так не давай страху изгнать из себя эти качества. Бэйлфаер по-прежнему молчал, а Румпельштильцхен не знал, что еще сказать. Так они и сидели какое-то время в тёмной комнате, слушая дождь, но наконец мальчик очень серьёзно спросил: — Ты любишь Белль? — Люблю, — без тени сомнения ответил мужчина. — А маму ты любил? — Да, но… — Румпель попытался подобрать верные слова, — мы не смогли сохранить нашу любовь, совершили много ошибок. Ты и сам видел, что мы не были счастливы вместе, много ссорились… — Поэтому она уехала? Это был их первый спокойный разговор об отъезде Милы. Все предыдущие заканчивались тем, что мальчик обвинял отца во всём и убегал прочь. — Она хотела лучшей жизни, чем я мог ей предложить. Я бы не смог её остановить, даже если бы хотел. — Но ты не хотел, потому что встретил Белль? — продолжал допытываться мальчик, как будто пытаясь найти долю её вины во всем случившемся. — Я не хотел потому, что это не принесло бы никому счастья, — резковато ответил Румпель. — Что, по-твоему, я должен был сделать? Отправиться за ней, связать и притащить обратно силой? Бэй вздрогнул от тона отца, а Румпельштильцхен глубоко вздохнул, пытаясь обуздать свои эмоции. Когда ему это удалось, он продолжил: — Я понимаю твою злость. Тебя предали, бросили, и ты ищешь виновных, но здесь их нет… Когда отец меня бросил, я остался один, и кто знает, что бы со мной стало, если бы не те добрые женщины, которые меня приютили. Но ты не будешь один никогда, пока я дышу, клянусь тебе. Я никогда не отвернусь и не брошу тебя. К концу речи Румпельштильцхен почувствовал, как в его глазах закипели слезы. Его собственная боль никогда так не терзала ему душу, как боль за сына. Он никак не мог понять, как Мила посмела так поступить с этим прекрасным невинным ребёнком, заставив его чувствовать себя ненужным и брошенным. Он хотел сказать что-то ещё, но тут почувствовал, как детские руки крепко обнимают его за шею. — Папа… — Румпель обнял сына в ответ, почувствовав облегчение, что между ними наконец исчезла невидимая стена. Бэй давно так сильно не плакал и тем более так остро не нуждался в утешении, как в эту минуту. Но выплакав свою боль, он почувствовал, что ему стало намного легче, и когда немного успокоился, то всё ещё немного вздрагивая, сказал: — Я… поговорю с Белль… Обещаю. — Спасибо, малыш. А теперь давай-ка спать, я расскажу тебе какую-нибудь сказку… Хотя обычно Бейлфаер отвечал отцу на нечто подобное, что он уже взрослый (всё-таки ему скоро одиннадцать лет), чтобы отец не нянчился с ним как с маленьким; но сегодня он был рад вновь почувствовать себя окружённым заботой и лаской единственного оставшегося в его жизни родного человека. Белль же, вернувшись домой к Потсам, выпила чашечку чая и, поболтав с Флорой, отправилась к себе. Сегодня она очень устала, и надеялась, что сможет быстро уснуть. Она улеглась в постель и закрыла глаза… Перед ней расстилалась пустыня: серая и пыльная. Зависшие над ней свинцовые облака, грозили обвалиться прямо на голову, а ветер бушевал и забрасывал в глаза песок, заставляя щуриться. Это место не было похоже ни на одно, которое могло бы существовать в реальном мире. Это было огромное ничто, лишённое границ и жизни. Белль чувствовала, что ей здесь не место, а ветер сшибал с ног, как будто пытаясь вытолкнуть её вон. — Есть тут кто?! — изо всех сил крикнула она, но ответом было лишь многократно повторяющееся эхо, как будто она стояла не на равнине, а в горах. Ветер снова толкнул её, и, не удержавшись на ногах, Белль упала на землю, и тут же почувствовала, как песок засасывает её ноги. Девушка попыталась развернуться и поискать какую-то опору или за что можно