Вперед в прошлое

Белль проснулась от медленного поцелуя в шею. Она теснее прижалась к мужчине, наслаждаясь его нежными прикосновениями. — Мммм… Рум, если ты продолжишь в том же духе, я опоздаю… — Угу… — послышался невозмутимый ответ. Она попыталась мягко отстраниться, но его рука скользнула ниже, задирая ночнушку Белль, и погладила горячие складки, заставив девушку издать жалобный стон и прекратить сопротивление. — Ну разве что очень быстро… — Слово принцессы — закон, — усмехнулся Румпель, торопливо переворачивая Белль на бок так, чтобы её спина оказалась прижата к его груди. Это была самая любимая его поза, позволяющая заниматься любовью, ласкать податливое тело девушки и любоваться ею одновременно, при этом не напрягая больную ногу. Румпель вошел в неё, продолжая ласкать низ её живота именно так, как ей нравилось больше всего, а Белль, закинув руку назад, запустила пальцы ему в волосы, издав протяжный стон. Они слаженно двигались, подталкивая друг друга к кульминации, используя весь арсенал чувствительных мелочей, которые успели узнать друг о друге за последние два года. Так Румпель знал, что когда он прикусывает ей шею, двигаясь внутри неё, Белль почти сразу доходит до разрядки. А она почти с математической точностью знала все о том, с какой силой и скоростью ласкать его член языком и губами, чтобы доставить максимальное удовольствие. Если бы нужно было описать их отношения одним словом, то «гармония» подошло бы идеально. Наконец, содрогнувшись всем телом, Румпель вышел из неё, и девушка развернулась, жарко целуя его в губы. Её лицо было раскрасневшимся, глаза горели, волосы растрепались — глядя на Белль, мужчина в который раз подумал, что эта красавица не более, чем прекрасное видение, мечта наяву, которая каким-то чудом остается такой же реальной день ото дня. И каждое утро он благодарил небеса за то, что она всё ещё выбирает быть рядом с ним. — Папа! Белль! Мы завтракать будем или нет? — раздался голос Бэя из-за двери. — Будем! — крикнула в ответ Белль, посылая Румпелю полную обещания улыбку, и быстренько выскользнула из его рук. — Поднимайся, мне надо привести себя в порядок! — скомандовала она, и Румпель нехотя подчинился её странной причуде — всегда проводить хотя бы десять минут по утрам в полном одиночестве. Он оделся и, поцеловав её ещё разок, с обречённым вздохом сказал: — Всё равно сегодня моя очередь готовить завтрак… — А я обожаю, когда ты готовишь! — с воодушевлением произнесла Белль. — Ты просто волшебник! — Лесть, милая, но мне приятно, — он последний раз пробежался пальцами по её щеке и вышел. Белль убедилась, что дверь надёжно закрыта, на всякий случай подоткнула её стулом, подошла к зеркалу и с улыбкой выпустила свою силу на свободу. Магия облачила её в свежее платье без единой складочки и заправила кровать чистым постельным бельём. Придирчиво осмотрев свои волосы, Белль одним движением призвала заколдованные ножницы и расчёску, чтобы те подровняли кончики и разгладили волнистые пряди. После этого она удовлетворенно встряхнула головой и заплела длинную косу. А магия вновь успокоилась и свернулась в клубок где-то в груди девушки. Порой Белль думала рассказать Румпелю о том, что владеет магией, но каждый раз её что-то останавливало, какой-то червячок сомнения грыз её мозг. Она не могла точно сказать, какой реакции она боится от Румпельштильцхена: что он испытает отвращение или страх перед её силой или… что наоборот, она ему слишком понравится? Белль хорошо помнила, как желание быть сильным и полным магии однажды победило любовь к ней, и не хотела рисковать. Они счастливы, и даже Бэйлфаер за этот год, казалось, полностью распрощался с былыми сомнениями насчёт Белль. Он всё охотнее проводил с ней время, днём иногда помогал в таверне, а вечерами они читали