Вперед в прошлое

— А как ты думаешь, магии можно научиться, или это всегда врождённый дар? — спросил Румпельштильцхен как-то раз, когда Бэйлфаер гулял с друзьями, а Белль колдовала над обедом. Колдовала в прямом смысле, потому что мясной пирог, который она готовила, ужасно подгорел, а Белль было так жаль своих трудов, что она решила немного подправить его с помощью магии. Вопрос был неожиданным, потому что верный своему обещанию Румпель не поднимал эту тему и не задавал Белль вопросов о её магии и прошлом, но девушка видела его взгляды и знала, что он всё равно думает об этом. Помедлив, девушка решила, что вопрос не связан лично с ней и решила поддержать беседу, заодно попытавшись узнать, что же у него всё-таки на уме. — Ммм… Я думаю, тут и то, и другое, — Белль подумала о Реджине и Тёмном Румпельштильцхене, о том, сколько у них было книг о магии, сколько они практиковались. — Как талант к чему-либо. Этому учатся, но должно быть и что-то внутри, позволяющее развить его. Как, например, твой дар к прядению. Ты тоже делаешь чудеса по-своему, — добавила она, с нежностью глядя на мужа. — Ну ты сравнила, — пробормотал Румпель и шутливо добавил: — Вот умей я прясть из соломы золото — вот это было бы чудо. Может, мне попробовать научиться? Белль вздрогнула от его слов, уставившись на Румпельштильцхена, как на призрак. Он заметил её реакцию и осёкся: — Ты чего? Белль встряхнула головой и внезапно подумала: а почему бы и нет? Кто сказал, что Румпельштильцхену нужно тёмное проклятие, чтобы быть магом? Как бы Белль не ценила человеческую версию любимого, она не могла отрицать, что поступила с ним не совсем честно, ограждая его от всего связанного с магией. Она делала это из собственного старого страха, которому уже нет места в новой реальности. Поцелуй истинной любви не уничтожит их отношения; ему не придется вечно защищать её, ведь теперь они могли быть на равных. Наконец-то. Спустя столько времени Белль могла откровенно признаться себе, что она никогда не была ровней своему могущественному любовнику. Она толком не знала Румпельштильцхена как человека, и не понимала его, а он и не стремился открыться девушке, щадя её юность и наивную мечтательность. Румпель ценил её чистоту и свет, которые разгоняли мрак в его душе в те моменты, когда она дарила ему свою нежность. Возможно, не случись того поцелуя, той ссоры, она бы так и жила, как роза под куполом его сумасшедшей силы и желания оградить её не просто от опасностей, но от самой жизни. Но Белль всегда стремилась к правде, какой бы она ни была, даже если путь не был лёгким. Она боролась, но проиграла в тот раз. А что же будет в этот? Теперь Белль сама обладала магией и знала, как глупо было желать, чтобы Румпельштильцхен отказался от силы. Для Белль магия стала частью её самой. Отказаться от неё — все равно, что сознательно жить с закрытыми глазами, оставаясь зрячим. Румпельштильцхен любил магию за власть, которую обрёл маленький человек в огромном мире; она делала его уверенным и смелым. Так какое право имеет Белль мешать ему обрести те же качества сейчас? Что ж, не попробуешь — не узнаешь… — с нервным смешком Белль указала ему на прялку, приглашая занять место на табурете. Румпель неуверенно подчинился. Белль принесла пучок соломы и протянула мужчине. — И что дальше? — растерянно спросил тот, вертя в руках солому. — Магия рождается из сильных эмоций. Попробуй вспомнить, когда ты испытал самый сильный гнев, ярость, отчаянье, — вспомнила она первый урок Зосо. — Думай об этом и пряди. — Хм, ну плохих воспоминаний у меня в избытке… — пробормотал Румпель с сомнением, берясь за дело. — С первого раза может не получиться, даже если у тебя есть