зацепиться, но вокруг был только песок и пустота. Вдруг словно холодный воздух скользнул по её лицу, шее, и шелестящий голос из ниоткуда произнёс: — Ты можешь освободиться… Освободись… — Как? Как мне это сделать? — в панике спросила девушка, крутя головой, но голос, казалось, шёл отовсюду: — Ты знаешь как — используй магию… — Я не могу… не хочу больше колдовать… Я обещала… — Белль увязала в песке все глубже, а голос напевал со смехом: — Раз, два, три, четыре, пять… от себя не убежать… — песок уже достиг её подбородка, когда наконец девушка не выдержала и перенеслась в вихре магии на поверхность, задыхаясь, а голос продолжал смеяться. — Нет!!! Белль проснулась в холодном поту и, отдышавшись, попыталась стряхнуть со своего лица несуществующие песчинки из сна. И сейчас она даже порадовалась, что рядом нет Румпеля, он не видит её такой, и ничего не нужно объяснять. С тех пор, как Белль вернулась, она и правда ни разу не прибегала к магии. И то, каких усилий порой это стоило даже в самых бытовых моментах, подсказывало ей, что она на верном пути. Использование магии сродни зависимости или очень вредной привычке. Она вызывает мгновенное привыкание, и если дать ей проникнуть в свою жизнь, то пройдёт совсем мало времени, прежде чем окажется, что человек вообще не способен без неё обходиться. Слишком легко она даётся, а цена приходит после. Это словно огромный стол с самыми вкусными блюдами перед голодным: даже если тот знает, что после придёт счёт, удержаться и не попробовать хотя бы немного — невозможно. Но Белль старалась, и пока у неё получалось. Возможно, со временем она совсем отвыкнет от магии, и та исчезнет, так сказал бы ей Зосо. Зосо. В течение дня Белль была поглощена своей любовью, делами в таверне, общением с Флорой, но когда наступала ночь, порой она позволяла себе подумать о Зосо. О том, где он сейчас, чем занимается, нашел ли он своё место в этом мире, счастлив ли он? Последнее больше всего волновало её, хотя, если бы кто-то спросил, почему её так тревожит счастье Тёмного, она бы не смогла ответить. Он не был ей другом в привычном понимании, но Белль привыкла к его близости, своеобразному чувству юмора и мироощущению. Ей не хватало Зосо, но ему не было места в её жизни. Так что она мысленно пожелала ему спокойной ночи и смогла наконец уснуть без всяких сновидений. Проснувшись на следующий день, Белль не торопилась, вставать рано необходимости не было. Ей предстояла ночная смена в таверне, а Румпельштильцхен ещё до рассвета собирался отправиться вместе с Бэем торговать своей пряжей в соседнюю деревню и должен был вернуться не раньше вечера. Девушка очень надеялась, что это маленькое путешествие даст им возможность снова сблизиться и Бэй, может быть, всё-таки даст Белль шанс войти в их семью и стать её частью со временем. Вчера она забыла зашторить окно и теперь яркий солнечный свет заливал комнату, и Белль, сонно щурясь, встала. Но тут же изумлённо уставилась себе под ноги, почувствовав нечто странное. Весь пол вокруг кровати был густо усыпан мелким серым песком. Его было так много, что можно было без труда закопаться в него пальцами ног. Белль изумленно поднесла горсть поближе к лицу, и тут же вспоминала, где она видела этот песок — в своём кошмаре. Какое-то время она просто смотрела на песчинки, пытаясь понять, как это произошло. Неужели магия во сне вырвалась на свободу? Или Белль сама неосознанно воспользовалась ею, думая, что спит? В дверь раздался стук, и миссис Потс спросила из-за двери: — Милая, ты уже проснулась? Я могу войти? Белль заметалась по комнате, пытаясь придумать, как спрятать такое количество песка, но в итоге сдалась и одним взмахом руки