книги по ролям, забавляя Румпеля, пока он прял. Они становились настоящей семьёй, и после того, как Румпельштильцхен и Бэйлфаер в первую зиму сильно заболели, Белль переехала к ним в дом. Сначала это была временная мера, чтобы было проще ухаживать за больными. У обоих был сильный жар и кашель, и Румпель очень боялся заразить любимую, ведь Белль каким-то чудом осталась единственным в деревне человеком, не подхватившим этот недуг. Он уговаривал её не подходить к дому близко, пока он не поправится, но Белль была настроена решительно. — Ей-богу, Румпель, я не дам вам валяться тут беспомощными с таким жаром. Ты едва на ноги можешь встать, чтоб ещё и заботиться о таком же больном сыне. — Но Белль… — слабо, сквозь кашель и жар, пытался переубедить её Румпель. — Ничего не желаю слышать, — отрезала девушка, уперев руки в боки. — Вы с Бэем будете спать в одной комнате, пока болеете, а я в другой. Так будет гораздо удобнее, чем бегать туда-сюда в такой мороз. Она заботилась о них и выхаживала несколько недель: готовила еду, убиралась, приносила лекарства, и просто развлекала, когда скука становилась такой же утомительной, как и сама болезнь. В первые дни, когда жар едва спадал днём, а ночью будто обретал второе дыхание и набрасывался на истощенные организмы Румпеля и Бэя, Белль, проводя изнуряющие часы рядом с их постелями, протирая холодной губкой их горячие лбы, и мучалась от бессилия, что не овладела магией исцеления, а звать Тёмного она не решалась. Во-первых, хотя болезнь бушевала во всей деревне и окрестностях, ни одного летального исхода не случилось, несмотря на тяжёлые симптомы, что вселяло надежду. Нужно было только перетерпеть первую неделю, а дальше дело шло на поправку. А во-вторых, Тёмный попросил бы свою цену за их исцеление, и на этот раз вряд ли бы обошлось поцелуем. Да и, зная Зосо, он в своей излюбленной манере выложил бы Румпелю всю подноготную Белль, от перемещения во времени до кровавой бойни в замке герцога. «Нет уж, сами справимся», — упрямо решала Белль, используя свою магию, чтобы поддерживать огонь в камине, холод на компрессах и запас еды в кладовой. А когда они поправились, то Румпель, заручившись поддержкой Бэйлфаера, смущаясь, попросил Белль остаться с ними. Мужчине было совестно, что он не может сделать всё, как полагается, и предложить любимой выйти за него замуж. Но Белль это не волновало. Она как никто знала, что свадьба — это далеко не всегда счастливый конец; порой это конец счастью. — Мы вместе и любим друг друга, а это намного важнее любых клятв и ритуалов. Я уже считаю тебя своим мужем, — говорила она, и Румпель, глядя в счастливые лучистые глаза, верил каждому её слову. Так они и жили. Белль вышла из комнаты и направилась на запах свежего чая и весёлые голоса Румпеля и Бея. — …а потом она так смешно ползает, как медвежонок прямо, — донёсся до нее голос мальчика. — Это ты о ком? — спросила Белль, подходя ближе. — Да у Дугги маленькая сестрёнка такая смешная. — Ааа, да, маленькие всегда забавные, — с улыбкой согласилась Белль. — Белль, папа! А когда у вас будет малыш? — вдруг спросил Бэй таким тоном, как будто ему пришла в голову замечательная идея. Румпель поперхнулся чаем, а Белль уставилась в чашку так, будто пытаясь нырнуть в её недра. — Ну не всё так просто, Бей, — смущённо ответил Румпельштильцхен, вспомнив, что отвечать на такие вопросы — его отцовский долг. И с надеждой, вызвавшей острую боль в груди Белль, добавил: — Но если это случится, ты был бы рад? — Конечно, почему нет? Я же уже взрослый, — просто ответил мальчик. Поскорее покончив с завтраком, он отправился гулять, и Белль малодушно попросила проводить её до таверны, не желая оставаться сейчас наедине с мужем. Несмотря на всю любовь и страсть, что они дарили друг другу, Белль