дар… — Белль осеклась, увидев как из-под пальцев Румпельштильцхена выходит золотая нить. Она не была такой же идеальной, как в Тёмном Замке, но для первого раза — это был прорыв. Белль обошла прялку и заметила, что Румпель закрыл глаза, отдавшись процессу. Он был так сосредоточен, что Белль пришлось его окликнуть: — Румпель… посмотри. Мужчина распахнул глаза и потрясённо уставился на золотую нить в своих руках, а затем на его губах расцвела медленная самодовольная улыбка, так хорошо знакомая Белль. — Почему ты прядёшь именно из соломы и именно золото? — Потому что только я так могу, дорогуша. — Белль! Я сделал это! Поверить не могу! — восторженно закричал он, крутя в руках золотую нить, как будто боялся, что она вот-вот рассыпется. А Белль улыбалась и кивала его восторгам, чувствуя, что поступила правильно. Не Тёмное проклятие делало его таким увлечённым новыми зельями и заклятиями, не оно заставляло Румпельштильцхена приобретать все больше магических книг, амулетов и диковинных конструкций, заставляя ими комнату за комнатой. Это всё его кипучий интеллект и неутолимая жажда новых знаний. Он был человеком мира: магом, путешественником, коллекционером, иногда даже политиком, а потом уже возлюбленным для Белль. Таким она видела его раньше. И таким он сам хотел быть. Румпельштильцхен не должен провести свою жизнь в глухой деревушке просто потому, что Белль боится неизвестности. Они проложат новый путь. Вместе. — Ты хоть понимаешь, что это значит? Мы можем уехать отсюда, у нас будут деньги на всё, что угодно: новый дом, школу для Бэя… — размечтался Румпель. — Эй, притормози чуть-чуть, — Белль с улыбкой положила руки ему на плечи и чуть сжала: — Нам обязательно срываться куда-то прямо сейчас? — Нет, конечно, просто я… как будто открыл новый мир. Благодаря тебе, — он привлёк девушку ближе, целуя в губы. — Я тут ни при чём: я только рассказала, как, а сделал ты всё сам, — Белль чуть отстранилась, наблюдая за его радостным лицом. Она бы всё отдала, чтобы видеть его таким всегда. — Думаю, Бэю не стоит об этом пока рассказывать. — справившись с первым восторгом, решил Румпель. — Согласна, он может это и в штыки воспринять… — поёжилась девушка. — Я спрячу эту нить пока, а когда их станет много… — мужчина замолчал, обдумывая бесконечность внезапно открывшихся вариантов. На лице его отражалась бешеная работа мысли, и Белль поцеловала его в хмурую складку на лбу, возникавшую всегда, когда он был взволнован, и дополнила: — А когда их станет много, ты покоришь весь мир, а я буду с тобой. — Звучит идеально, — одобрил мужчина и жадно впился в её губы, увлекая в сторону спальни. Внезапно раздался требовательный стук в дверь. — Кто это может быть? — почему-то шёпотом спросила Белль. — Не знаю и знать не хочу, — пренебрежительно ответил Румпельштильцхен, не желая отрываться от поцелуя. — Нас нет дома. Постучат и уйдут. Страстный поцелуй возобновился одновременно с ещё более громкими ударами в дверь. Так стучат, только если наверняка знают, что дома кто-то есть. — Надо открыть, — не выдержала Белль, отстраняясь от мужа. — Вдруг что-то важное. — Ладно, я открою, — сдался тот, смиряясь с тем, что в покое их не оставят, а Белль скрылась в спальне, решив подождать, пока муж избавится от докучливого посетителя. Румпельштильцхен раздраженно распахнул дверь и увидел незнакомого ему высокого, очень крупного человека с совершенно белыми волосами и искристо-серыми глазами. Тот широко и немного неестественно улыбался, разглядывая хозяина дома в упор. — Так значит, это ты мою племяшку обесчестил? — в его голосе странно сочетались радость и угроза, и Румпель растерялся, не зная, что ответить, чтобы не выглядеть