очистила пол магией, обещая себе, что это больше не повторится. — Да, заходите, Флора, я только проснулась, как раз собиралась спускаться, — обратилась она к появившейся в проёме женщине. Миссис Потс улыбнулась и сказала: — Ох, мне просто только что соседка принесла новую книгу, и я подумала — ты не откажешь почитать мне немного? А то глаза совсем плохие стали, устают. — Новая книга! — встрепенулась Белль, преувеличенно бодро хлопая в ладоши. — Конечно же, давайте заварим свежий чай и устроим настоящий книжный праздник! — Шутница, — засмеялась хозяйка. — Дай тебе волю, у тебя будут книжные праздники каждый день! Посмеиваясь, миссис Потс вышла из комнаты, а Белль ещё раз взволнованно огляделась и, решительно сказав себе: «Ничего не было, это просто случайность», успокоила себя этой мантрой и отправилась читать новую книгу, но дурное предчувствие уже разрасталось шипастым ежом в её груди. К вечеру у Белль разболелась голова. Она настойчиво пульсировала, разливаясь где-то в глубине черепа раскалённой лавой, которая вот-вот обещала прорваться сквозь голову, чтобы затопить болью всё тело. Миссис Потс принесла свои травы, помогающие при мигрени, но ничего не помогало. В итоге Белль сдалась и легла в постель, смирившись с тем, что совершенно не способна заниматься ничем, кроме как дрейфовать в своем личном аду. Местный лекарь, вызванный взволнованной Флорой, взглянув на неё, только руками развёл: голова у девушки раскалывалась, лицо горело, аппетита не было, однако ни жара, ни каких-то других признаков болезни у неё не наблюдалось. Лекарь прописал ей постельный режим, что было и так очевидно, и ушёл. Вымотанная болью и суетой вокруг себя, Белль попросила миссис Потс оставить её одну и больше никого не впускать. Она закрыла глаза и провалилась в забытье. Белль снова стояла на том же месте посреди серой пустыни, все такой же мрачной и пустой, как и раньше, но на этот раз, оглядевшись по сторонам, девушка заметила фигуру человека в длинном тёмном плаще, стоящую в отдалении. Она не могла разглядеть его лица под капюшоном, но, как часто бывает во сне, она, без всяких на то причин, просто знала, что это не враг. Белль вскинула руку и закричала: — Эй! Вы меня слышите? Человек в плаще оглянулся, капюшон упал ему за спину, и она увидела Тёмного Румпельштильцхена, который улыбнулся ей и дважды кивнул головой, как будто соглашаясь с чем-то, а затем внезапно исчез. Не успела Белль испугаться, что снова осталась одна в этом страшном месте, как проснулась. С возрастающей тревогой девушка открыла глаза в полной темноте, осознавая, что эта пустыня — не просто сон. И без того невыносимая боль, казалось, усилилась из-за напряженных мыслей Белль, полных страха и тревоги, заставив девушку схватить подушку зубами, чтобы не застонать в голос. Есть только один человек, который может помочь ей сейчас. И Белль еле слышно позвала: — Зосо… Зосо… Не успела она договорить, как воздух справа от нее заклубился фиолетовым дымом, и легкомысленный голос произнёс: — Не надолго же тебя хватило в неприятности не впадать, дорогуша. Тёмный щёлкнул пальцами, и комната озарилась мягким светом, от которого Белль со стоном отвернулась, а Зосо наконец смог как следует разглядеть девушку, лежащую на кровати. Белль представляла, что он видит: спутанные влажные волосы, слезящиеся глаза, полный боли взгляд и вымученная улыбка — от одного его присутствия боль немного отступила, как будто в страхе перед силой Тёмного. Изучив её лицо, он озабоченно присел рядом с ней на кровать, дотронувшись до её лба. — Прости, что позвала… Я бы не стала тревожить тебя по пустякам, но со мной происходит что-то очень-очень странное… Я