никак не могла забеременеть, и внутри неё крепла уверенность, что это и есть пресловутая цена за магию, которой она обладала. Румпель никогда бы не упрекнул её, не стал бы любить меньше, но в глубине души Белль знала, что он хотел бы, чтобы у них были общие дети. Это была и её мечта тоже, но… Белль не могла оставаться в доме сейчас, после этого неловкого разговора с Бэем, потому что Румпель сказал бы что-нибудь забавное и перевел бы всё в шутку, а Белль бы чувствовала только свою вину в том, в чём и виновата не была, в чём её и не обвинял никто. Она не могла сказать мужу правду и отнять эту мечту, но и поддерживать его заблуждение не было сил. К счастью, Бэйлфаер не возвращался к этой теме по пути в таверну, где Белль ждал рабочий день. Когда она решила переехать к Румпелю, то волновалась о том, как это воспримет миссис Потс, но та лишь вздохнула, соглашаясь, что Белль должна следовать за своим сердцем, и только взяла с неё обещание, что девушка будет навещать их почаще. Белль даже представить не могла, что когда-нибудь обретёт такого замечательного и понимающего друга, как Флора, и с радостью забегала к ней несколько раз в неделю выпить чаю, поболтать и просто почитать женщине вслух. Мистер Потс же только выразил озабоченность мнением дядюшки Белль, но она заверила его, что дядя — прогрессивных взглядов и не встанет на пути счастья девушки, обвинив Потсов в том, что те недосмотрели за его слишком резвой племянницей. Попрощавшись с Бэем, девушка вошла в зал, но едва успела скрыться в подсобке, как её окликнул знакомый голос из прошлого: — Ну наконец-то. Я уже заждался тебя, солнце. — Киллиан?.. Рада видеть тебя снова. Какие ветра принесли тебя в нашу тихую деревушку? — нервно спросила она, оглядываясь на посетителей, но те, казалось, не обращали на них никакого внимания. — Ты отлично знаешь что, ведьма, — прошипел капитан сквозь зубы, приближаясь к девушке вплотную. — Не здесь, капитан, — с угрозой оборвала его Белль. Маска доброжелательности слетела с неё, а взгляд стал предупреждающим. — Встретимся после заката. Верну тебе сердце там же, где ты его лишился. Если, конечно, ты выполнил мою… просьбу. — Как будто у меня был выбор, — процедил Джонс. Белль увеличила расстояние между ними, отгородившись стойкой бара: хоть сердце Киллиана и было у неё, уверенно она себя не чувствовала, не имея возможности в случае чего использовать против него магию. — Как там моя подруга? — небрежно спросила она. — Вот, можешь сама убедиться, — мужчина положил на стойку сложенный лист бумаги, оказавшийся письмом от Милы, которое начиналось словами «Моя дорогая Белль…». Девушка вчиталась в строчки. Мила была счастлива и благодарна. Она рассказывала о своих путешествиях, об удивительных местах, в которых побывала вместе с Киллианом, который, по её словам, был очень внимательным. В данный момент она находится в Аграбе, где капитан приобрел роскошное жильё. Её письмо заканчивалось упоминанием Бэйлфаера. Она писала, что скучает по нему, и просила Белль написать ответ о том, как поживает её сын. — Что ж… — Белль отложила письмо и внимательно посмотрела на Киллиана. — Так уж ужасно было заботиться о влюблённой в тебя женщине? — Нет, — нехотя признал Киллиан, — она хорошая спутница для пирата. Смелая и любопытная. — Будь у тебя сердце, я бы сказала, что это любовь, — улыбнулась Белль, однако капитан её шутку не оценил. — Не строй из себя сводню. Я тут несколько часов ждал и навёл справки о тебе, преданная подруга и покровительница влюблённых сердец, — с сарказмом протянул он. — Провернуть всё это ради того, чтобы забрать себе хромого прядильщика — кто бы мог подумать. — Не твоё дело, — отрезала Белль. — Кому я сделала плохо? Если даже ты в итоге оказался в плюсе. — Магия никого в плюсе не оставляет, а