по-идиотски. А посетитель вальяжно опёрся руками о верхнюю балку косяка, нависая над Румпельштильцхеном, словно гора. До мужчины вдруг дошло, о какой «племяшке» речь. — Вы — дядя Белль? Господин Зоман, если я не ошибаюсь? — неуверенно спросил он. — Совершенно верно. Ну и где моя кровиночка, где ты её прячешь? — мужчина бесцеремонно заглянул Румпелю через плечо и продолжил с заговорщическим видом, как будто говорил и не о Румпельштильцхене вовсе. — Я как узнал, что моя девочка живёт у какого-то мужчины без брака в какой-то хибаре, да ещё и работает, как проклятая, так и поспешил выяснить, кто ж тут ей так голову задурил... — Господин Зоман, всё не так, как выглядит… — Румпель в ужасе уставился на мужчину и постарался придать голосу твёрдость. — Я очень люблю Белль, у меня никогда не было никаких дурных намерений в отношении её. Вы можете сами убедиться, поговорив с ней… Проходите, что ли, в дом, выпейте чаю, — спохватился он, освобождая проход. Румпельштильцхен чувствовал себя крайне неуютно, вынужденный оправдываться и чувствовать себя без вины виноватым, да ещё и массивная фигура гостя, заполняющая всё небольшое пространство кухни-гостиной, как будто выкачивала весь воздух. — Белль, дорогая, подойди, пожалуйста, — позвал он срывающимся голосом. — Румпель, кто там? — Белль появилась из-за двери и тут же застыла на пороге, заикаясь: — З… З… — Здравствуй, детка, неужели ты не рада видеть своего дядю? — Зосо с широкой улыбкой распахнул объятия. Белль, справившись с потрясением, кивнула, чуть крепче необходимого обняла его за шею, пытаясь задушить, и прошипела ему в ухо так, чтобы Румпель не услышал: — Какого чёрта ты творишь? — Есть разговор, — также на ухо ответил он и, отстранившись, усмехнулся её растерянному и возмущённому виду. — Твой сожитель как раз рассказывал мне, что совращения вроде как и не было? А теперь я послушаю твою версию, — он удобно расположился на стуле, вытянув ноги, и выжидающе посмотрел на Белль. Румпель неловко топтался в стороне, нервно сжимая посох. Девушка не имела ни малейшего желания участвовать в этом фарсе, поэтому многозначительно произнесла: — Я же написала тебе письмо, дядюшка. Ты, верно, как всегда заработался и забыл? — М-да? — ничуть не огорчился он. — Наверное, ты права, золотце. Значит, всё хорошо, ты счастлива, и мне не надо убивать этого… как там вас? — обратился он к застывшему Румпелю. — Румпельштильцхен, господин. — Да, вот его. — Нет, дядя, всё замечательно, убивать никого не нужно. — Белль уже едва сдерживала смех, глядя на мужчин. Если Зосо олицетворял собой полный восторг происходящим, то на побледневшего Румпеля было больно смотреть. Белль решила как можно скорее развести мужчин подальше друг от друга и предложила: — Ты не хочешь прогуляться, дядя? Я тебе всё расскажу подробнее. — Конечно, моя дорогая, я жажду узнать все подробности твоей деревенской жизни в нищете, — Зосо бодро вскочил на ноги и, приобняв Белль за талию, повел её к выходу. Девушка успела только послать застывшему Румпельштильцхену извиняющуюся улыбку, прежде чем за ними захлопнулась дверь. Отойдя подальше от дома, Белль схватила Зосо за руку и перенесла их на лесную опушку у подножия горы, где они когда-то проводили свой первый урок. — Ты что такое вытворяешь? — возмутилась девушка. — Ты не можешь вот так врываться в мою жизнь, когда и носу не показывал два года, и запугивать моего мужа. — О, так вот что тебя оскорбляет больше всего, — довольно пропел Зосо, — что я давно тебя не навещал… — Не передёргивай, — Белль скрестила руки на груди в защитном жесте. — Это же не дружеский визит в любом случае. Тогда что? — Это родственный визит — разве я не могу навестить