не знала, к кому ещё обратиться, — залепетала Белль, но Зосо нетерпеливым жестом остановил извинения и требовательно спросил: — Что с тобой? Расскажи как можно подробнее. И Белль рассказала про сны, песок и ужасную боль, которая сводит её с ума. Тёмный внимательно выслушал этот сбивчивый рассказ и спросил: — Как твоя магия? Что-то изменилось в ней? — Не знаю… Я ей не пользуюсь, — девушка опустила единственный эпизод с уборкой комнаты от песка, как незначительный. — Потому тебе и плохо, — уверенно поставил диагноз Тёмный. — Ты не даёшь магии выход, вот она тебе и мстит. Кошмары шлёт, боль насылает. — Но такого не было раньше, когда я только попала сюда, — возразила Белль. — Потому что тогда твоя магия была как бы… в спячке, — он пошевелил пальцами, подбирая слова. — А когда ты начала пользоваться ею в полную силу, она пробудилась и потоком стала проходить через тебя. А теперь ты её пережимаешь. Это как построить плотину на реке: вода будет напирать, пока не снесёт преграду ко всем чертям. И тогда последствия могут быть непредсказуемыми. — Так что же мне делать? Колдовать? Я убрала сегодня песок из комнаты магией, но потом началась эта боль… — всё-таки призналась Белль в своей слабости. — Прежде всего — принять магию как часть себя, — осуждающе нахмурившись, сказал Зосо. — Магия — это обоюдоострый меч твоих эмоций, и пока ты настроена против неё, она будет настроена против тебя. А потом уже, да, давать магии выход понемногу. Уж лучше так, чем если она сама прорвётся. Белль помолчала, обдумывая слова Зосо. Было сложно сконцентрироваться, чтобы последовать его совету, но как только она сняла свои внутренние запреты и дала магии волю, наколдовав себе свежее постельное бельё, рубашку и чистые волосы, то незаметно почувствовала себя лучше. И даже смогла медленно сесть на кровати. Зосо наблюдал за её манипуляциями с едва заметной улыбкой. — Спасибо, — сказала Белль, убедившись, что боль начала отступать, и игриво добавила: — Что я должна тебе за вызов на дом, Тёмный? — Моя магия тебе не понадобилась, так что вызов ложный, а значит с тебя… — он сделал театральную паузу, прижав пальцы к губам в раздумье. — Сойдёмся на одном поцелуе. — Ммм… Куда и сколько он должен длиться? — Белль сделала вид, что подозрительно щурится на него, едва сдерживая смех. — Оставляю это на твоё усмотрение, — милостиво разрешил Тёмный, и Белль тут же передвинулась поближе к нему и, стоя на кровати на коленях, обхватила его за шею и чмокнула в щёку. — Я скучала по тебе, — Зосо, казалось, был сбит с толку искренностью её порыва, но, быстро овладев собой, произнёс излишне оживлённым тоном: — Что ж, Тёмный сделал своё дело — Тёмный может уходить… Он рывком поднялся на ноги и исчез прежде, чем девушка могла сказать хоть что-то, чтобы его остановить. Белль не могла понять, почему он так быстро и внезапно покинул её, но призывать его снова, чтобы разобраться с этим, она не стала. Это было бы глупо. В конце концов, у него своя жизнь, мало ли куда или к кому он торопится. Желая совместить приятное с полезным, Белль наколдовала себе поднос с чаем и булочками прямо в постель, только теперь ощущая, насколько же она проголодалась. Закончив с трапезой, девушка тут же погрузилась в лёгкий и спокойный сон. * * * * Утром она проснулась, чувствуя себя совершенно здоровой, и, приведя себя в порядок магией, бодро спустилась по ступенькам, застав миссис Потс за приготовлением завтрака. — Ну как ты, милая? — женщина подошла к Белль, на ходу вытирая руки об полотенце, и заглянула ей в глаза. — Всё хорошо, Флора, — девушка постаралась успокоить хозяйку и улыбнулась. — Что бы со мной ни было, уже всё