такие, как ты, только калечат жизни, — вдруг серьёзно сказал Киллиан. — Это неправда… — начала было Белль, но Джонс нетерпеливо прервал её: — Мой брат умер из-за магии, для меня это единственная правда. — Мне жаль, — сказала она, сама не зная, почему испытывает потребность оправдываться перед этим человеком. — Но проблема не в магии, а в тех, кто её использует. Я не такая, как ты считаешь. — Как знать, красотка, как знать… — задумчиво произнёс Киллиан и пошел к выходу. — Увидимся. И только когда он ушёл, Белль заметила, что письмо он забрал с собой. День прошел для Белль тревожно. Присутствие капитана нервировало: у неё было такое чувство, будто чёрные призраки прошлого вовсю кружатся над её светлым настоящим. Необходимо заставить Джонса убраться отсюда, как только он получит сердце. Она всё-таки сильная ведьма, а Киллиан — просто наглый пират. Так успокаивала себя Белль, нетерпеливо поглядывая на часы. Он явился как раз вовремя. Белль вытащила из сумки ларец, который днём забрала из своего тайника во дворе Потсов, и достала сердце пирата. — Я возвращаю тебе его, но после я хочу, чтобы ты немедленно уехал отсюда и не возвращался, — сказала она, всё ещё держа сердце в руке. Капитану хватило самообладания презрительно ухмыльнуться: — А иначе что, солнце? Убьёшь меня? — Только если сам вынудишь, — предупредила красавица и рывком вставила сердце в грудь мужчины. Он пошатнулся от боли, но когда отдышался, усмешка вновь вернулась на его лицо: — Не считай себя такой уж непобедимой. — Попутного ветра, капитан, — холодно отрезала Белль, отходя в сторону. — Уже отплываю, как приказала красотка, мне тут делать больше нечего, — он сделал какой-то вычурный жест, означающий прощание, и скрылся. Белль постаралась унять бешеное сердцебиение. Всё кончено. Он уедет, и всё будет по-старому. Её смена была уже закончена к этому моменту, так что Белль отправилась домой. Если что-то и может её успокоить, так это спокойный вечер в кругу семьи. Белль ещё не успела подойти к дому, как ей навстречу выбежал задыхающийся от спешки Бэйлфаер. — Что случилось, Бэй? — требовательно спросила она, и новая волна паники затопила её. — Они утащили папу… Ударили его по голове… меня тоже… Кто это был? Что им нужно? — он задыхался от бега и потрясения, зато Белль, получив эту информацию, почти что успокоилась. По крайней мере она точно знала, кто уволок Румпельштильцхена. — Успокойся, Бэй, я с ними разберусь. Я знаю, кто это сделал. А ты иди пока к Дугги, побудь у него. И никому ни слова. Она говорила уверенно и резко, и Бэй почти со страхом смотрел на неё. Он молча кивнул, сжав руку девушки, но спорить не посмел — такой устрашающей она ему показалась в этот миг. Белль проводила Бэйлфаера взглядом и вошла в дом. Следы погрома были повсюду: разбросанные вещи, разбитые чашки. Особенно её привела в бешенство сломанная прялка и валяющийся на полу посох Румпеля. Белль почувствовала, как внутри поднимает голову та её беспощадная часть, которая без сожаления разрывала стражников герцога на кусочки. Пират очень пожалеет, что посмел ей мстить. Она перенеслась на пристань, и увидела «Весёлый Роджер» в нескольких сотнях метров от берега. Ни секунды не сомневаясь, Белль перенеслась прямо на палубу. Она сразу увидела Румпельштильцхена, сидящего на бочке. Он был в сознании, не связан, и, кажется, даже не пострадал. — Румпель, ты в порядке? — она бросилась к нему, а сзади раздался голос Киллиана, полный притворного возмущения: — Ну конечно, в порядке, я же не изверг какой-нибудь — калеку мучить. — Вот как? что же ты меня не пригласил на вашу увеселительную прогулку? — оскалилась Белль, поворачиваясь лицом к Киллиану. — Это так ты со мной поквитаться думал, пират? Убить его? — Убить? — на сей раз искренне удивился Киллиан. — Я