свою любимую племянницу? У меня, знаешь ли, других родственников нет… — продолжил было Зосо свой спектакль, но, натолкнувшись на холодный выжидающий взгляд Белль, сменил тон: — Ладно, раскусила. Я к тебе по делу. Нужна твоя помощь, если ты ещё не забыла, как колдовать, конечно же. — Тебе нужна моя помощь? — удивилась Белль. — Что случилось? — Это всё твоя Голубая… — недовольно признался Тёмный. — Ей нужен мой кинжал. Я думал, феи оставили эту идею, за столько-то лет. А когда поймал одну из её шпионок и чуток помял ей крылышки, она и рассказала, что знала. — Но зачем феям твой кинжал? Не ради силы же… — Феи не станут управлять мной, как герцог и все до него. Они просто запрут меня куда-нибудь на веки вечные, — мрачно ответил Зосо. — У них было много времени, чтобы создать для меня подходящую тюрьму. Им нужна монополия на волшебство в этом мире, а пока есть свободный Тёмный, им этого не видать. — Но почему только сейчас? — недоумевала Белль. — Раньше она не могла добраться до кинжала, — Зосо усмехнулся. — Герцог и его предки сделали мудрое дело, поставив магическую блокаду на хранилище. Феям туда ходу не было. Но волшебник, зачаровавший то место, давно исчез без следа. А феи теперь как с цепи сорвались… — А от меня ты что хочешь? — Белль даже представить не могла, каким образом она могла повлиять на войнушку между Тёмным и феями. — Прежде всего, информацию, — терпеливо произнес Зосо, нервно прохаживаясь по поляне. — Расскажи мне о том проклятии, которое Голубая так хотела предотвратить. — А цена вопроса? — мило улыбнулась девушка. Она, конечно, блефовала: при желании Зосо мог бы вытрясти из неё всё, что ему нужно, но попробовать стоило. Тем более Тёмный отнюдь не разозлился на её наглость, только криво улыбнулся и сказал: — Что ж, моя школа… Договоримся на одну услугу, дорогуша. — Идёт. — Белль почувствовала прилив адреналина. Она уже и забыла, как ей нравились их словесные баталии. — Я знаю немного. Суть проклятия была в том, чтобы все оказались в другом мире, где нет магии, и забыли, кем были здесь. Голубая сказала, что, если оно будет наложено, уйдёт почти тридцать лет на его снятие. — И применила самые сильные чары в истории ради этого… Здесь кроется другое. Это не в стиле фей… — задумчиво произнёс Зосо. — Почему нет? Разве это не ужасно — забыть всех, кого любишь? — удивилась Белль. — А разве не ужасно, когда огры живьём едят людей сотнями? — парировал Тёмный. — Однако что-то феи не спешили никому на помощь. — Ты прав, — задумалась Белль. Феи всегда были избирательны и одаривали своей милостью лишь немногих, с легкостью игнорируя просьбы и страдания всех остальных. Может, цена, которую запрашивал Тёмный, порой и была слишком высока, но он всегда приходил на зов и назначал её. А уж принимать или отказываться — дело выбора самого просящего. Главное, что этот выбор вообще был. — Вот представь, — Тёмный резко остановился напротив Белль и указал на неё пальцем, — что ты хочешь остановить это проклятие и можешь послать кого-то в прошлое ради этого. Что ты будешь делать? — Ну, я бы отправилась туда, где оно только было создано и попыталась уничтожить… — задумчиво ответила Белль и вдруг поняла: — Погоди! Голубая не хотела никому помочь, она хотела избавиться именно от Румпельштильцхена. Но почему? — Вот это хороший вопрос. Что такого он знал или мог, что феи ни перед чем не остановились, чтобы его убрать? — Я не знаю. Феи боялись его. Но почему тогда ждали так долго? Он убивал их столетиями. Почему именно из-за проклятия Голубая решила подсуетиться? — Видимо, страх оказаться без магии и воспоминаний на его территории оказался сильнее возможных потерь на своей, — уверенно ответил