прошло. — Хорошо, дорогая, я очень рада, — с облегчением выдохнула миссис Потс и начала рассказывать: — Вчера вечером твой прядильщик заходил, я ему рассказала, что тебе плохо, так он так разволновался за тебя… Всё порывался к тебе подняться, но я не пустила. Ещё чего доброго, разбудил бы своим посохом громовым… — О нет! Румпель! — простонала девушка и накинула плащ. — Мне надо к нему сходить. Белль, не дослушав ворчание миссис Потс, выбежала за дверь и помчалась в сторону дома Румпельштильцхена. В итоге они встретились на полпути и вместе отправились к нему домой. — Я так испугался, когда пришел вчера вечером в таверну и не нашел тебя. Хорошо хоть мистер Потс рассказал о том, что тебе плохо, — говорил он по пути. — Со мной все хорошо, всё прошло, не волнуйся за меня, — уже в сотый раз повторила Белль, сжимая руку Румпельштильцхена. — Да ещё эта курица-наседка не пускала меня к тебе, — с возмущением отметил Румпель, заставив Белль засмеяться от такого прозвища миссис Потс. — Но-но! Она просто заботится обо мне, — девушка погрозила мужчине пальцем, улыбаясь, и спросила: — Лучше расскажи, удалось ли тебе поговорить с Бэем? Вы помирились? — Кажется, да. Впрочем, сейчас сама увидишь, — ответил он, пропуская её в дом. Бэйлфаер сидел за столом и что-то мастерил. Белль внутренне была готова к тому, что, увидев её, он тут же выскользнет за дверь, но мальчик только хмуро посмотрел на вошедшую и приветственно кивнул. Учитывая последние пару месяцев, этот кивок дорогого стоил, и Белль радостно кивнула ему в ответ. Тут Румпельштильцхен вдруг попросил её подождать его, а сам выскользнул за дверь, оставляя её один на один с Бэем. Мальчик тяжело вздохнул, как будто перед каким-то трудным делом, и сказал: — Я хотел попросить прощения. — Белль непонимающе смотрела на него, и он продолжил: — Я вёл себя грубо с тобой. Мне жаль. — Это отец попросил тебя мне это сказать? — с сомнением поинтеерсовалась она. Мальчик промолчал, а Белль решила: раз уж он не убегает, то может хотя бы выслушать её. Она подсела к нему за стол и сказала: — Не нужно извиняться, Бэй. Я не обижаюсь на тебя. Думаю, на твоём месте я бы тоже вела себя так… — Папа сказал, чтобы я спросил тебя прямо, если меня… кое-что волнует. Сказал, что ты поймёшь. Он неуверенно посмотрел Белль в глаза и, дождавшись растерянного кивка, продолжил: — Я чувствую в тебе Тьму. Откуда она и чем грозит нам с папой? — Бэй… — Белль увидела мелькнувшее в его словах презрение, но решила не отступать. Сама хотела этого разговора — ну вот и давай. — Тебе нечего опасаться. Клянусь тебе, что бы ни случалось со мной в прошлом, оно там и останется. Здесь, с твоим отцом, с тобой, я так счастлива, что всё тёмное отступает далеко-далеко. Я знаю, что тебе сейчас непросто, после отъезда твоей мамы… Но я не хочу её тебе заменить, Бэй, я просто хочу быть тебе другом, настолько, насколько ты сам захочешь. — А если я не хочу? — с сомнением протянул он. — Тогда мне будет очень жаль, — мягко ответила Белль. — Мне нечего сказать или сделать прямо сейчас, чтобы ты мне поверил. Я люблю твоего отца: он удивительный человек; поэтому я прошу тебя не ради себя, а ради него — дай мне шанс. Как думаешь, ты можешь это сделать? — Думаю, да, — сдался мальчик со вздохом. Белль очень надеялась, что он сказал это искренне. Тут как раз вовремя вернулся Румпельштильцхен. Пытливо переводя взгляд с сына на Белль, он прошёл к очагу и поставил чайник. — Останешься на завтрак, Белль? — С удовольствием, если и Бэй присоединится, — она послала ему выразительный взгляд, и мальчик кивнул: — Ладно, я с вами. Это был их первый совместный завтрак, и Белль почувствовала себя по-настоящему дома.