не собирался его убивать, я лишь хотел передать ему кое-что без посторонних глаз. Но ребята немного увлеклись, каюсь. Белль снова перевела взгляд на Румпеля, и наконец увидела, что в руке он сжимает письмо. Первые строчки бросились ей в глаза: «Моя дорогая Белль…». В первое мгновение она так боялась, что Киллиан что-то сделает Румпелю, что не обратила внимания ни на что, кроме того, что он цел и невредим, но сейчас Белль заметила, как потемнели его глаза, а костяшки на держащей бумагу руке напряглись. Румпельштильцхен молча смотрел на Белль, как будто не узнавая её. Киллиан наслаждался происходящим, словно спектаклем: — Ты вовремя появилась, красотка: мы как раз дочитали письмо Милы. Ты, кстати, может, всё-таки напишешь ответ? Должен же я успокоить материнское сердце. Белль молчала, глядя, как лицо Румпельштильцхена становится всё более отстранённым и разочарованным. — Румпель… Пожалуйста, я тебе всё объясню, — начала она слабо. Весь запал, с которым она шла отвоевывать любимого человека, не считаясь с потерями врага, схлынул с неё, а на смену пришёл стыд. Румпель ничего ей не ответил — лишь приподнял бровь, как бы бросая ей вызов, и она несмело продолжила: — Я думала, так будет лучше для всех. Она не хотела быть с тобой, а ты с ней. Я просто помогла нам всем получить желаемое… — Бэйлфаер думал, что мать его бросила, — он кидал в неё слова, словно камни. Белль уже и забыла за его обычной мягкостью, каким человеком он мог быть в гневе. — Сколько месяцев он переживал её побег!.. А это ТЫ заставила её оставить сына. Ты… Какое право ты имела так поступить? — Я не заставляла Милу уезжать, — Белль отшатнулась. Обвинения Румпеля ранили её. Это было больно, обидно, несправедливо. — Я дала ей выбор. И она им воспользовалась. Сама. Добровольно. Не колеблясь, предпочла сыну свободу. Ей было плевать и на тебя, и на него, в то время как я… Румпель потрясённо помотал головой, как будто в попытке сбросить с себя дурной сон, а у Белль перехватило дыхание от подступающих слёз, но вдруг осознав, как неуместно выяснять отношения на корабле пирата, который это и подстроил, она перевела взгляд на Киллиана. — Теперь он увидел, какая ты на самом деле. — Едва держа себя в руках, Белль сделала шаг в сторону капитана, как вдруг раздался оглушительный звенящий звук, от которого у неё едва не лопнули барабанные перепонки. Она упала на колени, закрывая руками уши, но звук не стихал. В ужасе она посмотрела на пирата, но тот по-прежнему спокойно стоял на месте, покачивая перед лицом девушки каким-то амулетом. — Думаешь, я пришёл бы разобраться с ведьмой, не подстраховавшись? Поиск этой безделушки отнял лишний год, но оно того стоило, — голос пирата пробивался сквозь этот ужасный звук, словно через толщу воды. По пальцам, закрывающим уши, пробежала капля крови. И вдруг события начали происходить с молниеносной скоростью. В один момент Румпель выхватил саблю у одного из матросов, которые расслабленно стояли полукругом, наблюдая за своим торжествующим капитаном; метнулся к Киллиану и, размахнувшись, отрубил кисть, держащую адский амулет. Звон в ушах Белль тут же прекратился, сменившись громким, но намного более терпимым воплем брызжущего кровью Джонса. В следующую секунду, не дожидаясь, пока среагирует шокированная команда капитана, Белль схватила Румпеля и перенесла их подальше от корабля. У неё не было времени хоть немного сконцентрироваться и придумать, куда же именно переноситься, поэтому магия выбрала место сама и перенесла их к Драконьему озеру, где Румпель и Белль проводили много времени вдвоём. Это было место любви и покоя, а теперь они принесли сюда непонимание и страх. Оба шокированные случившимся, какое-то время они просто лежали на берегу озера и молча смотрели в небо. Каждый думал о