Зосо. — Проклятие накладывал не он лично, а его ученица Реджина. И они были не в ладах. Почему ты думаешь, что он сам бы что-то помнил или имел преимущество? — Потому что он был Тёмным, — улыбнулся Зосо. — И очень умным, похоже. Раз проклятие создал он, значит, у него был план. А вот феи остались бы без защиты при таком раскладе… — Подожди, — вновь встряхнула головой Белль, нахмурившись от внезапной догадки, — ты говорил о моей помощи. Помимо моего короткого рассказа, тебе нужна была моя магия. Зачем? — Я собираюсь наложить то проклятие и избавиться от Голубой, — на выдохе резко ответил Зосо. — Я уже навёл справки о его составных, и… — И о сердце любимого человека, которым нужно пожертвовать? — Белль отшатнулась от собеседника, гневно глядя на него. — Ты что, с ума сошёл?! Я на это ни за что не пойду! — Да не ты! — крикнул Тёмный раздражённо. — Есть у меня на примете одна… дамочка. Мне нужна твоя помощь, не связанная с убийствами, хотя в них ты тоже чудо как хороша. Белль проигнорировала сомнительный комплимент, и страх сковал её сердце. Она должна отговорить Зосо от этой затеи. Она не может забыть всех: Румпеля, Бэя, саму себя — и отправиться в новый мир, где вообще неизвестно что; но в глубине души укоренилась уверенность: если Тёмный что-то решил, он пойдёт до конца, тем более в отчаянии. Зосо молчал, отвернувшись от девушки, давая ей время всё обдумать, а Белль попыталась снова: — А тебе не приходило в голову, что у Румпельштильцхена не было никакого «особого решения» этой проблемы? И он просто был достаточно изобретательным, чтобы дурачить фей и не подпускать их близко? — Нет, — твёрдо ответил он. — Что-то должно было быть. Они слишком хитрые, действуют не напрямую, всегда через кого-то, исподтишка, а главное — их слишком много. Глаза Тёмного лихорадочно блестели бессильной злостью. Белль помолчала и, наконец, грустно покачала головой: — Я не могу тебе помочь в этом, Зосо. Прости. — Почему? — он поднял на неё глаза, как будто не ожидал такого ответа. — Я должна позаботиться о своей семье, — она сглотнула комок в горле. — Хочу быть с ними, пока я их помню. Уверена, ты наложишь своё проклятие и без меня, раз решил так. — Да что с тобой такое? — всплеснул руками Тёмный. — Ты не хочешь поучаствовать в таком приключении? Где твой азарт? где та девушка, которую я видел тогда в замке герцога? — Я не хочу быть той девушкой, — твёрдо сказала Белль, — и никогда не хотела. — Врёшь, дорогуша, — зло ухмыльнулся Зосо и прошипел ей в лицо с отвращением: — Ты просто боишься ею быть. Ты могла бы стать величайшей ведьмой, а вместо этого используешь магию, чтобы исправить подгоревший пирожок. — Ты что, следил за мной? — возмутилась Белль. — О, совсем чуть-чуть, — не давая ей отстраниться ни на миллиметр, прошептал Зосо. — И кстати, твой прядильщик очень неплох в магии, может, мне стоит обучить и его? — Не вздумай даже приближаться к нему, — Белль со всей силы пихнула его в грудь, а на руке её зажегся огненный шар. — Вот оно! — обрадованно воскликнул Тёмный, глядя на Белль. — Глаза горят, грудь вздымается, магия так и захлёстывает… Это идёт тебе намного больше, чем образ сельской жёнушки, дорогуша. Ты способна на большее. — Уходи, Зосо, — Белль устало опустила руки, — я знаю твои игры. Со мной это не пройдёт. — Конечно же, нет… Извини, Белль. Тёмный вдруг встал к ней вплотную и провёл пальцами по лицу, убирая выбившиеся пряди. Это был неожиданно ласковый жест, но Белль помнила, как и раньше приступы жестокости резко сменялись нежностью. Это была особенность обоих Тёмных в её жизни — вечная борьба, даже с самим собой. Она прикрыла глаза, зачарованно стоя на месте, позволяя Зосо касаться