своём. Белль была возмущена коварством Джонса — это во-первых. Проклятая гордыня, не позволяющая ему просто признать, что всё хорошо, что хорошо кончается, чуть не убила девушку. А вытерпи она этот чудовищный звон ещё хотя бы минуту, именно это бы и случилось. А во-вторых, её поразил поступок Румпеля. Будучи Тёмным, он часто бывал жесток, склонен к насилию, и вообще едва ли кто-то, кроме Белль, знал его с противоположной стороны. Этот же Румпельштильцхен был кем угодно, но не воином. Но он сразил пирата ради неё, как настоящий герой. Потому что любил? Белль очень хотела надеяться, что он сможет простить её обман. В глубине души она даже чувствовала облегчение, что больше не придётся скрывать от любимого свою магию, что Румпель узнает её такой, какая она есть. Если когда-то она приняла его тёмную сторону, сможет ли он сделать то же самое для неё? Румпельштильцхен думал почти о том же. Как его угораздило отрубить человеку руку? Пусть даже не всю, но всё же… Какая сила толкнула его, невзирая на разрывающую боль в ноге, совершить этот безумный поступок, не задумываясь о последствиях? Ведь не среагируй Белль со своей магией — откуда, кстати, у неё вообще магия? — то они бы уже пошли на корм акулам, а Бэйлфаер остался бы круглым сиротой. Боги!.. Бэй! Как он там? Воспоминания о нападении пиратов в его собственном доме были расплывчатыми, и Румпельштильцхен никак не мог вспомнить, что последнее он помнит о сыне. Это и вывело его из своеобразного транса. Он с трудом сел и оглянулся, узнавая местность, подобрал достаточно крепкую и большую ветку и, тяжело опираясь на неё и не глядя на Белль, пошел с поляны прочь. — Румпель! Куда ты? — растерянно спросила Белль, поднимаясь вслед за мужчиной. — Я должен узнать, что с моим сыном, — глухо ответил он, даже не повернув к ней голову. — С ним всё в порядке. Это он рассказал мне, что случилось… — Белль догнала Румпеля и, пытаясь приноровиться к его торопливому шагу, попросила: — Пожалуйста, мы можем поговорить? — Я не знаю, что сказать, Белль, — он наконец посмотрел ей прямо в глаза. В них застыла печаль и боль. — Тогда можно скажу я, а ты просто выслушаешь? — Белль указала на ближайший пенёк, приглашая Румпеля сесть, а сама в волнении осталась на ногах. — Я не хотела тебя обманывать ни про Милу, ни про магию. Я думала, что защищаю тебя своим молчанием, но, как видишь, только поставила тебя под угрозу и сама едва не погибла. Если бы не ты… Ты сможешь меня простить? — Белль забыла, как дышать, задавая этот вопрос. Она чувствовала себя беспомощным и одиноким ребёнком, стоя перед тем, кто решал её судьбу. Румпельштильцхен с минуту смотрел в её глаза, изучая, но неожиданно его взгляд потеплел, он протянул ей руки, и Белль со слезами упала на колени в его объятия, прижимаясь всем телом. — Как я могу сердиться на тебя, когда так сильно люблю? — он обрамил её лицо ладонями и поцеловал в распухшие от слёз губы. — И ты сможешь смириться с тем, что я немного… ведьма? — смущённо спросила она, оторвавшись от его губ. — Ты ешь младенцев или делаешь ещё что-то жуткое и злодейское? — скорее шутя, чем серьёзно, спросил Румпель. — Ммм… Ну, я готовлю ужасные супы, это считается? — с трудом улыбнулась Белль. — Ну, с этим я уже научился жить, — смиренно покачал головой Румпель, заставив её рассмеяться. Какое-то время, они так и застыли, обнявшись, пока Белль успокаивалась, а мужчина гладил её по голове. — Думаю, капитану Джонсу пока будет не до нас, — задумчиво сказала Белль. — Надо вернуться домой, там такой разгром… Да и Бэй волнуется. — Да, надо идти, — тяжело опираясь на пень, поднялся Румпель. — Ну, идти нам не обязательно, если ты не против, чтобы я перенесла нас ещё разок, — смущенно предложила Белль, протянув мужчине руку, но Румпель опасливо взглянул на