её волос, лица, шеи. Он не позволял себе ничего лишнего, но почему-то это казалось ужасно интимным и неправильным. И вновь, как раньше, Белль почувствовала, будто он закрывает собой весь мир, и не остается места ни для страха, ни сомнений. А в следующую минуту она была уже одна. * * * * * * * * * * * * * * «Вот оно! Глаза горят, грудь вздымается, магия так и захлёстывает… Это идёт тебе…» — раздался чей-то громкий голос неподалёку от полянки, где Бэйлфаер ждал своего друга. Мальчик потихоньку подошёл поближе на звук голоса, и у него сжалось сердце. На поляне стояла Белль с огненным шаром в руке. С огненным шаром??А рядом с ней стоял высокий человек со странной кожей, как будто змеиной, и громко восхищался ею. Белль что-то ответила ему, слишком тихо, чтобы Бэй смог расслышать, а потом… они обнялись? Мужчина стоял спиной к Бэйлфаеру, закрывая собой Белль, и мальчик не мог сказать наверняка, что он видит. Кто этот странный человек? И вдруг воспоминание ударило его как молот — да это же Тёмный! Бэй видел его пару раз, когда солдаты герцога приезжали за новобранцами. В то страшное время Тёмный часто приезжал с ними. Всегда в плаще с глубоким капюшоном на чёрном коне. В лицо его никто не знал и желающих узнать не было. Но когда Бэйлфаеру было лет семь, он поспорил со своим другом Дугги, что выяснит, как же выглядит Тёмный на самом деле. Они были просто глупыми детьми, не осознающими опасность подобной затеи. Когда солдаты в очередной раз проезжали мимо их деревни, Бэй дождался, когда Тмный спешится с коня, подбежал к нему вплотную и заглянул под капюшон. Тёмный наклонился к любопытному ребёнку, и Бэйлфаер остолбенел, глядя на янтарно-жёлтые глаза и рептилью кожу. — Бу! — выдал он Бэю, забавляясь его испугом, и мальчик со всех ног побежал прочь, а за спиной раздавался оглушительный хохот Тёмного. Это был первый и единственный раз, когда отец на по-настоящему наорал на Бэя и наказал его домашним арестом на целую неделю. И вот пожалуйста — Белль, их милая добрая Белль, не замирает в ужасе от неожиданной встречи с таким чудищем. Она с ним спорит, а потом обнимается. И выглядит так, будто они давно и близко знакомы. Бред какой-то… Или нет? Мальчик вспомнил свои давние страхи. Как ему мерещилась Тьма в душе девушки. Позже он решил, что всё дело было в отъезде матери. Он тогда сам не свой был, вот и чудилось чёрт-те что. Белль всегда была доброй, терпеливой и заботливой с ним — Бэю не в чем было упрекнуть её, но теперь он не знал, что и думать. Тем временем Тёмный растворился в фиолетовом дыме, оставив Белль на поляне одну. Мальчик не отрывал от нее взгляда. Она тяжело вздохнула и… тоже растворилась в воздухе. По спине Бэя побежали мурашки. Забыв о встрече с Дугги, он со всех ног помчался домой, к отцу. Мальчик бежал самым коротким путём, но всё равно, когда он, запыхавшийся, оказался у дома и заглянул в окно, то увидел, что опоздал: Белль и Румпель не спеша допивали чай и разговаривали. Затем Бэй увидел, как отец с заговорщическим видом улыбнулся Белль, сел за свою прялку и взял… солому? Не успел мальчик удивиться этому странному выбору, как колесо раскрутилось, и под рукой отца солома начала превращаться в блестящий желтоватый металл — золото. Мужчина покачал получившейся нитью перед лицом, улыбаясь, а Белль захлопала в ладоши от восторга. Да что здесь происходит вообще? Бэйлфаер резко передумал немедленно бежать к отцу со своим открытием. Он тихонько отошёл от дома и углубился в лес, чтобы как следует обдумать, как быть дальше. Чем дальше он продвигался в лес, тем ужаснее ему казалось всё происходящее дома. Сомнений не оставалось: Белль — ведьма, причём, судя по тому, что она так близко