неё, колеблясь. — Ну же, я не кусаюсь, — попыталась пошутить девушка. Мужчина, видимо, приняв решение упорно привыкать к таким трюкам жены, крепко взял её ладонь. Через мгновение он уже растерянно оглядывал свой разгромленный дом, оценивая ущерб. — Я позабочусь об этом, — сказала Белль, выпуская магию на свободу. Через минуту всё было цело и на своих местах, как ни в чём не бывало. Девушка чувствовала свою вину во всём случившемся и была рада исправить хоть что-то. — Белль, — неуверенно посмотрел на неё Румпель, — ты уверена, что тебе стоит пользоваться магией так… легкомысленно? — Такая магия не опасна, она не требует от меня больших затрат. Не волнуйся, — было ужасно странно говорить с Румпельштильцхеном о магии сейчас, когда он был так далёк от всего волшебного. — Ты всегда была… — Румпель сделал паузу, подбирая подходящее, но не обидное определение, — волшебницей? — Эм… нет, — у Белль вырвался смешок, — я стала владеть магией лишь пару лет назад… — И как это случилось? Она цепко посмотрела ему в глаза. Не знай она Румпельштильцхена раньше, приняла бы его вопрос за простое любопытство. Это же нормально — хотеть узнать, откуда у твоей жены магия, верно? Но она так боялась, что за этим скрывается нечто большее… Не опасно ли рассказывать ему всю историю? Ведь будущее так изменчиво, и Румпель всегда сам говорил, что не хотел бы его знать. Даже если Белль удалось изменить его… ведь удалось? — Я точно не знаю, — она отвела глаза, боясь, что Румпель почувствует её ложь, — просто однажды почувствовала, что могу делать некоторые вещи, недоступные обычным людям. — Какие, например? — продолжал интересоваться Румпельштильцхен. — Ничего серьёщного, правда. Мы можем об этом больше не говорить, пожалуйста? — как бы ей хотелось закрыть эту тему раз и навсегда и жить как прежде. — Почему? — он дотронулся до её лица, и в глазах его была только забота. Румпель вдруг вспомнил давние страхи сына: «В ней есть Тьма». Это ли чувствовал мальчик? Что-то плохое произошло с ней из-за магии? Белль тяжело вздохнула, умоляюще глядя ему в глаза, и обвила руками шею: — Потому что хочу жить нормальной жизнью. Просто быть с тобой и Бэем. Ты… когда-нибудь хотел забыть о своём прошлом? О да, это чувство Румпельштильцхен понимал очень хорошо. После возвращения с фронта он мучительно мечтал забыть хотя бы на мгновение, кем стал в глазах всех вокруг: трусом, калекой и дезертиром; но Мила старательно напоминала изо дня в день, как низко он пал. Поэтому он прижал Белль к себе, как будто пытаясь оградить от всего мира, и прошептал ей в волосы: — Я понимаю тебя, милая. И обещаю, что больше не буду задавать вопросы. Захочешь поделиться — я рядом. Просто забудем об этом. Вместе. — Вместе, — эхом повторила Белль, счастливо улыбаясь. — Я люблю тебя. — И я тебя. А теперь пойдем всё-таки за Бэем. А в это время в каюте «Весёлого Роджера» в окровавленных бинтах капитан Киллиан Джонс опустошал вторую бутылку рома, пытаясь заглушить боль в покалеченной руке. Он проклинал эту ведьму с её прядильщиком самыми страшными проклятиями. Какой позор! Его, грозу морей, всем известного пирата победил какой-то хромой маломерок. Да он хоть понимает, кого защитил? За кого вступился? За ведьму?! После всего, что Киллиан ему открыл, он мог бы и раскусить её двуличную ведьмовскую натуру. Только что мордашка с фигуркой, зато внутри гниль и чернота. Уж он-то таких навидался, и не дал её сладкому голоску провести себя, как последнего дурака. Что ж, этому Румпельштильцхену же хуже, что он поверил ей. Киллиан подобрал с пола невесть откуда взявшийся там крюк, покрутил его в руках и наконец решил, что потеря руки не сделает его слабее. Если он не может больше держать оружие в руке, то оружие станет его рукой. И он отомстит, обязательно отомстит.