знакома с Тёмным, ведьма злая. А значит, она обманывает отца, а может и вовсе заколдовала его: приворожила или контролирует его разум, заставляя прясть для себя золото. Ситуация становилась крайне опасной. Папу необходимо вырвать из когтей этой женщины любой ценой. Но как? Что может мальчик против ведьмы и Тёмного? В своих тяжких думах Бэй сам не заметил, как забрёл к Драконьему озеру. Он уселся на берегу, наблюдая за солнечными бликами на поверхности воды. — Эй, феи, если вы есть, самое время показаться и помочь мне! — крикнул мальчик куда-то в небо, но ответом ему была лишь тишина. — Ну конечно, вы же небось только принцам и принцессам помогаете… Мальчик досадливо швырнул камень в воду. Домой идти ему было страшно, но и оставлять отца одного с Белль тоже нельзя. Он тяжело вздохнул и решил возвращаться, но прежде выкупаться в прохладной воде. На улице было жарко, и мальчик с наслаждением поплыл вдоль берега, а затем нырнул, споласкивая волосы. Под водой он открыл глаза. Озеро славилось своей прозрачностью, и Бэю всегда нравилось наблюдать за рыбами, но сейчас его внимание привлекло нечто другое. Что-то маленькое и белое мягко поблёскивало на самом дне. Бэй сперва принял это за жемчужину, но, глотнув воздуха и вновь погрузившись под воду, решил, что ошибся. Этот странный предмет не был круглым. Мальчик и сам бы не смог ответить, отчего ему так сильно захотелось добыть этот предмет. Что заставляло его упорно нырять раз за разом, пытаясь достать до самого дна? Но вот наконец попытки с двадцатой его пальцы коснулись предмета и, крепко сжав его в кулаке, Бэйлфаер торжествующе вынырнул, задыхаясь и отплевываясь. Не рискуя рассматривать свою добычу прямо в воде, мальчик выбрался на берег и раскрыл ладонь. Он не сразу осознал, что именно держит в руке, но вдруг в голове вспыхнули легенды и истории, которые он слышал об этом озере. Якобы давным-давно драконы прятали на его дне свои сокровища, но когда люди начали вырезать их одного за другим, решили избавиться от такого агрессивного соседства, забрали всё ценное и переселились повыше в горы, куда удалым рыцарям было сложнее добраться, а драконам в случае чего проще их сбрасывать. Дугги горел идеей, что на дне могли затеряться какие-нибудь драгоценные камушки или монетки, забытые драконами, и часто они с Бэем мечтали о том, как найдут их и разбогатеют. Но Бэйлфаер никогда всерьез не верил в эти сказки. Даже будь они правдой, уж сколько лет прошло. Если и было что находить после драконов, то до них бы уже сто раз нашли. Но сейчас в его руке лежало то, за что можно купить целое королевство — последний волшебный боб великанов. Бэйлфаер был дитя своего времени и рос на историях об этих существах. Ему всегда было ужасно жаль великанов, погибших от рук жадных людей. Он знал и о бобах, которые великаны выращивали в садах высоко в своих владениях, и о том, как они все были уничтожены последним оставшимся в живых, дабы не раскрыть людям секрет этого волшебного растения. Но Бэй смотрел, как боб мягко переливается едва заметными вспышками под тонкой белёсой пленкой, и сомнений не оставалось — он настоящий. И лежит здесь, видимо, ещё со времен драконов… Справившись с эмоциями, Бэйлфаер начал думать, что же делать с бобом дальше. И тут его осенило: они с отцом могут сбежать в другой мир, где ведьма Белль и Тёмный не смогут до них добраться. Они могут найти мир, где магии вообще нет. Нужно только пожелать. Осталось дождаться, когда Белль уйдёт вечером на работу, и тогда он всё расскажет отцу и убедит его последовать за ним. Придумав такой замечательный план спасения папы от злодеев, Бэй повеселел. Он сунул боб поглубже в карман и отправился домой.